Кирк вышел из единственного турболифта на потертые палубные плиты и остановился, разглядывая то, что на коммерческом астронавигационном судне «Калипсо» называлось мостиком.
Особенно внимательно он всматривался в центр мостика, на палубу, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь отметины на ковре, которые могли свидетельствовать, что капитанское кресло на время убрали для ремонта.
Но центр мостика найти было непросто.
Он был даже не круглым.
Он был коробчатым, прямоугольным, словно увеличенное в несколько раз внутреннее пространство челнока старой модели.
На основном уровне, находившемся на четыре ступеньки ниже приподнятой палубы, где размещался турболифт, по обеим сторонам мостика стояло по три консоли; у каждой из них было по два кресла и два набора дисплеев и контрольных поверхностей, вделанных одним концом в переборки. Но дисплеи располагались не параллельно переборкам, чтобы командир в центре мостика мог легко увидеть показания любой консоли, а перпендикулярно им, друг за другом, словно школьные парты.
Большого центрального обзорного экрана тоже не было – их было три, располагались они на вогнутой под острым углом передней стене. Правый экран демонстрировал инженерную схему «Калипсо» – тупоносый цилиндрический главный модуль размером примерно с гондолу ускорителя старого класса кораблей «Амбассадор», с небольшим коническим выступом в задней части нижнего корпуса, и две внешних стреловидных гондолы искривления, тоже цилиндрических – технология, похоже, вышла из разряда современных десятилетия назад.
Дюжина небольших дисплеев свисала с потолка, еще горстка была причудливо разбросана по переборкам по левому и правому борту. Ярко раскрашенные провода, соединявшие распределительные коробки, делали переборки похожими на внешнюю часть борговских кубов. Позади Кирка на верхнем уровне располагалась небольшая комната с прозрачной стеной, позволявшей видеть весь мостик. В комнате стоял широкий черный стол, похоже, привинченный к палубе, на нем повсюду валялись миникомпьютеры. На потолке и переборках висели еще дисплеи, повернутые так, чтобы их мог видеть только сидящий за столом.
А воздух был пропитан сырым, несвежим запахом, словно корабль недавно перевозил крупный рогатый скот, и систему вентиляции еще не очистили.
Кирку стало интересно, что бы сказал Спок об этом жалком подобии звездолета.
Затем он вспомнил.
Шок от потери был так же силен, как и когда он в первый раз узнал, что Спок умер. Как и каждый раз за последние десять дней, когда он понимал, что больше никогда ничего не сможет рассказать другу.
– Не слишком соответствует спецификации Звездного флота, да, капитан?
Адмирал Джейнвей тепло улыбнулась Кирку, направляясь к нему с нижнего уровня.
У Кирка чуть дыхание не перехватило. Он был настолько разбит мыслями о Споке и обеспокоен расположением и состоянием мостика, что даже не заметил присутствия Джейнвей среди других механиков на мостике. Правда, на ней была невыразительная гражданская одежда – коричневая куртка и серые брюки. Все техники тоже были гражданскими: три человека, два бинара и телларит с ужасным кашлем. Они все, похоже, работали над одной и той же разобранной консолью управления, споря, какие провода вырвать и бросить на палубу следующими.
Кирк, пытаясь не обращать внимания на хаос непрофессионализма, протянул руку Джейнвей, когда та поднялась по лестнице.
– Адмирал. – Он снова огляделся. На всех бледно-зеленых стенах были царапины, на аппаратуре – дырки и зазубрины. Он представил, как бы Спок поднял брови, увидев подобное состояние корабля. – Эта штука вообще в космосе летать может?
Улыбка Джейнвей стала шире, словно она не чувствовала, какие чувства Кирк скрывает.
– Мистер Скотт и коммандер Ла Форж сейчас в машинном зале определяют именно это. Но не думаю, что они найдут что-нибудь, что их удивит. – Она жестом показала на комнату за прозрачной стеной. – Не хотите ли присоединиться ко мне в вашем кабинете?
– Кабинете? – переспросил Кирк.
Джейнвей провела рукой над сенсорной полосой, и часть стены отъехала в сторону.
– После вас, – сказала она.
Кирк глубоко вдохнул, вошел в комнату и понял, что скорее умрет, чем назовет ее своим кабинетом.
– Когда капитан Райкер сказал мне, что Звездный флот предоставит корабль… – начал Кирк.
– …вы ожидали, что вам дадут корабль Звездного флота, – закончила за него Джейнвей, снова взмахнув рукой, чтобы закрыть дверь. С ее лица так и не исчезла всезнающая улыбка.
– Я ожидал, что мне дадут корабль. – Кирк был твердо намерен дать Джейнвей понять, что согласился не на тренировочный полет. Погиб человек. Великий человек. А его неизвестные убийцы остались в живых. – Достойный миссии.
С этими словами Джейнвей, похоже, наконец-то поняла, чем вызвана сталь в голосе Кирка. Улыбка исчезла.
– Я понимаю. И ваши ожидания оправдались. Это корабль Звездного флота.
Кирк нахмурился.
– Адмирал, несертифицированные челноки, которые разбирают и собирают инженеры-первокурсники в Академии, и то находятся в лучшем состоянии, чем эта… баржа.
– Именно это делает ее идеальной для шпионских миссий.
Это остановило Кирка.
– Шпионских?
Джейнвей помолчала, словно мысленно пробуя разные ответы перед тем, как высказаться вслух. Наконец она выбрала один.
– Капитан, я не посмею сказать, что понимаю ваши чувства, связанные с потерей друга. Но я надеюсь, что вы понимаете, что погиб не просто ваш друг. Посол Спок был великолепным миротворцем, чье влияние распространялось далеко за пределы Федерации. Как правая рука Федерации, Звездный флот получил задание определить, направлено ли убийство Спока исключительно против воссоединения ромуланцев и вулканцев, или же это часть более масштабного замысла, направленного против самой Федерации.
Кирк слишком долго находился вне Звездного флота. Он устал от адмиралов и их велеречивых объяснений каждого своего поступка. Он скучал по Комаку, Морроу и Беннетту, храбрым лидерам его эпохи, которые просто действовали, когда это требовалось, а объяснения оставляли младшим штабным офицерам, составлявшим доклады. Он попытался перебить, но Джейнвей не позволила ему этого сделать.
– Я знаю, что вы сейчас думаете совсем не об этом, – сказала она. – Я не виню вас. Вы сделали для Федерации больше, чем мы могли попросить кого бы то ни было. Вы заслуживаете своей жизни. Вы заслуживаете права проводить больше времени с ребенком.
– Прежде всего я заслуживаю, – сказал Кирк, не дожидаясь, пока Джейнвей позволит ему заговорить, – ваших объяснений.
Улыбка пробежала по губам Джейнвей, словно ей понравилась прямолинейность Кирка.
– Хорошо. У Звездного флота есть миссия, имеющая отношение к убийству Спока. У вас тоже. Эти миссии пересекаются. – Она жестом показала на потрепанный мостик перед ними. – Поэтому Звездный флот предоставил в ваше распоряжение ценнейшее судно-ловушку, чтобы вы…
– …чтобы я бросился на колючую проволоку перед наступлением основных сил, – холодно сказал Кирк. Он знал, что от него ожидали, после необычного брифинга с Трой, Райкером и Ворфом на «Титане». Он точно понимал, что имеет в виду Джейнвей.
Но она его не поняла.
– Колючая проволока? Это имеет отношение… к лошадям?
– К войне, – сказал Кирк. – Несколько веков назад колючую проволоку ставили на поле боя и вдоль берегов, чтобы замедлить нападающие войска. Первые солдаты, добегавшие до колючей проволоки, бросались на нее, и шедшие позади проходили по ним, не останавливаясь.
На этот раз Джейнвей не стала подавлять улыбку.
– Не беспокойтесь, капитан. Звездный флот даст вам достаточно времени, чтобы успеть уйти с дороги.
Кирк посмотрел на мостик. С этой позиции он сразу понял смысл подобного размещения приборов: поток информации направлялся лишь в одну сторону – к командиру. Из этой комнаты через прозрачную стену капитан «Калипсо» сразу видел все дисплеи, за которыми работала его команда, в то время как каждый член экипажа видел лишь свой собственный. Соответственно, данные направлялись в этот… кабинет, а оттуда выходила лишь та информация, которой решит поделиться капитан.
Но на корабле Звездного флота миссия была важнее человека, и вся информация была полностью доступна любому, кто получает разрешение работать на мостике. Это был единственный способ управлять таким сложным механизмом, как звездолет – полностью доверять всему персоналу. Никаких секретов. Никаких сомнений. Никаких задержек.
Три условия, которые отказывалась выполнять Джейнвей.
– Похоже, вы собираетесь еще что-то сказать, – сказала Джейнвей.
Кирк задумался, есть ли в этом смысл. Но попытаться стоило.
– Капитан Райкер четко обозначил мою позицию. Я буду постоянно на виду. Я возглавлю расследование. Я буду отвлекать и досаждать ромуланским властям. Но я не должен считать это чем-то большим, чем операция Звездного флота.
Джейнвей оценивающе взглянула на Кирка.
– Капитан Райкер, возможно, сказал больше, чем ему позволено сказать.
Не меньше Кирк устал от формальностей командной иерархии Звездного флота. Его тошнило от протокола.
– Райкер не сказал ничего, что не должен был. Я же сказал: он четко обозначил мою позицию.
– Поверьте мне, адмирал. Я служил в Звездном флоте еще до того, как вы… – Кирк не мог заставить себя закончить эту мысль. На самом деле он служил в Звездном флоте еще до того, как родились практически все, кто был в нем сегодня. – Я знаю, как работает Звездный флот, – вместо этого продолжил он. – Я знаю, что вы можете сказать, а что нет, и мне все равно. Я выполню задание, а Пикар, я уверен, будет вашими глазами и ушами, чтобы обеспечить защиту определенных интересов Звездного флота.
Кирк удивился, когда Джейнвей окинула его ледяным взглядом. Она оперлась на стол, не сводя глаз с Кирка, словно он был кадетом, а она – его инструктором в Академии.
– Я скажу это лишь один раз. Вы отправляетесь на Ромул в составе команды. Команды Звездного флота. Вы и Жан-Люк. Доктор Маккой, мистер Скотт, коммандер Ла Форж и доктор Крашер.
– И Джозеф. – Взгляд Кирка был таким же ледяным, как и Джейнвей.
Джейнвей кивнула, приняв укол.
– И ваш ребенок.
– Который, как и я, не служит в Звездном флоте.
Но Джейнвей покачала головой и постучала по столу.
– Как я уже сказала, это корабль Звездного флота. Он направляется туда, где корабли Звездного флота не могут появляться в открытую. Половину времени его предполагаемые владельцы сдают его в аренду для вполне законных частных полетов. Составление геологических карт планет, не принадлежащих к М-классу. Университетские исследовательские экспедиции. Другую половину времени офицеры Звездного флота в гражданской одежде и с тщательно созданными фальшивыми личностями сидят за этим столом, выполняя задания, в которых нельзя выдавать участие Звездного флота.
Единственная разница между этими заданиями и вашим – в том, что нам не придется делать вам фальшивый паспорт. У вас есть причина отправиться на Ромул. Это все, что нужно знать кому-либо. – Она снова выпрямилась, следующие слова прозвучали как угроза. – В том числе вам, капитан.
– Мистер. Я в отставке.
– Я лишь хотела проявить уважение.
Кирку показалось, словно температура в «кабинете» упала градусов на пятьдесят. Он не понимал, чем вызвана враждебность Джейнвей по отношению к нему, но самого ее существования было достаточно, чтобы вызвать в Кирке схожее ответное чувство.
– Есть и лучшие способы проявить уважение, – сказал Кирк.
Джейнвей промолчала, ожидая его объяснений.
– Сказать мне правду о задании.
– Я сказала.
– Всю правду.
Джейнвей постучала пальцем по столу, затем пожала плечами.
– Даже я ее не знаю.
Кирка на мгновение отвлек сноп искр, вырвавшийся из окруженной техниками консоли, стоявшей на мостике.
– Получается, что у меня есть задание. У Пикара есть задание. А есть ли… третье задание?
Джейнвей не собиралась ничего больше рассказывать.
– Может быть, даже четвертая или пятая, – сказала она, словно умышленно пытаясь поддразнить его. – Все это организовала разведка Звездного флота. Мне сказали все, что я должна знать. Теперь и вам тоже.
Кирк внимательно посмотрел на Джейнвей. Он не слишком хорошо ее знал, но читал о ее удивительном путешествии через квадрант Дельта. Его впечатлило то, что, несмотря на ничтожные шансы, она сумела спасти корабль и экипаж от неминуемой смерти, словно современный Шеклтон. Он встречался с ее копией из Зеркальной вселенной, держал ее в объятиях и сражался вместе с ней, и благодаря этому знал о внутренней силе и твердой воле, которыми обладали оба отражения женщины.
Но его очень злило то, что сейчас она стояла перед ним не как легендарный капитан звездолета, а как обычный чиновник Звездного флота. И почему-то он сомневался, что ее полностью устраивает эта роль. Он решил проверить.
– Адмирал, – спросил Кирк, – когда вы перестали быть капитаном?
Он увидел, как она хмурится, и понял, что критика попала в цель. Но, к разочарованию Кирка, она сдержалась, не обнаружив своих возможных настоящих чувств.
– Мы на одной стороне, капитан Кирк.
Но Кирк покачал головой.
– Нет, это не так. До того момента, как вы не расскажете мне о настоящей цели этого задания, вы – просто шум в полезном сигнале.
Джейнвей вымучила улыбку.
– Тогда привыкайте к помехам.
С одной стороны, Кирку понравилось, что Джейнвей не собиралась сдаваться и, несмотря ни на что, обращалась с ним, как с равным. Он надеялся, что и ей тоже понравится его обращение.
Но если им и было что еще сказать друг другу, разговор пришлось бы отложить, потому что дверь кабинета внезапно снова открылась, и вошел Джозеф, прижимая к груди огромный вещмешок.
– Привет, папа!
Его голос был ярким, энергичным, полным обещания. Кирк, как и всегда, изумился эффекту, производимому на него сыном, словно какая-то часть этой энергии чудесным образом передавалась ему, придавая новые силы. Джейнвей и махинации Звездного флота внезапно показались не такими уж раздражающими и важными.
– Привет, Джозеф. – Кирк протянул руку и погладил гребни лысой головы Джозефа.
– Здравствуйте… адмирал, – обратился Джозеф к Джейнвей.
Кирк удивился. Он и не думал, что Джозеф и Джейнвей раньше встречались. Он посмотрел на адмирала, но она смотрела не на Джозефа, а куда-то мимо него.
Кирк проследил ее взгляд, ожидая, что на мостике случилось еще что-то. Вместо этого он увидел сенсорную полосу, контролирующую раздвижную дверь.
– Джозеф, – спросил Кирк, – ты знаком с адмиралом Джейнвей?
– Нет, сэр.
Кирк не ожидал такого ответа.
– Тогда откуда ты знаешь, кто она?
– Дядя Скотти сказал, что она здесь.
Джейнвей протянула руку Джозефу.
– Очень рада знакомству, Джозеф.
Ребенок ерзал с вещмешком в руках, пока Кирк не забрал его. Джозеф с радостью протянул руку Джейнвей, затем остановился, посмотрел на ладонь и быстро обтер ее о свой красный комбинезон.
– Извините. Я испачкался.
Уверенный, что его рука чистая, Джозеф энергично пожал руку Джейнвей. Кирк скрыл улыбку, увидев, как Джейнвей тайком вытерла руку о брюки.
– Что ты думаешь о корабле? – спросила Джейнвей.
Джозеф посмотрел на Кирка.
– Разрешите говорить, как есть?
Кирк увидел, как Джейнвей улыбнулась, услышав эту фразу, но остался доволен тем, что Джозеф помнил об этикете разговора со взрослыми.
– Разрешаю, – сказал Кирк.
– Ну, он немного грязный, – сказал Джозеф. – Но дядя Скотти говорит, что двигатели великолепные! Под грязью. Ему не нравится грязь. Но Джорди говорит, что ее нельзя убрать. – Джозеф поморщился. – Как так вышло?
Джейнвей посмотрела на Кирка, переадресуя вопрос ему.
Кирку не нравилось уже то, что пришлось взять сына на задание, хотя никто не ожидал никакой опасности. Худшее, что могло произойти – ромуланцы не пустили бы «Калипсо» в систему. Но Кирк всегда настаивал, чтобы сын был с ним абсолютно честен, а этого можно было добиться, лишь будучи честным с сыном.
– Помнишь, как мы говорили об оперативной безопасности? – спросил Кирк, игнорируя озадаченный взгляд Джейнвей.
– Совершенно секретно. Необходимо знать, – серьезно сказал Джозеф.
– Отлично, – подтвердил Кирк. – Так вот, ответ на твой вопрос совершенно секретен, так что ты не должен никому говорить о том, что услышал. Ясно?
– А у адмирала есть разрешение? – спросил Джозеф.
