…Они бродили у края вод; с поверхности блик луны
Сорвался, порхая, упал – и вот ныряет опять с волны!
Был берег ветром изрыт и мглист, и, трепет в душе тая,
«Ты кто?» – спросила Весенний Лист. «Летучая рыба я».

Помнишь, тебя наставлял: люди – миру сродни; глянь: вот олень, вон русак поскакал во всю прыть… Очень давно нас вот так же учили они: мир понимать, а еще – не бояться творить.

Только земля не едино для счастья дана, все изменяется, время нельзя спеленать. …И говорили, однажды случилась война, многое стало другим; хуже, лучше – как знать.

Так долго в темном бору сыром блуждали; а здесь, теперь
Бархан пушистым лежит ковром, на склоне играет зверь.
Во взгляде – рыжее плутовство и ласка переплелись.
«Ты кто?» – Охотник спросил его. «Ушастый песчаный лис!»

Ищем порой – в пеньи птиц, в облаках дождевых, - будто бы важное что-то потеряно тут. …И говорили, что нету их больше в живых, но я не верю. Куда-то ушли – и придут.

Слушай: хоть зимняя ночь холодна и долга, пламя прогонит и страхи, и стылую жуть. Я подарю тебе сказку о добрых богах. Кто создал рыбу и лиса? Прости, не скажу…

— …Иди сюда, маленькая, — тихо и печально, протянув руку сквозь пламя. — Видишь, как с тобой обернулось…
Огненная ящерка скользнула к нему на ладонь, сложила крылья и свернулась клубочком — маленький сгусток остывающей лавы, только тёмные глаза смотрят грустно и виновато.
— Будешь жить у меня, что ж поделаешь… Только лучше бы и он с нами ушел, как ты думаешь?
Саламандра шевельнулась и моргнула.
— Может, он всё же решится…

Когда к садам Лориэна подошёл Ауле, на нём лица не было. Не сразу Ирмо добился ответа — что же произошло? Ваятель отмалчивался, отводил глаза, жадно прихлёбывал виноградный сок — Ирмо хотел возразить, мол, оставь, он же подкисший, — но Ауле вдруг заговорил, быстро и сбивчиво: о танце пламени, гибком чешуйчатом существе — Ллах, о Замысле…
Сначала Ирмо не понимал — зачем? Если такого не должно быть? Да и разве живое может обитать в огне? Но он так и не решился ничего спросить: слишком потерянным выглядел Ваятель.
— Мелькор унёс, сказал, будет жить у него, — закончил рассказ Ауле. Помедлил и спросил: — Он же её не бросит?
— Нет, конечно, — ответил Ирмо, стараясь говорить уверенно, чтобы успокоить, снять… тоску? Страх? Целитель душ ещё толком не знал названия этим чувствам. А сам думал: как это — творить то, чего нет в Замысле? И зачем?

— Послушай, тебе никогда не хотелось создать что-то совсем новое? Не предусмотренное Замыслом?
Йаванна вздрогнула, услышав знакомый вопрос, обернулась. Нет, не он. Не Мелькор — Ирмо.
— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы…
— Нет, — торопливо возразила Валиэ. — Нет, конечно. Замысел совершенен, разве можно придумать что-то прекраснее задуманного Единым? А почему ты спрашиваешь?
— Просто, — Ирмо смешался. — Просто...
Он не хотел рассказывать о том, что случилось с Ауле, и объяснять, почему вообще решил заговорить об этом. Он просто хотел проверить.
— Никогда не думала ни о чём подобном! — заверила вслед Йаванна.
Ирмо не знал, что немногим позже перебравший забродившего сока Ваятель сам выложит всё супруге.

