Жить - удовольствие.
воскресенье, 29 июня 2025 в 13:20
Пишет MirrinMinttu:Так повелось, что понятие "пират" у большинства из нас немедленно ассоциируется с личностями, которые очень бы возмутились, если бы об этом знали. Сэр Френсис Дрейк и Уильям Морган точно бы возмутились, а Морган в свое время не просто возмутился, а ещё и в суд подал на издателя книги Александра Эксквемелина «Пираты Америки», и тяжбу выиграл, получив публичное извинение и 200 фунтов компенсации. А всё потому, что понятие пиратства, то есть морского разбоя всегда было чрезвычайно расплывчатым.URL записи
Генри Морган на фоне Панамы в 1671 году. XVIII век
(c) Getty Images
читать дальшеКорсарами называли капитанов и их команды, которые получили от государств разрешение грабить и топить коммерческие суда в ходе борьбы за доминирование над Средиземным морем в XIV–XIX веках.
Рейдеры были пиратами-наемниками, основной задачей которых было не ограбить судно противника, а утопить. Они состояли на службе у королей и получали от них корабль и снаряжение. Если судно противной стороны все-таки удавалось ограбить перед затоплением, то приз получали не рейдеры, а их страна-наниматель (но рейдеры получали процент с реализации добычи, и это было немалой прибавкой к жалованию.
Каперы (они же приватиры) — это пираты, имеющие специальный документ, каперское свидетельство, разрешающее нападать на корабли определенной страны. Каперы должны были соблюдать определенные правила: нападать и вести бой только под флагом страны, выдавшей свидетельство. В противном случае считалось, что они нарушили условия соглашения, и тогда каперы становились обычными пиратами.
С нашей точки зрения, разбой - это просто разбой, лицензирован там он или нет, но с точки зрения всевозможных деклараций морского права разница была огромной. Соответственно, не все морские разбойники таковыми себя считали. В любом случая, вся эта деятельность обычно автоматически ассоциируется с англичанами в первую очередь, с французами и испанцами. На самом же деле в бизнесе засветились практически все государства, у которых был какой-никакой флот и выход к морю. А те, у кого не было, нанимали для своих надобностей иностранных рейдеров, напрямую или через союзников.
О том, что и Россия не исключение, как-то сразу и не подумаешь. А зря. Но о русском пиратстве надо говорить отдельно, потому что тема обширнее, чем может показаться. А в связи с "пиратом Ивана Грозного" надо хотя бы вкратце коснуться событий Ливонской войны. На момент воцарения Ивана Васильевича на российских границах были две докуки: остатки Орды (Астраханское, Крымское, Казанское и Сибирское ханства) на юго-востоке, и Польша со Швецией на северо-западе. Красиво справившись с Казанским и Астраханским княжествами, царь со своим ближним кругом (царский духовник Сильвестр, митрополит Макарий, воевода Алексей Адашев, князь Курбский и князь Дмитрий Курлятев-Оболенский) держали совет на тему, в какую сторону им следует направить удар, чтобы укрепиться на торговых путях.
На выбор были Черное и Балтийское моря, но, откровенно говоря, юг выглядел менее привлекательно - за Крымским ханством маячила сильная империя османов, да и само ханство было достаточно сильным, чтобы крепко сидеть на фертильных южных землях, не давая предприимчивым противникам ни малейшего шанса как-то обойти его интересы. То ли дело Ливонский орден, лучшие времена которого остались далеко позади. Царю также доносили, что местные жители орден ненавидели люто, и среди них найдется множество союзников тем, кто ненавистный порядок свалит. Тем не менее все, кроме самого царя, считали, что юг важнее и стоит некоторых жертв, потому что сулит большую выгоду чем Балтика, на которую у России и так был уже выход: устья Невы, Луги и Нарвы.
Поскольку последнее слово было все-таки за царем, он решил в пользу Балтийского моря. Война на юге обещала быть тяжелой, и даже в случае победы над ханствами Великая Порта могла играючи запереть русские торговые корабли в Черном море, не пропустив их через Босфор. А турки на тот момент были не той силой, в войну с которой хотелось бы ввязываться. То ли дело на Балтике, где балом правил Ганзейский союз, члены которого всегда были готовы подгадить союзникам ради своей выгоды, и где у русских дипломатов были наработанные связи, которые позволили бы втереться в схему и русским купцам.
