...некоторые вещи кажутся слишком незначительными для Великих, а кошка может знать то, чего не знают Древние Боги (с)
Первоначально перевод был размещен тут: www.diary.ru/~Thorcommunity/. Однако, поскольку история набирает все больший уклон в мифологию, я посчитала вполне уместным разместить вычитанный и кое-где подправленный перевод и в этой коммуне.
Название: Eidolon (Призрак)
Автор: Llanval (llanval.livejournal.com/)
Переводчик: Wild Kulbabka
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Лаувейя, Локи, Один, Хельблинди.
Краткое содержание: Сокровищем Ётунхейма называл его отец, драгоценностью Дома Лаувейи.
От автора: Начало этому фанфику дал милый, безобидный запрос на kinkmeme, в котором просили историю про сватанье Тора к Локи. Но изюминкой запроса было то, что Лаувейя должен быть любящим, заботливым отцом, из-за которого сватанье затягивается и всячески усложняется.
В моих руках этот добрый маленький запрос превратился в монстра…
Нижеследующее результат моего разыгравшегося воображения, построившего целый мир вокруг маленькой просьбы о Лаувейе, оказавшемся родителем, которого заслуживал Локи.
От переводчика: История – необычная смесь фильма «Тор», старонорвежского эпоса и буйной фантазии автора. Фильм для понимания фанфика смотреть совершенно необязательно, однако некоторые факты взяты именно оттуда: например, война между Асгардом и Ётунхеймом, Лаувейя-мужчина, шкатулка, которую Асы забрали из ётунского Храма.
Глава 1: Мои труды позволили увидеть сады, лежащие в недосягаемых далях.
читать дальшеКогда неласковые руки времени смыли худшую боль, Лаувейя прижал новорожденного к груди. Дитя не издало ни звука, ни вскрика, ни жадного визга. В стылом воздухе звучало лишь эхо его собственной боли да тонкая, острая музыка ветра, звенящего сосульками в вышине.
Сначала пришел стыд, стыд за то, что он принес в этот мир, гнев от упущенной возможности. Лаувейю охватило черное кислое веселье при воспоминании о самонадеянной уверенности в том, что он в своем величии может совокупляться с кем захочет и все равно родит наследника, достойного могучего трона Ётунхейма.
Ошибка.
Слово оставило горький и чуждый привкус на языке.
Глядя на безмолвное дрожащее существо в своих руках, он мечтал расколоть голову младенца о ближайшую глыбу сверкающего льда. Подобная жестокость успокоила бы рвущийся наружу гнев. Его первенец – крошечное странное нечто… насмешка над его собственным образом и фигурой.
У новорожденного были волосы! Черные как глубокий холодный океан, что омывает своими чарами континент Трим. Отец Лаувейи называл его Тенью Фафнира, зверя прилива, подстерегающего всех беспечных ётунов, осмелившихся считать Море своим владением. Лаувейя не понимал слов отца до сего дня. Что есть тень пред ослепительным сиянием Зимнесвета? Он понял теперь, намотав на палец тонкую прядь мокрых волос собственного ребенка. Младенец состоял из теней, игры света и голубой кожи.
И все же…
Младенец был красивым… прекрасным. Не ётун. Лаувейя знал, что он есть, не хуже своего знал образ собственных людей, в расе Ётунов нет красоты. Лишь Зима достаточно красива, во всех своих неласковых формах.
Но здесь, в его руках было то, что цениться превыше всего в Девяти Мирах, нечто, способное устыдить Асов.
В тот час Лаувейя понял, что он родил в своем дворце, что продолжило длинную и непрерывную родословную Королей Ётунхейма.
Крошечное божество, принадлежащее Лаувейе и только ему.
Первенец Громовержца, Лаувейи, Ётунхейма.
Принц.
Лаувейя неусыпно следил за сыном, его тень, подобно когтям кровавого орла, падала на каждого, кто осмеливался прикоснуться к крошечному темноволосому ребенку. Он смотрел, как его дитя становится красивее и умнее с каждым расцветом зеленой луны, являющей Ётунхейму свое израненное рябое лицо лишь раз в солнечном году.