Джейнвей прикрыла рукой рот и закашлялась.
Но у Кирка был гораздо больший опыт общения с сыном, и он уже не смеялся над его неожиданно взрослыми высказываниями.
– Она здесь главная.
– Вас понял, – сказал Джозеф.
Кирк посмотрел на Джейнвей.
– Адмирал… если вам угодно, проинструктируйте Джозефа.
Джейнвей пожала плечами; ситуация ее забавляла.
– Хорошо, капитан. – Она с напускной серьезностью повернулась к Джозефу. – «Калипсо» принадлежит к классу, который мы называем «корабль-ловушка». Это корабль Звездного флота, но замаскированный. Снаружи он выглядит как медленный гражданский корабль. Но внутри у него – лучшие двигатели и щиты Звездного флота.
Джозеф широко распахнул глаза.
– Ух ты! То есть, если… если орионские пираты возьмут корабль на абордаж и зайдут в машинный зал, то увидят грязь и подумают, что двигатели – просто старый хлам?
– Именно, – сказала Джейнвей. – Но чтобы маскировка сработала, ты не должен о ней никому говорить.
– Есть, сэр!
Джейнвей вопрошающе посмотрела на Кирка.
– На каком курсе Академии учится Джозеф?
Джозеф засмеялся.
– Я не учусь в Академии!
Джейнвей подыграла ему.
– Ты уверен? Ты ведешь себя как настоящий кадет. Я впечатлена.
Джозеф посмотрел на Кирка, и Кирк увидел, что его пятилетний сын, который чаще всего вел себя как десятилетний, а иногда – и как семнадцатилетний, не знает, что сказать. Кирк помог ему.
– Адмирал Джейнвей только что сделала тебе комплимент.
Джозеф снова вспомнил об этикете и даже встал по стойке «смирно».
– Спасибо, адмирал.
– Пожалуйста. – Джейнвей снова переключила внимание на Кирка. – Думаю, наш разговор на этом закончен, капитан. Жан-Люк расскажет вам подробности, которые мы могли упустить.
– Дядя Жан-Люк? – возбужденно спросил Джозеф. – Он здесь? – Затем Джозеф напрягся, поняв, что совершил ошибку, и добавил: – Извините, что перебил вас.
– Не стоит, – любезно ответила Джейнвей. – М-м-м… дядя Жан-Люк прибудет в течение часа. – Она кивнула Кирку. – А я вернусь на «Титан».
Джейнвей направилась к закрытой двери.
– Вы останетесь на «Титане»? – спросил Кирк.
Джейнвей остановилась у прозрачной двери.
– Нет. Задание в надежных руках – ваших, Жана-Люка и капитана Райкера.
Она постучала в дверь. Та не двинулась с места. Тогда она провела рукой над сенсорной полосой, и дверь все же открылась. Она обернулась к Кирку.
– Вашим инженерам стоит проверить замок на этой двери. Он должен быть настроен только на командный состав. – Она одарила Кирка профессиональной улыбкой, затем посмотрела на Джозефа. – Очень рада знакомству с вами, кадет.
Джозеф снова вытянулся по стойке «смирно».
– Очень рад знакомству, адмирал!
Затем Джейнвей ушла, и дверь за ней закрылась.
Когда она зашла в расположенный в нескольких шагах турболифт, Кирк провел рукой над сенсорной полосой, и дверь опять открылась, затем закрылась от второго движения.
– Все нормально работает. – Он посмотрел на Джозефа. – Правда?
– Да, сэр. Но адмирал Джейнвей сказала, что инженеры должны проверить замок.
Кирк наклонился, чтобы сгрести Джозефа в охапку, но, выпрямившись, понял, что вскоре уже не сможет держать сына на руках. Он уже слишком вырос.
– Ну, если уж адмирал говорит нам что-то проверить, мы так и должны сделать, правильно?
– Правильно!
Кирк вздохнул.
– Мне придется начать надевать на тебя антигравитаторы. – Он осторожно поставил Джозефа назад на палубу. – Я возьму твой вещмешок.
Кирк взял со стола мешок, нахмурился, почувствовав его вес.
– Ты сюда латинум протащил, что ли?
Джозеф захихикал от двери.
– Па-а-апа!
Кирк пошел к двери, остановился, когда увидел, что она снова открылась.
– Ты можешь открыть эту дверь?
Джозеф кивнул.
– Думаю, адмирал имела в виду именно это, – сказал Кирк. Они с сыном вышли из командирской комнаты. «Я никогда не назову это кабинетом», – подумал он. – Пойдем, посмотрим наши каюты.
– Хорошо, – согласился Джозеф.
– Может быть, недостелем койку дяди Жана-Люка?
Прозрачная дверь закрылась за ними, когда они подошли к закрытой двери турболифта.
– Хорошо, – снова согласился Джозеф.
Турболифт с шипением открылся, и они зашли в кабину.
– Четвертая палуба, – сказал Кирк.
– А что такое «недостелить»? – спросил Джозеф.
Кирк ухмыльнулся сыну.
– Мы многое узнаем в этом путешествии.
Джозеф ухмыльнулся в ответ.
Но когда турболифт закрывался, Кирк снова посмотрел на дверь командирской комнаты, задумавшись, зачем Джейнвей привлекла к ней его внимание и какие еще секреты скрывает от него, секреты, которые предстоит раскрыть.
читать дальшеЕдва стихло эхо отдаленного взрыва, а освещение в столовой погасло, Спок вскочил и вместе с Т’Врел бросился к шкафчикам с аварийным снаряжением, стоявшим у дальней стены.
Ни один из вулканцев не наткнулся на стол или скамью. Они точно помнили расположение всех предметов в комнате, и это, в сочетании с острым слухом, помогало им передвигаться по знакомому месту, даже в полной темноте, с такой же легкостью, словно оно было ярко освещено.
Спок услышал топот ног в коридоре, ведущем в столовую, затем ионное шипение энергетического оружия, которое он не смог узнать. Шаги одного из бегущих тут же смолкли, но звука падающего тела не последовало.
Логика произошедшего была для Спока простой. Оружие нападавших было настроено на полную дезинтеграцию.
Спок услышал, как Т’Врел открыла шкафчик и уверенными движениями выбрала нужные вещи.
– Вот, – сказала она, и короткого, произнесенного шепотом слова было достаточно Споку, чтобы понять, где она находится, протянуть руку и взять предмет, который она ему передала.
Термопроектор из запасов ромуланского флота.
Он надел на глаза асимметричный плоский щиток, нажал кнопку на виске и почувствовал, как голову обхватили закрепляющие ремни. Через мгновение перед ним появилось голографическое изображение Т’Врел, открытого шкафчика и столовой, составленное из разноцветных пятен инфракрасного излучения разной интенсивности.
– Работает, – тихо сказал Спок. Этого слова достаточно было, чтобы сообщить Т’Врел, что он видит, что она делает, и другие слова необязательны.
Но Спок знал, что меньше всего стоило беспокоиться о том, что они выдадут свое местоположение с помощью звуков. Нападавшие могли пользоваться похожими проекторами, чтобы передвигаться по темным пещерам.
Спок снова услышал шаги, на этот раз намного ближе к столовой. Бежали двое.
Они с Т’Врел на миг отвлеклись от шкафчика, но лишь на миг. Шаги были узнаваемы, благодаря не только знакомому стуку каблуков вулканских ботинок по металлическому полу, но и скорости. Приближались Сорал и Т’Рем, двое из шестнадцати вулканцев, расквартированных в бункере.
Когда звуки шагов молодых вулканцев раздавались уже в столовой, Спок и Т’Врел снарядились и были готовы ко всему.
В термопроекторе Спока два вулканца, стоявших в дверном проеме, были окрашены в более яркие цвета, чем Т’Врел. Силуэты их стройных тел просвечивали сквозь простые робы, в которые они были одеты. Оба нагрелись от быстрого бега. Не от страха, в этом Спок был уверен. Два молодых вулканца были суракианами, учениками той же школы, что и Т’Врел.
Обращаясь и к Споку, и к Т’Врел, Сорал сделал несколько широких, но точно рассчитанных жестов – боевой язык движений, которые можно легко разобрать даже в низком разрешении термопроекторов.
Информация была крайне лаконичной: захватчики транспортировались в три различных места, в каждой команде – по трое. К настоящему моменту по крайней мере четверо вулканцев убито, а транспортационная комната бункера захвачена.
Первым выводом Спока стало то, что на них напали кардассианцы. Концепция триумвирата была центральной в их захватнической культуре. Однако Кардассианский Союз оказался на краю гибели после Войны Доминиона, и Спок не видел никакой логичной причины, по которой его лидеры затратили бы значительные ресурсы, чтобы манипулировать политикой ромуланцев.
Но Т’Врел уже опередила рассуждения Спока.
– Кардассианские наемники, – тихо произнесла она.
Спок не стал оспаривать ее вывода. В квадранте было достаточно обесчещенных кардассианских солдат, которые не смогли вернуться домой. Их связь с Обсидиановым Орденом гарантировала лишь трибунал за военные преступления, который, по кардассианской традиции, судил бы их лишь после того, как их вину докажут. Эти солдаты были рады служить любому, кто готов заплатить, и не стали бы оспаривать никаких приказов.
Спок рассмотрел небольшое цилиндрическое устройство, которое держала в руках Т’Врел. Это был ромуланский солнечный факел, запрограммированный на двухфазный взрыв. Первая фаза сгенерирует закодированный электромагнитный импульс, который на полсекунды отключит термопроекторы, надетые на вулканцах. Менее чем миллисекунду спустя вторая фаза взрыва создаст широкий спектр инфракрасного излучения и видимого света, достаточно сильный, чтобы вывести из строя термопроекторы врагов.
В секунды, что потребуются на реконфигурацию проекторов, у него, Т’Врел и двух молодых вулканцев появится решающее преимущество. Но если учесть, что Сорал и Т’Рем – суракиане, изучившие древнейшие боевые искусства Вулкана, то любой, кто посмеет войти в эту комнату, вряд ли проживет больше одного удара сердца даже без применения контрмер.
Единственная переменная, которую Спок не смог адекватно вписать в логическое предсказание результата нападения – то, что нападавшие воспользовались дезинтеграционным оружием. Но, судя по все более громкому звуку приближавшихся шагов, вскоре можно будет получить эмпирический ответ.
Сорал и Т’Рем снова обменялись быстрыми жестами с Т’Врел. Затем Т’Рем легко запрыгнула на скамью, оттуда – на стол, затем заняла позицию над дверью, уцепившись за стену подобно огромному насекомому.
Хотя через термопроектор Спок не видел подробностей, он вспомнил, что над дверью проходила толстая трубка с проводами. Похоже, Т’Рем не требовалось больше никакой опоры, чтобы удерживаться. Ее сила и ловкость были достойны уважения.
Затем Сорал совершил вращательное движение, и Спок увидел, как смазанные оранжевые очертания длинного хлопкового облачения ученика переместились к полу, по-прежнему совпадая с проекцией тепла его тела. Молодой вулканец затем спрятался за раздатчиком еды, вжавшись в каменную стену так, что враги не смогут его заметить.
Похоже, Сорал понял, что быстрота продвижения захватчиков по коридору означала, что они не пользовались сенсорами, чтобы составить карту помещения перед тем, как войти в него. Они теряли в точности, но зато приобретали в скорости. Кроме того, эта тактика не оставляла никаких энергетических сигналов, которые могли засечь враги. Опять-таки кардассианская тактика, решил Спок.
Т’Врел жестом отдала ему команду, и Спок занял позицию рядом с открытым шкафчиком. Через плечо висело устройство для контрмер, в правой руке он держал ромуланский дисраптор. У оружия не было режима оглушения, так что Спок вместо смертельного разрыва нервов настроил его на молекулярное разъединение. Если бы ему пришлось, он отнял бы чужую жизнь, чтобы сохранить собственную. Но он рассчитал, что если сбить с низкого потолка комнаты большой кусок породы, то этого может быть достаточно, чтобы отбить нападение и обойтись при этом без ненужных жертв.
Затем он стал ждать.
Он услышал новые шаги, шипение еще двух выстрелов, после одного из которых послышался звук падающих камней и металла.
По направлению шума Спок понял, что, скорее всего, была уничтожена одна из геотермальных электростанций. Нападавшие явно хотели предотвратить любую реконфигурацию цепей, которая могла переправить энергию с систем жизнеобеспечения на освещение. Также это означало, что они рассчитывали на темноту.
Мысль воодушевила Спока. Это значило, что солнечный факел, скорее всего, станет эффективным и несмертельным оружием. Враги, появившиеся в столовой, будут ослеплены, и за эти несколько секунд их можно будет захватить. Живыми. Узнав, кто именно нападает, можно будет сделать вывод об их мотивах, а эти знания, в свою очередь, откроют другие логичные пути к победе с помощью переговоров, побега или сражения.
Шаги замедлились, когда невидимый враг приблизился к двери столовой.
Затем три крупных гуманоида, окрашенные проектором в желтый цвет, ворвались в дверной проход, остановились и обвели комнату нескладными, незнакомой модели ружьями.
У Спока было совсем немного времени, чтобы заметить, что силуэты нападавших не напоминали капюшон кобры, как у кардассианцев, затем его проектор отключился. Через мгновение он почувствовал жар, когда солнечный факел испустил ослепляющий свет.
Спок бросился к двери, ожидая, что Сорал и Т’Рем уже вывели из строя ослепленных захватчиков. Но когда его проектор снова включился менее чем три шага спустя, он увидел другой результат.
Сорал обменивался яростными ударами с одним из нападавших, уворачиваясь и наклоняясь, чтобы не попасть под огонь ружья.
Спок быстро сделал новый вывод: раз враги дерутся врукопашную, а не используют дезинтеграторы, это подразумевает, что они хотят захватить обитателей комнаты живыми.
Затем Т’Рем спрыгнула со стены над двумя другими нападавшими, ударив одного кулаками, а другого – ногами. Оба потеряли равновесие, а молодая вулканка, упав на пол, тут же совершила кувырок и вскочила на ноги.
Один из врагов развернулся, неуклюже размахивая ружьем на манер палицы. Но Т’Рем просто перепрыгнула его и снова ударила ногами. Удар был такой силы, что отбросил нападавшего на лавку.
Т’Врел немедленно оказалась рядом с ним. Споку даже не нужно было видеть, что произойдет дальше. Вулканская целительница двумя пальцами коснется нужных точек катры, и враг будет парализован.
Сорал и третий захватчик продолжали молчаливую схватку. Оба бойца двигались так быстро, что их изображения в проекторе Спока расплывались.
Не обращая внимания на свой дисраптор, Спок поднял руку, готовый нанести удар, а с помощью других чувств пытался ответить на последний вопрос о существе, сражавшемся с Соралом: представители какой гуманоидной расы напали на них?
Он принюхался к запаху излучателя оружия, из которого недавно стреляли. Затем к запаху пота: не едкий, как у клингонов, не кислый, как у людей, недостаточно характерный, чтобы можно было определить расу.
Прислушался к звукам, производимым одеждой нападавшего: она скрипела, словно сделанная из настоящей звериной кожи, а не бесшумной военной ткани.
Спок обдумал все три ощущения менее чем за секунду, но ни одно из них не позволило ему сделать логичного вывода о том, кем же был враг.
Но Спок был не только учителем Джеймса Т. Кирка, но и учеником капитана-землянина. Логика – не единственное средство решения задачи.
Спок выдержал паузу, затем резко выбросил вперед руку, чтобы схватить за плечо противника Сорала, доверяя своим инстинктам и подготовке. Вулканский захват нервов потребует не более чем полусекунды.
Но за эти полсекунды, что удивительно, противник почувствовал не только присутствие Спока, но и его движение.
Практически одновременно захватчик заблокировал еще один удар Сорала, затем пригнулся и развернулся лицом к Споку.
Реакция Спока была бессознательной: его свободная рука взметнулась вверх, чтобы заблокировать приклад ружья, которым нападавший пытался ударить его по голове, и выбить его из рук. В то же время вместо плеча врага Спок теперь собрался ударить его в лицо, сорвать проектор, ослепив его.
Но нападавший не стал останавливать руку Спока, схватившую, словно тиски… холодную металлическую маску без каких-либо сенсоров или прорезей для глаз.
Спок увидел, как захватчик, не оборачиваясь, ударил ногой в грудь Сорала.
Услышал треск костей. Увидел, как Сорал рухнул на пол столовой.
В то же мгновение руки врага сомкнулись на горле Спока. Голова Спока дернулась вперед.
Рука Спока соскользнула с металлической маски на бок головы. Его пальцы ощупывали обнаженную кожу, пока не наткнулись на мягкие мышцы уха, похожего на органы слуха летучей мыши.
И, прикоснувшись к уху, когда когтистые руки уже сжали его горло и перекрыли доступ воздуха, Спок нашел ответ.
Нападавшим не нужны были проекторы. Металлические маски закрывали их лица, защищая глаза от света, но их нельзя было ослепить, потому что они воспринимали окружающий мир с помощью звуков.
