Пересматриваю, как Старший брат сцепился с Третьим.
Мысли по поводу, вразброс:
- Лань Сичэнь, кажется, прицельно выбирает побратимов с ямочками на щеках,
- Фильм зазря порушил логику текста, где вот этот самый диалог — не финальная точка замысла убийцы, с приведением в исполнение, а именно триггер: оскорбили мать и спустили с лестницы, и после этого Яо задумал сжить дагэ со свету. В тексте вообще сложнее переплетения вины-невиновности (взять хотя бы решение выставить на поругание голову Вэнь Сюя, а тело вбить в пыль, оч-чень неприятно рифмуется с тем, что в итоге произошло с телом самого Не Минцзюэ), но одно остается неизменным: Минцзюэ неизменно и каждодневно ощущает себя виновным в смерти своих жертв, а бедняжечка А-Яо — не-а, он золотой-пушистый, а судьба его злодейка. Тьфу!
- Перевод красивый: в исполнении Цзинь Гуанъяо «дагэ» — это звучит именно обращением на вы. Хотя, казалось бы, на вы в этой ситуации было бы «да-сюн». А обращение Лань Сичэня «Минцзюэ-сюн» — кажется гораздо интимнее, хотя формально и грамматически это более высокий штиль. Наверное, дело в интонациях и выражении лица.