Сын называл его папой, отцом с ясной, незамысловатой радостью. Слова, вылетающие из изогнутого как лезвие меча рта, били по Лаувейе с теплотой, какой он не испытывал никогда прежде.
Гордость, привязанность… любовь. То, что раньше было для Лаувейи пустыми словами, которые он в нужный момент использовал и отбрасывал как ребенок надоевшую игрушку, приобретало истинный смысл под изгибами его рёбер. Поначалу он боялся того, что Локи расшевелил в нем, позже – научился принимать с плохо разыгрываемой непринужденностью.
Ко времени, когда Локи сумел подняться и сделать несколько шажков по сияющим полам Дома Высокой Зимы, у Лаувейи вошло в привычку управлять двором, баюкая на коленях крошечного, похожего на птицу сына. Неожиданно, но для большинства ётунов это было зловещим зрелищем. Что за существо способно очаровать Короля настолько, что он нарушает неписаный, соблюдаемый тысячелетиями древний обычай? Маленькое, слабое, странное, его должно отдать Фафниру, глубинам, дабы не оскорбляло оно сильных и достойных.
В честь первого дня рожденья Принца Лаувейя отправил девять сотен лучших ётунов, посмевших клеветать против вида Локи или усомниться в его происхождении, в тот самый Океан, которому они хотели отдать младенца.
Сидя на коленях отца, Локи молча смотрел, крошечные пальчики обхватили крупные изумруды, вплетенные в его волосы.
Лаувейя знал, что плещется в этих карминных глазах – магия. Он родил на свет заклинателя рун, колдуна, чародея – первого за последнюю тысячу лет.
Девять сотен слепых, жалких ётунов утонули в брюхе Фафнира, а Лаувейя прижал сына к широкой груди и плотнее укутал в волчий мех дрожащую фигурку. Локи издал похожий на смех звук, звоном тысячи сосулек огласивший чертоги отцов его отца.
Лаувейя решил, что это замечательный звук.
Лаувейей овладел голод.
Капризные ветра несли предчувствие битвы, и еще до следующего восхода зеленой луны Война прошествовала к вратам Ётунхейма. Асгард, волчица с красной пастью, положил глаз на Ётунхейм, так же как Ётунхейм положил глаз на Мидгард.
Это тянулось, тянулось и тянулось.
Лаувейей овладела усталость.
Когда Локи достиг возраста четырех зеленых лун, магия сжигала его подобно неземному огню. Лаувейя вернулся с поля битвы, покрытый кровью врагов по самые израненные плечи, лишь для того, чтобы увидеть своего крошечного первенца в неласковых руках смерти. Казалось, что кровать проглатывает Локи, меха скрывали его изящные руки с длинными пальцами. Пот – пот! – пропитавший густые черные волос, окрасил ярко-голубую кожу горьким, пугающим серым.
Лаувейя молча ждал выбора Смерти, краем глаза замечая печальное мелькание остальных своих детей.
Шесть дней блуждало его дитя под приливом, на седьмой день Локи проснулся, и весь Ётунхейм содрогнулся от оглушительного вопля новорожденной мощи божества.
Лаувейя вернулся к войне с Асгардом, радостный, выдыхая на врагов лёд и пламя со стократ умноженной яростью.
Свет пятой зеленой луны нашел Локи в созданном им саду, в громадной тени младшего брата Хельблинди.
- Локи, что это? - гладкое лицо Хельблинди сморщилось от любопытства.
- Лиса, - раздраженно фыркнул Локи. - Ты все еще не прочитал книгу, что я дал тебе?
- Я рассматривал картинки, брат.
- О да, это гораздо лучше чтения.
- Ага! - кивнул Хельблинди, будто спеша согласиться со старшим братом. - Разве не так?
Локи обнаружил, что его губы, будто по своей собственной воле, изогнулись в легкой, тайной усмешке:
- Разумеется так, брат.
