Название: Контрабандист
Автор: WTF Nashe kino 2026
Бета: WTF Nashe kino 2026
Канон: И. Бабель «Одесские рассказы», кинофильм «Свадьба в Малиновке» (СССР, 1967)
Размер: мини, 1593 слова
Пейринг/Персонажи: Попандопуло, Беня Крик, его сестра, её жених, налётчики, полицейские, пожарные
Категория: джен, фоном гет
Жанр: юмор, стёб
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание Кем был Попандопуло в 1904 году, явившись на свадьбу сестры короля одесских налётчиков Бени Крика.
Примечание: по некоторым подсчётам, юность Попандопуло приходится как раз на период, описанный в ранних рассказах И. Бабеля
Предупреждение: автор пытался под Бабеля, есть несколько прямых цитат в диалогах
Для голосования: #. WTF Nashe kino 2026 — "Контрабандист"
читать дальше«Вот патруль, облава,
Заштормило море.
До свиданья, пава,
Я вернуся вскоре…»
Госпитальная улица была насквозь пропитана лучами заходящего солнца, горячими и тягучими, будто мёд в облепленных осами корчагах, что привозили черноусые загорелые молдаване в лавку старого Хаима.
Из подворотни, куда стремился попасть молодой человек в тельняшке и белых штанах, едва не подметавший мостовую широкими клёшами, бодро высовывались натруженные спины загруженных величавым фарфором крепконогих столов. Столы были покрыты кусками разноцветного бархата, от яркости которого рябило в глазах, пока ноздри каждого прохожего заполнялись плотным жарким запахом выставленной на бархате снеди, а уши — натужным рёвом наёмного оркестра, почти беспрерывно наяривавшего бурлящий туш.
Молодой человек в клёшах тоже потянул носом и пошевелил пухлыми губами, сглатывая завистливую слюну. Он походил бы на сошедшего в порту матроса, но на чёрных кудрях его не было бескозырки, зато из-за уха задорно торчал алый цветок мальвы — язык весело пляшущего пламени.
Молодой человек проскользнул между столами, по возможности стараясь не шибко пялить лукавые глаза на украшенных бумажными веночками жареных индюшек, на хмельных гостей, непрерывно работавших челюстями, и на жениха с невестой, посаженных в торце первого стола из казавшейся бесконечной их вереницы.
Жених был тщедушен, ничего не ел, судорожно сжимая в руке серебряную вилку, хотя перед ним стояла полная тарелка еды, от которой он изредка поднимал потухший непонимающий взгляд. Его новенький чёрный костюм походил скорее на тот, в какие обряжают покойников. Невеста, старше его лет на двадцать, с глазами навыкате и уродливым зобом, колыхавшимся как бы отдельно от шеи, была сестрой Бени Крика, самого знаменитого главаря одесских налётчиков, прозванного Королём, и он сейчас выдавал её замуж.
Сами же его сподручники, рыцари Молдаванки, восседали тут же, на почётных местах — каждый затянут в пурпурный жилет с золотой цепочкой для часов — не дутого золота, упаси Всевышний, с завистью думал молодой человек. Широкие их плечи были облачены в рыжие чесучовые пиджаки, а лаковые туфли сияли ярче небесной лазури.
Набравшись храбрости, пришедший незнакомец тронул одного из этих великолепных аристократов за чесучовое плечо, пока оркестр на минуту-другую смолк. Тот нетерпеливо повернулся, проткнув юного нахала взглядом черных глаз, будто заточкой, а это был знаменитый Моня Телеграфист. Тогда пришлый негромко, но настойчиво объявил:
— Я извиняюсь, но меня послала тётя Хана с Костецкой. Она хочет кое-что передать Королю.
Беня Крик поднялся из-за стола, едва Моня Телеграфист ему мигнул. Он остро оглядел с головы до ног потупившегося молодого человека и отошёл с ним под сень громадного карагача, росшего в углу двора и служившего приютом для доброй сотни воробьёв, пирующих сейчас на свой лад и пьяных от счастья.
— Я знаю тётю Хану, — с некоторым раздражением проговорил Беня, когда молодой человек повторил ему то, что уже сказал Моне. — Дальше.
— Тётя Хана велела передать вам пару слов.
— Ну хорошо, — нетерпеливо пожал плечами Король. — Что это за пара слов?
