Развилка
Гарик, нежно обнимая Лину, взахлёб рассказывал о том, что видел за поворотом. Девушка сидела рядом с ним, пристроив голову на его плече, и внимательно слушала.
– А в какую это сторону от развилки? – спросила она.
– Развилки? – молодой человек удивлённо взглянул вперёд, на дорогу. – Там нет развилки, только поворот.
Лина промолчала.
Гарик вскочил и потянул её за собой.
– Пойдём, я тебе всё покажу.
– Гарик, знаешь… иди один. Мне тут надо ещё кое-что сделать.
– Лиина…
– А потом я тебя догоню, очень скоро, ты и не заметишь.
– Обещаешь, любимая?
– Конечно, любимый. Конечно…
Гарик улыбнулся, так ясно, как умел только он, и пошёл вперёд. Лина смотрела ему вслед и видела, как он свернул на перекрёстке, вот только не поняла, куда именно. Что ж… возможно, он действительно не видел развилки.
_________________________
Лина проснулась в своей постели и долго ещё смотрела в потолок, прежде чем повернуть голову и поймать взглядом фотографию улыбающегося молодого человека. Любительская фотография в простой деревянной рамке.
Лина не захотела убирать её или перетягивать чёрной траурной ленточкой.
Протянув руку, Лина подхватила рамку и, сев, положила её на колени, снимком к себе.
– Я скоро тебя догоню, Гарик. Просто я пока боюсь свернуть не туда. Ты подожди, хорошо?
«Обещаешь?»
– Обещаю.
_________________________
– Лина!
– Гарик! Вот я тебя и догнала. Знаешь, а перекрёстка действительно нет. Наверное, мне просто показалось.

"Вассалы"
Тринадцатилетний мальчик беззвучно плакал над трупом отца, погибшего у него на глазах.
Над ними, точно охрана, стояли четверо существ, похожих на людей. Вот только не было слышно их движения сквозь осенний сухой лес, и вертикальные зрачки в голубых глазах отражали мир иначе.
Наконец, один из них опустился на колени рядом с мальчиком.
– Не плачь, – тихо попросил он. – Ты же воин, каким был этот человек.
– Нет, – мотнул головой мальчик и поднял на альна глаза, полные немых слёз. – Я не воин. Я… я наследник… Нет, я король. Как… мой отец. Я не имею права хранить в сердце горечь... я должен избавиться от неё, пока могу… пока не пришли мои люди! Меня так учили…
Альны окружили мальчика.
– Мы должны были отслужить год у твоего отца, – сказал один из них. – Но мы виноваты в его смерти. Прими наши клятвы, юный король. Мы будем служить тебе до конца твоих дней.
Сквозь пелену в мыслях и слёзы Арих мало что слышал и видел. Он почувствовал тяжесть чужих, очень больших рук на своих плечах, много тёплых рук, и он упал в них, цепляясь за чью-то одежду, пряча лицо, беззвучно вздрагивая. Тёплые руки поддерживали и укрывали. Не казалось странным плакать в объятиях убийц.
Мёртвое тело старого короля смотрело в небо безмятежными пустыми глазами. Отец был абсолютно спокоен за своего сына.

Кто-нибудь. Убейте меня из жалости.

"Без хозяина"
На самом деле, мне невероятно повезло, хотя далеко не сразу я это понял. То, что выпало мне, вероятность такого случая стремилась к нулю, какая-то тысячная доля, энное количество нолей после запятой в процентной ставке шансов. Но плюсы своего положения я осознал лишь спустя пару лет.
Сначала я был диким вампиром. Редкость, но такое всё же случается. В обычной ситуации «новорождённого» должен усмирить его создатель, вселить в зверёныша каплю разума. Дикий – чаще всего блажь создателя, его преступление, словно выбросить собственного младенца на улицу, только вот нормальный младенец не станет убивать всех подряд, не озадачиваясь прятать тела, не станет нарушать границ и нападать на подобных себе. Зверь без разума – вот что такое дикий. Именно им я был.
Меня быстро вычислили и поймали другие вампиры. По отпечатку во мне они попытались установить преступного создателя и отнять у него мою «нить», передав ответственность кому-то другому. «Отпечаток» опознали, это был вампир-отшельник, которого никто не видел уже лет сто. Не смогли найти и теперь. И я остался пасынком.
Созданный вампир послушен своему создателю. Очень долго это остаётся рефлексом, инстинктом. Порой для обретения хотя бы относительной свободы требуются века. Порой этих веков не хватает, даже «приёмные дети» остаются привязанными к своим «опекунам». Полностью «уйти» не удавалось ещё никому, хотя и тут существовало правило «вассал моего вассала не мой вассал».
А у меня не было господина.
Много лет прошло, прежде чем я вспомнил, что убил своего создателя.
Это считается невозможным. Послушание, защита хозяина – инстинкт. Но я убил своего в момент рождения.
Вампир помнит своё прошлое, себя-человека, только если создатель это позволяет. Мне некому позволить – и я не помню. Помню только безумную ярость, отчаяние, боль, ненависть, направленные именно на того, кто создал меня. Тот коктейль эмоций и стремлений, который был последним в жизни человека и прошёл сквозь смерть. Так бывает. Создатели порой делают вернейших своих слуг из своих смертных врагов – но перед этим сковывают их самыми крепкими цепями. Я же был свободен. Я убил прежде, чем открыл глаза. Поскольку я не был тогда ещё настоящим вампиром, полный круг изменений замкнулся лишь сутки спустя, смерть моего создателя не отпечаталась на мне, как должна бы, иначе меня убили, как бешеную собаку.
Несоблюдение техники безопасности – и я. Свободен и чист. И я хочу знать только одно: за что я ненавидел?

Это фанфик по WEISS KREUZ. Я нашла его в запасниках неделю назад и дописала. На самом деле, добровольно написана только 1 часть. Всё остальное - насилие над моей хрупкой личностью.
Текст не вычитан. С благодарностью приму конструктивную критику.