Лиса была слишком мала, а её уши недостаточно остры, но настоящей Принц никогда не видел, и не увидит, пока его отец воюет в Мидгарде. Но у Локи был сад, заполненный под завязку вещами, существами и формами, которых он никогда не видел – лед податливый материал, и в него так легко вливать свои чары. Но для того, чтобы сделать все правильно, времени было достаточно, хотя он все еще мечтал увидеть настоящее дерево, настоящий цветок, настоящего оленя. Локи очень расстраивался, что цвета, над которыми он так долго бился, таяли как тонкая корочка льда на солнце, оставляя лишь форму и оттенки коричневого, фиолетового, зеленого, желтого, красного. Но и этого достаточно, чтобы сад радовал его отца сверх всякой меры. Достаточно, чтобы сильные руки Лаувейи обняли его, чтобы отец назвал его милым маленьким магом, маленьким чудом, даже перед лицом пяти дюжин самых страшных и диких отцовских воинов.
Мысль об этом грела Локи, и свою гордость он носил подобно короне.
Взойдя в седьмой раз, зеленая луна застала Локи бегущим по коридорам Дома Высокой Зимы подобно лисе в зарослях ежевики.
- Хельблинди! Давай, брат, сегодня ты слишком медлителен! - Локи знал, что не стоит насмехаться над младшим братом, но Хельблинди не видел еще и пяти зеленых лун, а Бюлейст – только три, и Локи обидно казаться настолько маленьким в их огромной тени. Хельблинди уже почти догнал отца, а размеры Бюлейста могли бы устыдить гору. Он не играл с Локи в чертогах Дома Высокой Зимы.
- Брат! - острый ветер принес голос Хельблинди, и Локи на мгновенье позволил холодным пальцам Ётунхейма пробраться под тяжелый мех его одежды. - Брат, не заходи так далеко, отец рассердиться, если с тобой что-нибудь случится. - Испуг в грубом голосе Хельблинди можно было услышать даже на таком расстоянии.
Локи улыбнулся: приятно знать, что он все еще может перехитрить и перегнать своих братьев, пусть они и выше, и сильнее, хорошо знать, что отец все равно любит его больше.
Сокровищем Ётунхейма звал его отец, драгоценностью Дома Лаувейи.
Достав из волос изумруд, Локи кинул его на пол и исчез в облаке зеленого пара.
Но даже хитрая уловка не позволила Локи закрыть двери своей комнаты раньше, чем по чертогам Дома Высокой Зимы разнесся страшный крик. И вдруг двери распахнул отец, разбивая тяжелые грани льда на тысячи сверкающих осколков.
Локи смотрел на нависающую над ним фигуру отца, и слепой, тупой страх расцветал под его рёбрами. Он даже не заметил укрытого тенью Лаувейи Хельблинди.
Кровь, повсюду кровь и зловоние Войны.
- Вставай, любимый сын, и не оглядывайся назад, - прокаркал Лаувейя, высоко вскинув красивое длинное лезвие руки. - Асы в Храме, и время на исходе.
- Что? - Локи чувствовал лишь дикое, свирепое смятение, сжигающее его сознание, его кости. - Я, я… Отец! Папа, пожалуйста! Я могу помочь! - Зеленое пламя скакало по дрожащим рукам, завывая, как сорвавшаяся в море глыба льда.
Но Лаувейя видел лишь то, как его маленький замечательный наследник падает под мечом Аса, гибнет от белого жара самого Гунгнира, и Один стоит над его телом, скалясь широко и победно.
- Для этого нет времени, и я не позволю.
Локи начал спорить, маленькие острые зубы блестели в странном зеленом свете, все еще плясавшем между крохотных ручек.
Лаувейя не собирался слушать ничего. Ни единого слова.
- Думаешь, я хочу увидеть свое дитя убитым, или хуже того, увезенным в цепях в Асгард, в это логово напыщенных, самовлюбленных льстецов, где его будут держать в клетке подобно зверю?
Он не дурак и сердцем знает, что Локи ребенок не более чем змея или птица, или ётун. Локи – это Локи. И поэтому для Лаувейи лучше склонить голову перед Одином, чем видеть, как его любимого маленького мага искривят Асы и их мелочная, недалекая мораль.
Лучше Смерть, лучше Трусость и Бегство, не важно, во что они его сотрут.
- Отец, прошу, послушай! Разве не доверяешь ты моим силам? - Локи знал, что слова неверные, что они не бьют правдой, как он надеялся. Он ничего не знал о войне, о страхе, ужасе, рабстве. Но все это и больше он видел в красных глазах отца: тени и краткие страшные предчувствия, что вспыхивали и исчезали с пугающей быстротой.