— Тётя Хана велела передать, что вчера в участок приехал новый пристав.
— Эту новость я знал ещё позавчера, — усмешка чуть искривила твёрдый рот Бени. — дальше.
— Пристав собрал участок и сказал шпикам речь. Мы должны схватить Беню Крика и всю его шайку, вот что сказал он. Нами должен править государь император, а не какой-то там Король.
— Новая метла чисто метёт, если ты этого ещё не выучил, мальчик, — ответил Беня несколько мягче. Он прекрасно видел, что молодой человек, хоть и хорохорится, как желторотый воробей перед остроклювым вороном, но робеет. — Пристав хочет облаву на меня, я это знаю. Дальше.
— А знаешь ли ты, когда он хочет облаву, Король?
— Облава будет завтра.
— Король, она будет сегодня, — быстрым горячечным полушёпотом закончил молодой человек.
— Хо, — Беня в раздумье коснулся тщательно подбритых усов. — Это сказала тётя Хана?
— Так она и сказала, Король, а пристав сказал, что сегодня, когда Король выдаёт замуж свою сестру, и все его люди будут на этой свадьбе, тогда и нужно сделать облаву. Но шпики — они начали бояться и говорить, что если делать облаву сейчас, когда у Бени праздник, то Бени сильно, очень сильно рассердится, и прольётся много крови. Не крови пристава, а их крови, Король.
Беня снова в раздумье провёл пальцами в перстнях по своим усам и кивнул:
— Кровь хлынет потоком и затопит Госпитальную улицу, мальчик. Но я сделаю так, чтобы крови не было. Скажи тёте Хане, Беня знает за облаву.
Молодой человек понял, что аудиенция окончена, и с большой неохотой принялся отступать, пятясь промеж столов. Наконец, когда это перестало казаться невежливым, он развернулся и зашагал к подворотне. А за его спиной раздавались крики «Горько!» и звон золотых монет, перстней и ниток коралловых бус — их бросали на серебряные подносы хмельные гости, щедро одаряя новобрачных.
«Эх, — подумал молодой человек, невольно обернувшись. — Эх…»
Но ни за какие несметные сокровища Голконды он не хотел бы сейчас оказаться на месте оцепеневшего от тоски тщедушного жениха в чёрном похоронном костюме.
Он снова оглянулся, чутким ухом уловив позади отчётливые и быстрые, хотя едва слышные шаги. Его обгоняли трое налётчиков Короля — не те аристократы, что всё ещё сидели, развалясь, за свадебным столом, кричали «Горько!» и бросали на звенящие подносы золотые перстни, сорванные с грубых пальцев. Нет, то была молодая поросль, «шантрапа», как говорила про таких тётя Хана, сухая и сморщенная, как фасолевый стручок, древняя, как свиток Торы. Молодые люди, решительно обогнавшие посторонившегося молниеносно чужака, хоть и были щёголями, но карманы их развевавшихся чесучовых пиджаков оттопыривали тяжёлые браунинги — на это у юного контрабандиста глаз был намётан.
Немного обождав для приличия, он устремился туда же, куда и они, — к полицейскому участку. Ядовито-зелёная крыша, выкрашенная к приезду нового пристава в цвет проклюнувшихся салатных ростков, уже проглядывала меж других крыш Госпитальной улицы, будто шляпка безвкусно разряженной барышни, высокой, как пожарная каланча.
Прислонившись к гладкому стволу столетнего платана, с тихим шуршанием ронявшего на мостовую разлапистые листья, молодой человек терпеливо выжидал, что же будет дальше, — выжидал так неподвижно и немо, что облезлый рыжий кот, возникший из ближней подворотни, смело подошёл к нему и обнюхал отвороты клёшей. Но кот немедля утёк обратно, скрежетнув задними лапами по тротуару, когда от участка так же стремительно прошли три молодых бандита, направляясь обратно ко двору Короля.
Ещё несколько минут протекли для контрабандиста в томительном тревожном ожидании — но вот своим почти звериным чутьём он уловил в терпком вечернем воздухе явственный, — словно привкус рома в горячей горечи глотка кофе, — запах гари.
Ещё через пять минут в участке началась настоящая паника. Раздались истошные крики: «Пожар!», «Горим!». Над зелёной крышей участка взвился, словно салютуя, узкий жаркий язык пламени, и воздух тут же прорезал отчаянный женский визг.