Соперник.
Рейтинг: R

1.
Рыжеволосый молодой человек валялся на земле, впечатав голову в плечи и сжимая руками виски. Голова готова была взорваться.
Тысячи голосов, точно гул демонов из преисподней, звучали внутри него. Тысячи мыслей, ощущений, эмоций, зовов, запретов...
- Замолчите-замолчите-замолчите...
Они не утихали. В мгновение рухнувший барьер не желал восстанавливаться, а мужчина уже успел позабыть, как это - слышать всех вокруг.
Вывороченные с мясом камни обрушенного барьера истекали кровью.
Когда-то он принимал наркотики, но если только они не вызывали абсолютного чёрного беспамятства, он даже улетая, слышал эти голоса, как громкую музыку сквозь сон. Пока кто-то не пришёл.
Рыжий выл в грязном тёмном переулке посреди помойки человеческих душ. Шум... этот шум... бьёт по разуму, уродует сознание, распирает мозг, как большое тело - детскую одежду. Вот-вот раздастся треск, и что-то разойдётся по швам, наверное, его череп. Рыжий прижимал ладони к лицу, сквозь пальцы смотрели широко распахнутые глаза с почти невидимыми точками зрачков, он раскачивался, как аутичный сумасшедший. Впрочем, почему «как»? То, что разрушило его блокировку так далеко от... от... от куда? кого? Он не помнил. Волны чужих сознаний смывали его собственное, топили в мутной жиже собственных отходов. Слишком громко, слишком много, слишком... слишком-слишком-слишком...
- Шульдих? Что случилось? Ты что, набрался?
Тишина...
Немец поднял взгляд на мужчину в дорогом сером костюме, возвышавшегося над ним. Стёкла очков в тонкой стильной оправе сверкнули жёлтым неоном, когда темноволосый чуть склонил голову, встречаясь взглядом с безумными глазами.
- Отвечай, - брезгливо приказал холодный голос.
Шульдих, оглушенный внезапной благословенной тишиной, принесённой этим человеком, не мог ответить. Откуда тот знал его имя?
- Шульдих? - настороженно повторил человек. - Ты узнаёшь меня? Как меня зовут?
«Нет», - упали веки.
Тишина... с ним... Он уйдёт и заберёт её с собой!
- Не уходи, - сбивчиво взмолился он, - не оставляй меня... нет... нет...
Темноволосый мужчина сначала отпрянул, но быстро опомнился и, словно в отместку, коротко пнул рыжего.
- Ты можешь идти?
Шульдих честно попытался встать, но у него не получилось. Тогда американец не очень осторожно подхватил его на руки, пачкая дорогой костюм в грязи переулка, отнёс к припаркованной у тротуара машине и грубо забросил на заднее сиденье. А Шульдих лишь счастливо улыбался, глядя на своего ангела, принёсшего ему самое дорогое сокровище - тишину...

2.
Брэд ехал по ночным улицам города, тщательно следя, чтобы стрелка спидометра не пересекала положенной отметки. Смотреть ещё и по сторонам не было нужды, он знал, куда направляется.
«Чёртов телепат, во что он опять вляпался?»
Видение, настигшее Оракула полчаса назад, было нечётким. Ясно удалось поймать две вещи: место и что немцу нужна помощь.
«Если какая-то мразь посмела тронуть Шульдиха хоть пальцем, у Фарфарелло появится новая игрушка.»
Проклятого телепата вечно тянуло на ночные развлечения, несмотря на то, что Кроуфорд точно знал: ни наркотики, ни выпивка, ни даже элитные шлюхи не являлись предметом охоты рыжего недоразумения с богатой и очень своеобразной фантазией. Наследство тяжёлого детства или издержки профессии?
«Если он просто решил вспомнить, как напиваются до потери дееспособности - дальше он выходит по ночам только на работу.»
Американец решил, что может позволить себе усмехнуться, представив лицо Шульдиха, внезапно узнавшего о радикальных переменах в своей жизни.
Усмешка в зеркале заднего вида была кривой и фальшивой.
«Если с ним что-то сделали, я этот город на щебень разнесу.»
Круг мыслей замкнулся.
Переулок из видения.
Сначала Кроуфорд услышал звук, похожий на собачий плачь, и только потом разглядел скрючившуюся среди смятых пивных банок и иных неприятных, но неистребимых признаков жилого города, фигуру. Если бы немец предпочитал менее яркие цвета волос и костюмов, разглядеть его было бы невозможно.
Даже не переулок - тупик.
- Шульдих? Что случилось? Ты что, набрался?
Вот так. Холодный бесстрастный голос. Каких усилий он стоит Кроуфорду - незачем знать даже Богу.
Молодой человек застывает на минуту, словно кто-то щёлкнул невидимым тумблером. Его тело медленно расслабляется. Так же медленно поднимаются широко распахнутые шалые глаза с чёткими дорожками лопнувших сосудов.
- Отвечай.
Ран, вообще следов побоев не заметно. Наркотики? Вряд ли. Да и не принимает их Шульдих, слишком тяжело ему было в своё время слезть с иглы, чтобы вспоминать былое.
«Что с тобой, проклятье?»
А глаза безумные. Но не как у ирландца. Шульдих и в безумии неповторим.
Да будь всё проклято!
- Шульдих? Ты узнаёшь меня? Как меня зовут?
Рыжий едва заметно опустил веки, но и без прозвучавшего в голове Кроуфорда мысленного ответа ясно, что нет.
«Шульдих, телепат долбанный! Ты себя даже не контролируешь!»
Внезапно рванувшись, Шульдих вцепился в его штанину лидера Шварц и умоляюще забубнил сорванным голосом:
- Не уходи, не оставляй меня... нет... нет...
От резкого движения американец рефлекторно дёрнулся, но тут же взял себя в руки, мысленно обругал за расшатанные нервы и пнул телепата, как уличную шавку.
«Ты никогда не был таким жалким, рыжий. Что с тобой?!»
- Ты можешь идти?
Немец попытался. Честно.
С таким же успехом он мог бы попытаться вручную сдвинуть небоскрёб.
Кроуфорд скрипнул зубами и уступил желанию, ломавшему его с момента появления в этом тупике: он поднял обессилевшего молодого человека на руки и понёс к своей машине.
«Боже, Шульдих, ты же никогда ни о чём по-настоящему не просил. Домой, ванна, «коктейль», виски, постель. А завтра ты расскажешь мне, кто должен умереть.»
Кроуфорд нарочито грубо, но аккуратно уложил пребывающего в блаженной прострации Шульдиха на заднее сиденье, быстро обошёл машину и рванул по уже пройденному сегодня маршруту.
Он жаждал смертей и разрушений.
Он впервые за долгое время был напуган.

