Gorthauer., ты хотел глянуть отыгровку по Амберу?
Ну вот тут буду потихоньку выправлять и выкладывать.

Итак...
Фэндом - Хроники Амбера
Пейринг - Бенедикт/Корвин, упоминается Бенедикт/Бранд, Эрик/Корвин
Таймлайн - ДО коронации Эрика и задолго, и, само собой, после коронации, период скитаний Корвина по теням.

читать дальшеЯ менял отражения, как перчатки, уходил с одного на другое, бывал в тенях… он всё равно пытался добраться до меня, снова и снова, будто это преследование стало его целью, смыслом жизни. Раздавить, уничтожить, увидеть, как я буду ползать у него в ногах, умолять о прощении, о снисхождении, или, может, грезил, как я приду к нему ночью… Не дождётся!
Я закусил губу, и пришпорил коня.
В какой-то момент скакун изменяется под стать местности, по которой я проезжал. Я не обращаю внимания. Ну ящер и ящер… Чёрный камзол, чёрные с серебряными лампасами брюки, белоснежная сорочка. Всё как всегда. Я не меняюсь. Шпага тоже.
Ещё одно изменение… В коечном итоге, меня это в конец достало. Чувствую, что он совсем рядом. И его охота тоже. Я уже не помню, почему я ненавижу Джулиана. Знаю только, что меня он угробит с удовольствием, а его коняга не оставит от меня даже ошмётков.
Достаю колоду, быстро просматриваю портреты, сразу откладываю назад в коробку карты Джулиана, Блэйза и Эрика. По вполне понятным причинам. Сёстры тоже мне ничем не помогут. Даже Дейдра. Моя Дейдра. Рэндом, мелкий подхалим, где-то слоняется… Бранд? Или…Откладываю оставшиеся карты в коробку, вглядываюсь… Бенедикт…

Очередное разочарование - такое привычное. Ничего нового и ничего интересного не дает этот мир. Но здесь так спокойно, и можно выстроить маленький домик в любимом стиле страны Япония тени Земля, и наслаждаться покоем и созерцанием. И здесь уж точно не будет никого из нашей склочной семейки. Все контакты я успешно блокировал, да их и было не так много. Но на этот я почему-то ответил. Словно подсказало что-то.
- Корвин.
констатация факта. Взъерошенный, явно связывался со мной второпях, удирая от кого-то в очередной раз. И, судя по отдаленному звуку рога - от Джулиана на этот раз. Усмехаюсь и молча протягиваю руку. И понимаю, что спокойной жизни приходит конец.
- Иди ко мне.

- Сейчас… - спрыгиваю с ящера, пригибаюсь, потому что со стороны прилетает нечто, чертовски напоминающее стрелу. Это нечто клюёт моего зверя, и он взбрыкивает, пытается унестись прочь. Успеваю сдёрнуть свою сумку, и развернуться, чтоб отбить ещё пару стрел. Ещё одна впивается в бедро. Шиплю, обламываю оперение, отбрасываю обломок в сторону, и протягиваю руку. Успеваю заметить, как Моргенштерн встаёт на дыбы, и белые латы Джулиана в мареве дальше по дороге.
Протягиваю руку, хватаюсь за стальные пальцы брата, делаю шаг ему на встречу, оставляя преследователей далеко позади…

Вытянуть этого оболтуса было не такой уж большой проблемой. И даже удержаться на ногах, когда он навалился всем весом, роняя сумки и капли своей драгоценной крови на чистый пол моего домика. И кто теперь все это убирать будет?
Философски приподнимаю бровь и подхватываю брата на руки. А дальше цепь простых действий: уложить его, согреть воды, взять чистые тряпки, разорвать штаны и извлечь стрелу. Проверить наличие яда и обнаружив, что его нет, промыть и перевязать рану. К вечеру ее уже не будет.
Усаживаюсь рядышком и молчу. Я ни о чем не спрашиваю, семейные дела такие: захочет - сам расскажет. Ну а на нет и суда нет, как говорит папин шут. Но что же происходит в нашей семейке, что началась откровенная травля? Никак Эрик сподобился все же занять пустующий после пропажи отца трон? Мда... Тогда возвращаться в Янтарь не стоит пока. До тех пор, пока все не утрясется. А мне есть чем заняться и так... Вот, к примеру, моим непутевым братцем.

- Спасибо, что вытянул. – Сидеть, подобрав под себя ноги неудобно. Особенно в моём положении. Завтра буду в норме, но сегодня я, покуда, слегка ранен.
Меня радует тишина, радует, что Бенедикт не из тех людей, что станут совать нос в мои дела, радует, что он ни на чьей стороне, кроме своей собственной, и сдавать меня Эрику не станет. В конечном итоге, меня радует уже тот факт, что Бенедикт это Бенедикт. Самый спокойный, уравновешенный и трезвомыслящий в нашей сумасшедшей семейке.
- Давно не виделись… Я рад тебя видеть.
Что характерно, я ничуть не покривил душой. Искренен до последней интонации. Правда, на шею старшему бросаться не собираюсь. В последнее время, что показательно, слишком многие проявляют интерес к моей персоне. И к филейной части моей персоны. Проверять Бенедикта на паршивость я не тороплюсь. Лучше несколько часов или дней счастливого неведения.

Усмехаюсь про себя. Младший совершенно искренен, и это несколько радует. Хоть кто-то в нашей семье способен на искренние чувства. Киваю в ответ и роняю:
- Лежи. Я чай заварю.
Ухожу, и пока вскипает чайник, размышляю о том, какая нелегкая достала братца на сей раз. То есть, чем ему в очередной раз так уж насолил Эрик, что Корвин бросил все и сбежал, а за ним еще и Джулиана с Охотой послали. Но не вспоминается ничего, я слишком давно не был при Дворе, чтобы знать о господствующих сейчас настроениях. да они меня и не интересуют. И тут я чувствую контакт, и снова открываюсь, уже догадываясь. кто это будет.
- Джулинан.
Короткое слово вместо приветствия, бесстрастное и безэмоциональное. равновесие и спокойствие, нейтралитет в вечной драке за трон и власть.
- Бенедикт. - Он пытается быть также бесстрастен, но у него это не совсем получается. Он расстроен и разозлен, выведен из равновесия. - Ты где? Корвин, случайно, не с тобой?
За мгновение в голове пробегают мысли и анализы возможных раскладов. Как выгоднее мне? Как полезнее для Янтаря? Но это не заметно по моему лицу, и я знаю, что это незаметно. И я отвечаю:
- Я в очередном отражении, где наблюдаю тактику ведения военных действий. Корвина со мною нет. С ним что-то случилось?
- Нет, - морщиться Джулиан и досадливо вздыхает, - но мы все подозреваем, что он может попасть в передрягу и потому пытаемся найти и предупредить его. Если он у тебя появиться, дай нам знать, хорошо?
Я киваю и блокирую контакт. Итак, ты попал, братец. А вот Джулиан зря мне соврал. Очень зря. Врать он умеет плохо, а вот на меня вранье всегда действует как тряпка на быка. И он об этом помнить еще должен.
Забираю чай и чашки и возвращаюсь к Корвину. Молча наливаю чай, передаю ему кружку.
- Держи. Со мной только что связался Джулиан.

Стараюсь не выдать своего состояния. Сукин сын… и тут поспел. Он что, попытается обстучать всех? Очень надеюсь, что нет. Хоть наши и отличаются редкой способностью ко лжи, но некоторые этот семейный дар развивать отказываются, а некоторые к нему менее способны.
Беру чашку, как можно более небрежно интересуюсь:
- Ну и как дела в Ардене?
Приходится признать, что я боюсь. Чертовски боюсь попасть домой. Дом это хорошо, но если он полностью в моём распоряжении, если там никого кроме меня нет. Несбыточная мечта на века. Впрочем, я согласен расстаться с Эриком, Джулианом, Каином и Блэйзом. Остальных своих родственников, я, пожалуй что, даже люблю. Если они не жаждут моей крови и не пытаются подержаться за горло.
Угораздило же меня родиться принцем Амбера?

- Понятия не имею. Он искал тебя. Я пообещал сообщить, если ты появишься.
Спокойный голос, ни одной эмоции - ровная гладь безбрежного океана. наша семейка снова взялась за свое, и все летит кувырком, но я не хочу стать причиной гибели ни одного из своих непутевых братьев и ни одной из своих зачастую столь же непутевых сестер. И я молча пью зеленый чай с местным аналогом жасмина и никуда не тороплюсь. В конце концов молчание мне надоедает и я спрашиваю, ровно и безразлично, давая понять, что на ответе настаивать не буду и по большому счету мне все равно:
- Снова вляпался в историю с троном? Или очередные выкрутасы вашей с Эриком вендетты?
Мне действительно все равно. Я не собираюсь выдавать Корвина, но и на открытый конфликт с семьей не пойду, что ему прекрасно известно. И в отличие от раздолбая Джулиана этот малыш умеет делать правильные выводы из имеющихся фактов. Иногда.