- Таков долг наследника Ётунхейма. Даже если все до последнего ётуны выйдут на поле боя и падут под мечами Асов, ты выживешь, а значит, выживет и Ётунхейм. - Лаувейя видел, как со скрипом эта ноша ложиться на плечи сына. Больно, что он не мог отвернуться, больно, что хотел отвернуться. - Я не буду рисковать величайшим сокровищем Дома, чтобы потешить собственную гордость.
Локи опустил голову, собирая отвагу под сердцем. Мир вокруг казался новым и странным, будто он только что увидел его истинное лицо. Локи больше нравилась ложь.
- Хельблинди! - нет ничего позорного в том, чтобы использовать среднего сына в своих планах, Лаувейю утешило прохладное чувство отстраненности, какое и должен испытывать патриарх к своим отпрыскам.
Хельблинди издал крик умирающей птицы:
- Но я готов, я могу сражаться…
- Нет! - прорычал Лаувейя, поднимая гладкую похожую на серп руку. - Доставь своего брата, своего Принца в безопасное место. Ты за него теперь в ответе, и если не справишься, клянусь, я, хоть на последнем издыханье, отдам тебя Фафниру.
Ни теплоты, ни мягкости, в последний час Лаувейи в нем не было снисхождения.
- Куда нам бежать? - взмолился Хельблинди в тот самый миг, когда отвратительный вой бойни и льющейся крови вломился в огромные врата Дома Высокой Зимы.
- К горам, к Могиле Громовержца. - теперь Лаувейя слышал лишь напитанную красным песнь войны, готовую смыть их подобно черному приливу. - Прочь!
Локи кинулся в сторону, будто готовясь влететь в надвигающуюся битву, но Хельблинди оказался проворней. Поймав старшего брата сильными длинными руками, он бросился прочь из спального покоя как раз в тот самый миг, когда звенящие изогнутые сталактиты, созданные Локи, начали трескаться и падать со стен. Локи выл и плакал в руках брата, гнев напитал его серебряный язык черным, горечью и ядовитым страхом. Но Хельблинди готов был отдать жизнь взамен того, чтобы его любимый старший брат пережил этот день, Локи не нужно было даже просить.
Стоя на одной из башен своего Дома, Лаувейя слышал причитание льда и видел, как созданное за девять тысяч лет Королями Ётунхейма ломается так же легко, как игрушки его собственных детей. Он знал, что если будет дышать к следующему восходу Дневной звезды, то никогда не забудет, как двое его сыновей спасались бегством из древней твердыни собственных предков.
Он и не думал о том, чтобы упрекать Локи, ведь Норны всегда требуют плату взамен величия. Лаувейя готов платить, и не важно, сколько придется разрушить.
Храм звал его, знакомая запутанная песня смерти звучала из расколотой окровавленной груди.
Лаувейя мог лишь улыбнуться.
Ветра Ётунхейма никогда не любили Локи, сейчас тем более. Казалось, Бюлейст на четвереньках летел над снежным простором, и Локи подумал, что грузное тело самого младшего брата неожиданно красиво в этом месте. Мир Локи сжался, остался лишь мех, укутавший тело Принца, да завывающий ветер. Все равно, что смотреть сквозь ушко костяной иглы: он видел лишь сверкающие зубцы Могилы Громовержца, изранившие далекий горизонт, и предплечье Хельблинди, все еще сжимающего Локи так, что у того хрустели рёбра.
Еще сорок элей и он с братьями окажется у корней громовых гор, на сорок элей дальше от отца, родного дома и того, что принадлежит ему по праву рождения. Локи отгонял жестоких монстров, бродивших по задворкам его сознания. Он не собирался представлять оттенок красного кальция, в который кровь его отца окрасит стены Храма, как не собирался представлять и лик победителя – для Локи Один был тенью во мраке, рогатым ночным кошмаром с острыми белыми зубами.
Один исторгнет дыхание из тела Лаувейи. Уткнувшись в мех, Локи прятал стыд и слезы. Он боялся, что никогда больше не сможет отогрется.