3.
Наоэ ничего не сказал, когда Кроуфорд, едва закрыв за собой дверь их жилища, застыл в прихожей, затем повесил на сгиб локтя только что снятый плащ и вновь вышел в ночь. Японец промолчал. Может быть, из безграничной веры в лидера команды. Может быть, понимая всё и без объяснений.
Кроме пси-дара, подросток обладал ещё двумя значительными талантами: аналитическими способностями и интуицией. Это сочетание позволяло ему из минимума фактов получать порой самые неожиданные выводы, практически не ошибаясь. При этом Наоэ никогда не объяснял ход своих мыслей, ненамного чаще делясь самими результатами. Как следствие подобного «предвидения», его куратор однажды провёл с мальчиком довольно жёсткую проверку на выявление дара Оракула. Дара не оказалось, а мальчик больше никому ничего не рассказывал.
Во всяком случае, пока не стал Шварц.
Сначала Наоэ заподозрил, что Кроуфорд взял его в свою группу именно потому, что где-то в его личном деле стояла пометка «подозрение на пси-способность Оракула», но через неделю окончательно отверг эту мысль. А ещё через три вдруг стал абсолютно доверять лидеру.
Шульдих смеялся:
- А если Брэд велит тебе выпрыгнуть из вертолёта, ты так и сделаешь?
- Возможно.
И немец смеялся ещё веселее.
Вряд ли кто в Эстет знал об этой особенности внутригрупповых отношений. В этом Шварц были едины: ничто о команде не выходило из её круга.
Кроуфорд вернулся спустя час, неся на руках Шульдиха.
«Привет, малявка».
Даже мысленный голос у телепата подрагивал.
Немца вынули из помойки? Во всяком случае, чистота одежды старших Шварц наводила именно на эту мысль.
- Наги, «коктейль» и виски.
- Да.
«Коктейль» - набор препаратов, способный подвести к норме пошедшего в разнос телепата. Собрав его из полулегального содержимого аптечки, Наоэ сразу направился в комнату немца, не сомневаясь, что полу коматозный уже там.
Кроуфорд, успевший за это время раздеть Шульдиха, ополоснуть его под душем и уложить в постель, кивнул подростку и вышел, неприязненно разглядывая пятна грязи на своём стильном дорогом пиджаке, которые, судя по всему, заметил только сейчас.
Как бы американец с ними ни обращался, Наоэ знал одно: если бы Шульдиха нельзя было нести на руках, Кроуфорд угнал бы машину «скорой помощи» вместе с каталкой, а возможно, и с врачами.
А ещё Наоэ знал, что, окажись он сам в подобном состоянии, Кроуфорд поступил бы точно так же.
Одна из причин, чтобы верить, верно? Хотя и не единственная.
Наоэ нашёл лидера Шварц у бара, когда тот наливал себе виски.
- Кроуфорд?
Свет так падал на стёкла очков, что они светились, не позволяя разглядеть выражения глаз лидера, и американец наверняка знал об этом. Но видеть его глаза не было нужно. Сам жест говорил за себя.
- Эстет, - подтвердил Кроуфорд выводы, о которых столь красноречиво промолчал Наоэ.
На несколько секунд Наги утратил своё привычное хладнокровие.

4.
Райан, небрежно хоронясь под негорящим фонарём, внимательно наблюдал, как американец нашёл и забрал немца.
Да-а... Значит, это и есть мистер Кроуфорд, Оракул, лидер команды Шварц, лучшей из команд Эстет.
Не его команды!
«Как грубо, Брэд-бой, - сощурившись подумал Райан. - Ты с удовольствием бросил бы своего мальчика подыхать, если бы тебе не нужен был телепат в команде, верно? Ты сам готов его сейчас убить за свой испорченный костюм.»
Райан, дитя, рождённое в Розенкройц, не знавшее ни отца своего, ни матери - только карьеру.
Быть лучшим. Всегда быть сверху. Маленький Райан стремился к этому, сколько себя помнил. Самый младший в группе - и лучшие результаты тестов. Самый юный из зарегистрированных телепатов, достигших максимального развития своего дара. Единственный, удостоившийся стажировки у одного из Старейшин...
И вернувшийся в Эстет, чтобы попасть во второсортную команду!!!
Райан всегда был в стороне ото всех учеников, ему никто и никогда не был нужен. Но он по-омнил эту рыжую тварь, усмешкой судьбы попавшую в элиту пирамиды Эстет.
«Кроуфорд проклинает тебя сейчас, да, Шульдих?»
Райан точно знал, что он лучший. И сегодня ещё раз подтвердил это, легко сломав барьер немца и сделав его беспомощным перед воплем города.
«Оракул - координатор. Психокинетик - мускулы. Берсерк... Ну, кому-то же надо делать за тебя грязную работу, Брэдли? Ты ведь не любишь пачкать руки. А вот телепат тебе нужен другой. Я даже знаю, кто тебе подойдёт!»
Коротко рассмеявшись, Райан отлепился от стены, едва фары машины Кроуфорда скрылись за углом. Насвистывая весёленький похоронный марш, он неспешно направился к более оживленным проспектам, где в это время можно было поймать такси.
Райан был доволен. Он уже не сомневался, что его план сработает. Если бы Кроуфорд питал к своему немцу хотя бы минимум симпатии, это могло вызвать осложнения, а так...
«Ты же мастер, Кроуфорд, не так ли? Я докажу тебе, что я лучший инструмент, я уничтожу Шу и ты возьмёшь меня в команду. А потом, когда я разберусь, что делает её первой... Брэд-бой, если надо, я под тебя лягу, но потом Шварц будут мои.»
О дальнейшем Райан не думал. Но мысли о лучшем применении Эстет крутились где-то поблизости.
Под самыми непроницаемыми щитами.