Крылатый отозвался на зов Ирмо не сразу, но, главное, всё же отозвался. Ирмо ожидал его у границы своих владений.
— Ты звал, брат? — в глазах Крылатого плескалась тревога, и Владыка Видений заговорил прямо, отбросив тщательно заготовленную речь:
— Ауле рассказал про Ллах. Ты унес её, да?
— Да, — Мелькор хотел добавить ещё что-то, но Ирмо шагнул ближе, раскрывая ладонь. Цветок?
Глаза старшего удивленно расширились, и Ирмо улыбнулся: Эстэ тоже удивилась, когда нежно-голубой цветок зашевелил усиками и пополз к ней, трепеща лепестками, то есть крылышками. Светлые отметины на крыльях — следы последних, завершающих касаний...
— Можешь тоже взять себе? Пока всё в порядке... только я что-то не уверен, что цветы могут летать — по Замыслу. А если им всё-таки можно, я потом заберу, ладно?
— Ладно, — согласился Мелькор и протянул руку. Бабочка перебралась к нему и начала деловито взбираться по рукаву.
— Вот и хорошо, тогда я остальных тоже соберу? Их совсем немного.

Нэсса при встрече просто схватила Крылатого за рукав и куда-то потянула. На вопросы она не отвечала, и повернулась лицом к лицу только тогда, когда они зашли, как показалось Мелькору, в самые тёмные заросли во всем Амане.
— Помнишь того своего зверя, с зубами? — приглушенно спросила Нэсса. — Почему он был такой… пятнистый?
— Чтобы лучше скрываться
— А я думала, для красоты. И вот, посмотри!
Нэсса заливисто свистнула.
На свист из кустов выбрались три существа… И таких Мелькор точно не творил.
— Ты не подумай — я просто хотела научить их кушать травку! И ещё посмотреть, как будет интереснее — в пятнышко или в полосочку?
Валиэ задумчиво оглядела свои творения: как смотрится интереснее, она так и не определила, поэтому одно существо было полосатым, другое пятнистым, а уж третье…
— А почему этот такой лохматый?
— Я думала, что будет красивее, если сделать попушистее. Но целиком в такой шерсти ему жарко, пришлось оставить только гриву, — Валиэ запустила пальцы в жёсткий мех. С расцветкой она тоже не додумала, потому лев щеголял снежно-белой шкурой.
— Понимаешь, я того твоего зверя видела один раз и то недолго, — продолжала объяснять Нэсса, — так что пришлось творить по памяти. Вот этот, пятнистый, показался мелковат — очень худой и поджарый, зато очень быстрый! Совсем как я! А этот вот — большой и полосатый…
— И ты хотела, чтобы он питался травой? — Мелькор с интересом разглядывал тигра. Чуть ли не в пасть заглянул. — С такими-то клыками? Нэсса, а почему они в пасти не помещаются?
— Как запомнилось…
— И что, травку кушает?
— Если захочет, — окончательно стушевалась Валиэ.
— Красота! — Мелькор погладил тычущегося в ладонь тигра.
— Но ты же понимаешь, Замысел и всё такое… И ты же помог Ауле! И вообще это всё твоя идея...
— Я-то тут причём? — растерялся было Крылатый.
— Забери ты их, ради Эру! Травка травкой, а они всё равно на моих оленей смотрят! Смотрели, пока те куда-то не сбежали... А если Оромэ попадутся? Или он им… Этот — в пятнах — знаешь, как бегает? Уведи их куда-нибудь, а? Забери. Иначе я... — Нэсса скрестила руки на груди и отвернулась, изображая спиной полную непреклонность.
Тигр снова ткнулся носом в ладонь Мелькору.
— Хорошо. Уведу.
Нэсса не обернулась и не ответила, боясь, что голос сорвётся. Ушли они по-кошачьи бесшумно, и только почувствовав, что они уже далеко, Валиэ кинулась искать своих оленей. А найдя, долго плакала, уткнувшись в шею вожака.