Могилы Громовержца они не достигли.
Вторая глава под катом
Название: Eidolon (Призрак)
Автор: Llanval (llanval.livejournal.com/)
Переводчик: Wild Kulbabka
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Лаувейя, Локи, Один, Хельблинди.
Краткое содержание: Сокровищем Ётунхейма называл его отец, драгоценностью Дома Лаувейи.
От автора: Начало этому фанфику дал милый, безобидный запрос на kinkmeme, в котором просили историю про сватанье Тора к Локи. Но изюминкой запроса было то, что Лаувейя должен быть любящим, заботливым отцом, из-за которого сватанье затягивается и всячески усложняется.
В моих руках этот добрый маленький запрос превратился в монстра…
Нижеследующее результат моего разыгравшегося воображения, построившего целый мир вокруг маленькой просьбы о Лаувейе, оказавшемся родителем, которого заслуживал Локи.
От переводчика: История – необычная смесь фильма «Тор», старонорвежского эпоса и буйной фантазии автора. Фильм для понимания фанфика смотреть совершенно необязательно, однако некоторые факты взяты именно оттуда: например, война между Асгардом и Ётунхеймом, Лаувейя-мужчина, шкатулка, которую Асы забрали из ётунского Храма.
Глава 1: Мои труды позволили увидеть сады, лежащие в недосягаемых далях.
читать дальшеКогда неласковые руки времени смыли худшую боль, Лаувейя прижал новорожденного к груди. Дитя не издало ни звука, ни вскрика, ни жадного визга. В стылом воздухе звучало лишь эхо его собственной боли да тонкая, острая музыка ветра, звенящего сосульками в вышине.
Сначала пришел стыд, стыд за то, что он принес в этот мир, гнев от упущенной возможности. Лаувейю охватило черное кислое веселье при воспоминании о самонадеянной уверенности в том, что он в своем величии может совокупляться с кем захочет и все равно родит наследника, достойного могучего трона Ётунхейма.
Ошибка.
Слово оставило горький и чуждый привкус на языке.
Глядя на безмолвное дрожащее существо в своих руках, он мечтал расколоть голову младенца о ближайшую глыбу сверкающего льда. Подобная жестокость успокоила бы рвущийся наружу гнев. Его первенец – крошечное странное нечто… насмешка над его собственным образом и фигурой.
У новорожденного были волосы! Черные как глубокий холодный океан, что омывает своими чарами континент Трим. Отец Лаувейи называл его Тенью Фафнира, зверя прилива, подстерегающего всех беспечных ётунов, осмелившихся считать Море своим владением. Лаувейя не понимал слов отца до сего дня. Что есть тень пред ослепительным сиянием Зимнесвета? Он понял теперь, намотав на палец тонкую прядь мокрых волос собственного ребенка. Младенец состоял из теней, игры света и голубой кожи.
И все же…
Младенец был красивым… прекрасным. Не ётун. Лаувейя знал, что он есть, не хуже своего знал образ собственных людей, в расе Ётунов нет красоты. Лишь Зима достаточно красива, во всех своих неласковых формах.
Но здесь, в его руках было то, что цениться превыше всего в Девяти Мирах, нечто, способное устыдить Асов.
В тот час Лаувейя понял, что он родил в своем дворце, что продолжило длинную и непрерывную родословную Королей Ётунхейма.
Крошечное божество, принадлежащее Лаувейе и только ему.
Первенец Громовержца, Лаувейи, Ётунхейма.
Принц.
~ * ~
Лаувейя неусыпно следил за сыном, его тень, подобно когтям кровавого орла, падала на каждого, кто осмеливался прикоснуться к крошечному темноволосому ребенку. Он смотрел, как его дитя становится красивее и умнее с каждым расцветом зеленой луны, являющей Ётунхейму свое израненное рябое лицо лишь раз в солнечном году.
Сын называл его папой, отцом с ясной, незамысловатой радостью. Слова, вылетающие из изогнутого как лезвие меча рта, били по Лаувейе с теплотой, какой он не испытывал никогда прежде.