Ночь всегда приходила им на помощь, потому что все обитатели их планеты рождались во тьме.
Теперь Спок знал, какая еще группа пыталась вмешаться в хрупкую политику Ромула.
читать дальше«Какого черта? – подумал Пикар. – Вроде бы уволить она меня не может». Так что он ответил честно.
– Тщательно все обдумав, адмирал, я отклоняю ваше приглашение.
Но Кэтрин Джейнвей ответила совсем не так, как ожидал Пикар. Никакого разочарования или решимости, лишь улыбка, скрытая под сетчатой маской.
Вместо того, чтобы оспорить или согласиться с его последним заявлением, адмирал просто подняла шпагу, салютуя, произнесла «Защищайтесь» и встала в классическую позицию.
«Вот, значит, как все будет? – подумал Пикар. – Хорошо, пусть».
Отсалютовав и улыбнувшись в ответ, он встал в ту же позу, вытянув правую руку и подняв шпагу, готовясь отразить укол. И в этот момент перестал замечать все вокруг.
Шум волн на пляже, находившемся с одной стороны арены, стих вместе с какофонией песен райзанских попугаев, воспевавших рассвет.
Жара раннего утра исчезла, как и прохладная тень от буйных зарослей, защищавшихся от разраставшегося курортного комплекса.
Пикар отбросил даже мысль о том, что он, обычный капитан Звездного флота, сейчас попытается причинить тяжкие телесные повреждения – или, по крайней мере, их имитацию – адмиралу Звездного флота.
Важно было лишь то, что два фехтовальщика стояли лицом к лицу на длинной и узкой дорожке, и пять уколов определяли победителя.
Честь Пикара требовала лишь одного результата, и к черту все соображения о рангах и продвижении по карьерной лестнице.
– Я думала, Спок был вашим другом, – серьезно сказала Джейнвей, словно собираясь продолжить разговор, а не начать схватку. Но затем, словно ее слова были умышленной попыткой отвлечь внимание, она прыгнула вперед, целясь в грудь противника. Пикар вынужден был отступить, парировав удар в третьей позиции.
– Я знаю посла, – ответил Пикар, контратакуя ответным уколом, который Джейнвей не смогла парировать в пятой позиции, и он достал ее левое плечо. К сожалению, как только его удар был зафиксирован на табло, спроецированном внутри шлема, снова раздался тот же звук, и ее укол тоже достал левое плечо Пикара.
Поединок начался. Пикар держал счет в голове: один-один.
– Или, лучше сказать, я знал его, – добавил он, когда они с адмиралом вернулись к линиям, мерцавшим на ковре шириной в два метра и длиной в четырнадцать, служившем полем битвы. – И я оплакиваю его смерть. – Он занял первую позицию, вытянув шпагу в представлении. – En garde!
– Вы не хотите, чтобы его убийцы предстали перед судом?
Острия шпаг кружились, пытаясь найти дыру в защите противника.
В фехтовании на шпагах – самом популярном виде фехтования в Академии Звездного флота – формальный порядок ведения боя «атака-контратака», принятый в бою на рапирах, был отменен. Оба фехтовальщика могли в любое время атаковать и набирать очки. Таким образом, инициатива поощрялась.
– Чтобы добиться правосудия на Ромуле в нынешних условиях… – Пикар двинулся вперед, нанося мощный удар «патинадо», позволил Джейнвей парировать, затем нанес еще два укола и закончил атакующую фразу выпадом, нанеся решающий удар в солнечное сплетение. Отдышавшись, он отошел назад. – …понадобится кто-то лучше, чем я. – Два-один в пользу капитана.
Джейнвей улыбнулась, когда они вернулись к исходным позициям.
– Вот как вы относитесь к Джиму Кирку? Считаете его лучше себя? Я всегда думала, что между вами существует определенное соперничество.
Пикар отказался заглотить предложенную наживку.
– Поскольку вы сказали, что это гражданская операция, Джиму есть смысл отправиться на Ромул. Он в отставке, а Спок ему был как брат. Так что…
– Защищайтесь! – сказала Джейнвей и снова прыгнула вперед, сделав выпад, с неожиданной силой парировав атакующее coupe Пикара.
Ее шпага скользнула вдоль его клинка, достав до эфеса, и умелым движением она выбила оружие из его руки.
Джейнвей снова улыбнулась и подобрала шпагу Пикара. Поражать беззащитного противника было бесчестно.
Пикар поднял маску, и рассветный ветер обдул его вспотевшее лицо.
Было раннее утро, и, учитывая, что Райза была известна ночной жизнью, открытый гимнастический комплекс курорта почти пустовал. Несколько существ, либо рано вставших, либо еще не засыпавших, либо прибывших с планет с совершенно другим суточным ритмом, с куда большим интересом следили за матчем по банту, проходившем на боксерском ринге с низкой гравитацией неподалеку от пляжа.
Пикар уже давно любил бант, но, поскольку в этом виде спорта требовалось четыре руки, чтобы поддерживать движение вращающихся игл, люди в нем не участвовали. Это ограничение, правда, не помешало двум вулканцам, стоявшим неподалеку от шумной группы болианцев, сосредоточенно наблюдать за состязанием. Одинокий человек в кричаще яркой рубашке, разрисованной огромными тропическими цветами резко контрастирующих оттенков, следил за ним с не меньшим интересом, хотя и стоял отдельно от остальных. Бледные ноги в мешковатых шортах свидетельствовали, что на Ризе он недавно. Большая широкополая соломенная шляпа была из тех, что носили туристы из сектора 001.
Джейнвей вернула Пикару его оружие, и они снова заняли боевые позиции.
И снова адмирал сначала нанесла укол голосом.
– Даже если вы будете на борту, Джим все равно будет на подхвате. Защищайтесь.
На этот раз Пикар был готов к внезапному выпаду Джейнвей.
И, конечно же, адмирал обманным движением заманила его в седьмую защитную позицию, чтобы он опустил оружие, а затем коснулась острием шпаги незащищенной маски.
Пикар нахмурился, раздраженный и неожиданным ударом, и сигналом в динамиках шлема. Не говоря уже о том, что счет стал равным: два-два.
– Вы в порядке? – спросила Джейнвей.
Пикар потянул за нагрудник фехтовальной формы, поправляя шлем.
– Все хорошо, – ответил он.
Джейнвей не стала оспаривать его оценку. Ей было интересно нечто другое.
– Я считаю, что вы должны объяснить мне причины своего отказа.
Пикар на мгновение замолчал, отставив оружие в сторону.
– Адмирал, я неправильно понял вашу просьбу?
В Звездном флоте адмиральская «просьба» традиционно считалась завуалированным приказом.
Но Джейнвей понимала эту традицию так же хорошо, как и Пикар.
– Мое приглашение не было приказом, Жан-Люк. Просто… предложением.
– Тогда, если говорить прямо, – сказал Пикар, – у меня есть право на отказ.
Джейнвей встала в боевую позицию.
– Объясните свое решение, затем я объясню вам свое.
Пикар поднял шпагу.
– Я капитан звездолета. Если я и мой экипаж внезапно появимся на Ромуле…
– С Кирком, – перебила Джейнвей.
– С любым гражданским лицом, – согласился Пикар, – то ромуланцы никогда не поверят, что мы здесь по гражданским делам. En garde.
Пикар не двинулся с места, лишь слегка вращая шпагой.
Джейнвей в ответ сделала то же самое, словно отказываясь нападать.
– Поправка, Жан-Люк. На данный момент вы – капитан звездолета без звездолета.
– Переоснастка «Энтерпрайза» идет по плану, – сказал Пикар. Он сделал обманное движение, но адмирал не отреагировала. – Он будет готов к пробному полету менее чем через месяц.
Он сделал еще одно обманное движение, и на этот раз Джейнвей ответила выпадом, заставив его отступить; впрочем, инициативу она развивать не стала.
Пикару стало интересно, не избрали ли они оба одинаковую стратегию. Если так, то каждый ждал ошибки другого.
Джейнвей подтвердила его опасения, отступив назад к своей линии, явно пытаясь вызвать его на укол, словно они танцевали, а не фехтовали.
– Если уж мы обсуждаем в то, во что могут поверить ромуланцы, – с улыбкой сказала она, – тогда поверьте мне. Ни один ромуланец не поймет, если Звездный флот оставит вас командиром «Энтерпрайза», не говоря уже о любом другом корабле.
Досада Пикара перерастала в нечто большее. Он неохотно сделал выпад, который адмирал легко парировала, но не контратаковала.
– Извините? – спросил он.
Джейнвей снова раздражающе ухмыльнулась сквозь маску.
– «Старгейзер». «Энтерпрайз-D». Два корабля потеряно.
Пикар почувствовал вспышку гнева, но сдержал ее. Он все еще не понимал, пытается ли Джейнвей сдвинуть их спор с мертвой точки или просто спровоцировать его на ошибку. Похоже, фехтовальный поединок шел сразу на нескольких уровнях.
– Что вы хотите этим сказать, адмирал?
Джейнвей провела механическую последовательность «выпад – укол – выпад», которую Пикар парировал с такой же легкостью и невыразительностью. Это очко достанется фехтовальщику, у которого позже закончится терпение.
– Важную вещь, капитан, – сказала Джейнвей. – Поскольку ни один ромуланский командир не получит новую командирскую должность, потеряв корабль – даже не по своей вине, – ни один ромуланец не удивится вашему присутствию как гражданского лица. На самом деле большинство ромуланцев удивится тому, что Звездный флот не казнил вас за безответственность.
Пикар внезапно рубанул по шпаге Джейнвей, словно они фехтовали на саблях.
– Оба моих корабля были потеряны не из-за командирских ошибок, – сказал он через стиснутые зубы.
Джейнвей отступила, парируя его необычную атаку.
– Конечно, нет. Но Звездный флот – это не Имперский флот. Я лишь объясняю, как вашу позицию оценят ромуланцы, а не Звездный флот.
Джейнвей внезапно выполнила прием passata sotto, опершись одной рукой на ковер и сделав выпад с такой скоростью, что Пикар сначала услышал сигнал, зафиксировавший укол в ногу, и лишь потом понял, что ее клинок представляет угрозу.
Три-два в пользу адмирала.
– Тогда ответьте мне вот на что, – проворчал Пикар, поправляя толстую пластроновую куртку. – Как ромуланцы отреагируют на контингент гражданских лиц из Федерации, полностью составленный из отставников Звездного флота, который явился на Ромул расследовать политическое преступление – словно местные ромуланские власти неспособны провести расследование, или мы им не доверяем?
– Ну, – совершенно бесстрастно, что выводило из себя, ответила Джейнвей, – если верить лучшим культурным атташе из штаба, ромуланцы подумают, что так и надо. Подумайте, Жан-Люк. Если бы возникла обратная ситуация, они бы не доверились нашим местным властям. Так что они посчитают наше недоверие к ним вполне оправданным.
«Я обречен», – с покорностью подумал Пикар.
– En garde, – мрачно сказал он. Но внезапный громкий крик с ринга на краткий миг отвлек Джейнвей, и все изменилось. Пикар инстинктивно рванулся вперед, нанес колющий удар, парировал, уколол еще раз.
Джейнвей отступила, оказавшись на двух последних метрах дорожки, и зазвучал предупреждающий сигнал. Не обращая внимания на посторонние звуки, Пикар рубанул взад-вперед, затем резким выпадом поразил ее в сердце.
Счет стал три-три.
– Насколько я помню, на Ромуле тоже фехтуют, – пытаясь отдышаться, сказала Джейнвей, когда они снова заняли позиции в центре дорожки.
Пикар ощутил прилив сил. К нему вернулась сосредоточенность.
– Не сомневаюсь, что они фехтуют на хорошо заточенных мечах и без брони, – ответил он.
Джейнвей посмотрела ему прямо в глаза через решетки масок.
– Это уже что-то клингонское. Ромуланцы, похоже, переняли человеческий вид спорта, изменив лишь несколько правил. – Она выставила шпагу. – Защищайтесь.
Пикар был готов.
– И что за изменения?
– Небольшие, – сказала она, нанося укол, отбитый Пикаром. – В одной руке сабля, в другой – короткий кинжал.
– В броне или без нее? – ухмыльнулся Пикар, наслаждаясь напряженной схваткой. В этом раунде никто не ждал ошибки – оба фехтовальщика бросились в атаку. Соревнование вскоре закончится.
– В броне, конечно! – Джейнвей мощным движением парировала удар Пикара, едва не выбросив того с дорожки. Пикару пришлось расставить руки в стороны, чтобы удержать равновесие, но при этом он настолько раскрылся для неизбежного укола Джейнвей, что она просто слегка стукнула острием по его груди.
Четыре-три. Пикар обругал себя за самоуверенность. Адмиралу оставался всего один укол для победы.
– Понимаете, для ромуланца, – сказала Джейнвей, – приятнее всего, когда противник унижен и побежден и не может при этом похвастаться даже шрамом. Тогда он не может оправдаться за поражение – не может сказать, что боль или ранение не позволили ему сражаться в полную силу. Победа достигается только с помощью умения.
Пикар напрягся, чувствуя оскорбление.
– Вы хотите сделать то же самое, адмирал? Победить и унизить, а не ранить?
Джейнвей покачала головой.
– Жан-Люк, я поражена… поражена тем, что вы могли о таком подумать. Кстати, защищайтесь.
Пикар начал опускать шпагу, словно на этот раз решил отложить сражение и продолжить разговор.
– При всем уважении, адмирал, я считаю, что вы должны сказать мне правду, – сказал он.
Джейнвей выпрямилась и тоже начала опускать шпагу.
И Пикар сделал такой мощный выпад, что, уколов адмирала, налетел на нее и вынужден был схватить ее за руку, чтобы не сбить с ног.
Пикар услышал хихиканье адмирала. Ее это позабавило, а не разозлило. Но, в конце концов, инициатива принадлежала ей.
Счет снова сравнялся, четыре-четыре.
Оставался лишь la belle touche. Тот, кто первым нанесет «прекрасный укол», одержит победу.
Когда они с Джейнвей в последний раз заняли исходные позиции, с ринга снова донеслись восторженные крики, а затем возбужденные трели болианцев. Соревнование по банту, похоже, закончилось.
И Джейнвей, и Пикар посмотрели на расходившихся зрителей, убедившись, что те находятся достаточно далеко, чтобы не столкнуться с ними.
– En garde, – сказал Пикар.
Пикар парировал ожидаемый выпад Джейнвей, затем изо всех сил нанес укол; Джейнвей в это время переместилась из седьмой защитной позиции в восьмую, затем контратаковала мощным уколом, и шпага разминулась с Пикаром менее чем на сантиметр.
Затем Пикар и Джейнвей разошлись, переводя дыхание после того, как полностью выложились. Но последнего укола никто так и не нанес.
– Вы вернетесь с Ромула через месяц, – выдохнула Джейнвей. – Как раз вовремя, чтобы успеть на пробный полет.
– Я понимаю интересы Звездного флота в этом деле, – грубо сказал Пикар, подыскивая слова, чтобы завершить хотя бы словесный поединок. – Я понимаю интересы Федерации. И я готов поделиться любыми знаниями и опытом с любым, кто находится за пределами Звездной Империи, в любое время. Но в свете моего участия в подавлении переворота Шинзона, в свете моих предыдущих столкновений с ромуланской политикой, в которых участвовал и посол Спок, уверяю вас, адмирал Джейнвей, эта работа не для меня. По крайней мере, не на самом Ромуле.
– Забавно, – по-прежнему тяжело дыша, сказала Джейнвей – ей, похоже, удалось найти силы, чтобы снова перейти в наступление, – но именно по этим причинам Звездный флот считает, что вы идеально подходите для задания.
Вот оно! Пикар наконец-то получил все необходимые объяснения. Он подозревал это с самого начала. «Приглашение» Джейнвей отправиться на Ромул, чтобы помочь Джиму Кирку расследовать убийство Спока было не просто услугой дипломатам Федерации – это план, разработанный Командованием Звездного флота.
Он внезапно покинул исходную позицию и ударом оттолкнул шпагу адмирала в сторону, не позволяя провести контратаку, затем провел вдоль ее клинка своим и занес руку для последнего выпада.
И тут Джейнвей закричала «Жан-Люк!» и бросилась с ковра куда-то в сторону, мимо Пикара, чтобы ударить…
Вулканца!
У Пикара было лишь мгновение, чтобы понять, что вулканец напал на него сзади, занеся кинжал, до того, как Джейнвей схватила его за плечо и потянула вниз и в сторону.
Пикар инстинктивно кувыркнулся и снова поднялся на ноги, к тому моменту уже поняв, что нападавший – один из двух вулканцев, так внимательно наблюдавших за матчем по банту.
«Их двое», – подумал Пикар. Он сбросил фехтовальный шлем, уверенный, что вулканец, набросившийся на него, сделал бы это лишь в том случае, если бы был уверен, что его спутник напал на адмирала.
