Перебор Серебристых струн летел над опустевшим садом, над тем тенистым его отдаленным уголком, где редко бывал кто из домочадцев, где даже когда, словно состоявший из невесомых арок, чертог наполняло множество звонких счастливых голосов, можно было найти немного тихого уединения. Или наполнить его негромким музыкальным перезвоном. Как сейчас. Она замерла в нескольких шагах, не решаясь прервать мелодию, а еще... запечатлеть навсегда в памяти такой его образ. Не сына Финвэ Нолдарана, а её супруга, её любимого, того, с кем на двоих у них была одна душа. Сильные, изящные пальцы, творящие мелодию, простая не парадная одежда, светлая ткань, украшенная лишь вышивкой по вороту и рукавам, пряди волос, неубранные строгим венцом, и любимое лицо, не омраченное в этот миг ни бременем раздора, ни долгом и ответственностью, ни тревогой за отца и упрямого брата. Таким он бывал только для неё... vernonya*... и эта песня, звучащая без слов, ибо слова лишние, она никогда бы её не забыла. Эта песня звучала в тот день, когда приняла серебряное кольцо. Не смущенно и пугливо, а с радостной уверенностью и ликованием свершения мечты... Она знала, что сейчас слушала эту сказку в последний раз... - Vessenya**...? - Ноло поднимает глаза от струн. Похоже, aranion не ожидал её увидеть, не заметил приближения. Улыбаясь, он откладывает инструмент*** в сторону. - Ты искала меня? Прости, что не предупредил... - Ничего страшного, - Анайрэ прерывает извинение, - я ведь знаю, где тебя искать, на нашем старом месте, на её губах появляется легкая улыбка, когда нолдэ переводит взгляд на высокий, в несколько обхватов дуб, под которым, прямо на траве расположился Аракано. - Он так вырос, ты ведь помнишь, каким он был гибким побегом, когда мы пришли сюда впервые... - Помню. - Он смотрит только на жену, словно видит её впервые, или не может насмотреться. - Иди ко мне. Анайрэ опускается рядом с супругом на сочную траву, кажущуюся серебристой в прохладно-ласковом свете Тельпериона, кладет голову на сильное плечо. Какое-то время они не говорят ни слова, находясь в том одном молчании на двоих, когда прикосновение полнее любых слов, но все же оно прерывается... - Meldonya... ты ведь тоже чувствуешь это... чувствуешь, что приближается что-то, удар, после которого поднимутся не все... - Анайрэ поднимает глаза, в их ясной глубине понимание... Ни слова о Непокое... о Долге... это лишнее... сердце ощущает, не деля... все вместе... все сразу. Если бы оно умело... Если бы оно знало, как закрыться... защититься... встретить такой удар. - Пообещай мне, vessenya... - Для тебя, все что угодно, сердце моё.... - Что бы ни случилось со всеми нами... со мной и с Домом, - как бы он хотел, что бы это было просто дурным сном... - Пообещай мне... поклянись, что не уйдешь во Тьму... что сохранишь себя, сохранишь память, сохранишь нас в себе. Хотелось бы ей не понимать сейчас Аракано... не чувствовать, что стоит за каждым словом... как бы ей хотелось быть с ним до конца Арды... - Я обещаю, Ноло... мой Ноло - обманчиво хрупкая на вид ладонь до боли сжимает сильную мужскую руку... Этими словами, как по сердцу режешь, почему же. - Я клянусь тебе, что сохраню. Касание, горько-соленое единение уст, как печать, как вечное напоминание о клятве. Запечатлеть навеки. До того, как придет время. Или до Конца Арды.
*супруг мой **супруга моя *** автор видит Нолофинвэ играющим на чем-то вроде кантеле, но не уверен, следует ли употреблять это название, так что инструмент остался безымянным.
