ЦАРСКИЙ ШУТЕНОК
Рассказ из давно минувших времен А. Лидиева, автора исторического рассказа «Так велела царица». (продолжение)

II.

– Кудах-тах-тах! Кудах-тах-тах! – выкрикивали на все лады куры-шуты и шутихи в своих лукошках, стараясь перекричать друг друга.
Между кудахтавшими то и дело бегал взад и вперед небольшого роста человечек, в пестрой ленте чрез плечо.

– Тсс! тсс! – крикнул он вдруг, – тсс, вы, дурацкое племя! Ни складу, ни ладу нет у вас! Осерчает матушка государыня, а герцог сначала освищет, а потом на моей же спине взыщет. Ну-ка, опять начинайте и пока не остановлю – не кончайте. Ну-ка, покажите, что впрок пошла моя наука.

Опять закудахтали старики и молодые, калмыки и калмычки, татары и татарки, а с ними вместе и бойкие шутенки.
Маленький человечек – это был Лакоста – наклонив голову, внимательно прислушивался, да вдруг прервал кудахтанье.

– Стойте! – закричал он. – Я одного голоса не слышу. Счетом у меня двенадцать, а кричат только одиннадцать. О, меня не проведете! Кто молчит? Сейчас пусть признается тот, кто молчит! – закончил грозным окликом старый шут. – Слышите, дурацкое племя!

– Что ты, батюшка Лакоста, рассвирепел, словно шавка очумелая, – запищала из своего лукошка толстая калмычка Буженинова, – на всех кричишь да лаешь, а того не замечаешь, что ослушник под носом у тебя сидит и не кудахчет, и не пищит.

– Лакосте трудно из-за его носа видеть, что делается у него под носом, – захихикал сидевший в другом лукошке шут итальянец Педрилло. – У Лакосты нос, что Невский проспект, – и Педрилло, приставив две руки к лицу, показал жестом, какой длинный нос у Лакосты.

Португалец хотел было броситься на обидчика с кулаками, но тут взор его упал случайно на ближайшее к нему лукошко. В нём сидел хорошенький двенадцатилетний мальчик, общий баловень и любимец – шутенок Вертуша, прозванный так за его веселый нрав и чрезвычайно ловкую и подвижную фигурку. Никто не умел так прыгать, так извиваться, так играть в чехарду, лазить по стенам и бегать на четвереньках, как Вертуша. Никто своими выходками так не смешил императрицу как он. Даже старые шуты, наглядевшиеся всяких шалостей, заливались смехом, когда Вертуша начинал свои выходки. Но на этот раз обычно веселое, всегда улыбающееся лицо Вертуши было печально. В голубых глазах стояли слезы. Лакоста сразу догадался, что это Вертуша и был ослушник, не желавший кудахтать в общем хоре. Догадался тем легче, что именно громкого, пискливого голоса недоставало в том своеобразном кудахтании, которое придумал Лакоста для увеселения государыни.

– Как ты смеешь молчать, бездельник! – закричал он, подбегая к мальчику. – Сейчас ее величество государыня императрица изволит окончить молитву и направит свои стопы по этому коридору из дворцовой церкви в свои комнаты, и ты знаешь, что приказано встретить государыню общим кудахтанием. И ты вдруг молчишь! Все дело испортишь, негодный!

Но Вертуша в ответ только закрыл лицо руками и тихо, глубоко вздохнул, с трудом сдерживая слезы.


– А! ты еще реветь вздумал, баран ты этакой безголовый! – не помня себя взвизгнул Лакоста и дернул за ухо своего маленького ученика. – Коли плакать хочешь – иди в плакальщики. А то шут – и хныкает! Заметит матушка-государыня, ох, как разгневается! Ее величество слез не любит. Из-за тебя мне еще попадет, дуралей!.. И когда выдумал плакать: перед самым приходом государыни!.. Сейчас перестань и кудахтай с другими, как я тебя учил, а то я тебя...
Лакосте не суждено было на этот раз докончить свою угрозу. В конце коридора показалась фигура придворного лакея, который, махнув платком, произнес:

– Матушка царица шествовать изволит!
В тот же миг шуты и шутихи усиленно закопошились в своих лукошках.
– «Кудах-тах-тах! Кудах-тах!» – разносилось на все лады под высокими сводами великолепного Зимнего дворца.

(продолжение следует)

Отсюда: vk.com/wall-215751580_5839