5.
Окно было приоткрыто, и лёгкий сквозняк играл хрустальными шариками люстры. Они еле заметно раскачивались, время от времени сталкивались, и тогда почти неслышное «дзин-нь» нарушало тишину тёмной комнаты.
Дзин-нь...
Кроуфорд сидел у постели и смотрел на рыжего немца. Шульдих спал. Оракул знал, что этот сон продлится ещё пол часа.
Волосы телепата высохли, а недавно приснившийся кошмар разметал их по подушке. Ресницы на усталом лице дрожали, в уголках глаз залегли горькие морщинки. С тонких губ сорвался сдавленный стон.
На миг прикрыв глаза, Брэд подался вперёд и коснулся горячей раскрытой ладонью совершенно обжигающего лба Шульдиха.
Дзин-нь...
«Моя вина...
Нет! Глупо винить себя.
Я должен был предвидеть это, но не предвидел.
И вряд ли это вызвано естественными причинами.»
Шульдих под рукой Брэда расслабился. Его лицо разгладилось, дыхание выровнялось. Американец, поправив подушку, откинулся на стуле, скрестил руки на груди и прикрыл глаза.
«Только Старейшины могут приказывать кому-то настолько сильному и опытному, чтобы незаметно отсечь мои видения, слишком специфичный навык. Значит, будущее для меня закрыто.»
Дзин-нь...
До пробуждения немца осталось десять минут. Кроуфорд встал и ещё раз внимательно посмотрел на телепата.
«Что ж, значит, придётся обойтись без видений. Никто не смеет нападать на моих людей! Кто-то заплатит мне...»
Глаза за стёклами очков, в которых отражалась рыжая грива, сузились. На скуле Шульдиха алела ссадина от падения на асфальт.
«Кто-то ОЧЕНЬ ДОРОГО заплатит!»
- Будь в норме, Шульдих. Ты мне нужен, - еле слышно произнёс лидер Шварц от двери и бесшумно покинул комнату немца.
Ровно через пять минут молодой человек открыл абсолютно ясные голубые глаза. Они смотрели в потолок, на хрустальные подвески люстры.
«Я тоже люблю тебя, Брэдфорд.»
Дзин-н-н-нь...

6.
Шульдих не просыпался почти сутки. Даже его мозгу, работающему на порядок быстрее мозга обычного человека, потребовалось время, чтобы справиться с шоком и отсечь фрагменты чужих разумов, застрявшие в нём.
Следующим вечером немец спустился в гостиную, держась от слабости и головокружения слишком долгого сна за слегка колыхавшуюся стену. Он бы с удовольствием проспал ещё сутки, но голод оказался сильнее даже отвращения к вертикальному положению.
Добравшись до гостиной, Шульдих обнаружил, что его ждёт не только еда, но и Шварц в полном составе.
Телепат всё ещё туго соображал, но даже сквозь чёткий туман в его голове проникла мысль, что они все во что-то крупно влипли.
Мрачно хорохорившийся немец быстро прикончил свой поздний ужин, унёс посуду и вернулся, чуть более довольный жизнью, с кривой усмешкой на губах и вопросом в прищуренных глазах. Только после этого Кроуфорд подошёл к большому столу в центре комнаты и молча сел в одно из окружавших его жёстких кресел. Трое Шварц последовали его примеру.
- Шульдих, - негромко скомандовал он.
«Да, Брэдфорд», - урчанием чеширского кота отозвалось у него в голове.
На этот раз лидер Шварц проигнорировал манеру чёртова телепата калечить его имя. Он прикрыл глаза за стёклами очков в тонкой оправе, и в ту же секунду Наги погасил в помещении свет.
Привычно мягко Шульдих скользнул по верхним слоям трёх знакомых сознаний, замыкая их собою в кольцо. Отпала нужда говорить вслух. Объяснять. Уточнять. Быть неправильно понятым.
Шварц держали совет.
Крупицы фактов. Обрывки. Догадки. Перед четырьмя парами закрытых глаз бешено вертелась многомерная головоломка, медленно вставали на места разрозненные кусочки.
Не атака Эстет, нет, иначе Шульдих был бы мёртв. Не волей, но попустительством старейшин. Исполнитель?
На миг головоломка замерла - и возникший мысль назад кусочек так же растворился в небытии, не найдя за что зацепиться в реальности. Исполнителей могло быть и несколько. А если даже и один - Эстет не сообщают своим командам о новых перспективных находках.
Не один.
Видоизменённый элемент вновь воплотился во вселенной четырёх разумов.
Ни один паранорм не сможет одновременно свести с ума телепата уровня Шульдиха и закрыть путь видениям оракула.
Уверенность Наоэ.
Это была демонстрация.
Холод Кроуфорда.
Значит, это только начало.
Оранжевый блеск безумия, который был Фарфарелло, окрасился багровым, почти одновременно пронёсся мысленный эквивалент яростного стона Шульдиха. Это могло значить лишь одно.
«У нас гости».
Многомерная головоломка, не прекращая вращаться, исчезла в нижних слоях общего разума, и вместо бесформенного смысл-единения возникла иллюзия с тенями.
Лишняя тень появилась среди них спустя бесконечно долгое мгновение.