- Джулиан цепной пёс Эрика, это так… - грею пальцы о тонкостенную чашечку. Приятное, чёрт подери, ощущение. – Ты сам прекрасно это знаешь. На сей раз всё чуть-чуть по-другому…
Я не знаю, стоит ли посвящать старшего в ЭТУ тёмную историю. С другой стороны, выбор у меня не богат. И бежать мне теперь некуда.
- Я… Я создал собственный Амбер. – прикрываю глаза, вспоминая небо Авалона, зелёные леса моего отражения, моего собственного мира, мира, где я был счастлив по-настоящему, как никогда не был счастлив в Амбере, единственно Истинном городе. – Я жил там, я был счастлив, Бенедикт…
Что-то внутри заныло, тянуло болью, как рана, старая, давно зажившая, но всё ещё напоминающая о себе долгими зимними ночами.
- Меня нашли. Меня вернули. По желанию отца. Потом отец исчез… И регентом остался Эрик. Вернее, Эрик решил, что регентом будет он. А Джулиан, Кейн и Жерар поддержали его. Фиа как всегда увязалась за ними. Блэйз…
Досадливо морщусь, вспоминая ЧТО отколол этот подонок.
- В общем, после трогательного общения мне пришлось уносить ноги, поскольку я был в корне не согласен с их мнением. Вот только уходить мне было уже некуда.

Я слушал эту историю, пытаясь на глаз оценить, сколько в ней лжи и сколько правды. Я действительно знал, что Корвин куда-то исчез и очень долго не показывался в Амбере, но потом я ушел и о конфликте не слышал. Странное что-то творилось. В том числе и с братом. Я положил руку ему на плечо, чуть сжав ладонь жестом поддержки. Ничего более - только поддержка и участие того, кто не раз и не два терял все, что было ему дорого.
- Они уничтожили твой мир?
Мальчик был совсем растрепан, и больше всего вдруг захотелось его пожалеть. Но я воздержался от этого необдуманного действия. В нашей семье нельзя было никого жалеть, это могло плохо кончиться для здоровья. Не то чтобы Корвин мог справиться со мной, но вот потрепал бы я его так, что тот неделю бы не встал. А этого было не нужно, учитывая его проблемы.
- Отдыхай. Когда соберешься в путь, я одолжу тебе коня. Мой дом к твоим услугам.

Я чувствую зов. Кто-то пытался пробиться ко мне по карте. Я даже знаю кто это был.
- Корвин?
Эрик был как всегда неподражаем. Очень яркий, сильный, самым наглым образом отоспавшийся, бодрый, и сияющий. Точно уже заполучил меня в свои застенки.
- Эрик… Не буду говорить, что я к твоим услугам…
- Ну да, это было бы очень неосмотрительно с твоей стороны, – он усмехается мне, и проводит по губам кончиком пальца, очерчивая нижний контур. Он очень красив, этот мужчина, да. Я не понимаю только одного: его одержимости мной. – Надеюсь, ты получил мой подарок?..
- Эрик… я никогда не прощу тебя за это, – итак, мои догадки верны. Виновен в гибели моего мира именно он, Эрик, принц Амбера, мой брат.
- Знаю… - Кивает он. Я вижу его взгляд. Он наполнен ожиданием, и нетерпением. Он знает, что бежать мне некуда, знает, что я приду к нему хотя бы для того, чтоб лично перерезать ему глотку. От уха до уха. И ничто, даже приказ отца, если он появится вновь, не остановят меня. – Я жду тебя… брат МОЙ.
Последнее слово он выделяет голосом, и я разрываю связь. Закусываю губу, привычно запускаю пятерню в волосы, ощущая пожатие руки Бенедикта.
- Эрик. Ищет меня. Это он. И… - поднимаю взгляд на старшего. – Спасибо тебе…

Качаю головой, а внутри все наполнено печалью. Мой первый мир тоже было больно терять. Но я справился, и ты тоже справишься. Так что просто отдыхай и постарайся уснуть. Тебе сейчас надо спать, а я заблокирую тебя от возможных контактов. Все равно Эрик видел меня, так что свяжется в ближайшее время.
- Поспи, брат. Отдохни и восстанови силы. Они понадобятся тебе в будущем. Я буду в саду, но тебе не стоит торопиться со мной.
И ухожу, уже чувствуя зов. Эрик. Какой-то сегодня прямо конвент родственников собрался.
- Бенедикт. И как это понимать?
- Что именно? Я даю приют своему брату после крушения его первого мира.
- Ты...
- Я знаю, что мне нужно и чего я хочу. Но этого не знаешь ты, брат. Так что, прошу тебя, не втягивай меня в ваше болото, мне хорошо здесь и я хочу остаться именно здесь. Ты знаешь сам, что не тебе тягаться со мной. Потому разбирайтесь сами, но Корвин пока со мной, а значит - под моей защитой. И попрошу меня больше не беспокоить.
Я даже не стал прощаться, просто прервал контакт и заблокировал возможные вызовы. Это было легко, если знать как. Корвину я этого не сказал. Всегда надо иметь хоть какой-то туз в рукаве, общаясь с нашей развеселой семейкой. А затем я сидел под цветущими вишнями и молча смотрел на море - золотисто-янтарное море и зеленое небо с золотым солнцем.... Красиво....

Я долго ворочаюсь на жёстком ложе, не в силах уснуть. Я устал, слишком много произошло за последние дни, вот только… я чувствую себя всё же куда как спокойнее рядом с Бенедиктом. Почти как дома… почти как в… потерянном Авалоне.
На задний план отступают и дурные воспоминания о Блэйзе и его отвратительной попытке добраться до меня. Особо же, я старался не думать о последних словах Эрика. Ненавижу нашу семейку! Ну почему нам всем неймётся?
В конечном итоге, мне удаётся заснуть. Как оказалось, всего на пару часов, чтоб потом, проснуться, и снова заниматься любимым занятием: сушить себе голову, в попытке решить, что делать дальше, и, главное, каковы планы Бенедикта. Самое смешное заключается в том, что именно у него больше всех прав на трон, и, если старший решит взойти на трон, я без колебаний стану на его сторону.
В конце-концов, я не выдерживаю. Поднимаюсь, натягиваю рубашку, не заправляюсь, выхожу в сад.
Меня всегда поражала эта черта брата: он любил простоту. Вот только, где он нашёл это изысканно-простое решение? Лёгкие, невесомые стены, тканевые перегородки, полы из гладко оструганных досок, минимум мебели. Ну да, он же солдат… Но и я тоже, вот только я люблю тень роскоши, а Бенедикт нет.
Он сидит неподвижно, вглядываясь в оранжевую полосу, почти алую, там, у горизонта.
Сажусь рядом на землю, спиной опираясь о ствол дерева.
- Почему ты это делаешь?

Я слышу его очень хорошо, и я понимаю, когда он просыпается. И я слышу его шаги, неуверенные пока еще, направляющиеся ко мне. И мой глупый брат задает вопрос, но я лишь приподнимаю бровь, продолжая наблюдать закат и алые лепестки вишневого цвета, кружащиеся на ветру.
- Делаю что? Помогаю? но я не помогаю тебе, мне, по большому счету, наплевать, кто сидит на троне Амбера - отец или кто-то из братьев. Сестер я в расчет не беру, особенно Люилл и Дейдре, они - самые уязвимые. Хотя если за Льюилл вступится королева Р'эмбы, то с ней точно ничего не сделают. И - предупреждая вопрос - не буду помогать. Ты можешь быть здесь столько, сколько захочешь, пока ты со мной, ты под моим покровительством, и Эрик не сунется сюда, боясь обломать зубы. Как и другие личности из нашей развеселой семейки. Но на большее не рассчитывай, Корвин.
Все было сказано предельно ясно и доступно, так, как и следовало. Я всегда соблюдал нейтралитет, и намерен соблюдать его впредь. Ибо Янтарь - превыше всего, и кто-то должен приглядывать за тем, чтобы наша семья его не развалила.

