флафф, некрофилия
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
флафф, некрофилия
Гёте - или это был кто-то другой? неважно, - сказал, что гениальность - 99% труда и лишь 1% таланта. Я, по правде говоря, думаю, что это был "случай так называемого вранья"; в устах миллионов людей, цепляющихся за эту фразу, она звучит как оправдание. Потому что талант всё-таки - чертовски несправедливая штука.
Потому что один, одарённый сверх всяких мер и приличий, черканёт пару строк на радость читателю, нисколько не утруждая этим себя - из одного только любопытства. Читатель прочтёт, разволнуется, размякнет, даже, чего доброго, пустит скупую мужскую или там обильную женскую, неважно, слезу; великодушно признает автора соверменным классиком и будет перечитывать, заучивая наизусть и умудряясь находить пласты смыслов в каждом слове.
А второй будет годами корпеть над текстом, бережно баюкая каждую идею внутри, как вынашивают ребёнка перед родами, будет переписывать по многу раз каждый отрывок, каждую строчку, переставлять местами слова, пытаясь найти единственно верные и точные. А другие пролистают эту книгу, как тысячи таких же, и забудут.
Это странно и немного обидно.
И ещё так же странно и обидно бывает слушать хорошо прочитанные аудиорассказы: начинаешь опасаться, не никчёмная ли вообще это штука, писательство? Ведь такими убогими смотрятся закорючки на бумаге по сравнению с полновесностью живых слов; как бы причудливо не были увязаны сети словоблудствующих красивостей, предназначенных для того, чтобы мысль запуталась, забарахталась, потерялась в них, - это просто буквы, наборы чёрных значков: они сухие и почти совсем ничего не весят, как деревяшки, пустые изнутри.
Потому что один, одарённый сверх всяких мер и приличий, черканёт пару строк на радость читателю, нисколько не утруждая этим себя - из одного только любопытства. Читатель прочтёт, разволнуется, размякнет, даже, чего доброго, пустит скупую мужскую или там обильную женскую, неважно, слезу; великодушно признает автора соверменным классиком и будет перечитывать, заучивая наизусть и умудряясь находить пласты смыслов в каждом слове.
А второй будет годами корпеть над текстом, бережно баюкая каждую идею внутри, как вынашивают ребёнка перед родами, будет переписывать по многу раз каждый отрывок, каждую строчку, переставлять местами слова, пытаясь найти единственно верные и точные. А другие пролистают эту книгу, как тысячи таких же, и забудут.
Это странно и немного обидно.
И ещё так же странно и обидно бывает слушать хорошо прочитанные аудиорассказы: начинаешь опасаться, не никчёмная ли вообще это штука, писательство? Ведь такими убогими смотрятся закорючки на бумаге по сравнению с полновесностью живых слов; как бы причудливо не были увязаны сети словоблудствующих красивостей, предназначенных для того, чтобы мысль запуталась, забарахталась, потерялась в них, - это просто буквы, наборы чёрных значков: они сухие и почти совсем ничего не весят, как деревяшки, пустые изнутри.
воскресенье, 14 ноября 2004
флафф, некрофилия
Добрые люди осчастливили меня обогревателем, и больше нет необходимости кутаться в гору одеял и пледов.
Жизнь хороша до такой степени, что даже говорить ничего не хочется.)
Жизнь хороша до такой степени, что даже говорить ничего не хочется.)
пятница, 12 ноября 2004
флафф, некрофилия
«...Он на миг словно перенесся в другой мир, где поменялись местами друзья и враги, где иными были победы и дела, но это наваждение моментально схлынуло, оставив только настоящее, могилу в городке Можерон и тупую боль в сердце, от которой ему не суждено было избавиться до самой смерти, пусть даже боли с годами предстояло притупляться и тускнеть, опускаясь в темные глубины разума и памяти.
… во мраке ночи сыпались с неба лепестки лилий…
Однако все в его недолгой жизни было не напрасно – и то, что в ней осталось, и то, чего уже не воротить никогда в этой жизни, в этом мире, а о другом людям знать до урочного времени не суждено, и это, пожалуй, к лучшему, а как же иначе…
Когда тоска и боль стали так мучительны, что перестали ощущаться, заполонив собою весь мир, он протянул руку, обмакнул перо и аккуратно стряхнул лишние чернила, чтобы не осквернить разлапистой кляксой бумагу с королевской печатью и собственноручной подписью его величества. И с застывшим лицом, стараясь выводить буквы как можно аккуратнее и красивее привыкшей более к шпаге и поводьям рукой, после слов "…жалуем шевалье Шарля де Батца д'Артаньяна де Кастельмора чином лейтенанта гвардии…" вписал "роты мушкетеров его высокопреосвященства кардинала".
И не было другой дороги, кроме этой, единственной.»
(с)
Я очень хорошо помню, как сидела над этой книгой; перелистывала страницы быстро-быстро, с редким упоением и блаженной улыбкой от чувства правоты всего написанного. Маленькая, доверчивая, я не имела тогда ни малейшего понятия о "фанфиках с другой стороны" и не умела, да и не рвалась выискивать в тексте стилистические огрехи... Та же история, что с ЧКА - ох, много чего я могу сказать про неё с высоты моей теперешней "мудрости", но зачем?