Гордость, привязанность… любовь. То, что раньше было для Лаувейи пустыми словами, которые он в нужный момент использовал и отбрасывал как ребенок надоевшую игрушку, приобретало истинный смысл под изгибами его рёбер. Поначалу он боялся того, что Локи расшевелил в нем, позже – научился принимать с плохо разыгрываемой непринужденностью.
Ко времени, когда Локи сумел подняться и сделать несколько шажков по сияющим полам Дома Высокой Зимы, у Лаувейи вошло в привычку управлять двором, баюкая на коленях крошечного, похожего на птицу сына. Неожиданно, но для большинства ётунов это было зловещим зрелищем. Что за существо способно очаровать Короля настолько, что он нарушает неписаный, соблюдаемый тысячелетиями древний обычай? Маленькое, слабое, странное, его должно отдать Фафниру, глубинам, дабы не оскорбляло оно сильных и достойных.
В честь первого дня рожденья Принца Лаувейя отправил девять сотен лучших ётунов, посмевших клеветать против вида Локи или усомниться в его происхождении, в тот самый Океан, которому они хотели отдать младенца.
Сидя на коленях отца, Локи молча смотрел, крошечные пальчики обхватили крупные изумруды, вплетенные в его волосы.
Лаувейя знал, что плещется в этих карминных глазах – магия. Он родил на свет заклинателя рун, колдуна, чародея – первого за последнюю тысячу лет.
Девять сотен слепых, жалких ётунов утонули в брюхе Фафнира, а Лаувейя прижал сына к широкой груди и плотнее укутал в волчий мех дрожащую фигурку. Локи издал похожий на смех звук, звоном тысячи сосулек огласивший чертоги отцов его отца.
Лаувейя решил, что это замечательный звук.
~ * ~
Лаувейей овладел голод.
Капризные ветра несли предчувствие битвы, и еще до следующего восхода зеленой луны Война прошествовала к вратам Ётунхейма. Асгард, волчица с красной пастью, положил глаз на Ётунхейм, так же как Ётунхейм положил глаз на Мидгард.
Это тянулось, тянулось и тянулось.
Лаувейей овладела усталость.
~ * ~
Когда Локи достиг возраста четырех зеленых лун, магия сжигала его подобно неземному огню. Лаувейя вернулся с поля битвы, покрытый кровью врагов по самые израненные плечи, лишь для того, чтобы увидеть своего крошечного первенца в неласковых руках смерти. Казалось, что кровать проглатывает Локи, меха скрывали его изящные руки с длинными пальцами. Пот – пот! – пропитавший густые черные волос, окрасил ярко-голубую кожу горьким, пугающим серым.
Лаувейя молча ждал выбора Смерти, краем глаза замечая печальное мелькание остальных своих детей.
Шесть дней блуждало его дитя под приливом, на седьмой день Локи проснулся, и весь Ётунхейм содрогнулся от оглушительного вопля новорожденной мощи божества.
Лаувейя вернулся к войне с Асгардом, радостный, выдыхая на врагов лёд и пламя со стократ умноженной яростью.
~ * ~
Свет пятой зеленой луны нашел Локи в созданном им саду, в громадной тени младшего брата Хельблинди.
- Локи, что это? - гладкое лицо Хельблинди сморщилось от любопытства.
- Лиса, - раздраженно фыркнул Локи. - Ты все еще не прочитал книгу, что я дал тебе?
- Я рассматривал картинки, брат.
- О да, это гораздо лучше чтения.
- Ага! - кивнул Хельблинди, будто спеша согласиться со старшим братом. - Разве не так?
Локи обнаружил, что его губы, будто по своей собственной воле, изогнулись в легкой, тайной усмешке:
- Разумеется так, брат.
Лиса была слишком мала, а её уши недостаточно остры, но настоящей Принц никогда не видел, и не увидит, пока его отец воюет в Мидгарде. Но у Локи был сад, заполненный под завязку вещами, существами и формами, которых он никогда не видел – лед податливый материал, и в него так легко вливать свои чары. Но для того, чтобы сделать все правильно, времени было достаточно, хотя он все еще мечтал увидеть настоящее дерево, настоящий цветок, настоящего оленя. Локи очень расстраивался, что цвета, над которыми он так долго бился, таяли как тонкая корочка льда на солнце, оставляя лишь форму и оттенки коричневого, фиолетового, зеленого, желтого, красного. Но и этого достаточно, чтобы сад радовал его отца сверх всякой меры. Достаточно, чтобы сильные руки Лаувейи обняли его, чтобы отец назвал его милым маленьким магом, маленьким чудом, даже перед лицом пяти дюжин самых страшных и диких отцовских воинов.