Ульмо ждал на берегу, поигрывая каким-то украшением. Мелькор заинтересованно пригляделся — камень это или все-таки растение? — но ничего не спросил, а Ульмо сделал вид, что ничего не заметил. Сдавать Йаванну он не собирался. Своих недоразумений хватало.
Владыка вод был немногословен:
— Вот. Сам не знаю, как оно получилось — вроде нормальный малёк был, головка и хвостик.
Зелёное и пучеглазое выглядело так беззащитно, что не взять Крылатый не смог. Правда, даже сердобольная Ниенна, иногда соглашавшаяся ненадолго приютить живность, трогать это наотрез отказалась. Непонятно, почему.

Вана, приложив палец к губам, показала на проём в живой изгороди.
— Вон там, смотри!
— Это птица?
— Птица! А что, похоже на рыбу? — попыталась обидеться Вана.
— Какой дивный хвост, — Мелькор попытался увести разговор.
— Правда? Тебе нравится? Только летать не умеет.
— Почему?
— А куда ей, то есть ему — это мальчик — летать, с таким-то хвостом?!
— Значит, это твоё?
— Моё, конечно. Не Йаванны же с Нэссой... Только вот что — можешь унести его куда подальше?
— Этого нет в Замысле?
— Хуже, — смущённо буркнула Вана, — если б он там и был, Манвэ ему бы сам шею свернул. Ты не подумай, я бы здесь оставила. У меня и изгородь высокая, и птицы. Поют все время. А он… Я лучше покажу.
Валиэ обогнула изгородь, и птах обернулся к ней. И запел — как и любая птица при виде Вечно Юной.
Вана уже привычно заткнула уши, а Мелькор сразу понял, почему этого не было в Замысле. И что Эру зря был так недоволен Диссонансом. Ему бы пару таких птичек…
— Понимаешь теперь? Унеси его куда-нибудь, пока Манвэ не услышал!

Больше всех Крылатого удивил Оромэ, притащивший какое-то растение. Сначала Владыка Лесов делал вид, что он просто заглянул поговорить об охоте, и даже пытался позвать за компанию, а потом вдруг выдал:
— Ты осторожней. У него челюсти крепкие.
Мелькор как раз успел отдернуть пальцы от очаровательного цветочка.
— Нравится? — с потаённой гордостью спросил Охотник.
— Очень, — непонятным тоном заверил Крылатый.
— Тогда оставь себе. Кормить не обязательно, он у меня самостоятельный, а вот влагу любит.


Варда его не звала. Просто вдруг вышла навстречу и выжидательно посмотрела. Оправдываться Королева не собиралась.
В протянутой ею склянке кто-то весело ползал.
— Выпустишь? Там.
— Кто это?
— Ночью увидишь, — и тихо добавила: — Манвэ не говори.
Накрытые чёрным плащом букашки решили, что настала ночь — и засветились. Но Элентари уже не было рядом.


Кого Черный Вала никак не ожидал увидеть в необжитом ещё мире, так это Манвэ. Король Арды тоже не рассчитывал, что его застанут. Он был занят чем-то, похожим на длинные черно-коричневые семечки — если бы у семечек вдруг выросли лапки и усики.
— Они есть в Замысле! — возмутился Манвэ на невысказанный вопрос. — Точно есть!
Усатые и длинные шустро расползались в разные стороны, всем своим видом выражая, что они-то как раз есть в Замысле. А вот насчет Валар не уверены.
— И вообще не мои они, я у Йаванны взял, — что именно Повелитель Ветров взял у Йаванны, он не сказал бы даже Эру. — Хотел подождать немного, понаблюдать. А то они маленькие такие, вдруг не приживутся?
— Они-то хоть не светятся? — не удержался Крылатый.
— Нет. Зато как летят на свет!
— Ну и тараканы у тебя, брат! — только и сумел сказать Мелькор.
Манвэ поднял удивленные глаза: откуда только слово такое взял? Не иначе как снова из... Из... А почему бы и нет?
— Ну, вы тут обживайтесь, а мне пора, — Король мира принял предельно серьёзный вид — какие ещё тараканы? — и подозвал орла.
«Только Варде не говори», — донеслась мысль.