Путь во Тьму
IV. Учитель и ученик
IV. Учитель и ученик
— Император мёртв.
Люк слышит собственный голос и сам удивляется тому, как ровно он звучит. Прислушивается к своим ощущениям: радость?.. Облегчение?
Нет.
Почему он не испытывает ничего из того, что, как был уверен, испытает после смерти императора Палпатина?
Вместо облегчения и радости в груди разливается только странное, холодное, мстительное удовлетворение. Ты ошибся, император Палпатин… Дарт Сидиус. Ты ошибся — а мой отец был прав.
Мы одержали победу.
Сила двух… сила двух…
Твой ученик предал тебя, Дарт Сидиус. Предал, как ты в своё время предал его.
А мы с отцом обещали во время своего мысленного общения, что не предадим друг друга, — и сдержали слово.
Сила двух…
Отец медлит с ответом, глядя на Люка сквозь маску и, похоже, давая ему возможность осмыслить свершившееся. Отец понимает… понимает, что он чувствует.
А может, и слышит его мысли. В конце концов, их связь воистину сильна.
Сила двух…
Сколько всего можно вспомнить за несколько галактических секунд... Сколько всего можно вспомнить за несколько галактических секунд, данных тебе на размышления. Люк вспоминает, как отец привёл его в тронный зал Палпатина — доверившегося, как и было уговорено, добровольно сдавшего световой меч и позволившего заковать себя в наручники…
«Всё согласно моему замыслу…»
Когда Палпатин произнёс эти слова, Люк едва не поверил, что он говорит правду. Один процент из ста; одна сотая вероятности, что отец его предаст.
«Тогда я выберу смерть. И умру как джедай».
От императора исходила тьма — словно приливная волна во время шторма, сметающая всё на своём пути, словно излучение от чёрной дыры. Тьму отца Люк тоже чувствовал — но она ощущалась совсем иначе.
Тьма Дарта Вейдера притягивала. В неё хотелось погрузиться, впустить её в себя…
В отцовской тьме были чувства. Гнев, боль, скорбь… Была пустота, которую — Люк чувствовал — можно заполнить. Которую он жаждал заполнить собой.
Во тьме Дарта Сидиуса не было ничего. Жажда власти, безграничной, всеобъемлющей власти… И всё.
Воистину — чёрная дыра.
Чёрные дыры поглощают всё вокруг.
Чёрная дыра не должна разрастаться в центре галактики. Не должна… ею править.
«Ты хочешь дотянуться до своего меча, верно? Убить меня? Так сделай это. Позволь своему гневу выйти наружу… он придаст тебе сил…»
В тот миг Люк отчётливо понял: один на один ему Палпатина не победить. И если… если отец не поможет…
Выбрать смерть тоже будет не так просто. Палпатин не хочет его убивать, он хочет склонить его, охваченного гневом, во Тьму… сделать своим учеником…
…и — сделать с ним то, что когда-то сделал с молодым Энакином Скайуокером. И много большее — отец слишком быстро стал таким, как сейчас, а Люка император калечить не собирается…
«Ты же не предашь меня, отец? Ты поможешь мне его убить… или хотя бы убьёшь меня?»
Хотя бы это. Если в последний миг отец не решится предать Сидиуса — хотя бы это.
«Сделай это, Люк. Император прав. Гнев придаст тебе сил».
Мысли отца. Разумеется, сейчас, перед лицом императора, он даже телепатически не сказал бы большего — сейчас Сидиус запросто может подслушать их разговор через Силу…
Говорит ли отец то, что говорит, следуя их общему замыслу? Или же единственный процент из ста оказался верен, и на самом деле он всё это время был верен Дарту Сидиусу?
Тьма, исходившая от императора, не успокаивала, в отличие от отцовской. Она мешала мыслить здраво, грозилась лишить воли…
«Я сделаю это. Я верю отцу. А если — если — он предаст не императора, а меня, я просто умру. Я всё равно не стану служить Сидиусу».
Выставить ладонь. Собственный световой меч, висевший на поясе у отца, ложится в руку… одним прыжком перенестись через зал к трону…
«Очень хорошо, мой мальчик…»
«Я не твой мальчик, ты, проклятие галактики!»
Вслух Люк этого не сказал. Лишь занёс меч…
Два алых клинка вспыхнули в ответ.
И один из них — клинок Дарта Вейдера — скрестился не с зелёным, а с таким же алым.
Ярость. Ярость императора, настоящий взрыв ярости; теперь он ощущался не просто засасывающей чужой разум чёрной дырой. Короткая, полная радости и вины мысль — отец не предал меня, как я мог хоть на миг в нём усомниться…
…и вслед за ней другая — отец был прав.