- Ты всегда был самым здравомыслящим из нас всех, Бенедикт, – я пожимаю плечами. Он прав. По-своему, но прав. – Хотя, если ты решился бы, я поддержал бы тебя.
Опять искренне. И не потому, что я рассчитываю на регентство. Просто, он бы оказался куда лучшим правителем, чем кто-либо из нас.
- Лью и Дейдра могли бы просто жить, тихо и спокойно, равно как Фиа и Фло. Они никогда не претендовали на трон. Хотя, у нас возможно всё.
Если б у меня была такая возможность, я остался бы с ним. Опять-таки не потому, что боюсь Эрика. Потому что он единственный, кого я никогда, ни при каких обстоятельствах не мог победить. Ни в чём.
- Я вообще могу рассчитывать только на себя… - горько получилось. – Ты говорил с Эриком?

- Мы все можем рассчитывать только на себя.
Философски пожимаю плечами, с сожалением глядя, как последний луч местного светила исчезает за горизонтом, и вокруг начинает стремительно темнеть. Встаю и молча направляюсь к дому, зажигаю свечи и лампы, и дом превращается в сияющую лампу, и свет пробивается сквозь сёдзё... Где-то в саду застрекотали кузнечики. Я сажусь на веранде, молчаливо приглашая его сесть рядом, и некоторое время слушаю тихий перестук "поющего ветра".... А затем все же отвечаю на вопрос:
- Да, я говорил с ним. Ничего нового я для себя не услышал. Но в дрязги за трон я встревать не буду. Вы сами не понимаете, к чему рветесь. Но, опять же, разубеждать вас я тоже не собираюсь. У меня несколько иные цели, чем вытирать сопли и слюни тем, кто облизывается на трон Оберона.
Смешно, но получилось даже несколько намекающе, хотя я ни на что не намекал, просто излагая свою точку зрения и искоса осматривая на брата.
Корвин... изменился. Появилась в его глазах горечь того, кто впервые познал поражение. Мой брат немного повзрослел, но остался все тем же красивым мальчишкой, забиякой и авантюристом, которого я когда-то учил держать в руках шпагу... Этим воспоминаниям я улыбнулся, приветствуя их.

Мы сидим на веранде, смотрим на загорающиеся звёзды. И думаем. Каждый о своём.
Как жаль, что со мной нет Дейдры. Она бы сполна наслаждалась этой красотой. Восхитительное место. Я понимаю почему его выбрал Бенедикт. Здесь всё такое умиротворённое, всё дышит покоем.
- Последний раз ты вытирал мне сопли… после дуэли с Эриком. Нам тогда было… дай припомнить… Мне точно было 12. И Эрик старательно повозил моей физиономией по тренировочному полю.
Мне было и смешно и обидно в одночасье. После того случая я пошёл к старшему, и слёзно просил его обучать меня. После того эпизода я никогда не проигрывал Эрику ни в одном сражении на шпагах. В кулачном бою он сильнее меня, потому что всегда был крупнее и более развитым физически. И ему доставляло удовольствие скрутить меня, вжать в землю, и, желательно, ещё и коленом прижать, чтоб не брыкался, чтоб вдоволь наелся песка.
После нескольких драк мне приходилось не появляться на балах, ибо физиономия красавчика-Корвина не блистала очарованием.
Я зажмурился. Воспоминание было таким ярким, и таким… стыдным… Эрик старше меня. Ненамного, но старше. Я не говорил никому, никогда не говорил… Однажды он явился ко мне, после одной из тех драк, вжал в стену, поцеловал, жадно, неумело, как поцеловал бы любую из шлюх в любом борделе Амбера… Я не знаю, как мне удалось вывернуться, оттолкнуть его, вышвырнуть из комнаты. Только после этого мы перестали быть братьями. Перестали быть детьми. Совсем. Навсегда. И именно тогда нас разделила ещё и ненависть.

Я сидел и смотрел на звезды. И слушал тишину. Странно, но голос Корвина не нарушал ее, скорее, казался частью, неотъемлемой частью серебристого света и ночных теней. Я не мог не чувствовать тоску и горечь сидящего рядом юноши. Уже не мальчика и не ребенка, но еще не взрослого мужчины. Мы все такие. Все, кому дана Вечность. Вечно юные боги для многих Теней. Но те, кто все же взрослеет, зачастую становятся демонами... Некстати вспомнился Бранд, и защемило сердце на миг, но покой был слишком прекрасен, как и восходящая нежно-фиалковая луна.
И я не удержался, я снова опустил руку на плечо Корвина, слегка сжав ладонь. Я не знал его мыслей, но они явно были невеселыми.
- Не думай о том, о чем думаешь сейчас, брат. У тебя есть время отдохнуть от погони, от мести и ненависти. Используй его. И, если хочешь, когда твоя нога заживет, я покажу тебе пару новых финтов для твоей любимой шпаги.
Я не знаю, что можно сказать еще, и нужно ли говорить что-то. На короткий миг мне хочется обнять его, как когда-то в детстве, но я не делаю этого. В нашей семье не принято проявлять слабости и семейно-родственные чувства. За исключением одного единственного случая, но о нем я тем более промолчу.
Я дергаю уголками губ и поднимаюсь, чтобы заварить еще порцию чая.
- Ты хочешь чай или что-нибудь покрепче?
Я смотрю на него сверху вниз и мне нравиться, как лунный свет блестит в его волосах.

Слишком часто повторять одно слово, слово благодарности, значит затирать его до дыр, умалить его значение. Потому, я просто молча киваю и улыбаюсь. Как улыбался ему когда-то, в далёком детстве-отрочестве.
Я любил его. Давным-давно, моего наставника, моего старшего брата. Любил и продолжаю любить. Иначе чем остальную родню. Просто, по-человечески, тепло ко мне относился только он. Он и ещё наш самый младший брат, Рэндом-проныра…
Вскидываю на него взгляд. Он кажется мне тёмным силуэтом, на фоне луны и звёздной россыпи.
- То есть, я вполне могу подловить тебя на слове, Бенедикт, принц Амбера? Если так, то предпочту чай. Всегда существует вероятность, что я слишком сильно захмелею и не смогу дать тебе достойный отпор. Потом ты снова назовёшь меня желторотиком, и я паду в глазах моего наставника так низко, как не падал никогда в жизни…

Усмехаюсь уголком губ и приношу бутылку сливового вина, привезенную с Тени Земля. Она как нельзя кстати, и вино тихо льется в чашечки. Порции слишком малы, чтобы напиться, но в бутылке осталось еще много. И я протягиваю ему вино.
- Это не страшно, Корвин. Сегодня можно. Думаю, что тебе стоит ненадолго задержаться у меня. Покой пойдет тебе на пользу.
Я сам отпиваю вина из своей чашечки. Один глоток, и она пуста. Ровно один глоток этого прекрасного вина. Я не помню, какой это был год. Но я помню, что всегда любил посидеть в тишине под звездным небом. И иногда даже представлял, как кто-то из семьи сидит рядом. Корвин, мой младший брат. Снова усмехаюсь, устраиваясь поудобнее.
- Я покажу тебе пару движений, Корвин. Слово принца Амбера. Но только когда ты будешь готов. И - я давно уже не твой наставник.

- Покой нам только снится! – я понимаю, что пустяковая рана ненадолго задержит меня, и что уже с самого утра примусь наседать на Бенедикта с просьбой показать эти самые финты. – Покой наступит когда Эрик доберётся до моей задницы, и отправит меня куда-нибудь в Ад.
Мне даже почти весело. Эта идея крепко укореняется в мыслях. Беру чашечку, благодарно улыбаюсь. Говорят, наши улыбки, особенно когда мы злы, или в предвкушении свершений, воистину демоничны. Может быть, это от того, что все мы однажды были порождениями Хаоса? Не знаю, да и знать недосуг. Может, ещё рано, а может, попросту это не то знание, которое мне нужно.
- Извини… наверное, я никогда не смирюсь с тем, что он всегда пытается добраться до меня. Я не могу позволить себе оставить его за своей спиной. Буду чувствовать, как он в любой момент готовится вогнать мне нож в спину.