623 слова...он стоит спиной к двери и неотрывно глядит в темное окно. Она не сразу решается окликнуть его - и потому произносит свое: - Можно тебя отвлечь? - уже обернувшемуся мужу. Смеется невольно, и он вторит ей, словно ничего не было и все - как прежде. Но все - было, и ничего как прежде уже не будет никогда. - Ты здесь давно? - еще улыбаясь, спрашивает Нолофинвэ. Анайрэ подходит ближе, через плечо мужа глядит в темноту, потом, спохватившись, отвечает: - Нет-нет, можно сказать, только что. А ты... - это не вопрос, она не знает, что скажет, потому умолкает и только глядит, щурясь, в любимое лицо. Наглядеться, да, ей так нужно сейчас успеть наглядеться на него - с запасом, которого все равно не хватит на слишком долгое время разлуки. И все равно нужно беречь каждый оставшийся миг и запомнить, нет, впитать, вобрать в себя все. Потому что слишком мало осталось времени для них по эту сторону Белегаэра. Каждый миг уже - последний, каждый миг - песчинка, падающая вниз из верхней колбы песочных часов. Только часы можно перевернуть и те же песчинки так же будут падать и падать... Но минуты и часы, отмеряемые ими, никогда не вернутся. Это и есть - время. Необратимость. - ...ты как будто устал? - наконец решается спросить Анайрэ. Да, усталость его она слышит, даже не видя в полумраке комнаты. Но почему не спросить? раз о важном говорить то слишком рано, то слишком поздно, то, как сейчас, слишком больно, то пусть же будут простые вещи, пустяки, слова, сыплющиеся как песчинки. Главное и так почти всегда - вне слов. - Да, я... - он убирает со лба выбившиеся пряди, улыбается: - Веришь ли, я... я много ходил... - Да, - встав на цыпочки, она сама убирает под венец упрямую темную прядку. - Да, тебя долго не было. Но ведь это же еще не долго! Долго - еще будет, долго - это потом, после, когда решившие идти в Сумеречные земли, покинут берега Амана, берега, сдавшиеся такой же тьме, как та, что окутывает от века Эндорэ. Решившие идти, или мстить, или жить по своей воле, или... Или - как этот единственный эльда, нет, не единственный вообще, но единственный для нее! - поклявшиеся следовать за тем, кто вряд ли оглянется на отставших. - Ноло, зачем... - не в первый раз начинает Анайрэ, и обрывает себя на полуслове: что толку, раз все слова сказаны еще до того, как дети ее и муж начали собираться в этот безумный поход. Все слова были сказаны - тогда, и зачем же повторять? Лучше спросить о другом... Но о другом он отвечает без всякого вопроса: - Я хотел попрощаться. С Городом. Обошел, наверное, все улицы Тириона, знаешь, - он переводит дыхание, гладит руку Анайрэ и тихо смеется: - оказалось, я стольких из них не видел никогда!.. Большой город... - ...только темный, - вздыхает Анайрэ. Ей тягостно в темноте, так же, как и многим другим, непривычным к сумеркам. Вот телери, наверное, не так маются, им проще... - Темный, - эхом отзывается Нолофинвэ. Темный, да, но даже темный Город ему покидать тяжело, а ей - невыносимо. И об этом тоже уже сказано, и все слова, что он мог найти, не убедили ее оставить Светлые земли ради Земли под звездами. Может, потому, что сейчас и здесь видны стали те же звезды? - Я люблю тебя, - говорит он вместо всех иных слов. Любые другие станут песком, но эти - вечны, как звезды. - Я люблю тебя, - отвечает она, прижимаясь лицом к его плечу. - Я вернусь, - обещает он, веря, нет, более того - зная: так будет. Не скоро, и под иным небом они встретятся после разлуки, но так - будет. - Я дождусь, - отзывается она, тоже зная, что ожидание продлится дольше, чем она сейчас, обещая, может представить. Но разве это что-то меняет?
Господин Габриэль Динотерий - хитрый ящер, и он подождет!
...Некоторые авторы - сволочи... Это я любя, если что!
И почему-то вначале был устойчивый глюк, что под конец он приходит "прощаться с Городом" на вершину башни Ингве, посмотреть сверху, что бы там ни было (не) видно, и разговор происходит там...
-
-
11.05.2011 в 17:42Перебор Серебристых струн летел над опустевшим садом, над тем тенистым его отдаленным уголком, где редко бывал кто из домочадцев, где даже когда, словно состоявший из невесомых арок, чертог наполняло множество звонких счастливых голосов, можно было найти немного тихого уединения. Или наполнить его негромким музыкальным перезвоном. Как сейчас.