Даже вдвоём мы не одолеем его с лёгкостью.
«Ты правда думал, что я не слышу твоих предательских мыслей… мой ученик?! Ты пытался убить меня ещё в самом начале…»
«Но ты всегда был уверен в своём могуществе, — ответный голос Вейдера. — Уверен, что даже если я тебя предам, ты победишь».
«Так и будет! Ты и твой сын — вы либо умрёте здесь оба, и я найду себе нового ученика… либо тот из вас, кто выживет, будет служить мне вечно! Будет, будьте уверены… будьте уверены — оба…»
«Никогда. Я скорее убью себя сам, чем стану служить тебе, твоё величество».
Люк снова подумал это, не говоря вслух. Но почему-то был уверен, что император слышит его мысли — хотя он не обращается к нему телепатически.
Вспышки клинков… скрещиваются с характерным звуком лазерные лучи…
Собственный меч вылетел из руки, когда от удара Силой, направленного ладонью императора, Люк прокатился по полу. Возможно, следовало взять клинок в левую; вероятно, протез, который для него изготовили, оказался не слишком хорош…
Люк даже не успел притянуть меч к себе Силой — тот канул в шахту. Подняв голову, увидел, что меч отца тоже валяется на полу…
«Я ведь знаю твою слабость перед молниями Силы, лорд Вейдер… мой неверный ученик… Что ж. Трудно решить, кто из вас двоих сильнее — хоть я и пытался это понять, пока мы сражались, — но в одном твой сын точно будет мне полезнее тебя».
В одном.
В том, в чём теперь бесполезен Сидиусу отец.
Не Силой, заключённой внутри.
Молодостью и красотой.
Слабость перед молниями Силы… слабость перед…
Ну конечно. Отцовский костюм. Он…
«Нет!..»
Люк взвился с пола. Вновь вихрем пронёсся через зал, заслоняя собой отца. Вспомнил то, что однажды рассказывал ему учитель Йода: как поймал молнию Силы, выпущенную учеником ситха, в ладонь и погасил…
Разумеется, Люк снова забыл о том, что было у учителя Йоды — и чего не было у него.
Не о больших знаниях, опыте или Силе.
О той же слабости, что была и у его отца… хотя у него — в меньшей степени.
Разумеется, он забылся и поймал молнию Сидиуса правой рукой.
Протезом.
Ослепительная боль, взметнувшаяся вверх по руке…
Он умрёт?.. Но, может, отцу всё же удастся…
Боль внезапно стихает — хотя протез, кажется, больше не действует. Возвращается сознание…
«Люк! Действуй! Сейчас!»
Люк снова поднялся с пола — и увидел, что отец держит Сидиуса Силой в воздухе, а тот пытается вдохнуть через пережатое горло.
Это не продлится долго… отец долго не сможет — не с императором… тот вот-вот освободится…
Меч. Свой утерян — уже во второй раз, — отцовский закатился одни демоны знают куда…
…Меч императора!..
Бросок. Раскрыть ладонь — левую, на то, что справа, не хочется даже смотреть, там, похоже, уже ничто не работает и осталась только боль в сенсорах оплавленного протеза, — поймать в неё чужой меч…
…Нанести удар — в тот самый миг, когда отец отшатнулся и согнулся пополам, будто временно истратив все силы, а ноги императора вновь коснулись пола.
Будь ты проклят, твоё величество. Будь проклят до скончания веков, до того мига, когда схлопнется эта Вселенная. Будь проклят за то, что сделал с моим отцом, что хотел сделать со мной… за ложь о моей матери, за страдания разумных и неразумных существ во всей галактике…
Как же я тебя… как же я тебя ненавижу…
…И вот — император мёртв. Лежит на полу безжизненной грудой, а рукоять его меча всё ещё зажата у Люка в левой руке.
И отец, вновь собравшийся с силами и восстановивший дыхание, стоит напротив.
— Да, — Вейдер наконец подаёт голос. — Я горжусь тобой, сын. Всё воистину согласно замыслу… но не его. Моему.
— Ты хотел, чтобы смертельный удар нанёс именно я, — Люк говорит медленно, обдумывая и подбирая слова. — Да?.. Охваченный гневом и ненавистью… в идеале — мечом самого императора…
— Мечом ситха. В идеале — да, хотя я рассматривал и другие возможности. Но всё получилось, верно? И гнев воистину придал тебе сил.
— Да, — возражать не имеет смысла; отец прав. — Но больше, — Люк взглядывает на чужой световой меч в левой руке и снова чувствует вспышку жгучей ненависти, — я сражаться его мечом не хочу. Чьим угодно, но не его.