Молча слушаю, как брат говорит правильные слова. Для него - правильные. Что-то сделал Эрик такого, что вызвало жгучую ненависть. Что-то, настолько значительное для Корвина, что тот ненавидит его всеми фибрами своей души. Да, покоя в ней не будет. Даже странно - такой мятущийся дух, такой горячий - здесь. Сидит, пьет вино и смотрит на эти спокойные звезды.
- разве я говорил о смирении? Я говорил лишь о покое. Твой дух слишком яростен, слишком взбудоражен пережитым. Тебе нужен отдых, брат. Если тебе неспокойно рядом с кем-то из Семьи, ты можешь найти собственное место, о котором не знает никто. И спрятаться. Тебе нужен отдых.
Я любуюсь его профилем на фоне ночного неба, и мне хорошо и спокойно. Он красив, и я снова на миг вспоминаю Бранда, но тут же одергиваю себя. Корвин красив по-другому, хотя и так похож на вечного мятежника, с которым судьба столкнула меня ближе братских отношений. На миг закрываю глаза, но лицо остается бесстрастным. Это не стоит уже никаких усилий, это просто лицо - не я. Но и внутри разливается спокойствие от простого присутствия рядом, от его присутствия. Я снова не успеваю удержать себя, мягко опуская руку ему на плечо. Я не делаю большего, хотя мне и хочется. Это просто ночь и вино, и потому я просто продолжаю смотреть на звезды, но рука так и замирает на твоем плече, Ворон. И мне спокойно. И тепло.
- Тебе нужно беречь спину, тут ты прав. Но Амбер превыше всего. Я не хочу, чтобы семейные ссоры довели его до гибели. И потому я поддержу любого, кто станет королем, ради единства. Понимаешь, брат?

- Понимаю. – Склоняю голову к плечу, щекой касаясь его руки. Это приятно. Это спокойно. Нет, это успокаивающе действует на меня. Как когда-то. Как всегда. – Только вряд ли единство возможно. Я предпочту умереть, но не позволить сесть на трон Эрику, потому что это будет означать мой конец. По той же причине я предпочту смерть трогательному общению с про-эриковской компанией. Они не задумываясь сдадут меня со всеми потрохами. Высокая политика… Но я… я не хочу, чтоб из-за меня уничтожили ещё один мир, который я полюблю.
Ещё глоток вина. Маленький, короткий, и, как мне кажется, обжигающий. Хотя, может, это просто в горле стоит ком. У нас в семейке не принято проявлять эмоции, особенно, слабость, уязвимость и сентиментальность. У нас если сильный, то до последнего, пока не растянешься на гранитных плитах, пока сверху не наступит на тебя сильнейший…
- Ты старший. Всё, что они могут, наблюдать за тем, как ты соблюдаешь свой нейтралитет. Непонятный никому. Но… у тебя на то свои причины.
Голос тяжелеет. Появляется придыхание, как если бы я долго бежал, и остановился в один момент, резко, сразу. Сердце ухает вниз, почти обрывается, и я умолкаю, пытаясь восстановить дыхание.

Я понимаю, что еще чуть-чуть, и он уже не сможет держаться. Я знаю, что это нужно ему. Выплакать, выкричать свою боль, чтобы она ушла и постепенно забылась. Я понимаю, что лучшее, что я могу сейчас сделать - уйти, оставляя его наедине со своим горем, со своим гневом и со своей болью. Но он еще так молод, и он не понимает, что слезы - это не признак слабости. Лишь тот, кто по-настоящему силен, не боится плакать. И потому я не делаю ничего разумного. Я просто притягиваю его к себе, обнимая крепко, но оставляя возможность вырваться и уйти. Оставляю возможность сохранить лицо, хотя он и не может потерять его сейчас. Не передо мной.
Я молчу, и моя рука слегка поглаживает его растрепанную черную гриву. И более я не делаю ни одного движения, кажется, я даже не дышу. Сердце на миг замирает, чувствуя его дыхание на моем плече, и тут же снова включается в работу все в том же размеренно-спокойном ритме.
Да, Корвин, я догадываюсь, почему ты так ненавидишь Эрика. И почему сам Эрик не убил тебя до сих пор, хотя ты столько раз по-глупому подставлялся, давая возможности. Но я не скажу этого, пока ты сам не скажешь. И он не убьет тебя, нет, так просто он тебя не убьет. И это я тоже знаю. Но я все также молчу. И слышен лишь шум ветра в кронах цветущих вишен, да шум прибоя, бьющегося о скалы.
И слова не нужны.

Вцепляюсь в его одежду, горстью сминаю рубашку, кажется, на секунду прячу лицо у него на груди. Принц-дурак… Принц-слабак. Тяжёлое дыхание смешивается с ветром, с лёгким запахом трав и листьев, с прохладным запахом росы и запахом его волос.
- Они считали, что я хочу Дейдру… Даже отец. А она просто лучше других понимала меня, как и ты, – несколько равномерных вздохов. Стискиваю зубы, до судороги, до боли. Это немного отрезвляет. Совсем чуть, ненадолго. - Ну почему у нас всё не может быть просто, Бенедикт??? Почему мы не можем жить как обычная семья? Почему мой брат… мой собственный брат мечтает завалить меня в свою постель…
Кажется, у меня начинается истерика, а я даже остановиться не могу. Как плотину прорвало, долгое молчание, как и воздержание на пользу никому не идёт.

Я сжимаю руки крепче, превращая в настоящее объятие, и прижимая его к себе. Слушаю его, и мне хочется убить всю нашу семейку. Но я только крепче сжимаю зубы и успокаивающе поглаживаю его по спине.
- Мы не можем.... Ты сам знаешь, почему. Искушение властью в нашей крови. Искушение силой в наших генах. Ты сам понимаешь это, брат. И не ты один такой. Нам некого любить, кроме таких же, как мы. И Эрик не одинок в своих стремлениях, но в нем слишком сильна жажда власти, а ты его власти не покорялся никогда. Ты никакой власти не покорялся, даже отцовской.
Я замолкаю, я не знаю, зачем говорю ему все это. До него не дойдет. Он просто не поймет то, что я хочу сказать ему. А сказать хочется многое. Но он еще юн, и душа его ищет и стремится, но отнюдь не к покою и цельности.
- Ты привлекателен, и сам знаешь это. Но Эрика больше привлекает власть, она всегда привлекала его больше всего остального.
Говорю это тихо, почти шепчу. Мои глаза закрыты, но я вижу. Вижу прошлое.
- И в тот миг, когда он получит желаемое - ты умрешь. И ты это тоже знаешь. А я могу защитить тебя лишь пока ты рядом со мной, брат.
Я умолкаю окончательно. Его руки на моей груди, его лицо, прижатое к плечу заставляют меня прибегнуть к воле, чтобы успокоить дыхание, чтобы мое сердце не выдало меня. Не сейчас. Никогда. Ох, Корвин, мой непутевый брат... что же ты делаешь со мной этой пьяной ночью? И что мне делать с этим?

Мой добрый мудрый Бенедикт… Кем бы я был без тебя, без твоего спокойствия, без твоих наставлений? Наслаждался бы я жестокостью? Упивался бы чужой болью? Не знаю, и знать не желаю. Зато хочу знать, был ли ты таким, как я сейчас. Пережил ли ты то, что выпало мне? Какие испытания сделали тебя таким, брат мой? Что изменило тебя, некогда смешливого юношу с того единственного портрета, из твоей далёкой юности?
Я никогда и ни перед кем не вставал на колени. И в последствие не встану. Никто не достоин этого. Даже те, кто подарил мне эту жизнь, этот камень, который я волоку вот уже сколько лет. Но я заставляю себя оторваться от него, и стать на колени, глядя в темнеющие бездонные провалы его глаз.
- Тогда защити меня, брат!

- Конечно.
Я киваю, бережно поднимая его с колен. Что же ты делаешь, мой брат, что ты творишь? Как бы хотел я снова обнять тебя, но миг упущен, и опускаю руки. И снова наливаю себе вина. Этой ночью можно. Почти все.
- Я защищу тебя, пока это будет в моих силах. Не тревожься ни о чем, Корвин. Не сейчас.
Я достаю трубку и закуриваю. В ней не табак - лишь смесь безвредных трав с приятным запахом, прогоняющим усталость. Я выдыхаю дым и снова смотрю на звездное небо.
- Когда-то я был похож на тебя. Это было давно, и тогда я не знал поражений. А потом на свет появился Брандт.
Я замолкаю. Мне все еще больно вспоминать это, но забыть я не могу. Только не это. И потому я замолкаю, и на лице моем сплетаются тени ночи и минувших лет. Ты поймешь меня в этом, Корвин. Наверное.....

Я боюсь спрашивать. Просто боюсь, ведь почти наверняка знаю ответ на свой невысказанный вопрос. Неужели Брандт? Мой единокровный, такой похожий на меня… хотя, нет. Это я похож на него.
Впервые возникает столь острое желание ударить. Мы никогда не были особо близки с ним. Хоть моей смерти он особо не жаждал, в отличии от некоторых.
Я боюсь спрашивать ещё и потому, что боюсь его молчания. А он может замолчать в самый неожиданный момент, улыбнуться, потрепать по голове, как когда-то, когда рассказывал мне на ночь занимательные истории.
У нас не приняты бурные проявления чувств. Не приняты объятия. Мы вообще, наверное, самая странная семейка во всех мирах и всех отражениях. Мы ненавидим друг друга, но я понимаю.
Кладу руку ему на плечо, и думаю, что ради него, как и ради Дейдры, я способен на всё.

