Это без конца пока
Он был злым и маленькимчитать дальше, с черными, как уголь, глазами и хитроумными планами в маленькой детской головке. Я бы никогда не поверил его ужасным жестоким речам, если б слова он не подтверждал действиями. Но после того, как головы пятерых мужчин упали к нашим ногам, уже никак нельзя было сомневаться. Потому что я был следующим.
-Обманщик... - он сказал это твердо, а потом вдруг скривился, будто в его голове из пушек выстрелила целая рота солдат.
Я постарался исправить ситуацию и улыбнулся:
-Мы же друзья.
-В моем мире не место взрослым. Сам знаешь, - маленький король выдавил неприятную улыбочку.
-А я совсем не изменился с тех пор, как мы познакомились, - от страха мой голос охрип, стал совсем низким, взрослым, предательским.
Он развел руками:
-Просто ты слишком быстро повзрослел...
Ай-яй-яй, я слишком быстро повзрослел!.. А что я мог поделать? Все когда-нибудь вырастают!
-Когда тебе исполнится лет шестнадцать, ты вспомнишь обо мне... - с его стороны не последовало никакой реакции, и поэтому я истерично добавил: - Но будет уже поздно!
А он, без всяких сомнений и пауз, подзывает палачей, мол, убейте этого назойливого парня. Меня как кипятком обдало, и я кричу сумасшедшему ребенку прямо в лицо:
-Ты, что, с ума сошел?! Мне всего шестнадцать лет! – Но мы будто говорим на разных языках. - Убейся сам, дурень, а я еще жить хочу!
Он смотрит на меня ровно три секунды, а потом заявляет:
-Каков наглец.
Подобрав подол золотого платья, мальчик вальяжно усаживается на трон, а я с ужасом осознаю, что плачу горючими слезами. Какой позор, неделю назад ни за что бы не подумал, что буду так унижен!
Потом они колотили и пинали мое жалкое тело, а когда потащили к ногам Его Величества, чтобы он мог во всех деталях лицезреть смерть бесстыдно повзрослевшего друга, я уже отчаянно рыдал и постоянно звал мать.
-Не стыдно тебе родителей поминать? – вообще-то, упоминать о родителях у нас запрещено законом, но по голосу царя было понятно, что он еле сдерживал смех.
Не, но комично, не правда ли? Нужно же посмеяться: ты приказываешь убить своего друга, за то, что ему неделю назад стукнуло шестнадцать... Ах, какие-то жалкие шестнадцать! Это ведь не двадцать, не тридцать, не семьдесят!.. Есть куча других ужасных, вонючих стариков и старух, почему бы прежде не прикончить их? Впрочем, тогда я уже не мог об этом думать, меня захлестнула до безумия огромная волна страха и жалости к себе.
Я очнулся от душераздирающего вопля, разорвавшего мою голову. А потом наступила полная тишина, и король радостно объявил:
-Ты такой забавный... будешь Арлекино! А на твой восемнадцатый День Рождения спразднуем чьи-то похороны.
Вот так я оказался на службе в императорском дворце. Но нужно прежде рассказать о нашем короле: его звали Пиноккио, в прошлом месяце ему исполнилось сладкие тринадцать, и он думать не думал, что старость уже не за горами.
Пиноккио был не просто мальчиком необычной красоты, он взялся непонятно откуда. Кто его биологические родители? Они умерли или нет? Из какой страны приехали? Люди с особо развитым воображением даже поговаривали, что секрет его идеальных пропорций кроется на дне пробирки. Ха, слабо мне верится в эту версию! Все люди, рожденные в лабораториях (да какие это вообще люди), на всю жизнь остаются только подопытными крысами, и ни одна приличная семья их не возьмет, а у нашего Пиноккио родители(пусть и не родные) – уважаемые и богатые люди. Но была еще одна загвоздка в его биографии: в девять лет мальчик таинственно исчез... Украли, потерялся или сбежал? Пиноккио так никому ничего и не рассказал. Вот только, когда он вернулся ровно через три года после исчезновения, ни от кого не ускользнуло, что его детское сердечко наполнено злобой и ненавистью.
Вот он сидит в своих покоях, облаченный в шелковый алый халат, а три малолетние сестрицы молят:
-Пино, Пино, расскажи нам, где ты был целых три года!