Едва заметный кивок Дарта Вейдера.
— Это твоё право. На твоём месте я бы, скорее всего, поступил так же — да и сам не испытываю желания владеть мечом Сидиуса.
— Тогда пусть отправляется вслед за моим!
Ненависть к уже покойному императору — и к его мечу — на миг затмевает разум. Бросок — резкий и сильный; серебристая рукоять летит в сторону шахты…
…Отец выставляет ладонь — и меч императора, так и не канув в пропасть, прилетает в неё.
— Погоди. Я понимаю твои чувства, но почему бы тебе — тому, кто убил Сидиуса этим мечом, — не оставить его себе как трофей? К тому же, на данный момент собственного меча у тебя нет. Лучше носить оружие побеждённого врага — пусть временно, — чем быть безоружным.
Несколько широких тяжёлых шагов — и отец оказывается совсем рядом с Люком. Протягивает ему императорский меч.
Близость отца. Волны тьмы, исходящие от него, — не тьмы императора, иной, желанной, манящей тьмы… волны Силы…
…волны чего-то ещё — во что так хочется окунуться с головой…
— Да, — снова соглашается Люк, забирает ненавистный меч и вешает себе на пояс. — Ты прав. Проклятье, — он оглядывается на шахту, и смешок, вырвавшийся у него, звучит неожиданно зло — будто усмехнулся кто-то чужой, незнакомый Люку Скайуокеру. — Я уже второй раз теряю меч…
Приглушённый звук из-под маски Вейдера. Люк впервые слышит его не мысленно, но уже знает, что это тоже смешок.
— Я в твоём возрасте, — большая и тяжёлая рука отца, затянутая в чёрную кожаную перчатку, опускается на плечо, и по всему телу Люка прокатывается волна жара, — терял мечи гораздо чаще. Ты не представляешь, сколько раз Оби-Ван ругал меня за это.
Оби-Ван. Старый Бен Кеноби.
Как же Люк горел желанием отомстить Вейдеру после его гибели…
Но Оби-Ван лгал ему об отце. Чудаковатый отшельник, добрый волшебник, мудрый учитель — он оказался лжецом.
Он оказался тем, кто, победив отца в поединке, сделал его таким, как сейчас.
Отец имел право его убить. Имел полное право.
И злиться на отца за смерть Бена у Люка уже давно не получается.
— Ничего, — говорит Люк, поднимая взгляд на Вейдера. — Я создам новый — ещё раз. Я знаю, как создавать мечи из синтетических кристаллов. Йода меня научил.
— Йода научил тебя, как создать меч джедая, — должно быть, будь на месте маски лицо отца, Люк увидел бы, как тот сейчас хмурится. — Тебе нужен меч ситха. Ты создашь его под моим руководством.
Люк непроизвольно делает шаг назад. Вейдер убирает руку с его плеча — и замирает, снова давая возможность собраться с мыслями.
— Я ведь ещё не согласился стать твоим учеником, — голос звучит совсем тихо — но ровно. — Или ты считаешь… что я уже им стал?
Возможно ли, что так и есть? После того, как они вместе убили Дарта Сидиуса…
— Нет, — Вейдер отвечает так же ровно. — У тебя всё ещё есть выбор, сын. Можешь, — лёгкий кивок в сторону опустевшего чёрного кресла, — сразиться со мной за императорский трон. Возможно, у тебя хватит сил меня победить — особенно сейчас, после сражения с Сидиусом.
— По-твоему, мне нужен его трон?
Люк смотрит вслед за отцом на чёрное кресло — и сглатывает. Не нужен… не нужен ли?..
Власть над всей галактикой. Возможность установить в империи мир, сделать жизнь её подданных гораздо лучше, чем она была при императоре Палпатине…
Нет. Это точно не то, ради чего он поднял бы меч против отца.
— Можешь — если сумеешь меня победить — вернуться к своим друзьям-террористам, — всё тем же ровным тоном продолжает Вейдер. — Героем, рыцарем-джедаем. Воином Света.
— Воином Света, убившим родного отца?!
Снова — вспышка ярости. Почему-то Люк уверен, что Вейдер улыбается под маской — или хотя бы мысленно.
— Я не стану с тобой сражаться, отец, — он повышает голос, говорит с яростью, звучащей сейчас в его сердце, — и со стопроцентной уверенностью. — Никогда. Ты, если хочешь, можешь меня убить. Я даже не стану защищаться.
Вейдер снова делает шаг вперёд. Затянутая в перчатку рука скользит короткой лаской по загривку Люка — прежде чем упасть.