Но у адмирала не возникло никаких проблем с тем, кто напал на Пикара; мастерски управляясь со шпагой, она не позволяла достать себя смертоносным кинжалом. Увидев, как она фехтует, Пикар понял, что на дорожке Джейнвей просто играла с ним: она могла легко победить его со счетом пять-ноль в любое время.
Несмотря на это, он бросился вперед, чтобы помочь ей, одновременно посмотрев в сторону и увидев второго вулканца, неподвижно лежавшего на спине в пяти метрах от него, из разбитой губы текла струйка зеленой крови. Рядом с вулканцем стоял человек с бледными ногами в цветастой рубашке и соломенной шляпе; он отвернулся от упавшего тела и тоже бросился к адмиралу.
До того, как Пикар успел преодолеть половину расстояния до Джейнвей, человек уже оказался за спиной второго нападавшего. Точно рассчитанным движением, напомнившим Пикару Дейту, человек схватил вулканца за запястье и удержал его с такой легкостью, словно обладал силой пяти вулканцев. Затем он поднес другую руку к плечу вулканца и сжал его нервы.
Через мгновение вулканец высвободил запястье, вывернулся из захвата и, резко развернувшись, всадил кинжал прямо в грудь человека.
Ошарашенный Пикар увидел, как на лице человека появилось почти комичное выражение удивления, а затем он с любопытством посмотрел вниз, на вулканца, всаживавшего кинжал все глубже в грудь. Человек нахмурился, затем посмотрел на столь же озадаченного вулканца и нокаутировал его умелым хуком с правой.
Пикар изумленно смотрел, как человек осторожно достал кинжал из груди и осмотрел его бескровную поверхность. И лишь заметив необычное сходство мужчины с доктором Льюисом Циммерманом, он понял, что произошло и кто его спас.
– Ваш голографический доктор, – обратился Пикар к Джейнвей.
Доктор с внезапным возмущением посмотрел на него.
– Извините, я не чья-то личная вещь.
Пикар улыбнулся и подошел к знаменитому медику, герою экспедиции «Вояджера» в квадрант Дельта.
– Конечно же, нет, я не хотел проявить неуважение. Просто… ну, я встречал другие экстренные медицинские голограммы, но вы, сэр, выделяетесь среди всех них. – Пикар увидел, что выражение лица Доктора смягчилось, решил, что находится на правильном пути и продолжил расточать комплименты, протянув руку. – Я очень рад знакомству с вами и бесконечно благодарен за то, что вы спасли мне жизнь. – Он посмотрел на Джейнвей, прочитав в ее взгляде, что, возможно, с похвалами все же немного переборщил. – Спасли нам жизнь, – закончил он.
– Я тоже рад знакомству, – ответил Доктор, пожимая руку Пикару. – Определенно.
Пикар был поражен прикосновением голографического существа. Кости были твердыми, кожа – эластичной, как настоящая, теплой и даже чуть вспотевшей. Невероятно.
– Я наблюдал за этим двоими, – продолжил Доктор. Он достал из-под неуставной рубашки медицинский трикодер Звездного флота, направил его на лежавшего без сознания вулканца, снова нахмурился. – Весьма любопытно. Несмотря на нынешнее состояние, его жизненные показатели не отличаются от тех, что я видел, сканируя его у ринга.
Пикар не был уверен, что понял Доктора, но затем голограмма встала на колени перед упавшим вулканцем. Сначала Доктор сорвал с него тунику, обнажив броню, защитившую от захвата нервов. Затем обнаружил на поясе небольшое устройство и протянул его Пикару, чтобы тот рассмотрел его.
– Очень умно, – сказал Доктор. – Передатчик жизненных сигналов. – Он нажал кнопку на устройстве, затем снова проверил трикодер. – И очень интересно. – Он посмотрел на Джейнвей и внезапно посерьезнел. – Этот парень – ромуланец.
Джейнвей повернулась к Пикару и дотронулась кончиком шпаги до его плеча.
– Туше, – сказала она, и Пикар почувствовал, что ей совсем не нравится происходящее. – Похоже, не только Звездный флот считает, что вы идеально подходите для задания.
ТОС, драббл-пересмешник. Собсвтенно драббл, от лица доктора МакКоя*** …у меня есть ещё несколько дел, но тут Джим объявляет совещание. И — делать нечего, бросив лазарет на Чэпел (благо, «тяжёлых» больше нет), я на автомате плетусь к турболифту. В зале заседаний стоит настоящее старинное кресло. Из тёмно-красного, лакированного дерева, тёплого на ощупь, с обивкой из бордовой парчи. Я давно не видел таких. Кто и когда его туда притащил, я не знаю до сих пор. Вот одно знаю точно—на таких собраниях, как это, о моём присутствии капитан вспомнит в последнюю очередь, а, следовательно, можно оккупировать это пресловутое кресло и смотреть, как другие работают. Команда уже добрые четверо суток на ногах — смен уже не три, а шесть. Последний бой основательно измотал и корабль, и нас. И меня в том числе. Поэтому я позволяю себе роскошь наблюдать за экипажем сквозь дрёму, чуть прикрыв глаза. Я знаю, это ненадолго. Сейчас, минуточку, стоит мне хоть чуть-чуть расслабиться, и я обязательно понадоблюсь кому-то, и понадоблюсь срочно. По первому закону подлости. И нас с креслом ждёт горькое и мучительное расставание… … Итак, устроившись в кресле, я занимаю стратегически важную позицию. Отсюда видно всех собравшихся. Джим со Споком, стоя, игнорируя стулья, наклонились над столом и увлечённо рассматривают какие-то карты. Справа от них, чуть в стороне, Скотти подпирает плечом шкаф с дата-дисками, и, отчаянно стараясь не зевать, морщится, как готовый заплакать ребёнок. Сулу с Чеховым тоже здесь—интересно, а они-то зачем Джиму понадобились? Русский с еле скрываемой завистью косится в мою сторону, а его приятель сонно покачивается туда-сюда, делая при этом вид, что внимательно слушает. Джим—отсюда мне это особенно хорошо видно —сам еле держится на ногах, но лицом выглядит на порядок бодрее ребят. Опять кофе, спрашиваю себя я, или он ограбил мою аптечку? Вот как устрою внеплановый медосмотр…когда всё это кончится… тогда и обсудим. … Джим говорит. Много, быстро. Что-то обсуждает с вулканцем, и до меня долетают слова «дислокация», «перегруппировка» и «база десять». --Так точно, капитан,--отвечает Спок. Я отмечаю про себя, что он прицепился к этой фразе, и повторяет её, как попугай, на все вопросы Джима. Верный признак того, что и наш зеленокровый старпом сдаёт. Я говорил, мы на ногах уже вон сколько, а Спок…я вообще не помню, чтобы он хоть раз отдыхал за этот месяц. Вот, ещё одно «так-точно-капитан». Я бы сейчас на месте Джима сказал «А завтра утром, Мистер Спок, я прикажу расстрелять вас перед строем», и посмотрел бы, что остроухий ответит.
… --Господа офицеры! Понеслось. Я с трудом поднимаюсь из кресла, вырываю себя из его тёплых зовущих объятий и направляюсь к столу. --Меняем курс на ЗБ-10…--Джим вздыхает,-- по всему нашему пространству идут нападения на звездные базы, на корабли… вот начальство и желает видеть там «Энтерпрайз» в качестве—хм—прикрытия. Ионный след, остаточный фон двигателей нападавших-- ромуланский. Штаб много чего недоговаривает, но…--тут он запинается на секунду, словно подбирает слова. И вдруг говорит, как-то странно задумчиво: --Ребята…а ведь это уже война. Потом он говорит ещё что-то, про оружие, про переброску флота к нейтральной зоне, про дипломатию… Я пытаюсь сосредоточиться. Наверное, слово «война» должно меня испугать, но этого отчего-то не получается. Война? А разве по-другому можно назвать всю эту неделю? Люди способны привыкать. Когда-то я думал, что к бесконечной опасности нельзя привыкнуть, и не заметил, как она, опасность, за одну эту неделю стала почти рутиной. Мы все, весь экипаж, и Джим, и Спок, и я — все перешагнули ту черту, за которой риск превращается в скучную, до одури надоевшую работу… тьфу, пафосно-то как, но правда. Только я уверен, что инстинкт самосохранения, редуцировавшийся до размеров червячка, точит в глубине души не одного меня. … Я не совсем понимаю, для чего Джим собирал всех сюда. Наша миссия всё меньше напоминает исследовательскую, и это далеко не секрет. Зачем нужно совещание, отчего бы просто не объявить по кораблю, что мы меняем курс, ибо штабисты на десятой базе вознамерились прикрыть нами свои задницы, а наше начальство и не простив? Капитан, тем временем, говорит, что мы свободны, и первым покидает зал, увлекая за собой Спока, как рыбак дохлую рыбу на удочке. Следом за ними, испаряются навигатор и пилот, а после и Скотти, с наслаждением зевая. Я последним выхожу из пустой комнаты… … Сейчас девять тридцать вечера. День по-корабельному почти на исходе. До базы лететь ещё часа четыре, а то и все пять. «Близко» это хороший аргумент для кабинетных адмиралов, потому, что «близко» понятие в высшей степени относительное и до безобразия растяжимое. Я сижу в смотровой, за монитором, пью чай и пытаюсь разобраться в отчётах за последний день. Кристина –напротив меня—спит, положив голову на скрещённые на столе руки. Я её не бужу. М’Бенга остался на пятой базе, если я свалюсь, заменить меня будет некем… кроме неё. С нападениями со вчерашнего дня затишье. Люди смогут хоть немного отдохнуть. Но я готов биться об заклад, что мои неисправимые друзья и сейчас торчат на мостике…
читать дальшеОн устал, он страдал, он изо всех сил пытался не дать отчаянию овладеть собой, но он не был мертв.
Даже сейчас, через стандартную неделю после предпринятого им шокирующего гамбита, Спок все еще чувствовал сернистый привкус примитивной взрывчатки во рту. В его ушах все еще звучало эхо взрыва. Его мышцы болели от взрывной волны, сначала ударившей в его броню, затем в него.
Падение с подиума длилось, казалось, целую вечность, и, как подтвердила Т’Врел, он моментально потерял сознание. Но было это результатом взрыва или шока от внезапного помещения в несжимаемое силовое поле четвертого уровня, она сказать не могла.
Какова бы ни была причина, вулканская целительница настаивала, что бессознательное состояние Спока принесло лишь пользу. Достаточно многие видели, как он упал с подиума, чтобы исключить трюки вроде подмены с помощью транспортера. Перед десятками свидетелей он рухнул на пол, нелепо раскинув руки и ноги, а химикат, который он выпил из стакана, придал слюне, вытекшей изо рта, достаточное сходство с зеленой кровью.
Вулканские стражи на сцене, не те ни о чем не подозревавшие ромуланцы, сопровождавшие Спока к колизею, успешно оттеснили свидетелей, отчаянно призывая целителей, так что когда тщательно спланированный пожар распространился по арене, и потрескавшееся от взрыва строение рухнуло, ни у кого не осталось сомнения, что именно Спока поразил взрыв, именно Спока оставили на арене и именно тело Спока было изуродовано до неузнаваемости пожаром и падающими обломками.
По крайней мере, эта часть плана прошла удовлетворительно.
Менее удовлетворительным для Спока было отсутствие объяснения нелогичным последствиям его плана. Именно эта загадка занимала его, пока он медленно шел по вырубленному в скале тоннелю с высоким потолком, готовясь к ежедневной встрече с Т’Врел. Стены тоннеля были сделаны из грубой вулканической породы, пробитой лазерными лучами много веков назад, сейчас – холодной и темной, освещенной лишь редкими изумрудными лампами. И, хотя Спок знал, что происхождение этой породы объясняло прошлое и предсказало будущее планет-близнецов Ромула и Рема, он еще не понял, как в ней зашифрована его собственная судьба, словно скрытая дилитиевая жила, ожидающая, пока ее откроют, чтобы начать революцию, которая изменит судьбу галактики.
Планетарная система Ромул – Рем родилась практически так же, как Земля и Луна. Когда-то, считали геологи, планеты-близнецы были единым небесным телом, которое они для удобства называли Ромии. Затем, пять целых три десятых миллиарда лет назад, другое небесное тело, размером по крайней мере в шестьдесят процентов от Ромиев и двигавшееся по противоположной орбите, столкнулось с гигантской протопланетой.
За какие-то часы страшный удар сорвал кору с Ромиев, и менее чем через двести лет, по оценкам ученых, выброшенные породы слились в одно тело, которое, остынув, превратилось в планету, ныне известную как Ромул, все еще быстро вращавшуюся под действием силы древнего катастрофического столкновения и в конце концов ставшую пристанищем жизни.
Другая половина Ромиев, состоявшая в основном из тяжелых элементов ядра, от удара и резкой остановки вращения вокруг оси раскалилась. Через два миллиона лет беспорядочных колебаний наконец-то был достигнут стабильный орбитальный резонанс, и появилась планета Рем – возможно, самая богатая экзотическими минералами планета в квадрантах Альфа и Бета, но зато практически непригодная для жизни, потому что тяготение приковало ее к солнцу – год равнялся дню, одна сторона постоянно была освещена, а на другой царила вечная ночь.
У планеты была необычно сильная гравитация – полтора «же» при размерах чуть больше Марса, – и сложный химический состав, в результате чего на ней появилось подобие атмосферы. Миллиарды лет спустя, когда вулканская диаспора доковыляла до системы Ромиев на досветовых космических кораблях, они обнаружили две планеты, на которых была жизнь: Ромул, со сложной экосистемой и кислородной атмосферой, подходящей длиной дня и ночи и практически полным отсутствием минеральных ресурсов, с помощью которых можно было построить цивилизацию… и Рем, негостеприимный, практически безжизненный, за исключением уникальной обитаемой зоны вечных сумерек, расположенной вдоль неподвижного терминатора, но обладающий минеральными богатствами, позволявшими создать не просто цивилизацию, а целую империю.
В системе Ромиев сбежавшие потомки вулканской расы разделились на правящую элиту Ромула и угнетенных рабов Рема. Но обе ветви потомков первых колонистов сохранили дикие повадки, унаследованные от вулканцев дологической эпохи. У ромуланцев дикость превратилась в хладнокровный, жестокий расчет, сделав их мастерами интриг и манипуляций. Реманцам она дала большую физическую силу и склонность к прямолинейным действиям.
Но колонистам, первоначально выбравшим сокровища, как они считали, ожидавшие их в шахтах Рема, к которым позже присоединились поколения родившихся на Ромуле, изгнанных за преступления, затем за грехи, а затем – за политические убеждения, пришлось посвятить большую часть существования выживанию. У ромуланцев, выбравших практически райскую в сравнении с Ремом планету, было достаточно времени, чтобы обратить взор вовне и построить империю. Военная мощь, объединявшая планеты, стала столь же эффективным инструментом для того, чтобы следить, чтобы реманцы выполняли свою часть общественного договора – доставляли материальные богатства, позволявшие продолжать ромуланскую экспансию, не получая ничего для себя.
Через две тысячи лет после первой посадки на Ромул никто уже не мог точно сказать, когда реманцы стали расой рабов, и ни один ромуланский историк не посмел бы провести исследований на эту тему. Просто считалось, что так всегда было и будет.
Но реманцы в своих историях и рассказах, в секретных школах, где Старые Пути передавались поколение за поколением из уст в уста, все еще помнили времена, когда все было по-другому, и представляли себе будущее, где все снова будет по-другому.
Правящая раса, верившая в незыблемость своего общества.
Порабощенная раса, знавшая, что все изменится.
В истории тысячи планет подобная ситуация вела лишь к одному результату.
Революции.
И все из-за того, что пять миллиардов лет назад столкнулись две планеты.
Эти взрывные волны по-прежнему неслись сквозь историю.
Но Спок пока их не почувствовал.
Т’Врел ждала Спока в тускло освещенной и аскетически обставленной столовой, как и всегда в это время дня.
Чем старше и титулованнее становился Спок, тем большую учтивость он замечал со стороны окружающих. Ему больше не приходилось никого ждать. Он каким-то образом превратился в самого важного участника любой встречи, так что неизбежно являлся последним, даже приходя раньше.
– Посол, – сказала целительница, вежливо реагируя на его присутствие. Они двое были единственными присутствующими в столовой, рассчитанной на сотню ромуланских солдат, и, как всегда, Т’Врел говорила на одном из эзотерических диалектов, что были в ходу у вулканских ученых.
Уважая предпочтение Т’Врел к эффективному диалогу, Спок, в свою очередь, поприветствовал ее кивком. Учитывая ее происхождение, это был правильный ответ.
Т’Врел была суракианкой. Из всех ответвлений вулканского эмпиризма, между которыми не существовало крупных разногласий, суракиане достигали Колинара, следуя строжайшим толкованиям учения Сурака. Голова Т’Врел, что было типично для ее логической школы, была выбрита – яснейшее свидетельство презрения суракиан к любым украшениям. Одета она была в простую темно-коричневую робу и длинное, до пола, светло-коричневое облачение из гвилинского хлопка, выращенного в провинции, где родился Сурак.