И вот злополучный участок исправно и весело затрещал, пылая со всех четырёх сторон. Из окон летели сундуки и целые сейфы с секретными бумагами и важными уликами, городовые носились вверх и вниз по задымлённым лестницам, тряся животами.
Собралась восторженно гудящая толпа, где каждый долдонил своё, но тушить участок никто не собирался. Наконец примчалась, исторгая истерический звон, пожарная линейка, но в ближайшей колонке не оказалось воды. Враз будто похудевшие шпики бессмысленно суетились, мешая пожарным. Пристав — новая метла — деревянными шагами перешёл улицу и встал почти что рядом с подпиравшим платан молодым контрабандистом.
Тот ещё немного смирно постоял, наблюдая, как пристав страдальчески покусывает нафабренные усы, и очень осторожно отступил к следующему платану, потом к следующему — и так, пока не закончились платаны и тротуар. Тогда он повернулся и торопливыми шагами направился туда, где как ни в чём не бывало продолжал гулять свадьбу сестры Король.
По пути его начал разбирать смех, и он вошёл во двор, где изрядно выдохшиеся контрабасы, скрипки и тубы упорно продолжали наяривать туш, пронзая лиловый бархат неба хриплыми звуками. Приближалась брачная ночь, и сестра Короля Двойра начала бросать плотоядные взгляды на тоскливо съёжившегося рядом с ней жениха.
— Король, — уже без обиняков выпалил юный контрабандист, вынув из-за уха увядший цветок мальвы и бросив его на каменные плиты. — Король, вы таки не поверите, но участок гори, как церковная свечка!
И он наконец радостно захохотал во всю свою молодую глотку. Хохот этот подхватил весь Королевский двор, все гости, он перекатывался от стола к столу, будто яростный шторм, переходящий в исступлённый рёв. А налётчики Короля грохотали кулаками по крышкам столов, так что фарфоровая посуда жалобно звенела, подпрыгивая на бархате, залитом розовым вином, словно свежей сукровицей.
Наконец Король вскинул руку, и все мало-помалу успокоились, даже Маня Помидориха, прародительница целой семьи налётчиков, перестала заливисто свистеть, подражая городовым. Так с переменой ветра шторм в бушующем море, как по волшебству, сменяется штилем, а буйство волн — зеркальной ровной гладью.
— Точка и ша, господа, — торжественно провозгласил Король, и из-под накрахмаленной манжеты на запястье его воздетой кверху руки сверкнул бриллиантовый браслет. — Пусть даже новый пристав захочет приписать к этой точке запятую, — он усмехнулся под новый взрыв смешков, уже не таких громких.
Король повернулся на каблуках, прямо и испытующе уставившись в загорелое лицо молодого контрабандиста, тут же побледневшее от волнения. Тот почувствовал, как ледяные пальцы страха касаются его вспотевшей спины под тельняшкой, словно искривлённые пальцы изуродованной болезнью Двойры.
— Может быть, ты желаешь сменить профессию, мальчик? — с прежней усмешкой осведомился Король, лёгким кивком указывая на крайний стол, за которым восседали молодые бандиты, не так давно вернувшиеся от сгоревшего участка. — Клянусь, ты не пожалеешь об этом.
И юный контрабандист, зачарованно глядя на него и пачкая белые брюки в пыли двора, опустился на одно колено и низко склонил чернокудрявую голову, будто оруженосец, посвящённый монархом в рыцарское звание. Гости вновь заревели и засвистели — так, что со старого карагача в панике взметнулась стайка воробьёв, было успокоившихся.
— Как тебя зовут? — с некоторым любопытством в твёрдом, как сталь меча, голосе осведомился Король.
— Попандопуло, — хрипло отозвался контрабандист, вскинув сияющие глаза.
***
Попандопуло станет налётчиком и фальшивомонетчиком, вором в законе, чтобы спустя почти двадцать лет попасть в адъютанты пана атамана Грицана Таврического — и сбежать от красных конников Котовского в Турцию, где и затеряются его шальные следы…
«В Одессе жил — купался в море я Чёрном...
Знали на пляже все меня...
Куплеты пел — играть умел на гитаре...
Любовью я играл — шутя.
Картина ясная — любовь несчастная...
А сердце страстное - горит в груди...
Картина ясная — Одесса красная...
И мне с Одессой той — не по пути!»