— Ты знаешь, что я не стану этого делать. Я уже говорил: я убил бы тебя только в том случае, если бы не смог иным образом спасти от службы Сидиусу. Но он мёртв — а значит, говорить не о чем.
— А ведь мы могли бы вернуться вдвоём, — проклятье, почему при этих словах собственный голос начинает звучать как чужой?! — Мы убили императора… ты помог мне его убить… А если бы тебе всё равно не простили всё то, что ты делал у него на службе, я бы ушёл с тобой в изгнание. Куда угодно… на окраину галактики…
И снова — рука отца на плече. От неё исходят тьма и спокойствие; хочется наклонить голову и приласкаться к ней щекой…
— Ты сам не веришь в свои слова, сын.
— Да, — подтверждает Люк. — Они кажутся мне правильными, но… ты прав — я в них не верю.
— Подумай сам, — голос Вейдера звучит негромко, но тяжело и веско. — Опустевший трон… грызня за власть… Думаешь, все, кто верно служил империи, с радостью примут республику и сенат, о которых мечтают твои друзья во главе с моей дочерью и твоей сестрой? Думаешь, никто не попытается занять трон Палпатина — если его сегодня же не займёт один из нас? Думаешь, никто не станет его друг у друга оспаривать? И поверь мне на слово, сын: когда ничтожества, не обладающие истинным могуществом, пытаются вырвать друг друг у друга кусок власти — как крысы в канализации, дерущиеся за пищу, — это несравнимо хуже честного поединка тех, кто обладает Силой. Хуже для всей галактики — и продлится гораздо дольше.
Люк молчит. Кажется, его дыхание сейчас шумнее, чем у Дарта Вейдера.
Возразить нечего. Отец прав… снова прав.
— К тому же, — продолжает Вейдер, — если говорить о возвращении к Свету… Слишком поздно для меня, сын.
Секунда. Другая. Утекающие в вечность галактические секунды.
Люк снова прислушивается к себе. Пытается отыскать… себя прежнего.
Радость… облегчение… лёгкость…
…убеждённость в том, в чём он был убеждён раньше, в чём его убеждали, чему его учили…
Те, кто ему врал. Бен — врал.
Лея… не отвернётся ли она, лишь услышав, что Люк согласен со словами отца — о том, что императорский трон не должен остаться пустым? А ведь они и вправду разумны…
И вместе с отцом они могут принести империи мир. Процветание.
Вместе… вместе они могут всё.
Сила двух…
— Кажется… — он снова поднимает голову, снова смотрит в бесстрастную чёрную маску, за которой скрывается лицо Дарта Вейдера, — для меня тоже поздно… отец.
Теперь уже Вейдер отступает на шаг. Он будто бы становится ещё выше — хотя это, разумеется, невозможно, — нависает над Люком чёрной скалой…
— А тогда, — отец не повышает голоса, но Люку кажется, что он тоже начинает звучать громче, — принеси мне присягу как ученик. Прими свою судьбу — ту, что я для тебя предвидел.
Секунда промедления. Люк проводит языком по сухим, как песок Татуина, губам.
— Как… как я должен это сделать? Есть какой-то ритуал?
— Встань на колено. Дальше — слова сами придут из твоего сердца.
Выбор есть всегда. Выбор есть всегда…
«Отец дал мне выбор. Всегда давал. И я его делаю».
Опуститься на правое колено. Склонить голову; в чёрных блестящих сапогах отца, кажется, вот-вот отразится его лицо…
Пещера на Дагобе. Тьма, которую, как говорил Йода, Люк в себе так и не победил…
Вот только стоило ли её побеждать, учитель Йода? Может, и ты мне лгал? Может, тьму стоило просто… принять?
— Отец… — на миг горло перехватывает, но тут же голос снова крепнет и звучит увереннее, чем прежде, — я клянусь тебе в верности как твой ученик. Твоя судьба — моя судьба. Я твой… душой и телом… навеки.
Простые слова. И вслед за ними ничего, вроде бы, не происходит…
Мгновение — и тьма будто накрывает Люка тяжёлым, неподъёмным одеялом. Долю секунды ему будто бы хочется её скинуть, кажется, что он задыхается под невыносимой тяжестью…
Ещё мгновение — и тьма проникает внутрь, растекается по телу вместе с пронизывающими его нитями Силы. Тьма Дарта Вейдера становится частью Люка Скайуокера… неотъемлемой, неотделимой…
Всё хорошо. Всё как надо. Всё как должно было быть.
Наконец-то…
— Я не думал, что будет… так, — всё ещё стоя на одном колене, Люк решается поднять на отца голову; слова, слетающие с губ, кажутся как нельзя более глупыми, но Вейдер, похоже, всё понимает. — Думал… просто… у меня ведь уже были учителя, но…
Бен. Йода. Они были… просто учителями.