Мысль об этом грела Локи, и свою гордость он носил подобно короне.
~ * ~
Взойдя в седьмой раз, зеленая луна застала Локи бегущим по коридорам Дома Высокой Зимы подобно лисе в зарослях ежевики.
- Хельблинди! Давай, брат, сегодня ты слишком медлителен! - Локи знал, что не стоит насмехаться над младшим братом, но Хельблинди не видел еще и пяти зеленых лун, а Бюлейст – только три, и Локи обидно казаться настолько маленьким в их огромной тени. Хельблинди уже почти догнал отца, а размеры Бюлейста могли бы устыдить гору. Он не играл с Локи в чертогах Дома Высокой Зимы.
- Брат! - острый ветер принес голос Хельблинди, и Локи на мгновенье позволил холодным пальцам Ётунхейма пробраться под тяжелый мех его одежды. - Брат, не заходи так далеко, отец рассердиться, если с тобой что-нибудь случится. - Испуг в грубом голосе Хельблинди можно было услышать даже на таком расстоянии.
Локи улыбнулся: приятно знать, что он все еще может перехитрить и перегнать своих братьев, пусть они и выше, и сильнее, хорошо знать, что отец все равно любит его больше.
Сокровищем Ётунхейма звал его отец, драгоценностью Дома Лаувейи.
Достав из волос изумруд, Локи кинул его на пол и исчез в облаке зеленого пара.
Но даже хитрая уловка не позволила Локи закрыть двери своей комнаты раньше, чем по чертогам Дома Высокой Зимы разнесся страшный крик. И вдруг двери распахнул отец, разбивая тяжелые грани льда на тысячи сверкающих осколков.
Локи смотрел на нависающую над ним фигуру отца, и слепой, тупой страх расцветал под его рёбрами. Он даже не заметил укрытого тенью Лаувейи Хельблинди.
Кровь, повсюду кровь и зловоние Войны.
- Вставай, любимый сын, и не оглядывайся назад, - прокаркал Лаувейя, высоко вскинув красивое длинное лезвие руки. - Асы в Храме, и время на исходе.
- Что? - Локи чувствовал лишь дикое, свирепое смятение, сжигающее его сознание, его кости. - Я, я… Отец! Папа, пожалуйста! Я могу помочь! - Зеленое пламя скакало по дрожащим рукам, завывая, как сорвавшаяся в море глыба льда.
Но Лаувейя видел лишь то, как его маленький замечательный наследник падает под мечом Аса, гибнет от белого жара самого Гунгнира, и Один стоит над его телом, скалясь широко и победно.
- Для этого нет времени, и я не позволю.
~ * ~
Локи начал спорить, маленькие острые зубы блестели в странном зеленом свете, все еще плясавшем между крохотных ручек.
Лаувейя не собирался слушать ничего. Ни единого слова.
- Думаешь, я хочу увидеть свое дитя убитым, или хуже того, увезенным в цепях в Асгард, в это логово напыщенных, самовлюбленных льстецов, где его будут держать в клетке подобно зверю?
Он не дурак и сердцем знает, что Локи ребенок не более чем змея или птица, или ётун. Локи – это Локи. И поэтому для Лаувейи лучше склонить голову перед Одином, чем видеть, как его любимого маленького мага искривят Асы и их мелочная, недалекая мораль.
Лучше Смерть, лучше Трусость и Бегство, не важно, во что они его сотрут.
- Отец, прошу, послушай! Разве не доверяешь ты моим силам? - Локи знал, что слова неверные, что они не бьют правдой, как он надеялся. Он ничего не знал о войне, о страхе, ужасе, рабстве. Но все это и больше он видел в красных глазах отца: тени и краткие страшные предчувствия, что вспыхивали и исчезали с пугающей быстротой.