Кроме того, как и другие последователи ее школы, Т’Врел отказалась от личных вещей, и если бы события шли своим чередом, она бы жила в коммуне, посвятившей себя в первую очередь повышению уровня знаний.
Многие величайшие ученые и философы Вулкана были суракианами или учились в их школах. Но, что интересно, хотя суракиане постоянно искали новую информацию и опыт, никто из них не пошел по пути Спока, сделав карьеру в Звездном флоте. Они сосредоточились лишь на Вулкане. Все остальное было им чуждо.
Кроме, естественно, ромуланцев.
С точки зрения суракиан, ромуланцы позорили вулканский дух. Пока изменники не вернутся в материнское лоно, ужасное оскорбление, нанесенное их предками Сураку, останется незаживающей раной.
До того, как Спок сел на зеленую металлическую скамью напротив Т’Врел, целительница просканировала его медицинским трикодером и вынесла вердикт.
– Вы достаточно здоровы.
Спок задумался, что общего есть у всех врачей, и почему ему кажется, что все они говорят, как Маккой. Или же ему просто не хватало компании доктора-человека, и он пытался найти ей замену?
– Новости? – спросил Спок. Он посмотрел на блюдо, которое она поставила перед ним. Старые ромуланские военные пайки. Командный пост Солтот был построен еще до войны землян с ромуланцами, когда Звездная Империя напала на Ассамблею Хирама. Сначала война шла трудно, и боевые действия дошли даже до границ системы Ромиев. Комплекс вулканических пещер в глубине Ромула, куда можно было проникнуть лишь с помощью транспортера, рассматривался как неприступный бункер, из которого Имперский флот мог управлять обороной родной планеты.
Воспользоваться бункером не пришлось. Планеты ассамблеи стали ромуланскими колониями. Самих хирамцев уничтожили. Так поступали ромуланцы.
– Ничего не изменилось, – ответила Т’Врел. – Три организации заявили об ответственности. Дивизия Согласия через два дня передаст колизей владельцам, чтобы они восстановили его для коммерческой деятельности.
– С Вулкана тоже ничего?
– Сожаление о потере находившегося в отпуске высокопоставленного дипломата, действовавшего на свой страх и риск без официальных санкций.
Спок сжал пакет с едой, чтобы активировать согревающие химикаты. Он ожидал от вулканских дипломатов большего, и Т’Врел это ощутила.
– Вас удивила их реакция?
– Разочаровала, – ответил Спок.
– Это эмоциональный ответ.
– Не каждый день кто-то умирает. Я ожидал более… выраженной реакции.
– Определите «более выраженную реакцию».
– Публичный призыв к расследованию обстоятельств моей смерти. Официальная попытка начать его.
– Вулканское посольство выразило полное доверие местным силам согласия.
– Значит, они лгут.
То, что его гневное обвинение не вызвало никакой внешней реакции у Т’Врел, не удивило Спока. Суракиане так же великолепно управляли своими автономными системами, как и величайшие мастера Колинара.
– Они занимаются дипломатией. Это их обязанность.
Спок положил нагретый пакет с едой на блюдо, стоявшее перед ним, надавил на уголки активации, и мягкий пакет затвердел, превратившись в низкую прямоугольную тарелку, а верхняя поверхность открылась. Он почувствовал аромат супа из пломика, пролежавшего несколько веков.
– Приятно? – спросила Т’Врел.
Спок замер от удивления. Спрашивать о совершенно субъективном ощущении было для суракианина верхом нелогичности. Пища была топливом. Аппетитность даже не рассматривалась. Ей даже пришлось перейти с языка ученых на распространенный вулканский диалект, чтобы задать вопрос.
Так что Спок проигнорировал его, отказываясь, чтобы ему угождали. Он достал из пакета сервировочные принадлежности, постучал ими по столу, чтобы затвердели, затем размешал древний суп.
– Учитывая необъяснимо слабую реакцию на мое убийство, – сказал он, – логика подсказывает, что я ошибся, рассчитывая эффект, который намеревался создать.
– А теперь вы занимаетесь дипломатией, – сказала Т’Врел на общем диалекте. – Ошибка в расчетах общая. Вы не один этим занимались.
Спок понимал готовность Т’Врел разделить с ним ответственность. Но, хотя он и получил значительную помощь в осуществлении плана, окончательное решение он принимал в одиночку. Правда, об этом не стоило говорить суракианину. Повторять уже известную информацию нелогично.
– Могут ли быть условия, которые мы не предположили? – спросил Спок.
– Одно.
Это признание удивило Спока.
– В самом деле.
Т’Врел снова заговорила на диалекте ученых.
– Существование неизвестной организации, уже ведущей скрытую деятельность по изменению существующей политической ситуации на Ромуле.
Спок попробовал пломиковый суп и изумился его прекрасному вкусу. Ромуланская армия давно взяла на вооружение красноречивый афоризм Сурака: «Эффективность вооруженных сил зависит от того, насколько хорошо они питаются».
– Существовавшая до моего убийства политическая ситуация на Ромуле была хаотической, – сказал Спок. – Судя по всему, хаотической она и остается.
Именно политические последствия переворота Шинзона заставили его пойти на отчаянный шаг, сфабриковав легенду, став мучеником во имя воссоединения. Сама по себе ложь, стоящая за подобной концепцией, показалась бы вулканцу неподобающей и даже незаконной в случае, если бы он попытался провести что-то подобное на планете в сфере влияния Вулкана. Но ромуланское общество гораздо охотнее действовало, основываясь на эмоциональной реакции. Так что, как и в далеком прошлом на обреченном челноке, Спок увидел логику эмоций и подчинился ей.
Но у Т’Врел были для него и другие сюрпризы.
– Если вдуматься, – сказала она, – нынешняя политическая ситуация на Ромуле кажется хаотической.
Спок опустил ложку, у него сразу же пропал аппетит. Неужели он рискнул всем, основываясь на ложных предположениях?
– Объясните, – ответил он. Вулканская целительница снова перешла на общий диалект, тонко намекая, что он виноват в том, что не смог прийти к тому же выводу, что и она.
– Последствия переворота Шинзона принесли на Ромул неуверенность. Многие группы стремятся к власти, каждая стремится опередить другую. Никто не хочет высказываться ни против, ни за воссоединение с Вулканом. Никто не хочет создавать трений с вулканскими «влияниями» в частности и «инициативами» Федерации в целом.
Вы, Спок, решили воспользоваться хаотическим состоянием, чтобы представить себя мучеником, эмоциональным центром, вокруг которого соберутся многие группы – логичное решение, которое поддержали старейшины моего с’урл. – Целительница использовала вулканское слово, обозначавшее суракианскую школу логики.
– Но сейчас выходит, что моя логика была неточной, – сказал Спок.
Т’Врел кивнула.
– Наш план заставить новое правительство Ромула поддержать воссоединение основывался на том, что наша манипуляция принесет стабильность и порядок.
Но мы, похоже, не учли того, что другая группа увидела тот же хаос, что и мы, и решила воспользоваться им так же, как и мы, чтобы посодействовать собственному делу.
– Какому делу? – спросил Спок.
– Неизвестно, – ответила Т’Врел. – Все, что можно сказать – провал нашего плана обусловлен тем, что мы попытались принести порядок в ситуацию, которая была уже упорядочена.
– Другими словами, – сказал Спок, – наша логика была безупречна, но в анализе исходных данных был изъян.
– Да.
Спок сложил руки, довольный, что получил объяснения, и раздраженный тем, что придется разрабатывать новый план.
– Вы рассматривали новые шаги, которые мы можем сделать, чтобы посодействовать нашему делу? – спросил он.
– Да. Но ситуация сложнее, чем казалось поначалу.
Спок не стал перебивать, зная, что последуют дальнейшие объяснения. Так и случилось.
– Есть лишь одна причина, по которой за новостью о вашем убийстве не последовало предсказанной эмоциональной реакции ромуланцев в пользу воссоединения: другая группа, которую мы не смогли распознать, активно ему противостоит.
– Если это так, то получается, что я умер зря.
– Прискорбно.
Спок решил, что пора перестать быть почтительным.
– Не прискорбно. Недопустимо.
Вулканская целительница не стала отвечать на вызов Спока напрямую. Вместо этого она спросила:
– Какие действия вы теперь предлагаете предпринять?
Вопрос озадачил Спока. Потому что на него существовал лишь один ответ.
– Установить, какая еще группа намеревается манипулировать ромуланской политикой.
– Это может быть опасно, – бесстрастно сказала Т'Врел.
На мгновение Спок задумался, не так ли себя чувствовал Маккой в их бесконечных спорах.
– Объясните, – снова сказал он.
– Мы только сейчас, через семь стандартных дней после вашего мнимого убийства, сделали вывод о существовании другой группы, разрушившей наши планы с самого начала.
Спок сразу понял.
– Значит, они, вероятнее всего, уже знают о нашем существовании.
Т’Врел кивнула.
– А раз их цели противоположны нашим, логика диктует, что они попытаются остановить нас.
Спок воспользовался собственной подготовкой Колинар, и ему стал ясен весь смысл сделанного Т’Врел вывода. При нормальном ходе событий существовало немало способов остановить конкурирующую политическую организацию. Но в этом случае, учитывая его мнимую гибель, следующий, самый очевидный шаг, который предпримет другая группа, чтобы остановить его, – убьет его по-настоящему. Преступление, за которое не последует наказания.
– Сколько времени, по вашим оценкам, осталось до того, как неизвестные выступят против нас?
Т’Врел не ответила.
Ей не пришлось этого делать.
По пещерам Солтот прокатилось эхо взрыва.
Изумрудные лампы потухли, лишившись источника энергии и погрузив все в непроницаемую тьму.
Хотел бы посоветоваться. Вроде бы перевод Remans как "реманцы" (лично мне кажущийся довольно неуклюжим, но остальные варианты еще более неблагозвучны - "ремцы"? "ремане"?) вопросов ни у кого не вызвал. А как лучше перевести одним словом Surakian (название школы самых... эээ... последовательных последователей Сурака)? Как-то ни "суракиане", ни "суракисты", ни "суракейцы/суракийцы" не вызывают доверия.
читать дальшеКирк уже больше года не бывал на кораблях Звездного флота, но с трудом смог отличить искусственную гравитацию на «Титане» Райкера от природной тяжести на Кроносе. Прохладный воздух звездолета полнился едва заметным запахом теплой изолинейной проводки, почти успокаивающим гулом атмосферных циркуляторов и очистителей, шумом течения воды и охлаждающей жидкости по невидимым трубопроводам. Но Кирк не замечал запахов и звуков могучего корабля.
Он стоял один, мысли по-прежнему были в беспорядке. Сколько раз он думал, что потерял Спока? Сколько раз считал, что приключения в его жизни закончились? Но всегда был какой-то путь назад, незаметный шанс… возможность.
До этого момента.
Он посмотрел на изображение, застывшее на главном экране полутемного дежурного помещения. Колизей на Ромуле. Первый из построенных на планете множество веков назад.
Вспышка взрыва осветила ряды сводчатых окон. Эта вспышка была последним впечатлением Спока – тем, что он увидел, почувствовал, узнал.
Это была химическая взрывчатка, по крайней мере, так определила местная Дивизия Согласия. Простая, примитивная, смертоносная. Никаких признаков радиации или антиматерии, которые могли бы привести в действие сигнал тревоги. Механический часовой механизм – опять-таки никаких аномальных энергетических показаний, которые могли бы вызвать подозрение.
Устройство поместили под изящно выточенный каменный подиум, с которого Спок обращался к аудитории. Остались визуальные сенсорные записи его речи – его страстной мольбы, – которые транслировали вживую для других районов Ромула и планировались к показу на вулканских подпространственных каналах новостей.
– Это не вопрос логики, – сказал Спок в последние мгновения жизни. – Не вопрос эмоций. Это вопрос, на который можно ответить, только объединив одно с другим. Эмоции и логика. Ромуланцы и вулканцы. Две половины единого существа, которые разлучили слишком надолго.
Спок замолчал, оглядев аудиторию. Отпил воды из небольшого стакана. А затем его слова слегка изменились, приобрели личный характер, и Кирк не мог не задуматься, не знал ли Спок, что его следующие слова станут последними.
– Отдельные существа получают достаточно покоя, слишком много и слишком рано. Мы называем это смертью. Но у наших народов, ромуланцев, реманцев и вулканцев, и всех, кто будет рядом, никогда не будет ни покоя, ни конца.
Лишь вместе мы сможем пойти дальше, преодолевая границу за границей. Сначала звезды, затем законы разума и материи, ограничивающие нас.
А когда мы вместе достигнем понимания всего глубокого космоса и тайн времени, мы все равно окажемся в начале.
Вместе.
Объединившись.
Или…
Затем запись закончилась.
Последний стоп-кадр этой записи преследовал Кирка: Спок протянул руку аудитории, словно обращаясь ко всем планетам Звездной Империи и мириадам независимых вулканских колоний, а под ним уже появилось желто-оранжевое пламя взрыва.
«Протягивает руку из могилы», – с печалью и болью подумал Кирк.
На следующем кадре был виден лишь свет, поглотивший его друга.
После этого не было ничего; визуальные сенсоры вышли из строя.
Кирк постепенно ощутил, что Райкер наблюдает за ним, как и Трой с Ворфом. Но Маккой по-прежнему смотрел на темный экран, словно думая о том же, что и Кирк. У Кирка не было причин думать, что это не так.
Кирк, Спок и Маккой. Они втроем пережили столько, что потерять кого-то одного – все равно, что потерять конечность, сердце, душу.
Кирк понял, что остальные ждут, что он что-то скажет.
Он прочистил горло, сухое, не желающее издавать звуков. Какими словами можно выразить такую потерю?
«Двигайся дальше», – сказал себе Кирк.
Он закрыл глаза, представил, что сидит в командирском кресле «Энтерпрайза». Его «Энтерпрайза». Погиб член экипажа, но миссия должна продолжаться. Она должна продолжаться всегда.
– Они… они знают, кто это сделал?
– Три группы взяли на себя ответственность, – тихо сказал Райкер.
– На данный момент, – добавила Трой.
Кирк посмотрел на нее, не понимая.
– Заговор?
– Смута, – сказал Райкер. – Политическая ситуация на Ромуле, мягко говоря, хаотическая. Назначены временные сенаторы, чтобы заменить убитых во время переворота, но они не обладают никакой реальной властью до тех пор, пока не утвердят нового претора – а для этого придется разрешать тянущиеся месяцами внутренние споры. Согласно лучшим разведданным, настоящая власть сейчас, похоже, принадлежит Имперскому флоту. Они, по крайней мере, взяли на себя ответственность за охрану порядка в ромуланских колониях, восстановление торговых путей, поддержание целостности Империи.
– Имперский флот, – насмешливо фыркнул Ворф. – Именно они несут ответственность за переворот Шинзона.
Райкер вздохнул, словно они уже обсуждали это с Ворфом. Кирк понял его ощущения.
– Да, Ворф. Некоторые представители Флота решили не противодействовать Шинзону.
– Они сделали больше, чем просто не противодействовали, – возразил Ворф. – Я просмотрел дипломатические доклады. Лидеры Флота активно поддержали Шинзона в ответ на его предложение уничтожить Землю.
Кирк знал, что положение на Ромуле после переворота было неопределенным. Он знал и то, что политическую ситуацию, позволившую Шинзону, реманскому рабу – рабу-человеку, если уж на то пошло, – достичь беспрецедентного уровня власти, возможно, никогда не поймет неромуланец. Но ему было на все это наплевать, если только это не имело какого-то отношения к смерти Спока.
Затем зазвучал успокаивающий голос Трой.
– Ворф, я тоже читала доклады, и разведка Звездного флота сделала совсем другие выводы. Большинство ромуланских военных командиров согласились не мешать Шинзону стать новым претором. Взамен они взяли с Шинзона обещание, что он сделает так, что Федерация больше не будет угрожать интересам ромуланцев.
Кирк заметил, что хотя Ворф был абсолютно готов спорить с Райкером, он тут же замолчал, когда к нему обратилась Трой.
Женщина-бетазоид воспользовалась этим молчанием.
– Большинство этих командиров заставили поверить, что Шинзон обещает вести более агрессивную политику в отношениях империи с нами. Что он в одностороннем порядке разорвет Черонские соглашения, снова вооружит аванпосты в Нейтральной зоне и вступит в переговоры с Клингонской Империей, чтобы возобновить старый стратегический союз. Вместо этого Шинзон решил уничтожить всю жизнь на Земле с помощью незаконного таларонного оружия. Он назвал это «обезглавить змею».
Трой прекратила говорить, словно чувствуя, что Ворф готов ответить. Так и было.
– Мы оба были там, – тихо сказал клингон, словно с трудом сдерживая вихрь ярости. Сдержанность Ворфа произвела на Кирка впечатление; он решил, что у Ворфа с советником в прошлом были интересные отношения.