Его рука покоится на моем плече. Жест поддержки и участия, но он заставляет меня задрожать. Сердце бьется быстрее, быстрее.... И я уже не могу с ним справиться. Наверное, это все вино. Оно вскружило мне голову и развязало язык. Но у меня хватает ума медленно качнуть головой и отстраниться.
- Не надо, Корвин. Не сейчас. Ты слишком похож на него, и это сходство в сочетании с вином заставляют забывать о рамках и приличиях. А я не хочу этого. Тем более, после того, что случилось с тобой.
Отворачиваюсь от него и смотрю в темноту ночи. Мне хочется завыть на луну этого мира, но я молчу. А еще я обнаруживаю, что у меня дрожат руки, когда я подношу ко рту чашечку с вином. Но я собираю волю в кулак и продолжаю, хотя голос мой полон горечи и давней боли.
- Брандт.... Он был забавным ребенком. Непоседа с вечной тягой к каверзам и злым, жестоким шуткам. И когда он подрос, его шутки стали еще более жестокими.... Я не знаю, зачем и почему он решил проделать все это именно со мной. То ли я действительно приглянулся ему, то ли он рассчитывал, что я преподнесу ему трон на блюдечке... Так или иначе, но он свел меня с ума, и мы ввязались в авантюру. Ты не знаешь ничего о ней, потому что тогда тебя еще не было на этом свете. Мы ввязались, и Брандт, которого я любил больше всего в этом мире - даже больше Вечного Амбера - предал меня. И мы проиграли.
Я замолкаю, чувствуя, как все сильнее дрожат руки. Но снова справляюсь с собой, и мой голос звучит все также ровно и спокойно. Лицо... я не знаю.
- Точнее, проиграл я, а Брандт, как всегда, выкрутился. Оберон наказал меня, но оставил мне жизнь. Отец мог быть жестоким, но он все же был отцом. Я навсегда отказался от претензий на трон и поклялся хранить Янтарь. Именно поэтому я поддержу любого, кто займет трон Оберона. Я не могу поступить иначе. Свидетелем клятвы была Единорог.
Я умолкаю окончательно, безуспешно пытаясь справиться со своими чувствами. Пьяная ночь и его присутствие рядом, после стольких лет одиночества это заставляет терять опору. Но я молчу. Незачем ему знать об этом.

Любого. Ключевое слово.
- Любого… - повторяю я вслух, словно взвешивая. – Даже если это приведёт к войне? Ты же знаешь, это неминуемо. Это невозможно обойти ещё и потому, что сам Оберон так и не решил, на чьей же голове будет обретаться корона.
Чувствую, как на смену истерике приходит горячность. Та самая горячность, что заставляет кровь закипать в жилах, та самая, что подталкивает меня к авантюрам, заставляя терять голову. И я снова иду у неё на поводу. Заставляю его снова смотреть мне в глаза, удерживая лицо в ладонях.
- Тогда не защищай. Убей меня. Этим и только этим поступком ты сможешь защитить Амбер. Я похож на него? Представь, что я это он. Так тебе будет проще.

Он удерживает мое лицо ладонями, и мне хочется смотреть в его глаза вечно. И я смотрю, не отрываясь смотрю, но в моих глазах он не видит ничего, кроме спокойствия. Я накрываю его руки своими ладонями и едва заметно улыбаюсь.
- Так мне будет сложнее, Корвин. Да и спутать его и тебя невозможно.
Я вижу, как в нем рождается горячность, та самая, что заставляла его делать необдуманные поступки и извлекать из них пользу. Эта самая горячность, это пламя, эта открытость и привели к тому, что на него заглядывались все. Даже Эрик. Даже Дейдре. Он мог сколько угодно уверять себя в обратном, но Дейдре любила его, и он любил Дейдре. Горечь захватывает сердце, но она привычна и легко поддается контролю.
- Я не смогу убить тебя, Корвин. Не сейчас. Возможно, когда-нибудь, но не сейчас.

- Когда-нибудь будет слишком поздно, Бенедикт. – я давал ему шанс. Может статься, последний шанс. Я позволю убить себя сейчас, без сожалений, без колебаний. Но только сейчас. Потом я буду сопротивляться, отчаянно и до конца, до тех пор, пока не добьюсь своего или пока меня всё-таки не прикончат. – Когда-нибудь Эрик утопит Амбер в крови… из-за меня… Когда-нибудь совершится нечто, что убьёт нас всех, и ты не сможешь стоять в стороне тогда.
Лбом касаюсь его лба. Высокого, красивого. Он словно состоит из вертикалей, мой брат. Но на ту, последнюю вертикаль взойдёт лишь один из нас.

Тихо качаю головой, выдыхая, когда его лоб касается моего, сжимаю его руки, нежно и осторожно, и забываю как надо дышать от его красоты. Я еще могу держать себя в руках, и потому отшатываюсь от него, отступая на несколько шагов. И на моем лице отражается страх. Не страх убить, но страх не сдержаться.
- Нет, Корвин. Не сейчас. Я не нанимался быть палачом, я всего лишь Хранитель. И все.
Я говорю это спокойно. Точнее, мне кажется, что я сказал это именно спокойно, но на самом деле мой голос дрожит от переполняющих меня чувств и желаний. Я отворачиваюсь, чтобы ты не видел моих глаз, брат. Не надо. И легко ступаю за край освещенной площадки, расворяясь в тенях ночи почти сразу. Я просто сбегаю. Не от него - от самого себя. Опять. Снова. Всегда.

Назавтра сбегаю я.
Даже не знаю почему. Не попрощавшись, не оставив даже клочка бумаги со словечком. Ничего. Что во мне говорит? Страх? Обида? Уязвлённое самолюбие?
Никогда и никому я не позволял видеть меня таким. Никогда и никто не получал в один момент столько власти надо мной. Никогда и никто не отказывался. От меня. Бенедикт отказался. Сам.
Рана затянулась, но нога всё ещё болела. Ну ещё бы… мы могущественны, но всё-таки не боги. Люди. Со своими страстями, обидами, страхами, желаниями.
Я могу понять его. Слишком многое могу понять. Не понимаю только одного: он мог всё закончить. Мог разом решить проблему преемственности. Мог остановить войну, которая рано или поздно, но развяжется между нами. Мог единым ударом разрубить гордиев узел, оставив на троне того, кого пожелал бы там увидеть.
В отражениях работать куда легче, чем вблизи Амбера. Наш Вечный Город слишком любит покой и умиротворённость, чтоб позволить возмущениям пространства-времени нарушать свой статус-кво.
Мне очень многое предстоит сделать. И будет лучше, если никто не узнает, куда я намерен направиться дальше.


читать дальшеБитва была в самом разгаре, и они проигрывали. Они снова проигрывали этим тварям из глубин Дворов Хаоса. А это могли быть только они. Я схватился с их предводительницей, и она ни в чем не уступала мне, принцу Амбера. Ни в чем. А красотой могла бы затмить любую. Но мы проигрывали, и мы отступали снова. Я прикрывал отход. Успешно. Пока. Но понимал, что еще немного, еще чуть - и я не выдержу, я сломаюсь, и это будет бесславный конец Бенедикта.
Подлой подножкой сбиваю ее с ног, отпрыгивая на несколько шагов, и наугад достаю карту из колоды. И тянусь, из последних сил тянусь к черноволосому мужчине на ней, отчаянно отбиваясь от вновь наседающей противницы и понимая скоро мне уже не хватит сил.

Я чувствую зов.
Сколько раз за последние несколько месяцев меня пытаются найти через карту? И я прячусь, блокируюсь, вытесняю все свои мысли.
Я не мог подставляться, не имел права. Никогда, особенно после того, что произошло. Если это снова Эрик? Я не готов пока к встрече с ним. Моё зрение только-только восстановилось окончательно, я всё ещё напоминаю старика, всё ещё не похож на себя самого. Но… если это отец? Или Рендом? Хотя, вряд ли Эрик так быстро выпустит его из застенков. Если же это Блэйз…
Всё решают доли секунд.
И я всё-таки спрашиваю:
- Кто?..

Он отвечает мне, и я хриплю свое имя, а на губах пузыриться кровь. Моя собственная. На мне слишком много ран, несколько из них - действительно серьезные даже для принца Янтаря. Боль захлестывает, нарушая концентрацию, но я держусь, пока еще держусь.... Я тянусь к нему всем своим существом, отчаянно желая жить и снова хриплю, продолжая еще как-то сдерживать противника:
- Помоги.....