7.
Райан узнал о возникновении кольца почти сразу и довольно сощурился. Всё-таки эти Шварц идиоты. Да, вполне возможно, что они выйдут из единения сразу, как только их телепат ощутит угрозу, а такое, надо признать, Шульдих почувствовал бы за три квартала, а если специально присматривается, то никакие щиты его не обманут. Да и скорость обсуждения в кольце буквально равна скорости мысли, и банальная сигнализация...
Незащищённость «включённых» разумов. Их так легко уничтожить - другому телепату...
Райан обладал определённой выдержкой. Он не поддался искушению. Он просто «вошёл» в кольцо.
Иллюзия была так себе, простенькая. Видимо, Шварц не настолько доверяли друг другу, чтобы слить даже внешние слои сознаний. Присутствие четырёх теней, четырёх отдельных образов ясно давало это понять.
«Мистер Кроуфорд?» - эквивалент лёгкого поклона в сторону одной из теней.
«Райан».
Вы узнали меня, мистер Кроуфорд? Вы рассматривали мою кандидатуру, а значит, видели моё личное дело?
Что ж, это должно упростить задачу.
«Мистер Кроуфорд, я рад, что Вы знаете меня. Я - сильнейший из телепатов Эстет. Я прошу Вас зачислить меня в Вашу команду.»
О, да! Коротко, по делу, никаких угроз и только правда. Ведь лгать в кольце почти невозможно.
«Мы слушаем, Райан.»
Мы, мистер Кроуфорд? Ах, даже так...
«Как телепат, я сильнее любого другого, и я всю жизнь провёл в Розенкройц и Эстет. Вы сможете распоряжаться мной, и отдача будет бОльшей, чем от другого телепата. Я смогу научить Наоэ иным способам использования его пси-сил, Я смогу предугадывать вспышки Вашего Берсерка.»
Райан вновь замолчал. Но ответа больше не было. Молчание... Молчание?!
«Старейшины позволили мне перейти в команду по своему выбору, и я выбрал Шварц, потому что, мистер Кроуфорд, Вы создали команду, лучшую из команд Эстет. Я прошу Вас, мистер Кроуфорд, приходите завтра на стройку на ***. Вы сможете убедиться в моей правоте.»
Ноль эмоций.
«Если хотите, мистер Кроуфорд, я могу провести для Вас маленькую демонстрацию прямо сейчас.»
Работать в чужом кольце, не разрушая его - уже уровень, и Оракул, как лидер, не может этого не знать. Райан потянулся к управлению.
«Ну, это уже наглость, - «прозвучал» неожиданно спокойный голос рыжего телепата. - Фарфарелло, фас!»
И на Райана пала смеющаяся кровавая тьма.
Тысячи воплей, тысячи смертей, блеск прекраснейшей стали, мёртвые глаза, крест надо всем - и Бог на нём.
Нельзя существовать в аду и мига. Живому - нельзя.
Райан не стал дожидаться, пока жёлтое безумие взгляда берсерка уничтожит его.

8.
- Он на площадке у левого крыла, - сказал Шульдих и открыл глаза.
На самом деле, телепату было совершенно не обязательно их закрывать. Когда он «крепко уходил погулять», окружающий его тело мир и так прерывал своё существование. В такие моменты видеть себя немец мог исключительно через сознания находившихся поблизости людей. Закрытые глаза были скорее знаком для команды, что в это мгновение их телепат фактически беззащитен.
Кроуфорд кивнул, что тоже являлось скорее жестом одобрения, чем сообщением о восприятии информации.
- Сообщи.
Шульдих сбросил образ Наги и Фарфарелло. И подумал, что слишком часто общался с мелким во время его компьютерных приступов.
Кроуфорд мало обращал внимание на происходящее непосредственно здесь и сейчас. Линии вероятностей, как нити Норн, сорвавшиеся с прядильного станка, рухнули запутанной сетью дорог, практически все из которых заканчивались либо тупиком, либо тем, чего Оракул не желал абсолютно. Выделить линию, возможно, единственную среди тысяч, а возможно, и вовсе подобную чёрной кошке в тёмной комнате…
Кроуфорд не всегда успевал найти верный вариант будущего. Тогда приходилось действовать без уверенности в успехе. Похоже, сейчас был именно такой случай.
КАК он это ненавидел.
- Подождём наших мальчиков? - спросил немец, облизнув яркие от возбуждения, нетерпения и страха (а вот в последнем он не признается точно) губы. Сузившиеся в щёлки глаза смотрели в ночь, словно она была залита солнцем.
- Нет, - решил Кроуфорд, обрубая проверенную часть видений, и первым направился к распахнутым воротам. Сторож валялся в своей будке, и никого не заинтересовало, дышал ли он вообще.
- Кроуфорд... - в ожидании боя рыжий телепат стал серьёзнее, что проявилось в основном в более-менее уставном обращении к лидеру. - Ты уже знаешь, что мы будем делать?
- Да, - уверенно солгал Оракул.
Его сомнения - это только его сомнения.
- Шульдих. - Он внезапно остановился и посмотрел в глаза своему телепату.
Шульдих боялся. Ни за что не признался бы даже себе, но - боялся до дрожи в коленях. Боялся, что Брэд действительно решит заменить его, боялся, что Райан окажется сильнее его, боялся... и был страшно неуверен в себе.
- Слушай меня внимательно, - холодно уронил Кроуфорд, пристально и привычно свысока глядя в глаза своему телепату. - Я хочу чтобы ты запомнил и повторил за мной: ты - сильнее этого выскочки. Ты понял?
- Понял, - уныло кивнул Шульдих.
В следующее мгновение его щёку обожгло пощёчиной, от которой в голове зазвенело до потери зрения.
- Значит, не понял, - сделал вывод Кроуфорд. - Ты сильнее и этого идиота, - холодно и даже несколько брезгливо повторил он, - и всех остальных телепатов Эстет. Иначе я взял бы в команду не тебя, а его. Ты понял меня? Я жду.
- Я лучший! - зло заорал Шульдих. - Чтоб тебя мусоровозом переехало, Кроуфорд, я понял! Я ЛУЧШИЙ! Ты доволен?!
- Вполне.
И повернулся туда, где от тени отделился Райан.