– И мы оба знаем, – холодно сказала Трой, – что если бы в последнюю минуту нам не помог ромуланский флот, «Энтерпрайз» мог не успеть перехватить Шинзона до того, как тот доберется до Земли.
Она снова замолчала, позволяя Ворфу ответить, но вместо этого заговорил Райкер.
– Ворф, сейчас не время и не место для обсуждения ромуланской политики. Мы знаем, что большинство ромуланских командиров, поддерживавших Шинзона или, по меньшей мере, согласившихся не мешать ему, было поражено планом Шинзона уничтожить Землю. Они знают, какая страшная война с Федерацией началась бы. Они знают, как бы к Империи отнеслись независимые системы. – Он пристально посмотрел на Ворфа. – Ты действительно считаешь, что Клингонская Империя сдержала бы обещание не производить таларонное оружие, если бы узнала, что ромуланцы уже обладают им и продемонстрировали свою готовность использовать его, нанеся неспровоцированный первый удар?
Альфа Мемори уже опубликовала предварительные анализы вероятной ситуации, которая сложилась бы в случае, если бы Шинзона не остановили. По оценкам ученых, через три года квадранты Альфа и Бета поглотила бы всеобщая таларонная война. Подумайте. Если население целой планеты можно уничтожить единственным таларонным ударом с замаскированного корабля, через десять лет инфраструктура межзвездной коммерции, тщательно выстраивавшаяся много веков, рухнула бы. Последовала бы галактическая смута, во время которой ни одна выжившая планета Федерации, Ромуланской и Клингонской Империй и неприсоединившихся систем не сможет организовать хотя бы сколько-нибудь эффективную оборону против боргов.
Райкер закончил, но Трой – нет.
– Ромуланские военные командиры не любят Федерацию, – сказала она, – но они не сумасшедшие.
Кирк забеспокоился. Зачем Райкер – с помощью Трой – пускается в такие длинные объяснения для Ворфа? В конце концов, они оба в Звездном флоте, а ранг Райкера выше, чем у Ворфа. Само то, что Райкер, вышестоящий офицер, позволял вести дебаты в дежурном помещении, свидетельствовало о каком-то тайном назначении этой встречи. Пульс Кирка участился из-за нехорошего предположения.
– Капитан Райкер, – сказал Кирк, – есть ли причины предполагать, что ромуланские военные участвовали в убийстве Спока?
Два последних слова Кирк произнес с большим трудом – внезапно пересохло горло. Разум понимал, что нужно делать и как себя вести. Но тело предало его.
– Зовите меня Уилл, – сказал Райкер. – Нет, никаких причин. На самом деле военные учреждения изменили свое неофициальное отношение к теме воссоединение Ромула и Вулкана. Они понимают, насколько близок Шинзон был к успешному нападению на Землю. И, уверяю вас, они отлично знают, что если бы возникла обратная ситуация, и одинокий корабль Федерации был бы так близок к уничтожению Ромула, Звездная Империя ответила бы всеобщей контратакой. Каковы бы ни были последствия.
Трой пожала плечами.
– Понимаете, капитан Кирк, точно так же, как мы не полностью понимаем политическую систему ромуланцев, они не понимают, почему Федерация не объявила им войну сразу после нападения Шинзона – отсутствие реакции для них просто невообразимо. Сейчас многие ромуланские лидеры до сих пор считают, что наши продолжающиеся переговоры с ними – просто отвлекающий маневр, пока мы разрабатываем собственное таларонное оружие.
– Конечный результат, – продолжил Райкер рассуждения Трой, словно они были двумя половинами одного разума, – состоит в том, что ромуланские военные с радостью согласятся установить мирные отношения со всеми членами Федерации. Наши дипломаты не считают, что они станут приветствовать воссоединение, но от обсуждения этой темы они сразу не откажутся. По крайней мере, пока это означает усиление связей с Вулканом.
Трой закончила объяснение.
– Вот почему послу Споку удалось обеспечить себе такое присутствие на Ромуле, объявить, где он произнесет речь, чтобы обычные жители могли присоединиться к дебатам по воссоединению.
Кирк кивнул.
– В хаосе он увидел возможность. Так похоже на него.
– Воссоединение было его мечтой, – тихо сказала Трой.
Затем впервые с того момента, как была показана сенсорная запись, заговорил Маккой, словно обращаясь к самому себе.
– Он, похоже, знал, что это случится. Он должен был знать.
Кирк посмотрел на друга.
– Боунз?
– Ты слышал, что он сказал, Джим? Его последние слова. Спок словно знал, что умрет.
Кирк вздохнул, не удивившись тому, что Маккой думал точно так же, как и он сам. Но он не понимал, почему доктора так расстраивало то, что Спок чувствовал свою смертность.
– Мы все умрем, Боунз.
– Говори за себя, – сказал Маккой. – Спок знал, что это будут его последние слова. Он выставлял себя целью.
– Для чего?
Маккой указал худой рукой на экран.
– Для этого. Для шанса произнести запоминающуюся речь, которая неожиданно стала его наследием. Думаешь, кто-нибудь обратил бы такое внимание на эту речь, не стань она для него последней? Типично… – Маккой покачал головой.
Теперь Кирк понял, что спровоцировало доктора. Все горевали по-своему. Маккой отрицал то, что произошло, переводя гнев и печаль с убийц Спока на самого Спока. Тоже типично.
– Доктор Маккой, – негромко произнесла Трой, – я несколько раз разговаривала с послом Споком, и он не показался мне человеком, который умышленно пойдет на смерть, просто чтобы что-то доказать.
Маккой насмешливо улыбнулся советнику.
– Значит, дорогая моя, вы совсем не знаете Спока. – Он откинулся в кресле. – Кто видел его последним?
– За его речью наблюдали три тысячи ромуланцев, – начал Райкер.
– Нет, нет, – перебил его Маккой. – Не так, не кто видел его – кто был с ним? Перед тем, как он вышел на сцену.
Кирк мгновенно понял, на что намекает Маккой, и удивился, что сам об этом не подумал.
– Катра Спока, – сказал Кирк.
– Он опять это сделал, Джим.
Кирк увидел замешательство Райкера и Деанны и попытался объяснить.
– Существует аспект личности вулканца, который они называют «катра» и который в определенных условиях может пережить физическую смерть.
Трой кивнула.
– Я слышала истории.
– Это не просто история, советник, – сказал Кирк.
– Да уж, черт побери, – пробормотал Маккой.
– Боунз пытается объяснить, – продолжил Кирк, – что если Спок думал или подозревал, что находится в опасности, он… сначала предпринял бы некоторые шаги, чтобы сохранить свою катру.
Трой и Райкер переглянулись.
– Слияние разумов? – спросила бетазоид.
– Особый вид слияния, – сказал Кирк. – Возможно, с кем-то, кто был с ним перед тем, как он вышел на сцену.
Райкер оперся руками на деревянный стол переговоров.
– Капитан Кирк…
– Зовите меня Джим, – ответил Кирк.
– Джим, – продолжил Райкер, – вы согласны с доктором Маккоем? Что Спок, возможно, знал, что с ним произойдет?
– Если бы Спок подозревал, что на него готовится покушение, он бы точно с этим не смирился, – с нажимом произнес Кирк. – Он не боится… не боялся… опасных ситуаций, но никогда осознанно не пошел бы на смерть. – Он посмотрел на Маккоя. – По крайней мере, не так, Боунз.
Райкер попытался улыбнуться, хотя Кирк видел печаль, скрывавшуюся за улыбкой, словно новому капитану было слишком хорошо знакомо чувство потери друга.
– Я смотрю, вы не согласны друг с другом.
– Это не несогласие, – проворчал Маккой. – Джим не прав, я прав. Это другое.
Кирк предпочел не попадаться на удочку и промолчал.
– Так как вы хотите это узнать? – внезапно спросил Райкер.
– Что узнать? – ответил Кирк.
– Правду, – сказала Трой.
– О том, что произошло со Споком, – добавил Райкер.
Маккой гневно уставился на Кирка.
– А как вы предлагаете это сделать?
– Отправиться на Ромул, – сказал Райкер, – и самостоятельно расследовать смерть Спока.
Маккой удивленно выпрямился в кресле. Кирк задумался. За всем, что говорили Райкер и Трой, стояло невысказанное условие. Райкер с самого начала собирался сделать это предложение.
И, как почувствовал Кирк, за этим крылось и еще что-то.
– А что насчет ромуланских властей? – спросил он. – Они разве не ведут расследование?
– Дивизия Согласия ведет расследование, – сказала Трой. – Местный эквивалент гражданской полиции. Они считают смерть Спока уголовным преступлением.
– Но если верить всему, что вы сказали, советник… убийство… Спока – не уголовное преступление, а политическое.
Трой пристально посмотрела на Райкера.
– Учитывая нынешнюю ситуацию на Ромуле, у гражданских властей нет полномочий – и желания – действовать против политических властей.
Маккой хлопнул рукой по столу.
– Вы только что сказали нам, что на Ромуле нет никакой политической власти.
– Кроме Флота, – добавил Кирк.
– Никто, – сказал Райкер, – не говорит, что все будет просто. Вполне возможно, что Спок был убит фракцией недовольных анархистов, которые ни разу не проявляли себя до этого и не проявят после этого. Людьми, которых невозможно отследить и заставить предстать перед судом.
– Столь же возможно, – указал Кирк, – что Спок был убит по приказу лидеров Флота – на словах они приветствуют воссоединение, но на деле никогда не позволят ему произойти.
Райкер кивнул.
– А если это правда, – сказал он, – то убийство Спока может быть вершиной айсберга, доказательством того, что за охваченных хаосом властями Ромула скрывается мощная группа. Группа, намеренная расстроить все попытки вступить в новую мирную эпоху отношений между империей и Федерацией.
Почти бессознательно Кирк почувствовал странное облегчение, поняв, что наконец-то думает не о потере в прошлом, а о миссии, ожидавшей в будущем.
– Уилл, – сказал он, – у вас есть причины предполагать, что подобная клика существует?
Райкер нажал несколько кнопок на миникомпьютере, лежавшем на столе перед ним. Изображение на экране, висевшем на дальней стене, изменилось – теперь там был ромуланский военный корабль, буквально ощетинившийся пушками. Масштабная линейка в углу изображения позволяла представить размеры – по крайней мере вдвое длиннее «Энтерпрайза» Пикара.
– Это что за чудовище? – спросил Маккой.
– «Ятаган», – ответил Ворф.
– Корабль Шинзона, – подробнее объяснил Райкер. – С полнофункциональным таларонным оружием, способным уничтожить биомассу целой планеты с помощью единственного разряда.
Кирк понял.
– Но это был корабль раба.
– Именно, – сказал Райкер.
После этого Кирк понял, чего боялась Федерация, и зачем Райкер обратился к нему.
Корабль вроде «Ятагана» не мог появиться на пустом месте. Он, бесспорно, стал результатом массивной ромуланской программы по исследованию и разработке. Даже поразительным марсианским верфям Звездного флота пришлось бы очень сильно потрудиться, чтобы построить такой корабль меньше, чем за два года. А если прибавить к этому таларонное оружие, способное уничтожить планету… Кирк обдумал все возможные подтексты. Сколько промежуточных моделей было построено и испытано? Все это было сконструировано, испытано на прототипах, улучшено и введено в действие, а Звездный флот ничего не заметил.
А потом «Ятаган» попал в руки раба, который в одиночку уничтожил прежнее правительство Ромула.
– Вы считаете, что есть и другие такие корабли? – спросил Кирк.
– Несомненно, – сказала Трой.
– Ромуланцы тоже в какой-то степени это признают, – добавил Райкер. – Они говорят, что корабли этого класса планировалось использовать в Войне Доминиона, но война закончилась до того, как они успели ввести их в действие. То же самое и с таларонным оружием – его разработали, чтобы использовать против родных планет Доминиона в квадранте Гамма, но так и не привели в рабочее состояние.
– Они могут отчитаться за незаконченные корабли и вооружения? – спросил Кирк.
Райкер покачал головой.
– Их якобы уничтожил Шинзон, захватив «Ятаган», чтобы никто не смог противостоять ему.
Маккой показал на экран. Объяснения его не убедили.
– Как раб смог захватить такую штуку?
Грубый голос Ворфа привлек всеобщее внимание.
– Есть только один способ, – прямо сказал он. – Кто-то, кто не был рабом, отдал ему корабль.
Кирк внезапно почувствовал неописуемую усталость. Внутренний голос кричал: «Я оставил все это позади! Я должен выполнить свой долг перед сыном! А всем этим пусть занимается новое поколение!»
Но… Спок умер.
И как тогда он мог сказать, что это не его битва?
– Кукловод, – сказал Кирк, задумавшись, заметна ли его усталость.
– Одна из возможных теорий, – согласился Райкер. – Кто-то, или какая-то группа в ромуланских властных структурах, возможно, даже восстановленный «Тал Шиар», несет ответственность за то, что Шинзон получил относительную власть. Ответственность за…
– Убийство Спока, – сказал Кирк.
– Звездный флот не может вести расследования на Ромуле, – продолжила Трой, и Кирку показалось, что речь была тщательно отрепетирована. – Возможности дипломатов Федерации сильно ограничены.
– Но гражданское лицо, – продолжил Райкер, затем посмотрел на Маккоя, – два гражданских лица, тесно связанных с жертвой… Если расследованием займетесь вы, ромуланские власти отнесутся к этому с пониманием, а друзья Федерации среди них смогут помочь.
Смех Маккоя был неестественным и злым.
– Так что теперь кукловод из Федерации будет дергать нас за ниточки, чтобы мы отправились искать ромуланского кукловода.
– Альтернатива – не делать ничего, – сказал Райкер, – и надеяться, что наши худшие опасения неоправданны.
– Что недопустимо, – проговорил Кирк.
Ворф кивнул.
Райкер, похоже, считал, что встреча идет, как было запланировано.
– Вы сделаете это, Джим? Отправитесь ли на Ромул, чтобы расследовать убийство Спока и узнать, не связано ли оно с большей угрозой Федерации, чем Шинзон?
Все сидевшие за столом, даже сам Кирк, понимали, что отказаться он не сможет.
– Да, – согласился он.
– И все? – внезапно сказал Маккой. – Ты даже вопросов задавать не будешь?
Кирк, да и все остальные, не понял, почему доктор неожиданно взорвался.
– Боунз, вопросы можно будет задать позже.
– А что насчет самого важного вопроса? – спросил Маккой, победно оглядевшись. – Учитывая все махинации и заговоры, которые тут плетутся, может ли кто-нибудь доказать, что Спок действительно мертв?
Райкер не нашелся, что ответить, и на какое-то мгновение Кирк почувствовал совершенно иррациональную надежду.
Долго чувство не продержалось.
У события было три тысячи свидетелей, существовало много неотредактированных записей.
читать дальшеЗанесенный батлет сверкал в лучах солнца Кроноса, словно клингонская звезда сама протянула огненную руку, чтобы поразить Джеймса Т. Кирка.
Пыхтя, задыхаясь, истекая потом, Кирк инстинктивно рассчитал траекторию движения клинка, затем отскочил в сторону, где его не мог достать противник.
Он подтянул под себя свободную руку, чтобы удариться о дно боевой ямы плечом. Другую руку он вытянул, используя батлет в качестве балансира, пытаясь стабилизировать свой центр тяжести.
На один прекрасный миг, зависнув в воздухе после быстрого движения, Кирку показалось, что он в прекрасной форме, а его тактика полностью оправдана.
Затем он ударился плечом о твердую как камень глину и почувствовал, словно приземлился на агонизатор, поставленный на одиннадцатый уровень боли.
Дыхание перехватило, перед глазами от боли зажглись яркие фейерверки. Кирка накрыла тень противника, спрятав яркое солнце и желтое клингонское небо. Он увидел, как клинок противника поднимается вверх, готовый нанести к’рел тагх – ритуальный удар большого отсечения.
Лежа на спине в боевой яме, Кирк понял, что через несколько секунд ему отрубят голову. Но именно в этом он увидел свой шанс.
Противник недооценил его.
Более опытный бат’вахл – воин, дерущийся на батлетах – воспользовался бы положением Кирка, чтобы выполнить серию выпадов к'рел мин, которые рассекали грудные мышцы, не позволяя ему поднять свой батлет, чтобы защититься. За этой предварительной атакой последовало бы одно, возможно, два движения а’к’рел тагх – малое отсечение – чтобы отрубить одну или обе руки Кирка. Только после этого настоящий бат’вахл нанес бы удар к’рел тагх, когда его противник заслуживал почетной смерти воина и не был способен контратаковать.
Кирк мог провести идеальную контратаку. Один взмах острием клинка, потрошащее движение мин п'рал слева направо поперек живота воина, и схватка завершится.
Но, рассчитывая замах, Кирк увидел усталость в глазах противника.
Эту схватку можно было завершить и получше.
Кирк поднял руки и закричал от страха!
Клинок противника пронзил влажный воздух, поразил незащищенную шею Кирка и…
…прошел насквозь, голографическая проекция смертоносного оружия лишь мигнула, когда сенсоры тренировочного оружия зафиксировали убийство.