Король молчит. Его лицо становится отстраненным: он думает, с чего же начать эту печальную повесть? Перебирая в голове все произошедшие события, Пиноккио снова возвращается в прошедшие дни. Он уже не с нами, его глаза, переполненные слезами, скоро прольются… ага, чернилами прольются. Ведь его глаза такие черные, что слезы окрасятся и запачкают простыни. И вдруг он спрашивает у самого себя:
-Он меня позвал... по моему настоящему имени. Но как меня звали до этого?..- Пиноккио позабыл о печалях, сейчас он полностью сосредоточен. И вдруг кричит в изумлении: - До этого у меня было другое имя!
Его глаза блестят, а руки трясутся, как у дряхлого старика:
-Я услышал голос… и он сказал мне: ты ведь мальчик по имени… какому-то имени… - он вопросительно смотрит на меня. – Как меня звали до этого?
А я что? Я ничего. Развожу руками, пожимаю плечами:
-Не помню!
Сестры сразу подхватывают:
-Если ты сам не помнишь, как другие вспомнят?
-Замолчите!
Я вижу, что Пиноккио сейчас обидно не только за потерянные три года, но и за то, что мы, такие эгоистичные, не хотим назвать его настоящего имени. А я вот что скажу: кто знает, тот промолчит. А почему? – причина есть. И даже слезы обиженных маленьких мальчиков тут не помогут.
Видимо, царя все это доводит, он расталкивает сестер и выбегает из комнаты с криком: «Не хотите и не надо, сам справлюсь!».
А безликая стража даже по ночам не спит, и детский плач, эхом разлетающийся по длинным коридорам, не заставит их вздрогнуть. Через некоторое время слышны голоса сестер, которых названная мама ведет спать: они обсуждают очередную выходку короля. А меня не надо укладывать – я и так взрослый, просто прохожусь мимо этих огромных истуканов, высмеивая каждого из них и не страшась получить по шее: уставом им не положено даже на шаг с места сходить!
У меня, кстати, тоже есть свод правил:
1. Никому ничего не прощай.
2. Не ломай шею.
3. Люби человека.
Пино добавил бы:
«Не взрослей».
А я бы сказал:
«Не буду».
А он бы тогда хмыкнул, а потом объяснил нормально:
«Да нет, это я про четвертый пункт…»
И грустно бы на меня уставился.
Он был злым и маленькимчитать дальше, с черными, как уголь, глазами и хитроумными планами в маленькой детской головке. Я бы никогда не поверил его ужасным жестоким речам, если б слова он не подтверждал действиями. Но после того, как головы пятерых мужчин упали к нашим ногам, уже никак нельзя было сомневаться. Потому что я был следующим.
-Обманщик... - он сказал это твердо, а потом вдруг скривился, будто в его голове из пушек выстрелила целая рота солдат.
Я постарался исправить ситуацию и улыбнулся:
-Мы же друзья.
-В моем мире не место взрослым. Сам знаешь, - маленький король выдавил неприятную улыбочку.
-А я совсем не изменился с тех пор, как мы познакомились, - от страха мой голос охрип, стал совсем низким, взрослым, предательским.
Он развел руками:
-Просто ты слишком быстро повзрослел...
Ай-яй-яй, я слишком быстро повзрослел!.. А что я мог поделать? Все когда-нибудь вырастают!
-Когда тебе исполнится лет шестнадцать, ты вспомнишь обо мне... - с его стороны не последовало никакой реакции, и поэтому я истерично добавил: - Но будет уже поздно!
А он, без всяких сомнений и пауз, подзывает палачей, мол, убейте этого назойливого парня. Меня как кипятком обдало, и я кричу сумасшедшему ребенку прямо в лицо:
-Ты, что, с ума сошел?! Мне всего шестнадцать лет! – Но мы будто говорим на разных языках. - Убейся сам, дурень, а я еще жить хочу!
Он смотрит на меня ровно три секунды, а потом заявляет:
-Каков наглец.
Подобрав подол золотого платья, мальчик вальяжно усаживается на трон, а я с ужасом осознаю, что плачу горючими слезами. Какой позор, неделю назад ни за что бы не подумал, что буду так унижен!
Потом они колотили и пинали мое жалкое тело, а когда потащили к ногам Его Величества, чтобы он мог во всех деталях лицезреть смерть бесстыдно повзрослевшего друга, я уже отчаянно рыдал и постоянно звал мать.
-Не стыдно тебе родителей поминать? – вообще-то, упоминать о родителях у нас запрещено законом, но по голосу царя было понятно, что он еле сдерживал смех.