9.
Мир - нестойкие вспышки сознания и цветные пятна. Цветные пятна - создания и дети Божии, агнцы Его, их так много, много, как мазков на громадном полотне в большом музее, трудно стереть их все, а хочется, чтобы Всевышний увидел не то, что нарисовал.
Поэтому Фарфарелло Шварц. За него выбирают, какой мазок цвета превратить в ярко-красную грязь. Сам он может только мешать всё подряд, одного за другим, резать ножом полотно, не останавливаясь, пока с грязью не смешают его самого. И он успел бы так мало-мало. Десяток, два, сотню? Нет, вряд ли сотню, это много, он бы устал. Устал, и его бы остановили.
Шварц показывают, как убивать сотни и не попадаться. Как сделать больше.
Шварц - не цвет. Никогда.
Почти.
Наоэ увидел цель первым. Это могло бы раздражать, но это не относилось к тому, что раздражало. Если бы мальчишка отнимал его кисти, его ножи - это бы раздражало. И злило.
Это телепат. Он хочет занять место Шульдиха. Или Кроуфорда. Но Шульдиха он хочет убить. Потому что, когда пришёл разговаривать, он не замечал рыжего телепата, как будто его уже не было.
Плохо. Чёрный цвет не так заметен сверху, как рыжий. Чужак не понимает, что оружие Божие.
Все рождаются по Его желанию.
Этот рождён в Розенкройц. И никогда не пытался свернуть с начертанного ему пути.
Его надо было назвать мизерикордом.
Фарфарелло скользнул в тень за спиной Райана, сжимая в каждой руке по кинжалу.
«Да погибнет царствие Твое».
У него высокий воротник, но это не кевлар. Это режется. Прорезается насквозь.
Наги страхует.
«Да не будет воли Твоей».
Мимолётное касание. Не Шульдих. Немец знает, как ходить в его голове. Фарфарелло хотел забрать чужака глубже в себя, тогда его можно будет долго резать на кусочки. А он будет кричать в голове.
«На небеси, как на земли».
Фарфарелло не телепат. Бог не отдал так просто своего палача.
Ирландец метнулся вперёд, игнорируя раскалывающую череп боль. Игнорируя пылающие иглы в каждом нервном окончании.
Это боль?
Правда?
«Никогда».
Стальные балки взвились в воздух. Чётко видя жертву, Берсерк увернулся от первой. Второй. Третьей...
Очередная балка впечатала Берсерка в стену, надёжно лишая сознания и подвижности.
Глаза у Наоэ стеклянные. Абсолютно.

10.
Райан в ярости обернулся к Оракулу.
Это что, проверка, мистер Кроуфорд? Смогу ли я справиться с отребьем, у которого нет даже приличных щитов?!
О, да-а! Берсерк абсолютный псих, в его разуме можно потерять себя и помереть в наслаждениях его личного ада. Но этот психокинетик - открытая книга. И в его голове...
Что-о?!
Мальчишка со стоном упал на груду поломанных свай и беззвучно заскулил, теряясь в личной боли, но на него уже не обращали внимания.
Никакой игры, Брэд-бой? А как же честный поединок телепатов?!
Райан ворвался в разум Оракула, грубо сминая бронебойные для обычных паранормов щиты, и едва не взвыл от разочарования. Американец не собирался брать его в команду. Ни при каких обстоятельствах.
Обрывки видений, которые не поймать, они ещё слишком свежи, чтобы не прожигать насквозь. Какая-то глупость, вроде эмоций. Не может бы-ыть, ми-истер Кроуфорд!
Губы Райана раздвинулись в издевательской усмешке.
Дорожить командой? Какая чушь!
- Ты слишком глуп, Райан. Не удивительно, что тебя не допустили до командования.
Хорохоришься, янки?!
Что же ты не кричишь, Брэд-бой? Тебе же больно! А твой ручной телепат ничего не сможет против меня. Потому что он раздавлен тем, что ты готов упасть на колени. Что у тебя кровь просачивается сквозь поры.
Не заботясь больше о том, как отреагируют Старейшины на уничтожение самой эффективной своей команды, Райан отправил Оракула в кому. Было ещё одно дело, тот камешек, что обрушил его планы.
Шульдих встретил его взгляд неожиданно жёстко. Горький изгиб губ пытался изобразить усмешку, но получалась какая-то демоническая гримаса. Два разума столкнулись.
Это было чем-то похоже на кольцо. Райан чувствовал, что Шульдих инстинктивно попытался включить в него ещё три сознания, вот только никого из команды не оказалось дома.
«Я уничтожу тебя, рыжее ничтожество!»
Шульдих давил его, не затрудняясь ответом.
Райан смеялся.
«Ну скажи мне что-нибудь, Шу! Давай, найди какое-нибудь выражение, которое я ещё не слышал!»
Чёрт, а этот немец сильнее, чем казался...
Но недостаточно.
Два сознания смешались.
Шульдих без звука упал на землю.
Но не обратил на это внимания.
Мысли, стремления, воспоминания... Где Райан, где Шульдих? Знают Бог, Дьявол и два телепата.
Учителя Розенкройц.
Отбор.
Жестокость Старейшины.
Глаза Кроуфорда.
Оракул, лицо которого покрыто кровью, смотрит прямо на Шульдиха, готового сдаться.
«Ты лучший. Повтори.»
Чёртов янки.
«Повтори!»
Осколок разума Наги. Осколок Берсерка.
«ПОВТОРИ!!!»
БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, ОРАКУЛ!!!
«Ты никогда не ошибаешься, Брэдфорд?!»
Жёлтое безумие ада и самоуверенность, граничащая с идиотизмом.
Райан слишком поздно заметил, что битва целиком переместилась в его голову.
Жилка на виске дёрнулась в последний раз.
Мозг не выдержал груза двух активных телепатов.