Зато именно с этой никчёмной, в общем-то, книжки началась когда-то моя безграничная, всепрощающая влюблённость в кардинала Ришелье.*)
… во мраке ночи сыпались с неба лепестки лилий…
Однако все в его недолгой жизни было не напрасно – и то, что в ней осталось, и то, чего уже не воротить никогда в этой жизни, в этом мире, а о другом людям знать до урочного времени не суждено, и это, пожалуй, к лучшему, а как же иначе…
Когда тоска и боль стали так мучительны, что перестали ощущаться, заполонив собою весь мир, он протянул руку, обмакнул перо и аккуратно стряхнул лишние чернила, чтобы не осквернить разлапистой кляксой бумагу с королевской печатью и собственноручной подписью его величества. И с застывшим лицом, стараясь выводить буквы как можно аккуратнее и красивее привыкшей более к шпаге и поводьям рукой, после слов "…жалуем шевалье Шарля де Батца д'Артаньяна де Кастельмора чином лейтенанта гвардии…" вписал "роты мушкетеров его высокопреосвященства кардинала".
И не было другой дороги, кроме этой, единственной.»
(с)
Я очень хорошо помню, как сидела над этой книгой; перелистывала страницы быстро-быстро, с редким упоением и блаженной улыбкой от чувства правоты всего написанного. Маленькая, доверчивая, я не имела тогда ни малейшего понятия о "фанфиках с другой стороны" и не умела, да и не рвалась выискивать в тексте стилистические огрехи... Та же история, что с ЧКА - ох, много чего я могу сказать про неё с высоты моей теперешней "мудрости", но зачем?
Зато именно с этой никчёмной, в общем-то, книжки началась когда-то моя безграничная, всепрощающая влюблённость в кардинала Ришелье.*)
флафф, некрофилия
*шёпотом* я, кажется, опять влюбляюсь в голос...
Колыбельная теней
И, забавно сказать, в голос, многажды слышанный; но то - на концертах, когда не до голоса совсем, а тут - запись, и всё сразу совсем другое, неузнаваемое.
И не целая песня, как обычно бывает, застряла в голове, а всего-то маленький кусочек, всего-то одна-единственная строчка: как она выпевает "дождь не проникнет в этот до-
о-
ом..."
- словно по лесенке из детской спускается.
Колыбельная теней
И, забавно сказать, в голос, многажды слышанный; но то - на концертах, когда не до голоса совсем, а тут - запись, и всё сразу совсем другое, неузнаваемое.
И не целая песня, как обычно бывает, застряла в голове, а всего-то маленький кусочек, всего-то одна-единственная строчка: как она выпевает "дождь не проникнет в этот до-
о-
ом..."
- словно по лесенке из детской спускается.
флафф, некрофилия
Каждый новый дизигн дневника - уход всё глубже и глубже в пропасть моих личных ассоциаций.)
среда, 10 ноября 2004
23:37
Доступ к записи ограничен
флафф, некрофилия
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
19:12
Доступ к записи ограничен
флафф, некрофилия
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
00:48
Доступ к записи ограничен
флафф, некрофилия
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 09 ноября 2004
05:42
Доступ к записи ограничен
флафф, некрофилия
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 07 ноября 2004
флафф, некрофилия
Первая половина Манифеста вышла чудной: длиннючий, во всех отношениях гениальный внеконкурсный косплей, в котором было, кажется, всё - от Гарри Поттера, мирно вяжущего красно-жёлтый шарфик, до Чёбитов, от Сейлор Мун до мягкого, не пошлого, удивительного милого стёба над Ночным Позором (- Я стал Иным. - А это хорошо или плохо? - Это модно.=))
И даже тот идиотский косплей по Саюкам, который они демонстрировали нам ещё на Анимацури, не испортил впечатления, а, наоборот, поднял настроение бодрым имперским маршем.)
И дискотека - в Арктике, а не в проклятущем Порту, и чёрнае наряды и белые лица-маски Эрика и Махи, и клубы дыма, и отчаянно зажигающие "Ски да", и беснующаяся толпа - ещё ни на одной пати я видела такого славного непотребства, ей-Эру...
Но больше ничего не скажу, потому что затанцевалась до дрожи и боли в коленках и меня неудержимо тянет в сон; всё расскажу, но потом, когда не буду так сильно тосковать по постели и мягкой подушке.
И даже тот идиотский косплей по Саюкам, который они демонстрировали нам ещё на Анимацури, не испортил впечатления, а, наоборот, поднял настроение бодрым имперским маршем.)
И дискотека - в Арктике, а не в проклятущем Порту, и чёрнае наряды и белые лица-маски Эрика и Махи, и клубы дыма, и отчаянно зажигающие "Ски да", и беснующаяся толпа - ещё ни на одной пати я видела такого славного непотребства, ей-Эру...