Просто теми, кому Люк доверял и чьей мудростью восхищался.
Но… сейчас…
— Всё иначе, да? — голос Вейдера звучит до странности ласково; его рука ложится сыну на голову, начинает перебирать волосы, и Люк для устойчивости встаёт на оба колена. — Связь учителя и ученика. Когда твой учитель — джедай, ты просто внимаешь его наставлениям… если сам того желаешь. На Тёмной стороне влияние учителя на ученика гораздо сильнее. Даже если ученик учителя ненавидит.
— Это не про нас с тобой, отец…
— Да. Это — не про нас.
Пальцы отца перебирают волосы…
— Согласно обычаю, — прерывает молчание Вейдер, — сейчас я должен дать тебе новое имя. Имя ситха.
Отец говорит, что должен, — но не делает этого немедленно. Выбирает Люку будущее имя? Или…
…или они сейчас думают об одном и том же?
— Это обязательно? — чуть помедлив, негромко спрашивает Люк. В груди поднимается волна протеста, и он усилием воли подавляет её; если и впрямь обязательно, то…
…Если обязательно — это точно не то, из-за чего он станет перечить своему отцу и учителю.
— Нет, — как всегда понимая его чувства, Вейдер едва заметно качает головой. — Просто обычай, которому следует большинство ситхов — но ты прав, не все. Новое имя — символ новой жизни… Но некоторые предпочитают оставить себе прежнее. Это не умалит твоего могущества — ни нынешнего, ни будущего. И приняв Тёмную сторону, ты в любом случае не становишься кем-то новым — лишь принимаешь вместе с нею то, что и так было в тебе.
— Тогда я предпочёл бы остаться с нынешним именем, — тихо говорит Люк; рука Вейдера всё ещё лежит на его затылке. — Кто дал мне его? Ты — не мог, ты не знал, что я родился… Мать? Она — успела?
Секунда молчания. Вейдер будто прислушивается к чему-то в Силе — к отголоску далёкого прошлого, которое сумел прозреть только сейчас.
— Да. Падме. Успела… за миг до того, как умереть.
— Почему она умерла? — наверное, уже пора встать с колен, но Люк всё ещё стоит на них — не желая выворачиваться из-под руки отца. — Родами? Но это было возможно только если она рожала на одной из отдалённых планет… без должной медицинской помощи…
— Это было не так. Все эти годы я не мог прозреть момент её смерти, но сейчас, когда Сидиус мёртв, а ты рядом со мной, — сейчас вижу. Она была ослаблена душевно… расстроена из-за меня — да, как я тебе уже говорил, я был отчасти виновен, но всё же по большей части виной были обстоятельства, мы с ней не успели нормально поговорить…
Пауза. Вейдер опускает руку с загривка Люка на плечо — и внезапно сжимает его так, что под одеждой, должно быть, моментально начинает наливаться синяк.
— Он. Сидиус. Он воспользовался её душевной слабостью… нашей с ней связью… и с помощью тайных древних практик сумел вытянуть из неё жизнь и влить в меня. Я ведь тоже был на грани смерти — после поединка с Оби-Ваном… Но выжил бы и без этого. Дарт Сидиус просто не хотел, чтобы Падме была жива. Нет, едва ли он боялся, что ей удастся вернуть меня к Свету, но… Она давала мне силу. Даже самим фактом своего существования, даже если бы от меня отвернулась… А будучи слишком сильным — даже душевно, не физически, — я был бы для него опасен.
Гнев отца. Он передаётся Люку, отражается в нём, укрепляется…
— Но сейчас Сидиус мёртв. У нас получилось, отец. Мы отомстили. За неё… за тебя… за всех.
— Да.
Короткое молчание. Хватка отца на плече становится не такой болезненной.
— Пусть у тебя остаётся имя, данное ей, — почему-то несмотря на то, что Вейдер уступает желанию Люка, его слова звучат как не подлежащий обжалованию приговор. — Между мной и тобой это всё равно ни на что не повлияет, мой сын и ученик. А для подданных империи ты станешь лордом Скайуокером.
Лорд Скайуокер.
Люк понимает, что ещё совсем недавно он рассмеялся бы этому словосочетанию.
Тёмная сторона ничего в тебе не меняет. Не меняет тебя.
Принимая её, ты лишь принимаешь истинного себя…
Повинуясь порыву, Люк чуть подаётся вперёд — и прижимается щекой к бедру отца. Он же… он же имеет на это право?..
«Имеешь. Ты имеешь право на всё. Только ты, сын».