Не, но комично, не правда ли? Нужно же посмеяться: ты приказываешь убить своего друга, за то, что ему неделю назад стукнуло шестнадцать... Ах, какие-то жалкие шестнадцать! Это ведь не двадцать, не тридцать, не семьдесят!.. Есть куча других ужасных, вонючих стариков и старух, почему бы прежде не прикончить их? Впрочем, тогда я уже не мог об этом думать, меня захлестнула до безумия огромная волна страха и жалости к себе.
Я очнулся от душераздирающего вопля, разорвавшего мою голову. А потом наступила полная тишина, и король радостно объявил:
-Ты такой забавный... будешь Арлекино! А на твой восемнадцатый День Рождения спразднуем чьи-то похороны.
Вот так я оказался на службе в императорском дворце. Но нужно прежде рассказать о нашем короле: его звали Пиноккио, в прошлом месяце ему исполнилось сладкие тринадцать, и он думать не думал, что старость уже не за горами.
Пиноккио был не просто мальчиком необычной красоты, он взялся непонятно откуда. Кто его биологические родители? Они умерли или нет? Из какой страны приехали? Люди с особо развитым воображением даже поговаривали, что секрет его идеальных пропорций кроется на дне пробирки. Ха, слабо мне верится в эту версию! Все люди, рожденные в лабораториях (да какие это вообще люди), на всю жизнь остаются только подопытными крысами, и ни одна приличная семья их не возьмет, а у нашего Пиноккио родители(пусть и не родные) – уважаемые и богатые люди. Но была еще одна загвоздка в его биографии: в девять лет мальчик таинственно исчез... Украли, потерялся или сбежал? Пиноккио так никому ничего и не рассказал. Вот только, когда он вернулся ровно через три года после исчезновения, ни от кого не ускользнуло, что его детское сердечко наполнено злобой и ненавистью.
Вот он сидит в своих покоях, облаченный в шелковый алый халат, а три малолетние сестрицы молят:
-Пино, Пино, расскажи нам, где ты был целых три года!
Король молчит. Его лицо становится отстраненным: он думает, с чего же начать эту печальную повесть? Перебирая в голове все произошедшие события, Пиноккио снова возвращается в прошедшие дни. Он уже не с нами, его глаза, переполненные слезами, скоро прольются… ага, чернилами прольются. Ведь его глаза такие черные, что слезы окрасятся и запачкают простыни. И вдруг он спрашивает у самого себя:
-Он меня позвал... по моему настоящему имени. Но как меня звали до этого?..- Пиноккио позабыл о печалях, сейчас он полностью сосредоточен. И вдруг кричит в изумлении: - До этого у меня было другое имя!
Его глаза блестят, а руки трясутся, как у дряхлого старика:
-Я услышал голос… и он сказал мне: ты ведь мальчик по имени… какому-то имени… - он вопросительно смотрит на меня. – Как меня звали до этого?
А я что? Я ничего. Развожу руками, пожимаю плечами:
-Не помню!
Сестры сразу подхватывают:
-Если ты сам не помнишь, как другие вспомнят?
-Замолчите!
Я вижу, что Пиноккио сейчас обидно не только за потерянные три года, но и за то, что мы, такие эгоистичные, не хотим назвать его настоящего имени. А я вот что скажу: кто знает, тот промолчит. А почему? – причина есть. И даже слезы обиженных маленьких мальчиков тут не помогут.
Видимо, царя все это доводит, он расталкивает сестер и выбегает из комнаты с криком: «Не хотите и не надо, сам справлюсь!».
А безликая стража даже по ночам не спит, и детский плач, эхом разлетающийся по длинным коридорам, не заставит их вздрогнуть. Через некоторое время слышны голоса сестер, которых названная мама ведет спать: они обсуждают очередную выходку короля. А меня не надо укладывать – я и так взрослый, просто прохожусь мимо этих огромных истуканов, высмеивая каждого из них и не страшась получить по шее: уставом им не положено даже на шаг с места сходить!
У меня, кстати, тоже есть свод правил:
1. Никому ничего не прощай.
2. Не ломай шею.
3. Люби человека.
Пино добавил бы:
«Не взрослей».
А я бы сказал:
«Не буду».
А он бы тогда хмыкнул, а потом объяснил нормально:
«Да нет, это я про четвертый пункт…»
И грустно бы на меня уставился.
@темы: Проза
-
-
24.01.2011 в 19:15-
-
24.01.2011 в 19:49