– Ты достал меня, – простонал Кирк.
Его противник захихикал.
Кирк принял сидячее положение, скорчив гримасу, прижал противника к груди, игнорируя пульсирующую боль в ушибленном плече и радуясь тому, что обнимает самое драгоценное существо во всей галактике.
Джозеф Самуэль Т’Кол Т’Лан Кирк, ребенок Джеймса и Тейлани.
Он стал плодом их любви всего пять лет назад. Ребенок родился чудовищем.
Кирк, отец, был человеком; даже слишком человеком, как иногда боялся.
Тейлани, мать, была Чалчадж’кмей; на стандартном клингонском это значило «Дитя рая». Из второго поколения жителей колонии генетически сконструированных клингонско-ромуланских гибридов, созданных, чтобы выжить в галактике, разрушенной ожидаемой всеобщей войной с Федерацией. Но в темные времена создания гибридов, в эпоху, когда клингоны и ромуланцы заключили непростой союз, боялись Федерации и считали войну неизбежной, у генной инженерии были свои ограничения.
Так что Тейлани и других еще улучшили с помощью человеческих органов, изъятых у пленников Империй. Когда тайна раскрылась, это навсегда изменило жизнь Тейлани. Невинные люди погибли, чтобы она выжила.
Кирк пытался смягчить ее чувство вины. Он сказал ей – и до сих пор в это верил, – что никто не несет ответственности за мир, в котором она родилась, ответственность есть лишь за мир, который она покинет, когда умрет. Прошлое нужно принять, чтобы сосредоточиться на единственной вещи, которую мы можем изменить – будущем.
Кирк знал, что его слова и его любовь так и не рассеяли всего мрака, царившего в душе Тейлани, но он дарил ей свет и любовь, как и она – ему. А сейчас он последовал собственному совету и принял прошлое, которое разделил с ней, принял даже трагедию ее гибели на Халкане.
Но часть Тейлани осталась в его воспоминаниях, его сердце и ребенке, которого они создали.
Ребенок не был похож ни на кого, а его генетическое наследие по-прежнему сопротивлялось всем попыткам Маккоя упорядочить и понять его. Ребенок, чья постоянно меняющаяся внешность и непредсказуемые темпы роста делали его – или ее – уникальным явлением в биологической истории всех известных планет четырех квадрантов.
Но Кирку не важна была наука, объяснявшая существование Джозефа, сложность его ДНК, его судьбу или окончательную форму во взрослом состоянии… Он не обращал внимания на вирогеновые шрамы Тейлани, с той же легкостью он видел сердце и душу ребенка за его внешностью.
Кирк дарил ему любовь. Дарил признание. Чувствовал, что получает и то, и другое взамен. И Кирк был рад, что наконец прожил достаточно долго, чтобы понять, что на самом деле все остальное неважно.
Кирк вскочил на ноги и потер ладонью лысый череп Джозефа, словно трепля несуществующие волосы, и сын со смехом отскочил.
Сейчас Кирк называл Джозефа сыном. Хотя, как, не переставая удивляться, напоминал он себе, он мог с тем же успехом называть его дочерью, и именно поэтому Кирк дал ребенку два женских имени со стороны Тейлани – Т’Кол Т’Лан. Когда-нибудь, когда процесс взросления, заложенный в генах Джозефа, наконец закончится, Кирк надеялся, что его с Тейлани ребенок выберет имя и индивидуальность, которые лучше всего подойдут ему… или ей. Если, конечно, в конце концов обретет окончательный пол.
Но сейчас его ребенок был просто Джозефом. Высокий и не по годам развитой для пятилетнего, его телосложение и интеллект соответствовали примерно девяти-десятилетнему ребенку-человеку. Его когда-то розовая кожа приобрела серо-коричневый оттенок; полоса темных, почти трилловских точек шла вдоль позвоночника и до темени, заканчиваясь прямо над миниатюрными клингонскими гребнями на лбу и уже сейчас элегантными кончиками ромуланских ушей.
Маккой назвал телосложение ребенка тощим, а на его быстро растущих неуклюжих конечностях были заметны странные плоскости и линии, свидетельствующие о том, что его мускулатура была не совсем человеческой, хотя и не клингонской, ромуланской или вулканской. Но если в стопроцентно человеческой ДНК Кирка Маккой не сомневался, то даже лучшие генные инженеры Звездного флота не могли с уверенностью сказать, нет ли среди искусственно связанных генов, из которых была создана Тейлани, следов каких-то других существ, скрытых среди миллиардов базовых пар, составлявших перемешанные аминокислоты ребенка.
– Время обедать, – сказал Кирк. – Потом уроки.
Джозеф поднял четырехпалую руку.
– Еще два раунда, – попросил он.
Кирк грустно улыбнулся. В последние несколько месяцев почти каждый разговор с сыном превращался в переговоры. Просьба провести еще два раунда была, очевидно, нацелена на то, чтобы спровоцировать ответную просьбу – провести один раунд. Скорее всего, большего Джозеф и не хотел.
Но Кирк знал все о подобной тактике переговоров. Его учили настоящие эксперты, как, впрочем, и Джозефа.
– Ты проводишь слишком много времени с дядей Скотти, – сказал Кирк.
– Па-а-апа.
Кирк попытался не засмеяться. Джозеф казался глубоко оскорбленным тем, что отец мог даже подумать об этом.
– Иди в душ. Потом будем обедать.
– А потом еще два раунда? – настаивал Джозеф.
Кирк улыбнулся сыну, проигрывая битву, но не войну.
– Уроки, мистер. Бегом!
На этот раз Джозеф милостиво подчинился – «На этот раз», – подумал Кирк, – бросил Кирку свой голографический проектор батлета, затем побежал, как неуклюжий аист, к деревянной лестнице, прислоненной к стенке эллиптической ямы.
Кирк изумился тому, что ребенок, так некоординированно бегающий, мог так ловко управляться с батлетом. На фортепиано он играл уже на уровне взрослого профессионала, правда, его математические способности – обычно родственные музыкальным – были ниже среднего даже для пятилетнего человека. Джозеф до сих пор не умел считать, а без этих элементарных знаний ему никогда не постичь механику искривления пространства.
Кирк нахмурился, придя к этому мрачному выводу. Его сыну было всего пять лет, а Кирк уже возлагал на него тяжкое бремя надежды на карьеру в Звездном флоте.
– Я обращаюсь к вам с уважением, – неожиданно прорычал Ворф из-за спины Кирка, – но вы должны стыдиться себя.
Кирк вздрогнул. Он так увлекся, наблюдая, как Джозеф выбирается из ямы по двухметровой лестнице, что не услышал, как подошел Ворф.
– Извините?
Ворф, выглядевший внушительнее, чем когда-либо, в тренировочном костюме из бордовой замши, нахмурился, как мог это сделать только клингон. Несмотря на все попытки проявить почтение к гостю, он не смог скрыть презрения в голосе.
– Вы позволили ребенку победить вас.
Кирк разозлился. Они с Джозефом и Маккоем были гостями Дома Марток в течение двух недель, и только сейчас наконец-то зашел разговор о тонкостях клингонского этикета. Джозефу даже начал нравится гагх, хотя Кирк не знал, потому ли, что живые черви действительно были приятны для его клингонских вкусовых рецепторов, или потому, что он подтрунивал над внезапно проявившейся отцовской брезгливостью.
Но даже учитывая всю прямоту клингонского гостеприимства, грубое обвинение Ворфа удивило Кирка.
– Конечно, я позволил Джозефу победить меня, – сказал Кирк, желая услышать подробности.
Но Ворф лишь покачал большой головой, словно потеряв дар речи от отвращения.
Кирк попробовал еще раз.
– Насколько я понимаю, вы этим недовольны.
– Это нечестно, – загрохотал Ворф. – Подобное поведение дает ребенку ложное чувство безопасности. Он станет считать, что взрослым нельзя доверять. Когда придет время для настоящего боя, он потерпит неудачу.
Кирк вздохнул, стер пот со лба и посмотрел мимо Ворфа, увидев Маккоя, опиравшегося на деревянные перила, окружавшие церемониальную яму. Но старый друг не обращал внимания на Кирка и Ворфа. Он держал в руках медицинский трикодер, скорее всего, анализируя последние результаты сканирования Джозефа. После окончательной отставки Маккоя из Медицинской службы Звездного флота, изучение сына Кирка, похоже, стало новой целью его жизни.
Но Кирку нужен был еще один союзник-человек, чтобы разобраться с Ворфом. Он прибыл сюда, чтобы помочь ребенку понять предков-клингонов, но его собственные попытки понять Джозефа доставляли ему не меньше трудностей. Кирк направился к лестнице, ближайшей к Маккою, уверенный, что Ворф пойдет за ним. Так и случилось.
– Ему пять лет, Ворф. Он не вступит в настоящий бой еще…
Ворф прервал его объяснения.
– Если вы на самом деле хотите объяснить сыну наследие клингонов, вы уже должны были ранить его до крови.
Кирк остановился, положив руку на лестницу. В некоторых аспектах воспитания ребенка он не сомневался.
– Мне предстоит иметь дело еще с человеческим, ромуланским и вулканским наследием. Я не буду его ранить. Уж точно не в пятилетнем возрасте.
Ворф снова зарычал. На этот раз громче.
Но Кирк просто протянул ему голографические проекторы батлетов. Каждый аппарат был размером с традиционную рукоятку батлета с тремя отверстиями для пальцев и кожаным покрытием. Но напоминавших крылья летучих мышей лезвий и шипов по обе стороны не было, их создавали маленькие голографические излучатели и маломощные генераторы силовых полей. Проекторы были умным изобретением, позволяя бойцам чувствовать контакт с иллюзорным клинком, но не позволяя оружию нанести вред. Не стоило и говорить о том, что проекторы были не клингонским изобретением, и Ворф был и ими недоволен. Но, поскольку даже деревянные батлети, которыми пользовались клингонские дети, могли нанести серьезные порезы и ушибы, Кирк предпочел безопасность культурной чистоте.
Кирк поднялся по лестнице и прошел вдоль перил к Маккою. Повсюду вокруг в усадьбе Марток росли темно-пурпурные летние растения, различающиеся тонкими оттенками. Дикие тарги бродили по лесу, находящемуся на востоке; посреди леса располагался древний родовой замок Дома Марток. Внушительный и монументальный, почти пирамидальной формы, он напомнил Кирку Большой зал, где заседал Верховный совет клингонов. Почему замок считался родовым, Кирку было не совсем понятно. Меньше века назад Дом Марток отвоевал его у Дома Крант, который, в свою очередь, отнял его у Дома Фралк, который перестроил его после того, как вырезал весь Дом Тралкар, который когда-то победил Дом Фралк во время имперского междуцарствия четыреста лет назад, после поражения… Остальная часть бесконечной истории была для Кирка словно в тумане, хотя он и пытался запомнить все имена, перечисленные Ворфом на первом обеде, устроенном в честь Джозефа. С того вечера ему запомнилось разве что то, что клингонские сделки по недвижимости были весьма запутанными и зачастую кровавыми.
– Каков сегодняшний диагноз? – спросил Кирк у Маккоя.
Доктор, одетый в гражданские брюки и свободную черную рубашку, покрой которой подозрительно напоминал вулканский, продолжал нажимать на клавиши трикодера и даже не поднял голову.
– Джозефа или твой?
Кирк облокотился на грубо обтесанные деревянные перила, окружавшие боевую яму. Он услышал, как лестница заскрипела под весом Ворфа, и рефлекторно потер ушибленное плечо.
– Свой диагноз я уже знаю. Что насчет моего сына?
Маккой снял с пояса цилиндрический плазер размером с палец. Несмотря на белые, как снег, волосы и хрупкое телосложение, его движения были уверенными, а руки не дрожали. Маккою было сто пятьдесят лет, он приближался к рекордной продолжительности человеческой жизни с помощью внутренних скелетных актуаторов, синтетических органов и последнего имплантанта – экспериментального искусственного митохондриального биогенератора, основанного на одной из замечательных подсистем, встроенных в покойного лейтенант-коммандера Дейту. Кирк с небольшой обидой подумал, что его старый друг выглядит лучше, чем он сам на протяжении нескольких последних лет, а его голос не утратил грубоватых командирских ноток, когда он приказал Кирку повернуться.
– Диагноз Джозефа, если верить трикодеру, близок к идеальному ромуланскому. Несмотря на всю вашу беготню, его пульс практически не повысился, но его кровеносная система прошла крупную перестройку.
Кирк поморщился, когда медицинские силовые поля начали работать над его плечом, натягивая связки и смягчая напряженные мышцы.
– Объясни, – сказал он. Несколько лет назад фраза «крупная перестройка», сказанная в отношении Джозефа, напугала бы его, но сейчас он уже привык.
– Приток крови к его мышцам увеличился на двадцать три процента за счет менее важных органов: кишечника, обеих печеней, вторичного сердца. Как это?
Кирк заложил руку за голову, повернулся взад-вперед. Плечо больше не болело. Он ухмыльнулся.
– Прямо как новенькое. Спасибо, Боунз.
Маккой то ли усмехнулся, то ли фыркнул.
– Ты, мой друг, держишься на соплях и упаковочной проволоке.
Кирк напрягся.
– Это еще что за врачебный такт такой?
Он все еще полностью управлял своим телом – по крайней мере, большей его частью, напомнил он себе. И меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то напомнил ему о том, что он тоже смертен.
– Я приберег его для пациентов, которые, по крайней мере, пытаются следовать моим медицинским советам.
Кирк повернулся к Маккою.
– Я пытаюсь.
Маккой закатил глаза.
Кирку показалось, что он снова разговаривает с пятилетним сыном.
– Ты говорил о Джозефе… – напомнил он.
Маккой хлопнул трикодером по поясу, и устройство повисло на нем благодаря молекулярному притяжению.
– Джим, если начистоту, по-медицински, то твой мальчик… то есть, твой ребенок – гибрид. С генетической точки зрения гибриды часто бывают сильнее и живучее, чем их родители по отдельности. Я не могу с уверенностью сказать, будут ли у него новые периоды необычного роста, но инстинкт говорит мне, что о физическом развитии Джозефа нам с тобой беспокоиться больше не стоит.
Кирк понял, что Маккой недоговаривает.
– А о чем нам нужно беспокоиться?
Маккой кивнул Ворфу, когда клингон присоединился к ним.
– О другой его половине, – сказал доктор. – О разуме, духе, о том, что делает его человеком.
– Или клингоном, – сказал Ворф.
– Или ромуланцем, или вулканцем, – добавил Кирк. – Я знаю, Боунз.
Но Маккой удивил его, сказав:
– Нет, Джим, ничего ты не знаешь.
Кирк постучал пальцами по деревянным перилам. Меньше, чем споры, ему нравилась лишь одна вещь: споры, к которым приходилось возвращаться снова.
– Боунз, в этом смысл упражнения, – сказал он. – Я могу научить его всему, что знаю о людях. Но он больше, чем просто человек. – Кирк повернулся к Ворфу. – Вот почему я полагаюсь на друзей, которые помогут ему узнать обо всем, что он есть. Откуда он взялся. Рассказать о том, кем может стать.
– Тогда перестаньте позволять ему побеждать, – сказал Ворф.
– Больше того, – добавил Маккой, – ты должен придать жизни Джозефа структуру.
Ворф одобрительно кивнул.
– Дисциплина. Это путь воина.
Кирк потер лицо, понимая, что в спор втягиваться не стоит, но молчать он тоже не мог.
– У него есть структура.
Маккой покачал головой.
– Потому что ты заставляешь его принимать душ и изучать предметы, необходимые для поступления в Академию? Этого недостаточно, Джим. Джозефу нужен дом. Стабильное общество. Шанс завести друзей.
– У него есть друзья, – возразил Кирк, словно оправдываясь. – Ты, Ворф, Спок, Скотти…
– Ровесников, – сказал Маккой. – Ворф прав. Джозеф не должен спарринговать с отцом в клингонской боевой яме и побеждать только потому, что он твой сын – или дочь. Он должен бороться с другими детьми, лазать по деревьям, грязнить ногти, набивать ссадины на коленях… быть ребенком, а не… не кадетом в личной отцовской Академии Звездного флота.
Кирк почувствовал, как закипает от гнева, слушая отповедь Маккоя, и увидел, что друг заметил этот гнев в его глазах.
– Ты просил диагноз – вот тебе диагноз.
В глубине души Кирк хотел немедленно забыть обо всем, что сказал Маккой. Но из-за того, что это сказал именно Маккой, Кирк не мог этого сделать. Вместо этого он попытался побороть обиду и заставить Маккоя понять.
– Боунз… Я не хочу его ни в чем ограничивать.
– Детям нужны ограничения. – Маккой посмотрел на Ворфа. – Ты отец. У клингонов ведь то же самое, так?
Кирк почувствовал, как Ворф бросил на него испепеляющий взгляд.