Опять же, в геополитике есть скользкий, но важный момент - возможность завуалировать откровенный захват чужого ссылкой на то, что нынче чужое когда-то было своим. И Балтика эту возможность давала, спасибо новгородской купеческо-пиратской активности на протяжении долгих столетий. Давала, впрочем, всем, потому что территории Прибалтики переходили из рук в руки постоянно. Что же касается рек, то у них была тенденция пребывать подо льдом долгие месяцы, а выстроить порты в устьях не представлялось возможным из-за того, что сначала там надо было долго и упорно проводить подготовительные операции и развивать инфраструктуру. Всё это понимали ещё при предыдущем царе Иване Васильевиче, при Иване III, который заложил в 1492 году Ивангород напротив Нарвы. Шведам это, конечно, совершенно не понравилось, и через 4 года они эту крепость разрушили. Русские крепость отстроили, сделали ее сильнее и больше, и, несомненно, свою роль в дальнейшем она играла, но оборудовать торговый порт впритык к ратуше другого, не самого дружеского государства, было бы так себе идеей, так что идея порта так и не осуществилась толком.
Чтобы сделать Ивангород русским портом, имелось простейшее решение: Нарва должна была прекратить быть частью враждебного государства. Благо, Ливонский орден упорно не платил обозначенную в договоре 1481 года Юрьевскую дань Пскову, что давало возможность обосновать начало военных действий со стороны России. И действительно, началась Ливонская война очень бодро: с января 1558 до лета 1559 была захвачена практически вся Ливония, с ее крепостями и портами. Русская торговля через Балтику теперь активно велась из Нарвы, и ревельские купцы, которые раньше имели свою немалую копеечку со всех проходивших на Русь товаров, теперь почувствовали себя обделенными. В общем, русские войска дошли до границ с Пруссией, и выполнили поставленные перед ними цели. И тут сработал тот паршивый закон, который гласит, что друг всегда опаснее врага.
Поскольку ближний круг царя к балтийским прожектам относился холодно, успех русских войск в Ливонии стал для них причиной усилить свое давление на царя, чтобы тот, исполнив свою балтийскую мечту, исполнил теперь их прожекты относительно крымского направления. Особенно усердствовали в этом духовник Сильвестр и воевода Алексей Адашев. Одновременно датские и шведские посланники практически требовали мира, объясняя свои резоны не только экономически, но и политически - торговля с Россией включала и торговлю оружием, что сильно сказывалось на войнах континентальной Европы, не говоря о том, что в Россию потянулись специалисты отовсюду, около 300 человек завербовал только один вербовщик, а ведь их работало на русского царя много. То есть, началась утечка ценных ресурсов, и это не радовало ни одно королевство. Царь счел, что на анализ этого хитросплетения интересов потребуется некоторое время, и Адашев сходу заключил с Ливонским орденом перемирие аж с марта по ноябрь. Заключил, никак не озаботившись тем, чтобы закрепить за Россией завоеванное и блокировать возможное переформирование врага. Заботило его только крымское направление, потому что там была возможность разжиться землями, до которых и Адашев, и все прочие близкие к царю, были бездонно жадны, как и все прочие придворные. Не потому, что были как-то по-особенному порочны, а потому, что владения определяли статус, а статус определял возможность продвижения по службе для всех членов рода. На Крым тем летом, кстати, сходили, и, как и предвидел царь, без особого прока. Пожгли и пограбили западную часть полуострова, да освободили пленников-христиан, которых и так отпускали через 5-6 лет рабства. Пленники наверняка были рады освобождению, но из-за этого рейда под командованием младшего брата Алексея Адашева, Даниила, Россия потеряла на Балтике несравнимо больше. Не диво, что на этом и закончились карьеры Сильвестра и Адашевых.