- Иди ко мне! – протягиваю руку, хватаю его и тяну к себе.
Сколько лет прошло с того момента, когда мы виделись в последний раз? Давно, очень давно, несколько сотен лет назад… Тогда мы говорили, долго и о многом говорили… а ещё, помнится, сначала сбежал он. А потом сбежал я…
Теперь я не боюсь. Не боюсь его, не боюсь себя, вот только, слишком многое изменилось с того момента. И прежде всего мы сами.
Он изранен. Он устал, и вряд ли способен что-либо противопоставить мне, даже в моём не самом лучшем состоянии. Но я обнимаю его, крепко, как несколько лет назад обнял Рендома.
- Здравствуй, брат…

Он вытягивает меня из того кошмара как раз вовремя, и я успеваю увидеть ярость и разочарование в глазах Предводительницы. И оставляю ей на прощанье радугу. А сам без сил прижимаюсь к Корвину, почти вися на нем. Слишком много потеряно крови, слишком много получено ран. Я улыбаюсь и хриплю:
- Здравствуй....
И кровь пузыриться на моих губах. А потом я сгибаюсь в кровавом кашле, пачкая его одежду собственной кровью. И он поддерживает меня, а когда приступ проходит, я почти шепчу:
- Прости....

Сажаю его в кресло. Вот Ганелон удивится...
Хорошо что после Ланса у меня осталось довольно много бинтов и тампонов. Я перевязываю его сам. Сам промываю раны, заштопываю самые большие порезы, попутно вливая в него виски, самое ядовитое пойло из всего, что смог раздобыть в замке.
Я не спрашиваю его что произошло. Вижу только что ему плохо, видел как он сражался, как вокруг гибли люди.
Сажусь рядом, с улыбкой рассматриваю его. Я действительно рад его видеть. Не просто рад, теперь я даже счастлив, что отозвался на зов. И всё же… Никто из наших не знал, что с ним, и где он долгие годы. И вот, он рядом со мной…
- Как ты? Что происходит?

Я молчу, полулежу в кресле и молчу, чувствуя, как постепенно отступает боль, как начинает кружиться голова от гадостного и крепкого напитка, который он вливает в меня. Я перестаю себя контролировать, но не настолько, чтобы не ответить на его вопросы. Он спас мне жизнь, и я наслаждаюсь его заботой, как самым драгоценным из сокровищ Янтаря. Приоткрываю глаза и смотрю на его лицо, хотя оно немного плывет перед глазами.
- Проклятые твари из Дворов Хаоса... Они снова сделали это. Они снова разбили нас. Я остался прикрывать отход, но их Предводительница ни в чем не уступает мне. Еще немного, и наша сумасшедшая семейка сократилась бы на одну единицу.
Мне хочется дотронуться до него, но я сдерживаюсь. Пока еще сдерживаюсь. Но он дорог мне, и он спас мне жизнь. И потому я говорю:
- Спасибо. Я у тебя в долгу, Корвин.

Это очень много. Когда кто-то из наших просит прощения, или когда кто-то из нас говорит другому, что он в долгу. Не все и далеко не всегда говорят это.
Качаю головой. Я не скажу ему, что это моё проклятие, что это из-за меня появились все они, в каждом отражении, что я смог совершить то, чего не совершал никто после нашего великого отца: открыть новый путь в Амбер. Для тьмы открыть. Для зла. Впрочем, я сам зло…
Качаю головой.
- Нет… я всего только вернул свой долг тебе. Жизнь за жизнь, Бенедикт… Помнишь? На сей раз ты мой гость. И я очень надеюсь, что на сей раз ты не сбежишь. Мне бы этого очень хотелось. Чтоб ты остался со мной. Чтоб был со мной, когда я взойду на свой трон, и сниму с головы узурпатора мою корону.

Я снова слышу эти слова, и сердце замирает на миг от горечи и боли, но я улыбаюсь и смотрю в его глаза. Почему-то я вижу их очень отчетливо, хотя все остальное плывет, и черты его лица смазаны.
- Я не смогу сбежать, я слишком серьезно ранен. Мне потребуется некоторое время на регенерацию. А потом я уйду. Корвин, сейчас не время для разборок по поводу трона. Сейчас, когда вся семья сплачивается вокруг трона, не вноси хаос. Я не хочу....
Я не договариваю, замолкая. Я знаю, что он поймет, но в моем нынешнем состоянии эти слова - смешны и нелепы. И глупы, потому что он может легко покончить с этой угрозой. Очень легко. И мне почти хочется, чтобы это произошло, чтобы мне не пришлось воплощать в жизнь свою клятву. И я произношу почти жалобно, так непохоже на себя:
- Я хранитель, Корвин....
Это все алкоголь, это пойло, оно заставляет самоконтроль исчезать бесследно. И в этом состоянии я не могу сопротивляться опьянению. Опьянению виски и... им. Его глаза, его голос... Я бы сбежал, если бы мог. Но сил нет, и я только больнее впиваюсь ногтями в ладонь.


Сейчас он рядом.
Да, он ранен, да, он слаб… Но просто вот так, сидя рядом с ним, я чувствую, что годы в застенках, годы, когда Эрик приходил, чтоб снова и снова вымещать на мне всю свою ненависть, всю свою ярость и похоть, они отступают.
Я никогда не буду чист, как первый снег, и никакие молитвы не очистят меня. И даже, если бы Дейдра и он простили меня, я бы всё равно не мог быть таким, как много-много лет назад, будучи почти ребёнком, в Амбере… в нашем Амбере.
Я поднимаюсь со своего места и присаживаюсь рядом с ним, глядя снизу вверх.
Я мог бы сказать ему, насколько мне важна его поддержка. Мог бы просить его о толике нежности, что он дарил когда-то моему брату. Но вместо этого беру его за руку и прижимаю горячую от жара ладонь к губам.

Он садиться рядом, и от его близости кружиться голова. Или от выпитого виски? Но его губы касаются сведенной судорогой, сжатой в кулак руки, и пальцы расслабляются. И хочется закрыть глаза и поверить, что все хорошо, и что снова все как прежде. И что за окном - море и вишневый сад. Но я не из тех, кто тешит себя напрасными выдумками. Я открываю глаза и смотрю на него. И тихо прошу, вкладывая в эту просьбу все чувства, которые сейчас бушуют во мне, которые я все еще контролирую.
- Корвин.... не надо.... я...я могу не сдержаться.....
Я не отворачиваюсь. Я смотрю в его лицо и ожидаю, что он отшатнется. Или просто пересядет. Я не знаю, хочу ли я этого, но это будет правильно, и потому я жду этого. Но заставить себя разжать пальцы, сжимающие его руку, не могу.

«Неужели ты боишься меня, Бенедикт, принц Амбера? А боялся ли ты моего брата, Бранда? И не его ли ты видишь во мне? Нет… меня ты видишь… меня!»
Склоняю голову ему на колени, каясь.
Я грешник, брат мой… я стольких бросил на смерть, я залил колвирскую лестницу кровью, я убивал, я предавал, я был подл, я был беспощаден…
Сплетаю свои пальцы с его пальцами.
Душа воет и корчится, мне больно, брат мой, ты даже не знаешь, насколько мне больно. А может и знаешь. Ты сам когда-то говорил, что ОН не убьёт меня слишком легко, и не позволит мне добровольно уйти из жизни. Ты был прав… Пророк Бенедикт. Святой Бенедикт. Грешный брат мой.
- Он тоже не сдержался… ты был прав… он не сдержался. Он приходил ко мне, из ночи в ночь. Снова и снова, до дня своей… моей коронации. А потом ослепил меня. Но и тогда он не дал мне покоя. Как одержимый, лишь бы снова услышать, как я буду кричать. А я молчал… Знаешь о ком я думал? Я жалел что ты ушёл.

Молчу. А что можно сказать в ответ на такое? Оправданий нет. Как объяснить тебе, что я не посмел коснуться тебя, что я боялся увидеть в тебе твоего старшего брата? Как рассказать о горечи, что жила в глубине моего сердца?
Я молчу. Только пальцы зарываются в черные смоляные волосы, ощущая их мягкую и упругую нежность. И нежность с полынным привкусом тоски заполняет все мое существо. Я не прошу прощения. И не ищу для себя оправдания. Я знал, что так будет, но я не сделал ничего. И теперь могу только принимать эти откровения, надежно заперев свою боль в глубине сердца.
"Я глуп.... Я слишком глуп, отец. Меня снова ловят на ту же удочку. Но клятва дана. Клятва на крови перед Единорог. Но как же больно выполнять эту клятву, оставаясь в стороне... Как больно"
Я не замечаю, что по щеке медленно скатывается одинокая слеза. Я не замечаю, как чуть дрожат руки и как из прокушенной губы на подбородок медленно сбегает струйка крови. Но его голова все же покоится на моих коленях, и он сам - рядом со мной. И его глаза... я могу смотреть в них, он восстановился. Он смог. А Эрик всегда был глупцом. И я шепчу, хрипло и сдавленно, потому что в горле стоит ком, мешая дышать. Я шепчу одно только слово. Одно имя.
- Корвин.....