Эти слова звучат мысленно. Вейдер снова начинает поглаживать его по затылку, будто успокаивая; Люк блаженно прикрывает глаза и, чтобы лучше удержать равновесие, кладёт на бедро отца левую руку…
— Ваше ве…
Проклятье!..
Гнев и ярость взрываются сверхновой. Кто… кто посмел потревожить их в такой момент?..
Хотя мудрено ли… Едва ли двери тронного зала были заперты. По правде говоря, им ещё повезло, что их не потревожили раньше.
Одним прыжком Люк взвивается на ноги. Рука сама собой ложится на рукоять светового меча — меча Дарта Сидиуса, — он разворачивается к двери…
— Простите, лорд Вейдер, — человек в офицерской форме — кажется, в форме одного из офицеров высшего состава, — делает шаг назад. — Я… не вовремя? Я помешал? Я могу уйти…
«Помешал»? Что он имеет в виду, этот офицеришка?
За кого он вообще принял Люка — за отцовского наложника?
«Успокойся, сын».
Вейдер делает едва заметное движение рукой — и Люк, поняв, отступает на полшага назад, становится у его плеча. Что ж, раз отец не собирается убивать этого человека на месте…
Значит, он полезен.
Значит, свой гнев Люку тоже придётся сдержать.
— Вы и впрямь не вовремя, адмирал Пиетт, — ровно звучит низкий глубокий голос отца, — но раз уж явились, можете войти. Всё равно мне в скором времени потребовалось бы с вами переговорить.
— Да, мой лорд.
Офицер — адмирал, адмирал Пиетт — делает несколько шагов ближе. Наконец видит тело мёртвого императора — на первый взгляд оно кажется грудой сваленной одежды…
— Мой лорд… прошу простить мою дерзость… что здесь…
— …произошло? Я скажу вам, адмирал. Скажу правду, — Вейдер едва заметно повышает голос, и тот эхом отдаётся от стен зала, — как одному из вернейших подданных империи. К моему величайшему прискорбию, вынужден сообщить, что император Палпатин повредился рассудком. Он собирался использовать Звезду Смерти на каждой из обитаемых планет — уничтожив таким образом всю разумную жизнь в галактике.
Дарт Сидиус не собирался этого делать. Совершенно точно не собирался.
Но Люк не может не признать, что ложь, придуманная отцом, определённо хороша.
— Мой лорд… простите, мне дозволено задавать вопросы?..
— Да. Сегодня — да, адмирал.
Нужны сторонники. Нужны верные люди.
Судя по всему, этот адмирал — тот, кто может стать одним из них.
— Простите, мой лорд, но если уничтожить всю разумную жизнь… кем же, в таком случае, император собирался править?
— Вы пытаетесь постичь логику безумца?
Люк чувствует: он должен помочь отцу. Помочь убедить адмирала.
С помощью Силы можно воздействовать на слабые умы… Бен учил его… у него хорошо получалось — как тогда, с прислужниками Джаббы Хатта в его дворце…
Он пытается. Привычная попытка ментального воздействия…
Не получается. Вообще.
И вовсе не потому, что разум адмирала Пиетта слишком силён. И Сила в Люке по-прежнему велика, он её чувствует…
Просто — не получается.
Демоны и преисподняя!.. Какого?!..
Не получается внушить… мягко внушить, как учил Бен…
…но внезапно приходит осознание: получится запугать.
Не мягкое внушение. Воздействие страхом.
«Бойтесь не поверить, адмирал. Бойтесь не поверить моему отцу — и мне».
Вот теперь — получилось. Люк отчётливо ощущает: получилось.
— Да, — говорит тем временем адмирал; попытка ментального воздействия заняла буквально долю секунды. — Прошу меня простить. И если мне дозволено будет сказать…
— Прекращайте уже, — ровный голос Вейдера в ответ. — Я сказал: сегодня можете говорить всё, что думаете.
— Да, мой лорд. Сказать по правде… мне уже некоторое время казалось… что у императора Палпатина не всё в порядке с рассудком. Разумеется, я гнал от себя подобные мысли…
— Разумеется, адмирал. Повторюсь: вы — один из вернейших подданных империи. И продолжали служить, как того требует ваш долг. Но Палпатин дошёл до того состояния, когда безумцев следует останавливать — во благо самой империи.
— Вы правы, мой лорд. Но…
— …Но — это не смогли бы сделать ни вы, ни кто угодно другой. Даже восстань вся армия… Никто из тех, кто не обладает Силой.
Адмирал молча склоняет голову в поклоне. Он не разбирается в Силе, Люк это чувствует…
…но он верен.
Не императору. Империи.