Разумеется, ливонцы даром полученное время не теряли. Ливонский ландсмейстер Тевтонского ордена заключил в Вильне с литовским великим князем Сигизмундом II соглашение, по которому земли ордена и владения рижского архиепископа переходили под протекторат Великого княжества Литовского. В том же 1559 году Ревель отошёл Швеции, а Эзельский епископ уступил остров Эзель (Сааремаа) герцогу Магнусу, брату датского короля, за 30 тысяч талеров. За месяц до окончания перемирия Шведское королевство и Великое княжество Литовское напали на русские войска в окрестностях Юрьева, и потребовали от царя удаления войск с их территории, на что тот ответил, разумеется, отказом. Беда только в том, что теперь, с точки зрения дипломатии, Россия оказалась в роли оккупанта чужой территории, после чего шведы перестали пропускать в Нарву торговые корабли, а направляющихся в Россию за лучшей долей ремесленников бесцеремонно арестовывали. Если перевести предыдущее с академического на реалистический, торговые корабли, идущие на Россию и оттуда, захватывали и грабили пираты всех мастей. Польский король своего флота не имел, но он любезно предоставил несколько своих портов (Пярну, который в 1560 стал частью Речи Посполитой, и Данциг, звавшийся с 1480-х Королевским Польским Городом Данцигом и имевший статус вольного города) для продажи пиратской добычи, взымая с профита свой процент.
Надо сказать, что Ивану IV Васильевичу было свойственно решать свои проблемы своеобразными путями. Прямолинейность - это точно не про него. И в этот раз он не пошел легким путем, наводнив Балтику или, скажем, Белое море, своими собственными пиратами. Нет, он обратил свой взгляд на датчан. Дело в том, что король Дании, Фредерик II, мечтал о возрождении Кальмарской унии, то есть, проще говоря, о том, чтобы фактически быть королем не только Дании, но и Норвегии и Швеции. Что касается Швеции, то от унии она оторвалась, пролив немало драгоценной своей крови, и сдавать завоеванные позиции не собиралась. Хитрый и безжалостный Густав Ваза очень быстро модернизировал шведскую армию и воспитал неплохих генералов, и хотя его сменил Эрик XIV, за которым право на жесткую хватку многие не хотели признавать, шведы теперь были на полях сражений силой. И особенно - на морях.
Армия датчан была, конечно, сильнее профессионально, но была, по сути, армией наемников, то есть воевала, пока солдаты и офицеры получали оплату. У шведов же девять крестьян содержали десятого, который был солдатом, так что короне ее армия в тягость не была. Видимо Иван Грозный вел переговоры с Фредериком Датским, играя на его соперничестве с Эриком Шведским, который так мешал русской торговле на Балтике, что вызвал гнев ганзейских городов на свою голову. Кто ж знал, что Эрик угодит в 1568 году в один из своих замков в качестве пленника?! На смену ему поднимался брат Юхан III, который был женат на Катерине Ягеллонке, то есть естественный союзник польского короля. Каким-то образом царю удалось наладить контакт с Эриком, находившимся в заключении, и план освобождения пленного короля зашел так далеко, что Юхан, в конечном итоге, отдал распоряжение Эрика отравить.
А датчанам пришлось заключить со шведами мир, и навсегда аннулировать Кальмарскую унию, которую Швеция и так не признавала. Соответственно, король Фредерик был страшно рад подгадить шведскому "выскочке", порекомендовав Ивану Грозному очень опытного капера, при помощи которого тот мог бы попробовать поиграть со шведами и поляками на их же поле. Заодно брат Фредерика, Магнус, был признан Иваном Грозным королем Ливонии в июне 1570 года, в Москве. Вернее, провозглашен - королевство ещё предстояло завоевать. Магнуса обручили с двоюродной племянницей царя Евдокией, но та совершенно неожиданно умерла, и в результате Магнус женился на ее младшей сестре. Ничего хорошего из этой истории не получилось ни для одного ее участника, но формально Фредерик Датский и Иван грозный о Магнусе достойно позаботились вместе, что уже можно считать поводом для определения отношений между ними дружественными.
пальчики оближешь.