- Таков долг наследника Ётунхейма. Даже если все до последнего ётуны выйдут на поле боя и падут под мечами Асов, ты выживешь, а значит, выживет и Ётунхейм. - Лаувейя видел, как со скрипом эта ноша ложиться на плечи сына. Больно, что он не мог отвернуться, больно, что хотел отвернуться. - Я не буду рисковать величайшим сокровищем Дома, чтобы потешить собственную гордость.
Локи опустил голову, собирая отвагу под сердцем. Мир вокруг казался новым и странным, будто он только что увидел его истинное лицо. Локи больше нравилась ложь.
- Хельблинди! - нет ничего позорного в том, чтобы использовать среднего сына в своих планах, Лаувейю утешило прохладное чувство отстраненности, какое и должен испытывать патриарх к своим отпрыскам.
Хельблинди издал крик умирающей птицы:
- Но я готов, я могу сражаться…
- Нет! - прорычал Лаувейя, поднимая гладкую похожую на серп руку. - Доставь своего брата, своего Принца в безопасное место. Ты за него теперь в ответе, и если не справишься, клянусь, я, хоть на последнем издыханье, отдам тебя Фафниру.
Ни теплоты, ни мягкости, в последний час Лаувейи в нем не было снисхождения.
- Куда нам бежать? - взмолился Хельблинди в тот самый миг, когда отвратительный вой бойни и льющейся крови вломился в огромные врата Дома Высокой Зимы.
- К горам, к Могиле Громовержца. - теперь Лаувейя слышал лишь напитанную красным песнь войны, готовую смыть их подобно черному приливу. - Прочь!
Локи кинулся в сторону, будто готовясь влететь в надвигающуюся битву, но Хельблинди оказался проворней. Поймав старшего брата сильными длинными руками, он бросился прочь из спального покоя как раз в тот самый миг, когда звенящие изогнутые сталактиты, созданные Локи, начали трескаться и падать со стен. Локи выл и плакал в руках брата, гнев напитал его серебряный язык черным, горечью и ядовитым страхом. Но Хельблинди готов был отдать жизнь взамен того, чтобы его любимый старший брат пережил этот день, Локи не нужно было даже просить.
Стоя на одной из башен своего Дома, Лаувейя слышал причитание льда и видел, как созданное за девять тысяч лет Королями Ётунхейма ломается так же легко, как игрушки его собственных детей. Он знал, что если будет дышать к следующему восходу Дневной звезды, то никогда не забудет, как двое его сыновей спасались бегством из древней твердыни собственных предков.
Он и не думал о том, чтобы упрекать Локи, ведь Норны всегда требуют плату взамен величия. Лаувейя готов платить, и не важно, сколько придется разрушить.
Храм звал его, знакомая запутанная песня смерти звучала из расколотой окровавленной груди.
Лаувейя мог лишь улыбнуться.
~ * ~
Ветра Ётунхейма никогда не любили Локи, сейчас тем более. Казалось, Бюлейст на четвереньках летел над снежным простором, и Локи подумал, что грузное тело самого младшего брата неожиданно красиво в этом месте. Мир Локи сжался, остался лишь мех, укутавший тело Принца, да завывающий ветер. Все равно, что смотреть сквозь ушко костяной иглы: он видел лишь сверкающие зубцы Могилы Громовержца, изранившие далекий горизонт, и предплечье Хельблинди, все еще сжимающего Локи так, что у того хрустели рёбра.
Еще сорок элей и он с братьями окажется у корней громовых гор, на сорок элей дальше от отца, родного дома и того, что принадлежит ему по праву рождения. Локи отгонял жестоких монстров, бродивших по задворкам его сознания. Он не собирался представлять оттенок красного кальция, в который кровь его отца окрасит стены Храма, как не собирался представлять и лик победителя – для Локи Один был тенью во мраке, рогатым ночным кошмаром с острыми белыми зубами.
Один исторгнет дыхание из тела Лаувейи. Уткнувшись в мех, Локи прятал стыд и слезы. Он боялся, что никогда больше не сможет отогрется.
Могилы Громовержца они не достигли.
~ * ~
Вторая глава под катом
@темы: фанфикшн, Локи, мифы и легенды