11.
Шульдих неверяще смотрел на труп у своих ног. Изо рта, ушей и глаз Райана всё ещё сочилась кровь.
- Я... я? - Рыжий поднял глаза на Брэда. - Чёрт тебя раздери, американская задница... ты знал?!
Кроуфорд промолчал. Видения в голове успокоились и обрели определённость. А всплывшее перед глазами являлось всего лишь воспоминанием, двумя выдержками из личных дел:
«Кодовое имя Райан, телепат, коэффициент пси-максимум 17, достиг пика. С применением стимулятора способен временно достичь 19.»
«Кодовое имя Шульдих, телепат, коэффициент пси-максимум 16, действующий 15. С применением стимулятора способен временно достичь 16,5.»
- Ты лучший. - Кроуфорд вытащил из кармана платок и начал тщательно оттирать с очков капли своей и чужой крови. Наги сидел в отдалении с видом занявшейся медитацией жертвы землетрясения. Отодрать пришпилившую Фарфарелло к стене балку, не раздавив ирландца, он пока не мог.
- Ты знал! Ты был уверен, ведь так? Почему?
- Потому что я сказал, что ты лучший.
- Проклятье! Нашёл, что спрашивать у Оракула!
Шульдих расхохотался. Его ноги всё ещё подкашивались, приходилось держаться за всё подряд, но это было последним, что заботило сейчас немца. Он рухнул на колени рядом с трупом, пошарил в нагрудном кармане дорогого стильного пиджака. Присвистнул, вытащив маленькую алую ампулу, и снова зашёлся нервным смехом.
- Мы самые везучие сучьи дети, - прохрипел рыжий, всё ещё смеясь. - Повезло, что этот идиот не сожрал стимулятор, а то б наши мозги кипели на асфальте.
Смех оборвался. Шульдих поднял на Брэда маньячно блестевшие глаза.
- Значит, я всё же сильнее этого куска свинины! Да-а... Старикашки удавятся!
Американец водрузил свои очки на законное место, достал из кобуры пистолет. Три выстрела превратили голову трупа в кашу из мозгов, волос и обломков костей. Так же неспешно убрал оружие обратно и аккуратно поправил испачканный костюм.
- Ты лучший, - ответил он на безмолвный вопрос телепата. - Но Эстет не обязательно об этом знать.
Одной рукой резко рванув Шульдиха на себя за воротник, другой Кроуфорд грубо вцепился в рыжие лохмы. Губы американца почти нежно мазнули по бледному виску. Тихий шёпот лаской коснулся уха телепата:
- Эстет с их играми мне надоели.
Шульдих опять затрясся от смеха, только теперь беззвучного. Его руки обвили пиджак Оракула, который и так уже был испорчен вконец.

Поправка в личное дело:
«Кодовое имя Шульдих, телепат, коэффициент пси-максимум 16, достиг пика. С применением стимулятора способен временно достичь 17.»


Несколько моментов:
- Норны: в скандинавской мифологии - женщины-богины, прядущие нити судеб людей и богов.
- «Трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате, особенно когда её там нет».
- Мизерикорд, мизерикордия: «кинжал милосердия», кинжал с узким трёхгранным либо ромбовидным сечением клинка для проникновения между сочленениями рыцарских доспехов. Использовался для добивания поверженного противника.

У меня тут сидит Экзель. Теретий день сидит. Во вторник пришёл и (похоже) всю ночь во что-то играл на компе ("Казаки"?). В среду возвращаюсь с работы - он лежит на кровати, изображая предсмертную агонию. Оказывается, он нашёл в доме вино и попробовал. Ну конечно, отравился! Я не пью, брат и родители мотаются кто где. Ну конечно же вскрытое вино стоит чёрти сколько! А сегодня с утра оживел. Домой к себе смотался, вернулся и опять во что-то играется. Ну и Моргот с ним. Это его поклонники съесть готовы за невывес очередной главы.