- Я не прошу… - продолжаю, стараясь не отвлекаться на лёгкие касания, спеша сказать всё, что думаю, будто не успеваю, опаздываю. – Я не прошу любить меня так, как ты любил ЕГО… Я не прошу поднести мне трон на блюдечке, я сам могу, я возьму сам то, что по праву принадлежит мне… Я говорил с отцом. За несколько месяцев до коронации и он благословил меня… Я не говорил никому, даже Блэйзу…
Я напряжён, и это напряжение сковывает мышцы, тело каменеет, и ноет, болит, но расслабиться я не могу, не выходит, потому что я ещё не всё сказал.
- Я прошу только быть со мной… Ты единственный, кому я могу верить… Ты единственный из нас, кому верят все..

Горечь мешает дышать, я беззвучно задыхаюсь в отчаянье. Мне хочется сказать "да", так хочется, но... Я не могу. Голова тяжелеет, голова склоняется под тяжестью моей клятвы, и сердце пропускает удар за ударом, и на все наслаивается боль. Я так хочу... Но когда отец или Единорог спрашивали наших желаний? Когда считались с ними? Я до боли впиваюсь в губу, прокусывая ее снова. И тихо, но почти спокойно выдыхаю:
- Я...хотел бы этого. Но я не могу нарушить нейтралитет. Я служу трону. И тому, кто его занимает. Я не могу перестать быть Хранителем иначе, чем по смерти своей. Тем более, в эти смутные времена, когда твари Хаоса атакуют даже Амбер, стремясь разрушить его. И я не могу позволить гражданской войны сейчас. И даже если я сумею обмануть или сломать клятву и нарушу нейтралитет, это ничего не даст. Мне тут же перестанут верить.... Ты знаешь сам, Корвин.
Пальцы по-прежнему путаются в его волосах. Это так приятно. Но я понимаю, что снова высказал отказ. И это должно оттолкнуть его от меня. Я хочу верить, что мой брат изменился, но разум говорит мне обратное. И только глупое сердце бьется как сумасшедшее, от близости его, от мягкости его волос, от его дыхания...

Осторожно поворачиваюсь, сажусь на пол, откидываю голову ему на колени и смотрю ему в глаза. Почти спокойно. Что ж… по всем канонам Эрик – король Амбера. Пусть даже корона своим холодным ободом коснулась меня раньше, нежели его.
- Если ты попытаешься вернуть меня Эрику, клянусь, Амбер умрёт после второго моего проклятия…
Поднимаю руку, провожу кончиками пальцев по его щеке, смахиваю одинокую тяжёлую слезу. Я найду способ уйти из жизни, если… если Это повторится снова. Наверное, моя жизнь в отражении Земля действительно сильно изменила меня, я перестал быть тем Корвином, которого знали все. Я не хотел давить на него.

Я убираю руку. Мне не хочется открывать глаза, но я это делаю. Я смотрю на его лицо, все еще хранящее какое-то измученное, загнанное выражение, и мне снова становиться очень больно. В глубине души. Я не выпускаю свою боль, да и действие алкоголя постепенно проходит. Наш проклятый метаболизм. Горько улыбаюсь ему и качаю головой.
- Сейчас ты не угрожаешь никому. Я обещаю, что убью тебя сам, но не позволю снова попасть в руки Эрику. Я...не хочу, чтобы ты снова испытал тоже, что и тогда.
Я замолкаю, делая вид, что не слышал слов о проклятии. Мне никто не говорил, а на коронации меня не было. Я мог бы рассердиться. Я мог бы убить тебя. Но я не могу. Не могу заставить себя пошевелиться и отвести взгляд от этих черных глаз. Я малодушен и слаб, но горечь и боль во мне рвутся наружу, не давая нормально дышать. Я хотел бы заплакать. Но я не могу даже этого.
Я все же отвожу взгляд, и смотрю куда-то вдаль и вверх, и руки спокойно лежат на подлокотниках кресла. Я сумел взять себя в руки. Сможешь ли ты однажды простить меня за это, брат?


- Спасибо… - поднимаюсь на ноги, не глядя на него, подхожу к двери. Я хотел бы сказать ему, насколько много он для меня значит, как я его люблю. Да… люблю. Но я молчу, я слаб? Наверное, слаб. Хоть, это, наверное, правильно. Пусть он не знает, это не причинит ему боли большей, чем грызёт его сколько уж сотен лет. И всё же, пусть мой камень не будет тем, что окончательно нарушит его хрупкое равновесие.
Может кто другой и пнул бы больнее, только чтоб увидеть его окончательно раздавленным, уничтоженным, я не могу. Слишком часто я сам попадал в подобные ситуации…
- Отдыхай… Тебе нужно восстановиться. Ты устал, брат…

Киваю и слышу, как закрывается за ним дверь. Выждав еще немного, с трудом встаю и, кое-как добравшись до двери, закрываю ее на щеколду, а затем без сил сползаю на пол. Теперь я один. Теперь никто не увидит боли, что искажает мое лицо, вечно спокойное и бесстрастно-равнодушное лицо принца Бенедикта. Теперь я могу свернуться в комок на каменном полу и тихо выть от боли и горечи, разрывающих мне сердце. Снова. Опять. Так больно.
Но ты не узнаешь об этом, брат мой Корвин, мой серебряный Ворон. Нет, не мой. Я сам отказался от тебя. Я смог устоять перед искушением. Но как же это больно.
Да, отец, я помню твои слова о том, что боль закаляет душу. И я выполню клятву, до конца испив чашу одиночества, горечи и боли. И будь ты проклят за это, Оберон! Будь ты проклят!
Я плачу беззвучно, без всхлипов. Я просто чувствую, как по моему лицу сбегают слезы, и не замечаю ни холода каменного пола, ни тепла камина, ни боли от ран. Я плачу о том, что могло бы быть, но уже никогда не будет. Я оплакиваю свою неродившуюся любовь.
"Прости меня, Корвин....прости....."
С губ не срывается ни звука.

Я стою по другою сторону двери, привалившись спиной к тёплому древу. Я слышу, как защёлкивается щеколда, слышу, как с мягким шорохом что-то опускается на пол, слышу едва слышное дыхание. За годы, проведённые во тьме, мой слух стал куда острее, чем у всех прочих из нашей семейки.
«Открой… пожалуйста, открой…»
Я говорю с тишиной, молю тишину, спорю с тишиной в себе. Снова в мыслях касаюсь подрагивающими пальцами его тела. Я, получивший на Земле медицинское образование, хирург, как мальчишка волновался, промывая его раны, накладывая швы…
«Что ты сделал со мной, брат?..»
Я смотрел на него, и всё, что я мог сказать, была просьба быть со мной. Ради Амбера. Не ради меня. Неужели мы все настолько одержимы Вечным городом, что не находим в себе места нежности друг к другу? Тогда я в тысячу раз глупец, глупейший из глупых…
С силой припечатываю ладонь к доскам, загоняю пару заноз.
- Бенедикт?..

Я не слышу удара и зова, только его голос по ту сторону двери, но боль, согнувшая меня, распластавшая по каменным плитам пола, не дает открыть, не дает ничего сказать. Я так долго сдерживал ее, что теперь, когда она, наконец, вырвалась на волю, я никак не могу справиться с ней. И с горем, и с потерей. Я могу только плотнее сжаться в комок на холодном полу, стиснув зубы, чтобы не завыть в голос от той волны, которую поднял во мне звук его голоса. Я все еще ощущаю его тепло на моих коленях и мягкость его волос под моими пальцами. Я хочу открыть дверь. Но я понимаю, что все кончено, так и не начавшись, и от этого становиться еще больнее и еще горше. Я молчу.
"Корвин....о, Единорог, почему? Ну почему это так больно?.... Корвин...."

