Святый Боже.
Стихи.
Строчкиврифму.
Это почти страшно.

Я не писала стихов год. Я думала: этот возраст прошел.
Я думала:
- но я обманулась.

Всё вернулось на круги своя - и к этому была причина.

... Все, что не убивает нас,
Делает
Нас
Большими. (с)

А самое интересное - это то, что я действительно верю, что больше не посвящу ему ни одной строчки.

Нет, правда. Я-то сама - там, внутри, за грудиной - знаю, что каждая строка (тех же Хранителей) всё равно будет об.

Но свято хочу верить, что больше не будет ни строки персонального посвящения.

Я устала от пустой любви. От бесценной и единственно важной, но такой пустой. От незаполняемости.

Я не знаю, что мне делать. Кажется, я только сегодня четко осознала: я, клянусь, не знаю, что мне делать с этой чертовой личной жизнью и этой чертовой - собственной - неподатливой душой.

Видит бог, я старалась.
Видит бог, я ничего не могу.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Почему-то в последнее время я особенно хорошо понимаю экзистенциалистов с их концепцией "человека, действующего без надежды на успех". Ты что-то делаешь, делаешь, делаешь, а в итоге это оказывается иллюзией, остается один пшик. Иногда твоя деятельность, равно как и её результаты, элементарно никому не нужна. Иногда то, чем ты занимаешься, оказывается в итоге пустышкой, а ты ведь вкладывалась, вкладывалась, вкладывалась - во что бы то ни было (и, вероятно, я просто не умею отделять зерна от плевел, стоящее от мелочи). Иногда ты просто устаешь. И на бунт уже нет сил. А бунтовать надо.

Надо.

Как говорит Лёля, порой окидывая меня взглядом, "Ох уж это достовское «надо»".

Аватар с дивной символичностью выпал сам.

После того как вчера одна крайне интеллигентная, премилая девушка, с которой мы до того обсуждали различия в морали Достоевского и Толстого, биографию Цветаевой, Камю и Сартра рассказала мне под кофеёк два предельно неприличных анекдота про Красную Шапочку, я поняла, что надо что-то менять в этой жизни, сегодня пошла в парикмахерскую и отрезала себе двадцать сантиметров волос. Теперь они с трудом собираются в короткий заячий хвост и я ношу «классическую французскую длину классического длинного каре» (с).

Однако же, вот вам мой результат наблюдения: сезонная осенняя депрессия в этом году запоздала и начала крыть только сейчас. Не меня лично. Всех. Многих.

Утешает лишь одно. Она пройдет. Сначала - как голой кожей по битому стеклу. А потом пройдет. Всегда проходит. И останется только головная боль, собственные посты, перечитывая которые морщишься, и тянущая пустота внизу живота.

Всё не будет хорошо (а, впрочем, у кого как). Всё просто будет по-другому. Пройдет. Правда.

Аутотренинг окончен.

Никак не пойму, чего же такого особенного я делаю, чтобы всем вокруг казалось, что я чертовски успешна в учебе, дружбе, семье и любви, что у меня всё восхитительно до зубового скрежета и можно открыто завидовать. Они не могут без меня учиться (сама повесила себе на шею, как когда-то и класс – сама и виновата) и свято уверены в том, что я не первый год счастлива с мифическим кем-то. Так и хочется подойти и спросить: бога ради, неужели у меня на лице написано вселенское счастье?

А по сути - нет ни беговой дорожки по лбу, ни всех этих замечательных успехов. Есть прекрасное, годами выработанное умение дружелюбно улыбаться круглыми сутками, давя в себе всё прочее, и я улыбаюсь. И даже не болят в конце дня мышцы лица. Натренировала.

Когда я пытаюсь убедить кого-то, что по всем этим жизненным фронтам у меня далеко не сахар, люди насмешливо качают головой и в глазах у них читается: не прибедняйся. И я перестаю убеждать - переубеждать. Пусть считают так, как привыкли. Пусть всё будет как раньше. В столе за бумагами будет лежать пачка сигарет, на столе - лист с чужим электронным адресом, по которому я никогда не напишу; мои ориджинальным героиням по-прежнему будет сниться холодящее прошлое, от которого не убежать, а я буду излучать успешность и счастье. И, может быть, на каком-то этапе даже поверю в их существование.

Улыбайтесь, господа. Улыбайтесь.

Однако ж, давно не брала я в руки шашек. Здравствуйте, любимые Я жива и почти морально здорова.
Моя жизнь бессобытийна и весела, флиртующий со мной профессор пытается свести меня с моим же одногруппником, который нужен мне как рыбке зонтик; родственницы таскают мне электронные адреса застенчивых вьюношей, сыновей своих сослуживиц, межсессионная аттестация накрывает с головой и гранит науки скрепит на зубах, что довольно неприятно.

Сегодня я поговорила с одним прекрасным практикующим психологом, она сказала мне, собственно, то, что я и без того - по-человечески, девичьи и профессионально - хорошо знала: что человек страдает только до тех пор, пока разрешает себе страдать, пока ему нравится страдать. И не отпустит своё страдание - будь то смерть аквариумной рыбки или близкого человека, сломанный ноготь или несчастная любовь - пока сам этого не захочет. Пока он в ситуации психологической выгоды. Я улыбнулась. Даже сказала что-то про моральный мазохизм. Мы расстались дивно довольные друг другом - она поняла, что имела в виду я, а я поняла, что она всё поняла правильно, простите за тавтологию. На днях меня виртуозно препарировал ещё один специалист, прекрасно владеющий ручной психологией, но я не узнала ничего нового - кроме того, пожалуй, что из всех типов психопатий я принадлежу к самой тихой и самой трагичной.

Я всё больше и больше асоциальна и некоммуникабельна. В остальном всё прекрасно, начинаю ждать Новый год (запоздало, обычно у меня этот процесс начинается примерно с октября).

Живем.

А будут дни - ну, будет и пища, правда же?

Нас (не знаю, кого именно, но пусть будет это слово - оно красиво своей обобщенностью, общностью) ничему не учит память и совсем не лечит время. Мы сами лезем на рожон, а потом нервно курим короткими затяжками горьковато-безвкусные сигареты - откинув голову к откосу (беззащитность шеи - как на плахе, символично) и закрыв глаза. Мы даем каждому желающему последний шанс пустить нам контрольную пулю в висок - и каждый раз на нас заживает, как на собаках.

Моя лучшая подруга второй год с перерывами спит с человеком, который её ни во что не ставит - и девушка отнюдь не рабской масти - и любит его, и принимает его каждый раз, и её устраивает - при всей гордости! - быть любовницей без ответной любви - с болезнью только лишь. Иногда я хочу сказать ей: те, кто обидел нас, потом пожалеют об этом - о, со всей болью! Но не могу и не смею, потому что не могу обещать подобное, не могу обещать то, в чем не уверена, да и - в чем вина обижавших? В том только, что с уютом обустраивали наше аутодафе, шаги же были - наши. Шли сами.

Я второй год схожу с ума по человеку, который отделён от меня всеми возможными пропастями и границами - возрастом, статусом, положением, своей личной жизнью, своими привычками, окружением - и не могу и не хочу избавляться от этого в полной мере. Мне говорят: ты забудешь. А я всё ещё не могу.
Как много я передумала, недодумала - думала.
Но мысль не материальна.
Нет.

Эта любовь - софитовая, извне -
Делает жизнь бессмысленной.
И бесценной. (с)