Дорогой Дзютак! Ну что бы тебе такого японского по случаю твоего рождения презентовать? Ну - раз ты у нас по году Дракон - держи:
The Dragon
Artist: Kuniyoshi (Zodiac) Date: ca.1849 Size/Format: Oban Tate-e, 9.75 by 14.5 inches Description: The Dragon. O-Tagawa escaping from the clutches of a villain. Series: Mitate Junishi (12 Signs of the Zodiac)
Эти странные европейцы отчего-то назвали это зожиаком - но мы-то знааааем...
В консерватории СРОЧНО надо открыть отделение для Рабиновичей, которые берутся напеть Карузо не попавшему на концерт соседу. И отправить их туда строем. Как сказал бы профессор Выбегалло, "ан масс". По крайней мере потом обладевшим Карузо не придется потом объяснять, что "все было совсем не так". И польза из этого произрастет преогромная! )))
Вот иногда такого начитаешься-насмотришься, что срочно нужно противоядие. Любое. Хоть вспомнить что-нибудь хорошее... А ведь и правда - хорошее. Хотя так по первости и не кажется. Девятый класс, который я проболела за вычетом неполного месяца, полностью. Дом-больница, больница-дом, температура-лекарства, самочувствие-состояние... экзамены за оконченный экстерном девятый класс. Но - книги. Много-много книг. Очень много очень разных хороших книг. И вот лежу это я и не сплю, потому что кашляю, и читаю часика в три ночи "Древнегреческую эпиграмму". А с точки зрения этих самых древних греков, эпиграмма - это не хлесткий сатирический стих, а просто любое граффити. Вот что на стенке написано - то, значит, и эпиграмма. Или на надгробии. Или на заборе. Все едино эпиграмма. Ни сюжета, ни приключений. Только надписи, надписи, надписи. Подлинные. Как разноцветные камушки. Вот какой-то Демофил посмеивается - мол, недаром дали ему родители такое имя, раз в его жизни было четыре любимых женщины - и всех четверых звали Демо. Вот родители оплакивают малолетнюю дочь. Вот восхваляют победившего в состязаниях атлета. А вот пастух говорит о верной своей собаке. Камушки, цветные камушки... осколки чьих-то жизней... камушки разной формы, разного цвета... И очень не сразу замечаешь, что это не просто беспорядочная груда... вот это - сердцевина цветка, это - глаз торговки, это - рыбья чешуйка... мозаика, и она собирается сама собой, камушек за камушкам, и картина все полнее, точнее, яснее... А потом картина просто разбивается, растворяется грань, и нет картины, потому что есть жизнь, и ты идешь по ее дорогам... предвечернее солнце, и белые стены от него золотые и розовые, а тени синие, глубокие и тяжелые, белая дорожная пыль, мимо прошла женщина с кувшином, совершенно фиолетовый в этом предвечернем свете ослик что-то там сообщает миру очень важное из своей ослиной жизни, а за поворотом - площадь, уличная торговка что-то такое жарит на масле, кажется, у нее уже подгорает... да, точно подгорает, даже отсюда по запаху слышно, деревья шелестят на ветру... Именно тогда я впервые испытала это сумасшедшее ощущение во всей его полноте. Ни сюжета, ни приключений. Камушки, смальта, осколки чужой жизни - и про каждый из этих камешков можно написать роман, их так много, этих жизней, что они обретают новую плоть... А с чего мне вдруг вспомнилось именно это? Может, потому что я в последние дни читала и перечитывала, радуясь, "Александрию"? Хм, ну и кто сказал, что Кузмин стилизатор? Что он стилизовался - а не входил, разбив мозаику, туда, где утром огородники везут овощи на рынок, а пьяные матросы возвращаются на рассвете из таверны?