И — Дарту Вейдеру.
— Император был безумен, — продолжает отец, — но Сила была и в нём. Разумеется, вы не знали… Но это так. Мне и моему сыну, — тяжёлая рука опускается на плечо Люка, и адмирал нерешительно переводит взгляд на него, — с трудом удалось вдвоём остановить безумца.
— Мой лорд, — Пиетт сглатывает; Люк видит, как дёргается его кадык над безупречно отглаженным и накрахмаленным до хрустящей твёрдости воротничком. — Я… простите, я не знал, что…
— …что у меня есть сын. До недавнего времени я сам этого не знал. Террористы прятали его от меня — за что в своё время будут покараны со всей строгостью.
— Разумеется, мой лорд. Тогда… я осмелюсь заметить… — быстрый взгляд с Вейдера на Люка и обратно, — что вы двое — спасители империи.
— Да. И вся империя должна об этом узнать. А поскольку иного наследника у безумного императора не было, я по праву займу его трон.
— Конечно, мой лорд. Осмелюсь сказать, в империи найдётся немало тех, кто в последнее время считал императора Палпатина безумцем… Я говорю не про террористов. Сомневающиеся в ясности его рассудка были и среди тех, кто, несмотря на все сомнения, никогда не посмел бы восстать…
— Понимаю, адмирал. И, как я уже сказал, в любом случае восстание было бы бессмысленно.
— Как скажете, мой лорд. То есть… то есть, ваше ве…
— Отставить, — возможно, адмирал и не улавливает изменений в голосе Вейдера, но Люк слышит: он звучит чуть резче. — Лорда Вейдера достаточно — как и прежде. Те титулы, что на словах, — не истинная власть, несущая процветание империи, а лишь пустой звук.
— Да, лорд Вейдер. Я хотел сказать — несмотря на то, что в последние годы к императору Палпатину никто не питал особой любви, даже среди верноподданных могут оказаться немногие, кто решит…
— …что я просто захватил трон и лгу о безумии покойного? Разумеется, могут. И окажутся. Полагаю, адмирал, вы не хуже меня знаете, как следует поступать с предателями и дезертирами?
— Да, мой лорд.
— Само собой, нужно будет сделать видеозаявление для подданных империи. Думаю, будет лучше, если я появлюсь на нём вместе с сыном.
С сыном, чьё лицо не спрятано ни под маской, ни под капюшоном.
Да, понимает Люк. Так доверия со стороны подданных будет больше.
И большинство из них впрямь с радостью примет новую власть — даже Дарта Вейдера. Новой власти — любой — всегда верят больше, чем старой. А кто до сегодняшнего дня ненавидел отца — так ли сложно будет поверить, что прежде он лишь исполнял приказы покойного императора?
Новой власти всегда верят больше… и надо, чтобы поверили — прежде, чем она укрепится…
— Да, лорд Вейдер. Простите, изначально я шёл сюда, чтобы сообщить, что нам до сих пор не удалось обнаружить базу террористов — но в скором времени мы, разумеется…
Террористов. Повстанцев. База, на которой находится Лея… Хан… все остальные…
— Координаты базы — в памяти моего бортового дроида, — Люк слышит собственный голос — почти такой же ровный, как у отца. — Его не взломать — он среагирует только на меня, — но я их предоставлю.
«Отец. Там Лея».
— Среди террористов находится принцесса Лея Органа, — говорит Вейдер Пиетту, мысленно дав понять Люку, что услышал его. — Она нужна живой и невредимой. Ни один волос не должен упасть с её головы, вы поняли, адмирал?
— Так точно, мой лорд.
Люк практически уверен, что адмирал — он боится отца, и боится недаром, но он далеко не дурак, — понял больше, чем говорит вслух.
Разумеется, просто о предводительнице повстанцев, принцессе уже несуществующей планеты, лорд Вейдер не стал бы беспокоиться.
И раз до недавнего времени террористы прятали от лорда Вейдера сына, значит, прячут и…
— Если окружить базу, — Люк снова подаёт голос, — и выйти на связь с подготовленным ультиматумом, Лея без раздумий сдастся в плен, чтобы защищить своих людей. Я хорошо её знаю.
«Я сам поступил бы так же. Поступил бы… ещё совсем недавно».
— Да… — Пиетт смотрит на него и делает короткую заминку, прежде чем произнести привычное, — мой лорд.
Похоже, он уверен, что Люк шпионил среди повстанцев для отца. Что ж, пусть будет так.
— Я могу записать видеосообщение, — Люк взглядывает на отца, и тот коротко кивает. — Мне Лея поверит быстрее.
Если поверит. Но — у неё ведь не будет выбора, верно?