"Пять секунд"
Старый адмирал застыл в окружении тактических экранов. Сотни разноцветных огоньков, вспышки, помехи в эфире, взрывы, брань, крики из невидимых колонок. А взрывы бывали двух видов: оглушающие, когда всё ещё можно было исправить, и бесшумные, означавшие только полное уничтожение. Всё это был бой. Космическое сражение, которое адмирал, похоже, проигрывал.
Всего несколько минут назад семнадцатый флот вышел из проникновения, чтобы обнаружить засаду в месте своей предполагаемой дислокации.
Как, откуда, почему? Кто это вообще? Но все теоретические вопросы перестали иметь значение, когда адмирал понял, что окружён превосходящими силами противника.
Из этой сферы нужно было вырваться. Ещё минута, и даже явление Господне не спасёт их от полного уничтожения.
На экране мигнул сигнал срочного вызова, уже примелькавшийся за последнее время до остановки сердца, и адмирал увидел одного из своих капитанов.
Потом, много дней спустя, адмиралу казалось, что их разговор длился часы, но запись точно показывала пять секунд.
– Слушаю, – резко каркнул адмирал.
Господи… Мальчишка. Дай Бог четверть века ему, не больше! Стройный, как кнут, весь – мягкие струящиеся линии, форма – словно и не форма на нём, а дорогущий эксклюзивный костюм, каприз моды в военном стиле. Тонкие черты лица, чёткие, словно умело подкрашенные губы и миндалевидные глаза на узком лице. Длинные золотые волосы не по уставу небрежно перехвачены зажимом в районе лопаток.
Аристократ. Из тех манерных маменькиных сыночков, при виде которых прошедший выси и бездны адмирал брезгливо кривился. Но сейчас, в горячке боя, в глазах мальчишки – прохлада. Как родниковая вода в пустыне. Ключ, бьющий из земли.
Адмирал знал такие глаза.
– Сэр, разрешите создать брешь, сэр.
Подразумевая – «сэр, флот несёт потери, сэр, так мы не пробьёмся, сэр, разрешите…»
Все они, все: и ветераны, и недоучки-стажёры, они погибали там, а старик ничего не мог сделать. И этот капитан… аристократ… сын… сынок, как все они, гибнущие, его дети!!!
Адмирал прекрасно понял, о чём именно просил изящный молодой человек, которому не место на флоте. Нет! Не отпускать! За считанные мгновения этот мальчишка стал родным. И позволить ему умереть?..
Одному или всем. Боже, за что ты наказываешь правом выбора?
– Разрешаю.
Капитан склонил голову и отключился.
В памяти бортового компьютера, в чёрном ящике, остались ещё пять секунд видеозаписи.
Они прорвались, чёрт бы их всех побрал, везучие сукины дети. Один из капитанов, тот самый мальчишка, пошёл на таран атакующей сети, активировав на своём борту всё, что могло быть активировано, вплоть до устройства самоуничтожения и выброса в след контрабандных баллонов с бензином. Направленные поясом торпеды сбили те корабли противника, которые не были уничтожены прямым тараном.
До конца жизни адмирала на его столе стояла рамка с фотографией изящного молодого человека с чертами лица потомственного аристократа. Юноша в просторной белой рубахе задумчиво смотрел в лежащую на его коленях книгу. Старик не мог понять, почему именно этот из всех погибших. Но в своих ночных кошмарах он порой видел то, чего не успел увидеть в реальности.
…Выключив связь, молодой человек мягко, едва ли не лениво отвернулся от экрана и сделал несколько шагов к центру рубки управления одного из крупнейших космических крейсеров. Его шаги почти незаметны, так могла бы двигаться ртуть. По коже стеклянной гладкости танцуют блики с тактических экранов. Он занимает место за самым малым пультом и почти скучающе даёт команду на выброс спасательных капсул, лишая себя экипажа. Тонкие музыкальные пальцы с нереальной скоростью запускают сотни программ, впечатывая пароли допуска быстрее, чем способен реагировать разум, и направляя крейсер в сторону чётко вычисленного скопления сил противника. Вражеские корабли пошли на перехват, подозревая скорый выброс истребителей (которых нет уже на борту, они все в бое, но как уследить?). Лишь за секунду до столкновения по лицу молодого человека скользнула лёгкая сожалеющая улыбка. Он расслабленно смотрел на экраны, проецирующие в рубку изображения с носовых и кормовых датчиков. А потом он сгорел. Вспыхнул сверхновой, так и не узнав, что на пять секунд стал сыном своему адмиралу.

Брат таки прошёлся по моей спине. Пулемётную очередь считать не умею, поэтому сколько позвонков он мне вправил, сказать не могу. Но после первого залпа позвонков было ещё штук пять.

"Никогда больше"
Грозовое небо низко нависло над полем битвы и суда, но дождя не было, и нельзя было притвориться, что эти влажные следы на щеках всего лишь вода.
Он стоял, покачиваясь от слабости. У него было безумное лицо, а в руках всё, что осталось от его Господина: обрывок чёрного плаща.
– Убейте меня! – взвыл он. – Ну что же вы стоите, братья?! Убейте же и меня вместе с ним!!!
А они, те, кто во всём были его братьями, отворачивали от него свои застывшие маски. Они не хотели слышать истошного крика, срывающегося то на вой, то на визг.
– Ну же, Судия! Верховный! Хоть вы, братья! Убейте меня!!!
Он рухнул на колени, страшный в своём унижении.
А братья отворачивались…
…не смотрели…
…уходили. Становясь прахом.

Он открыл глаза. Сотни лет спустя он открыл горящие сухие глаза.
И жуткий оскал вместо улыбки.
– Ты уже не сможешь сделать мне больнее, Верховный.
Тени.
Тени вставали одна за другой, сбрасывали с призрачных плеч прах выгоревшей сотни лет назад земли, с последними лунными бликами под навсегда чёрным небом.
– Ты уже не сможеш-шь сделать мне больнее… – шепнула в мёртвом воздухе размытая тень, и растворилась, подарив Тёмному поцелуй.
– Ты уже не с-сможеш-шь…
Поцелуй. Новая тень.
– …не сможешь…
не сможешь
не сможешь
– …сделать больнее…
– …больнее, господин…
А Тёмный стоял, принимая последние поцелуи тех, что некогда были его братьями, отвернувшимися от него. Для своего господина-Верховного.
– Ты уже не сможешь сделать НАМ больнее, – выговорил Тёмный, когда теней больше не осталось.
И последняя его слеза была каплей раскалённой лавы.

Есть нечто забытое в ласках и взглядах,
Как много умели и знали когда-то...
Всё было в глазах – не пустых и не жадных,
И кто-то дыханья естественней – рядом.
Искусство доверья, искусство смущенья,
Искусство смотреть и не прятать за смехом.
Искусство сказать "я люблю" без сомненья –
Сказать просто другу, забыв про помехи.
Когда в поцелуе не будет подтекста
И можно обнять, не боясь возроптавших,
Когда осуждают не слёзы, а бегство,
А мир не делим на "чужих или наших".
Есть что-то забытое в том, как недавно
Я просто тебя обняла у порога.
Да чёрт с ним, злословьте! Смешно и забавно.
Я встретила ДРУГА, то ведомо Богу.