– Да. От ограничений происходит безопасность. От безопасности – уверенность. От уверенности – смелость. А смелость – ключ к преодолению любых ограничений.
Кирк посмотрел на Ворфа, его не пугали ни размеры клингона, ни поведение.
– Мне казалось, что у вас не сложились отношения с сыном.
Ворф сузил глаза, его ноздри раздувались, как у хищника, готового к прыжку.
– У нас были… разногласия. Если бы я тогда знал то, что знаю сейчас, возможно, наши разногласия не достигли бы такой… крайней степени.
– А у нас с Джозефом нет разногласий.
Кирк внезапно понял, что не будь он гостем Дома Марлок, Ворф бы уже нанес первый удар, защищая свою честь.
– У отцов и сыновей всегда есть разногласия, – бесстрастно сказал Маккой.
– У других отцов. У других сыновей. – С точки зрения Кирка, нежелательная и бесполезная дискуссия закончилась. – Я приму душ. Увидимся за обедом.
Ворф проворчал что-то нечленораздельное. Маккой нахмурился. А затем все трое одновременно повернулись – рефлекс, выработанный службой в Звездном флоте, – услышав первый едва заметный звук того, что могло быть лишь несущей волной транспортера.
По цвету силуэтов, появившихся в трех метрах от него, Кирк понял, что это луч Звездного флота, хотя два человека материализовались быстрее, чем он привык видеть, словно Звездный флот добился очередного технологического прорыва.
Затем, еще до того, как рассеялся луч, Кирк узнал новоприбывших и подумал, что настроение Ворфа должно скоро улучшиться благодаря им.
Кирк шагнул вперед и протянул руку.
– Коммандер… – Он запнулся, увидев звездочки на погонах гостя. – Капитан Райкер. – Кирк пожал руку Уиллу Райкеру. – Жан-Люк передал мне хорошие новости. – Он улыбнулся Деанне Трой, стоявшей рядом с Райкером. – Все сразу. Поздравляю вас обоих. Со свадьбой и новым командным назначением.
Но уже тогда у Кирка сдавило грудь, потому что улыбки и приветственные слова, которыми ответили Райкер и его невеста, были натянутыми и мрачными: улыбки старых друзей, принесших плохие новости.
Кирк посмотрел на Ворфа и Маккоя, увидел, что и они заметили невеселое настроение гостей.
– С капитаном Пикаром все в порядке? – спросил Ворф.
Вопрос про Жана-Люка в первую очередь пришел в голову и Кирку.
– Капитан в порядке, – ответил Райкер. Но темные, унаследованные от бетазоидов глаза Деанны Трой уставились на Кирка, и этот напряженный взгляд и понимание, что она пытается распознать его настроение, заставили Кирка оцепенеть. Причиной неожиданного визита был не Жан-Люк.
Кирк внезапно предположил самое худшее.
– Спок, – тихо сказал он.
Райкер кивнул, и Кирк почувствовал, как тяготение Кроноса исчезает, словно звезды посыпались с небес.
Вспомнил, как дрожал челнок, вспомнил последние отчаянные удары умиравшего сердца. Его собственного сердца, теперь он знал.
Смерть.
Часть естественного хода вещей.
Неважно, что логику столько раз удавалось перехитрить. Неважно, что судьба, удача и Джеймс Т. Кирк столько раз вмешивались в причинно-следственные связи; рано или поздно все должно умереть.
Вулканцы – не исключение.
– Господин посол?
Спок открыл глаза. Медитация не давалась ему.
Даже в полутьме пассажирского салона наземного транспорта, освещаемого лишь мерцанием зеленых уличных фонарей, он увидел беспокойство на лице Маринты. Ромуланцы так свободно распоряжались эмоциями. На самом деле потерянные дети могли многому научить своих вулканских прародителей.
Спок сосредоточил мысли на шансе – последнем шансе сделать это возможным.
Воссоединение.
Для него не было ничего важнее.
– Мы почти прибыли, – сказала Маринта.
Спок знал, что она имеет в виду совсем другое.
– Я в порядке, – заверил он ее.
Маринта улыбнулась.
– Я не верю вам.
Спок удивленно посмотрел на молодую женщину, с которой работал почти половину стандартного года, с тех самых черных дней смуты, последовавшей за устроенным Шинзоном переворотом и убийством почти всех членов ромуланского Сената. У него не было причин сомневаться в верности Маринты его делу – воссоединению вулканцев и ромуланцев после более чем двух тысячелетий горькой вражды. Но уважение, которое, будучи вулканским послом, он неохотно научился принимать, она демонстрировала редко. Спок решил, что больше всего ему нравится в ней именно свобода от формальностей.
Прожив более полутора веков, скрываясь под защитой логики и эмоционального самоконтроля, Спок жаждал свободы.
Именно эта жажда вела его сейчас. Когда-то его полностью поглотила война между двумя его половинами – человеческой и вулканской; это было до того, как он обрел собственное уникальное равновесие. Но сейчас такая же борьба по-прежнему шла между вулканцами и ромуланцами. Разница была лишь в масштабах.
Личная война Спока завершилась десятилетия назад, когда «Виджер» вернулся, чтобы забрать Землю, хотя шрамы от этой победы не пройдут никогда.
Сейчас же он хотел – жаждал – принести тот же мир понимания своему народу. Ту же самую свободу.
До того, как умрет.
– Вы все делаете правильно.
Маринта говорила тихо, словно почувствовав его мысли. Будучи ромуланкой, она вполне могла это сделать. Вулканские телепатические способности были закодированы в ДНК ромуланцев и реманцев, иногда проявляясь не в дремлющем виде.
– Это не обсуждается.
– Я чувствую ваше сомнение.
– Не сомнение, – ответил Спок. Затем удивил даже себя последовавшим признанием. – Сожаление.
Через темные окна транспорта Спок наблюдал, как мимо проносятся древние мостовые Примедиана, сложенные из грубо отесанных, черных, как межзвездное пространство, камней, покрытых вековой городской копотью. А в темные промежутки между бледно-зелеными фонарями он видел в тех же окнах отражения мертвых лиц.
Лейтенант Латимер. Инопланетянин проткнул его копьем.
Лейтенант Гаэтано. Другой инопланетянин раздавил его руками.
Оба погибли и похоронены на Таурусе-2.
По его вине.
– В сожалении нет нужды, – сказала Маринта.
Он снова посмотрел на нее.
– Тем не менее, оно существует.
Темные глаза Маринты блеснули.
– Господин посол, я считаю, что эта реакция нелогична.
Но Спок заметил улыбку, которую она попыталась подавить, и неожиданно почувствовал, что сам пытается сделать то же самое. Никто другой из его нынешних знакомых, по крайней мере, из тех, кто младше ста пятидесяти, не смел вступать с ним в логические дебаты.
– Это не имеет значения. Сожаление – эмоция. Логика не играет в ней никакой роли.
– Я думала, вы верите, что логика играет роль во… всем.
– Слова «логика» и «верить» редко встречаются в одной фразе.
– Тогда скажите: то, что вы собираетесь сделать, – медленно проговорила она, – обусловлено логикой или верой?
Маринта, несмотря на смело брошенный вызов, казалась смущенной. Спок не мог винить ее. Если бы он позволил сдерживаемым эмоциям вырваться на свободу, то тоже проявил бы неуверенность.
Спок сохранил бесстрастное выражение лица, его морщинистое лицо казалось сделанным из выточенного камня, а не плоти. Но когда он заговорил, его сердце, его воспоминания пробили всю тщательно выстроенную защиту.
– Я однажды командовал челноком. Он назывался «Колумб». Нашим заданием было исследовать квазароподобный объект. Нас заставили сесть. Когда мы совершили жесткую посадку, нас было семеро. Выжило и вернулось на «Энтерпрайз» лишь пятеро.
Маринта быстро сделала вывод. Телепатия или логика ей в этом помогла, неважно. Она все равно оказалась права.
– Вот почему вы чувствуете сожаление. Из-за потери двух членов экипажа.
– Я нес за них ответственность. Они не первые, кто погиб под моим командованием. И не последние. Но именно их двоих я помню яснее всего…
– Потому что?..
Спок снова выглянул в окно. Транспорт замедлялся. Словно останавливающееся сердце.
– Они умерли, когда я пытался руководствоваться логикой. Я и остальные выжили только потому, что я отбросил логику.
Спок снова удивил себя. Хотя доктор Маккой и предполагал по горячим следам, чем Спок тогда мотивировал свое решение, признался он об этом впервые.
Маринта, что было непохоже на нее, ничего не ответила, словно ожидая, что он продолжит рассказ. Но Спок молчал.
Транспорт остановился, и Спок почувствовал, как он медленно опускается – колеса убирались внутрь. В древнейшем из ромуланских городов, где центральные улицы и площади прокладывали первые вулканцы-изгнанники, прибывшие на планету, использование старых технологий было традицией.
Спок запахнул посольскую мантию. Она была легче, чем та, что он носил обычно – он решил обойтись без традиционных драгоценностей и серебряной вышивки. Спок не хотел выделяться среди дальних родственников. Большая часть Ромула после окончания Войны Доминиона жила в бедности, а восстание Шинзона, разрушившее государственные службы, лишь ухудшило ситуацию.
Он вознаградил Маринту за молчаливое терпение.
– После ремонта «Колумб» вышел на падающую орбиту. У нас было в лучшем случае около часа до новой вынужденной посадки. Я решил поджечь сразу все наше топливо. Не для того, чтобы сдвинуться с места, а чтобы подать сигнал. Сигнал, который вряд ли засекли бы. Сигнал, означавший, что «Колумб» сгорит через несколько минут.
Спок снова почувствовал жар этого ужасного момента. Перегрузки в плотных слоях атмосферы. Запах горящей проводки, усиливавшийся с повышением температуры. Безмолвные обвинения экипажа. Приближение смерти.
– Но, очевидно, сигнал засекли, – сказала Маринта.
Спок глубоко вдохнул, изгоняя видения прошлого.
– Сигнал засекли. – Он выпрямился в кресле, ожидая, когда телохранители откроют бронированную дверь. – А сейчас я готовлюсь совершить похожий акт отчаяния. Поджечь сразу все оставшееся топливо. – Он посмотрел в глаза Маринте. – Это нелогично. Но я считаю, что это моя последняя надежда.
– Наша последняя надежда.
Маринта не скрывала яркой улыбки.
Спок кивнул.
– Для обоих наших народов. Единого народа.
Дверь зашипела, затем с тихим гудением открылась.
Ночной воздух Примедиана был необычно холодным для этого времени года. Многообразие несвежих запахов древности объяло Спока, и на мгновение он почувствовал себя таким же древним, как изъеденные старостью камни и дороги города.
Два телохранителя-ромуланца в бесцветных, бесформенных одеждах стояли рядом с машиной, их суровые лица были освещены изумрудным светом единственного уличного фонаря. У обоих телохранителей были микрокоммуникаторы в остроконечных ушах. Узкоствольные дисрапторы в магнитных кобурах были пристегнуты к их предплечьям, практически незаметные под рукавами одежды.
– Пришло время, – сказал Спок, обращаясь к себе в такой же степени, как к остальным.
Но Маринта потянулась к нему и осторожно дернула за складку мантии, стараясь не коснуться руки.
– Господин посол…
Спок посмотрел на нее в ожидании.
– Челнок. Я читала немало ваших биографий. Он назывался не «Колумб», а «Галилей».
Несмотря на весь самоконтроль, Спок напрягся. Она была права. «Как я мог забыть? Неужели я так постарел?»
– Конечно, – спокойно сказал он, отчаянно пытаясь скрыть все мысли и чувства. Он командовал «Галилеем», а не «Колумбом». – Я ошибся.
Если Маринта и почувствовала его внутреннюю борьбу, то ничего все равно не сказала.
Она просто отпустила его мантию.
– Я… подожду вас здесь?
– Так будет лучше всего.
Не сказав более ничего, Спок вышел из транспорта в ночь, в то, что должно произойти.
Но огрех памяти не отпускал его, вызывая нежелательные воспоминания о жаре, дыме и…
Он увидел на улице два силуэта. Мертвые глаза обвиняюще смотрели на него.
Латимер и Гаэтано, оба – в старинных формах. Пропитанных свежей кровью.
Охранники Спока увидели его реакцию, резко развернулись, выхватывая дисрапторы и целясь… В пустую улицу.
Дисрапторы снова скрылись в рукавах телохранителей, подобно змеям в норах.
– Вы что-то видели, господин посол?
Спок ответил, зашагав к служебному входу высокого колизея. Его мантия развевалась вокруг ног. Телохранители поспешно последовали за ним.
Поведение Спока не отражало его мыслей и чувств.
Но внутри его обуревали сомнения, и он почувствовал приближение того, что любой человек назвал бы паникой.
Он принял решение. Ему уже не сойти с пути, как кораблю на падающей орбите не уйти от силы тяготения.
Но он командовал «Галилеем», а не «Колумбом».
И, вспоминая ошибки прошлого, он боялся ошибок, которые мог сделать в настоящем, и уже чувствовал сожаление за тех, кто пострадает из-за того, что, возможно, он сделает что-то неверно.
Охваченный сомнениями и излучающий уверенность, Спок вошел в первый колизей, построенный на Ромуле, где три тысячи ромуланцев готовы были услышать его послание мира и согласия.
Но то, как Спок выглядел и что чувствовал, было уже неважно.
Потому что ровно через четырнадцать минут три тысячи ромуланцев увидели, как Спок умер.
Граждане образованные треккеры, просветите неграмотных. Нашла на ютубе кино, выложенное частями по 10 минут. Star Trek: Of Gods and Men - написано, что фэнское кино, при этом натуральное кино, Чехов и Ухура присутствуют. 13 лет после гибели Кирка на "Энтерпрайз-В". Кто его видел и стоит ли его смотреть? www.youtube.com/watch?v=wEl0vq0CCLU - часть 1.
If velvet could speak it would sound like Rickman. Si le velours pouvait parler il sonnerait comme Lavoie.
Сериал Мэтта Гроунинга, о котором можно почитать, например, тут. Если коротко – команда из парня из 21 века, попавшего в 31 век, одноглазой инопланетянки, робота-мизантропа, чокнутого профессора и доктора-кальмара (тоже инопланетянина) влипает в разнообразные неприятности, в процессе обстебывая общество, образ жизни и сюжеты массовой культуры. Отсылками на «Стар Трек» Футурама нашпигована довольно плотно, иногда мелкими и веселыми, иногда крупными и злобненькими. Например, в ответ на распоряжение капитана Лилы Эми Вонг отвечает «Aye, sir!», а вот эта парочка, по уверению Википедии, пародирует Кирка-Спока (жестоко, я бы добавила). читать дальше Первая отсылка появляется в пилотном эпизоде: убегая от полиции, Фрай забегает в Музей голов, где выставлены головы знаменитостей, и тут же натыкается на голову Лееонарда Нимоя. Кстати, стоит Нимой на полке радом с Элизабет Тейлор, а сразу за ним – Джонатан Фрейкс (коммандер У.Т. Райкер), которого из-за этого не видно посетителям! На капсе Нимоя забрали и Фрейкс радостно выпрыгнул вперед со словами «Ура, наконец-то я первый!». Но я перескочила, это было не в пилоте.
Серия «Why I Must Be A Crustacean In Love» рассказывает о том, как у лангустообразного доктора Зойдберга наступил брачный период и что из этого вышло. Пародирует она – бинго!- «Amok Time», а также всякие романтические комедии. Доктор Зойдберг становится необычайно сильным и агрессивным, его отвозят на его родную планету, где из-за дурацкого стечения обстоятельств он вызывает Фрая на Клоу Плок – Смертельную битву! Так же в серии звучит пара трековских шуток и музыка.
И, наконец, серия «Where No Fan Has Gone Before» целиком и полностью посвящена великому и ужасному «Стар Треку». Великому и ужасному потому, что в 23-м веке треккеры превратились в могучую организацию и едва не захватили мир (и даже успели официально переименовать Германию в Страну-Где-Снимали-Эпизод-О-Нацизме). Общественность взбунтовалась, треккеров покидали в жерло вулкана, сопровождая каждого фразой «He’s dead, Jim», а весь сериал погрузили на корабль и выслали на планету Омега 3. И всех актеров выслали туда же, кроме Нимоя. Название сериала было запрещено произносить, что, заметьте, совершенно не мешало Эми говорить «Ай, сэр!» . Фрай отправляется на Омегу 3, чтоб вернуть «Стар трек» людям (захватив с собой Нимоя, понятно) и на Омеге начинается главная развлекуха, цель которой – спародировать максимум серий. Впору устраивать игру «Опознай серию». Заканчивается все хорошо – «Стар трек» возвращается людям, а Нимой, видимо, возвращается в музей, но теперь в хорошей компании.
If velvet could speak it would sound like Rickman. Si le velours pouvait parler il sonnerait comme Lavoie.
Рискну повторить вопрос отсюда. Сделать ли запись с капсами и описанием серий Футурамы, где пародируется ТОС, и Симпсонов, где отжигает Нимой? Или баян?