Она замерла в нескольких шагах, не решаясь прервать мелодию, а еще... запечатлеть навсегда в памяти такой его образ. Не сына Финвэ Нолдарана, а её супруга, её любимого, того, с кем на двоих у них была одна душа. Сильные, изящные пальцы, творящие мелодию, простая не парадная одежда, светлая ткань, украшенная лишь вышивкой по вороту и рукавам, пряди волос, неубранные строгим венцом, и любимое лицо, не омраченное в этот миг ни бременем раздора, ни долгом и ответственностью, ни тревогой за отца и упрямого брата. Таким он бывал только для неё... vernonya*... и эта песня, звучащая без слов, ибо слова лишние, она никогда бы её не забыла. Эта песня звучала в тот день, когда приняла серебряное кольцо. Не смущенно и пугливо, а с радостной уверенностью и ликованием свершения мечты... Она знала, что сейчас слушала эту сказку в последний раз...
- Vessenya**...? - Ноло поднимает глаза от струн. Похоже, aranion не ожидал её увидеть, не заметил приближения. Улыбаясь, он откладывает инструмент*** в сторону. - Ты искала меня? Прости, что не предупредил...
- Ничего страшного, - Анайрэ прерывает извинение, - я ведь знаю, где тебя искать, на нашем старом месте, на её губах появляется легкая улыбка, когда нолдэ переводит взгляд на высокий, в несколько обхватов дуб, под которым, прямо на траве расположился Аракано. - Он так вырос, ты ведь помнишь, каким он был гибким побегом, когда мы пришли сюда впервые...
- Помню. - Он смотрит только на жену, словно видит её впервые, или не может насмотреться. - Иди ко мне.
Анайрэ опускается рядом с супругом на сочную траву, кажущуюся серебристой в прохладно-ласковом свете Тельпериона, кладет голову на сильное плечо. Какое-то время они не говорят ни слова, находясь в том одном молчании на двоих, когда прикосновение полнее любых слов, но все же оно прерывается...
- Meldonya... ты ведь тоже чувствуешь это... чувствуешь, что приближается что-то, удар, после которого поднимутся не все... - Анайрэ поднимает глаза, в их ясной глубине понимание... Ни слова о Непокое... о Долге... это лишнее... сердце ощущает, не деля... все вместе... все сразу. Если бы оно умело... Если бы оно знало, как закрыться... защититься... встретить такой удар. - Пообещай мне, vessenya...
- Для тебя, все что угодно, сердце моё....
- Что бы ни случилось со всеми нами... со мной и с Домом, - как бы он хотел, что бы это было просто дурным сном... - Пообещай мне... поклянись, что не уйдешь во Тьму... что сохранишь себя, сохранишь память, сохранишь нас в себе.
Хотелось бы ей не понимать сейчас Аракано... не чувствовать, что стоит за каждым словом... как бы ей хотелось быть с ним до конца Арды...
- Я обещаю, Ноло... мой Ноло - обманчиво хрупкая на вид ладонь до боли сжимает сильную мужскую руку... Этими словами, как по сердцу режешь, почему же. - Я клянусь тебе, что сохраню.
Касание, горько-соленое единение уст, как печать, как вечное напоминание о клятве. Запечатлеть навеки. До того, как придет время. Или до Конца Арды.
*супруг мой
**супруга моя
*** автор видит Нолофинвэ играющим на чем-то вроде кантеле, но не уверен, следует ли употреблять это название, так что инструмент остался безымянным.
-
-
11.05.2011 в 19:16Но я хотела услышать более серьезный разговор.
Огромное спасибо)
Кто автор я догадываюсь, но промолчу)))
-
-
11.05.2011 в 19:35Рад, что понравилось = ))
эх, ангст-таки мне в полной мере не дается....
Я подозревал, что заявка твоя
-
-
11.05.2011 в 19:58-
-
11.05.2011 в 20:15Спасибо!
Автор
-
-
11.05.2011 в 20:17-
-
11.05.2011 в 21:26Благодарю)
Автор
-
-
17.05.2011 в 05:01-
-
17.05.2011 в 15:58Первое слишком сентиментально.
-
-
17.05.2011 в 16:11И луна будет, правда, чуть позже
-
-
17.05.2011 в 17:08Заказчик доволен)
-
-
17.05.2011 в 18:14И почему-то вначале был устойчивый глюк, что под конец он приходит "прощаться с Городом" на вершину башни Ингве, посмотреть сверху, что бы там ни было (не) видно, и разговор происходит там...
-
-
15.06.2011 в 17:52