Она сдастся, чтобы защитить остальных. А дальше всё будет просто; им просто нужно будет поговорить втроём. Лея не сможет пойти против отца и брата — против своей единственной родни.
— С позволения… моих лордов, я всё подготовлю и отдам соответствующие распоряжения.
— Ступайте, адмирал. И можете гордиться, сегодня вы стали свидетелем эпохальной сцены — когда мой сын приносил мне присягу.
— Да, лорд Вейдер. Я… я горжусь.
Он и правда гордится. Боится — и гордится.
Адмирал отдаёт честь и уходит. Они снова остаются вдвоём — не считая мёртвого Палпатина.
— Лея может потребовать восстановления сената, — говорит Люк, поднимая взгляд на отца. — И помилования для своих людей… особенно для Хана. Она… она его любит.
— Хан Соло… Он один из имперских офицеров-дезертиров, так?
— Всё верно. Изначально он дезертировал даже не ради того, чтобы присоединиться к восстанию, — он освободил рабов-вуки на одной из планет. Работавших в имперской шахте. На этом его карьера была кончена.
— Что ж. Можно будет дать Лее её игрушки… хотя бы поначалу. Сенат… простить и восстановить в должности любовника… Что скажешь, Люк? Хан Соло согласится снова служить империи?
— Хан пойдёт куда угодно за Леей, — уверенно отвечает Люк. — Главное — она.
— Да. Что до сената — позже, когда Лея тоже познает мощь Тёмной стороны, сенаторы либо станут куклами, которых она будет дёргать за ниточки… либо она их сломает — как всегда ломают надоевших кукол.
— Да, — эхом повторяет за отцом Люк.
— Ты пытался внушить Пиетту, чтобы он поверил моим словам. Я почувствовал. Сперва пытался, как учили тебя Йода и Оби-Ван, я прав?
— У меня не получилось, — Люк хмурится, и в его голосе проскальзывает тень недовольства собой. — Я не могу понять, почему… раньше получалось — и получалось хорошо… Его разум не был слишком силён. Не был защищён от моего воздействия. Но у меня не получилось.
— Мягкое внушение с помощью Силы, — почти задумчиво произносит Дарт Вейдер. — Не заставить — просто слегка подтолкнуть к определённым мыслям… Пожалуй, это единственная известная мне способность Светлой стороны, недоступная Тёмной. Если бы это было не так… было бы забавно внушить какому-нибудь террористу перестрелять собственных друзей, а затем застрелиться самому, согласись?
Неожиданно для самого себя Люк согласно хмыкает, представив эту картину — с безымянным, гипотетическим «террористом».
— Но заставить его почувствовать страх у меня получилось, — тут же говорит он, и на этот раз в голосе слышится гордость. — Ведь так?
— Да. Получилось. Внушение через страх. Это, напротив, доступно Тёмной стороне, но недоступно Светлой — как и многое другое. Думаю, адмирал поверил бы нам и без этого, но — ты молодец, что догадался, как следует поступить.
Впервые с момента смерти Дарта Сидиуса Люк осмеливается взглянуть на кисть своей правой руки. Оплавленный, почти потерявший форму, ни на что не годный протез… вплавившиеся в металл обрывки перчатки, отзвуки боли в остатках сенсоров…
Искорёженный протез вызывает такое омерзение, что хочется отсечь его от собственной плоти световым мечом.
— Тебе нужен новый протез, — отец берёт правую руку Люка двумя своими, и оплавленный кусок металла полностью исчезает в крупных ладонях. — Впрочем, думаю, понадобился бы в любом случае. Новейшие имперские технологии несравнимо лучше тех, которыми обладают террористы.
— Да, отец.
— Больше не злишься на меня за это?
Едва заметная усмешка в голосе Вейдера. Его палец проходится по тому месту, где изуродованный протез Люка прикреплён к плоти, — и от этого прикосновения вверх по руке бегут приятные мурашки.
— Мы сражались, — Люк едва заметно пожимает плечом. — Всё было честно.
— Да. Что до нового — думаю, тебе подойдёт похожий на мои. Изготавливать будут дольше, но зато изготовят действительно стоящую вещь… Пойдём в медицинский блок. Надо, чтобы с тебя сняли это — и обработали руку. Думаю, Пиетт сможет доставить твоего дроида прямо туда, чтобы ты сообщил координаты… Потом займёмся всем остальным. В том числе и похоронами бывшего императора — как бы кто к нему ни относился, а провести их придётся.
Люк кивает.
Прижимает правую руку к поясу — так в месте крепления протеза болит меньше, — и вслед за отцом покидает тронный зал.
To be continued...