Он молчит. То ли ему нечего мне сказать, то ли…
Что меня накрывает в момент, я не знаю. Я пытаюсь вломиться в комнату, и некоторое время барабаню в дверь, пока не вспоминаю, что дверь открывается наружу, а не вовнутрь. Каким чудом мне удаётся-таки выдрать порядочный обломок, и открыть её, проклятущую, не помню. Помню только, что падаю перед ним на колени, обнимаю, стараюсь согреть. Он дрожит, как осиновый лист, и мне не остаётся ничего, кроме как растянуться рядом, укрыть его своим плащом, лицом ткнуться в плечо, и шептать, безостановочно, лихорадочно, бесконечную мантру, быстрое, страшное «прости-прости-прости-прости…»

Он все же приходит, и вместе с ним приходит тепло. И только когда он прижимается ко мне, нашептывая что-то, я осознаю, как же замерз. Настолько, что меня колотит от холода. Я пропускаю всхлип и на долгую минуту - вечность - прижимаюсь к нему. Его голос, его руки, его запах... Все это успокаивает меня, унимает боль. На некоторое время. Ненадолго. Пока он рядом. На целую Вечность, спиралью свернутую в одну минуту.
А затем я отстраняюсь, стараясь не смотреть ему в лицо. Я так слаб, и взгляд все время задевает его подбородок, его бороду, его нос, скулы... только не глаза. Я не могу посмотреть в них, мне стыдно, что он видел меня - таким. И я выдыхаю почти спокойно, только немного хрипло:
- Прости, мне просто стало плохо от ран.
Я знаю, что вру. И он тоже знает это. Но я молю все силы, чтобы он хотя бы позволил мне сохранить лицо. Ведь это последнее, что еще осталось у меня моего. От чести моей остался лишь пепел, а все остальное принадлежало Амберу. Кроме гордости. И...сердца. Я никогда не любил Янтарь настолько, чтобы драться за него. Я всегда дрался за любимых и родных. Я всегда был дураком.
Прячу горечь в глубине сердца и поднимаюсь, выпутавшись из объятий. Я и верю ему, и не верю. Он действительно просил прощения искренне, но... Власть всегда была слишком сильным искушением для нас всех. Янтарный трон и корона были ее символами. И Камень, конечно.
Так больно.
Я по-прежнему избегаю его взгляда.


- Ты испугал меня… - поднимаюсь, подхватываю его на руки и отношу к кровати. Не тепло и не холодно, странно… но камин весело потрескивает жадным огнём, а за окном воет ветер и стемнело. Осторожно опускаю его, надеясь, что в результате всех манипуляций швы не разошлись. – Тебе покой нужен, а не прыжки и…
И безобразные истерики. Но в этом мы так похожи. Нас накрывает редко, но если накрывает, то это страшно. Сильные, несгибаемые клинки, мы в такие моменты так близки к излому, на пределе сопротивления.
Придвигаю к кровати кресло, решив, что сегодня я его совершенно точно не оставлю. Закрываю дверь, правда, замки окончательно искорёжены, а щеколду я, от волнения, вовсе выдрал.
- Я не хочу чтоб ты уходил, слышишь? Не хочу! – одно твоё слово, и я… я постараюсь забыть об Амбере. Попробую. Ради тебя.

Я молчу. Я понимаю, что он не сможет, а что такое невыполнимые клятвы я знаю на собственной шкуре. Я молчу, потому что думаю о том, что не смогу остаться рядом с ним. Я молчу. Но все же, через некоторое время преодолеваю себя и тихо говорю, а голос сдавлен и хрипл, словно я долго кричал, да так оно и было. В душе. Но я говорю спокойно, констатируя факты.
- Не давай невыполнимых обещаний, Корвин, они разрушат тебя изнутри, подточат твою волю и твою душу. Не надо. Я хотел бы остаться с тобой, но наша судьба слишком различна. Я постараюсь сделать что-нибудь для Дейдре.
Закрываю глаза. Мне не хочется дышать, шевелиться, разговаривать...жить.... Мне хочется забыть обо всем и умереть. Я не могу позволить себе этого. Я не могу сломаться. Но одну слабость я еще могу допустить. Я протягиваю руку и ловлю его пальцы. И подношу их к губам, не открывая глаз. Я не хочу видеть его лицо. Я просто целую его пальцы, каждую фалангу, а затем горько улыбаюсь и разжимаю ладонь.
"Лети... Ворон...."
И не замечаю, как говорю это вслух.

Лететь куда, брат мой? У меня одна дорога. Навсегда одна. Туда, на уступы Колвира, под сень Великих Врат, в благородную тень стен моего города.
Он целует мои пальцы, и от этой простой ласки по жилам растекается жидкий огонь. Тот самый огонь, которого так и не смог добиться Эрик. Тот самый огонь, что заставлял его приходить в моё убогое обиталище, выдёргивать из забытья, и истязать… Огонь, который не просыпался во мне даже под действием жестоких изматывающих наркотиков. Я всегда отличался лучшим метаболизмом и регенерацией. Он так и не смог сломать меня… несмотря ни на что.
Зато смог ты. Очень просто, брат мой. Этой простой, почти что невинной лаской. Пальцы выскальзывают из твоей разжавшейся ладони.
ОН тоже целовал мои пальцы. Ему нравилось целовать меня, а я всегда был слишком слаб, чтоб успешно сопротивляться ему. Не по этому ли мне всегда приносили только хлеб и воду?
- Куда мне лететь? – спрашиваю я прежде, чем приникнуть к его губам.

Он спрашивает, но не дает мне ответить. Его губы накрывают мои, он целует меня, и мне кажется, что я действительно умираю. Это прекрасно. Словно теплая волна прокатывается от его губ по моему телу, прогоняя и боль, и слабость, и усталость, прогоняя их прочь, заставляя забывать о них. Я распахиваю глаза, и в моих - изумление. Я не думал, что он сделает это. Что осмелиться.
Он сделал... И я снова закрываю глаза, отвечая на поцелуй, неуверенно вспоминая, как это - целовать того, кто нравиться тебе. Того, кто дорог тебе. И не думать о том, что затем тебя попытаются использовать.
"Что же ты делаешь, брат мой?"
Я закрываю глаза, я отвечаю на поцелуй, но когда он прерывается, я снова ловлю его взгляд, и в моих глазах - горечь и благодарность. И тепло. И все это - для него. Я провожу ладонью по его лицу и тихо отвечаю на его вопрос:
- Лети туда, куда зовет тебя твое сердце, Ворон. Возможно, ты мудрее нас всех вместе взятых.
В моем голосе сквозит грусть, безудержная и безнадежная. Сейчас я не хочу скрывать эмоции, потому что мне уже все равно, что будет дальше. Что бы ни было, я сохраню в памяти этот вечер после боя и этот поцелуй. До последней минуты сохраню.

Осторожно ложусь рядом, стараясь не потревожить его больше, сбрасываю свой плащ, и укрываю его меховым одеялом. Я на самом краю, не стесняя его, не вторгаясь в личное пространство, и в то же время, о, как же мне хочется чувствовать его тепло, стереть из его взгляда эту почти-тоску.
Мы братья, значит, не имеем права быть вместе. Отец был в ярости, когда однажды застал меня и Дейдру… так давно это было. Мы нарушаем все законы и традиции людей. Как говорили на Земле – это даже не прелюбодеяние, это богопротивный инцест. Эрик проклят за это. Проклят мной. Проклят этим путём, отродьями хаоса…
Я знаю, что буду проклят за то, что не могу заставить себя уйти. За то, что кончиками пальцев очерчиваю его губы, за то, что не хочу размыкать сцепленье взглядов, за то, что сейчас моё сердце приказывает мне быть. Быть с ним, отказаться от безумной погони, и просто быть с ним.

Я не могу заставить себя прогнать его прочь, хотя когда-то мне хватало для этого и пары слов. Я не могу заставить себя отстраниться. Он напоминает Брандта всем: повадками, внешностью, одержимостью этим проклятым троном.... Но как же сильно он отличается! О, Единорог! Это различие бросается в глаза, заставляя верить в то, что чудеса возможны. Корвин настолько искренен, настолько _человечен_ , что это кажется почти что чудом. В нашей семье такому нет места.
И я сдаюсь, я покоряюсь его нежности. Я придвигаюсь ближе, опуская голову ему на плечо и обнимая его. Не больше. Просто лежать, слушая стук его сердца, запоминая заново его запах, ритм его сердца и мягкость его волос.
Молчать, чтобы не выдать себя даже интонацией. А еще не показывать глаза, чтобы ты не увидел боль и тоску в их глубине. Потому что я знаю, что скоро все кончиться, что ты не сможешь остановиться, что жажда мести и власти погонит тебя на штурм, снова, и снова, и снова.... До тех пор, пока я не остановлю тебя. Именно я, потому что не позволю никому больше сделать это. Никому.

запись создана: 11.11.2008 в 00:37