Но больше ничего не скажу, потому что затанцевалась до дрожи и боли в коленках и меня неудержимо тянет в сон; всё расскажу, но потом, когда не буду так сильно тосковать по постели и мягкой подушке.
пятница, 05 ноября 2004
флафф, некрофилия
http://leonardo.newacropol.ru/index.php
Умение видеть суть - 70%
Умение наблюдать явления - 95%
Умение слушать и слышать - 72%
Умение выражать словом - 95%
Умение передавать состояние - 72%
Умение создавать - 90%
Умение находить нестандартные решения - 73%
но не верьте, на самом деле тест безумно скучный, и я понятия не имею, с какого потолка они всё это взяли%))
Умение видеть суть - 70%
Умение наблюдать явления - 95%
Умение слушать и слышать - 72%
Умение выражать словом - 95%
Умение передавать состояние - 72%
Умение создавать - 90%
Умение находить нестандартные решения - 73%
но не верьте, на самом деле тест безумно скучный, и я понятия не имею, с какого потолка они всё это взяли%))
05:38
Доступ к записи ограничен
флафф, некрофилия
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
04:43
Доступ к записи ограничен
флафф, некрофилия
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 04 ноября 2004
флафф, некрофилия
по-моему, Рея начала халявить -_-"
как ни крути, её последние работы трудно сравнить с теми, что когда-то влюбили меня в неё окончательно и бесповоротно.
.
как ни крути, её последние работы трудно сравнить с теми, что когда-то влюбили меня в неё окончательно и бесповоротно.
.
среда, 03 ноября 2004
флафф, некрофилия
Иногда мне думается, что я, вместо того, чтоб осмысливать какие-то свои немудрящие уютные истины, вспоминаю их: как вспоминают давний сон или полузабытую мечту.
Жизни прошлые и придуманные тянутся ко мне, свиваясь воедино и норовя захватить, захомутать меня цепкими призрачными сетями, и я поневоле поддаюсь наваждению и начинаю вслушиваться в их многоголосье, и каждая ниточка хочет поведать мне о чём-то своём, сокровенном, одной только ей известном.
И мне каждый раз кажется, что я знала об этом, только что поведанном, всю жизнь, только забыла почему-то, и всё новые и новые тени принимаю я в себя, поглощая их жизни и мысли.
Я была девочкой из бедной деревушки где-то под Труа, и в 12** году вместе с другими такими же нищими вечно голодными детьми натирала ноги в дороге к морю, до фантастического города Марселя, и дорога казалась бесконечной; и никто из этих детей, конечно, не добрался до Земли Обетованной, корабль, на котором согласились перевезти их, плыл прямиком в Александрию, где их всех, кто был ещё способен работать, продали на невольничьем рынке. Но всего этого я уже не видела, я умерла, не дойдя даже до Марселя, от изнеможения и голода.
Я была алхимиком раннего Средневековья, магистром тайного ордена, основателем которого, по слухам, был сам Гермес Триджывеличайший; Знание я ценил превыше всего и считал себя мудрым, просветлённым и свободным, хотя, конечно, как и все живущие, был узником собственных взглядов и убеждений - и только перед самой смертью смог наконец признаться себе в том, что жил не ради обретения высшей мудрости, не из-за веры в высшее предназначение: что жил так, как жил, только потому, что не было для меня большего удовольствия, чем корпеть над расшифровкой старых рукописей и возиться с бесконечными колбочками и ретортами, и смотреть на огонь в атаноре, - и, более того, понял, что это правильно, что так и нужно...
Я была гетерой в Древней Греции; обсидиановые осторожные глаза, быстрые загорелые пальцы; привлекательная и образованная, я умела привораживать, щедро используя всё, что дали мне боги; вечерами я вела со своими красивыми, знатными, замечательными гостями беседы о вечном - то были изысканные, умные беседы, и пустые, пустые... Я, помню, всё была недовольна чем-то, никак не умела найти того, что мне было нужно и даже смутно не представляла себе, что, собственно, искать, - и слишком много пила.
Я была единственной, любимой сестрой капитана пиратского корабля, единственной женщиной на борту, владычицей и святыней для тех грубых, полудиких людей, спешивших выполнить каждый мой каприз, - и, наверное, в этой своей жизни я была счастливее всего: там были паруса словно крылья и ветер, много ветра в лицо - всё то, что обычно понимается под свободой в романтической литературе. Я была очень счастлива и с охотой училась любить мир - и ещё тому, о чём писал Лагерквист: что человек - пилигрим в море; меня пугала и одновременно притягивала эта фраза, я-то получше многих знала о том, какое оно, море: всеобъемлющее.
Я была французким парфюмером когда-то в начале ХХ века, жадным до ароматов, молившимся на шкафчик с пряностями, - буржуа с нафиксатуаренными усиками и холёными руками, от которых всегда неуловимо веяло десятком, сотней придуманных им же самим запахов. Я охотно продал бы душу дьяволу, если б тот вместо презренного алкоголя - какое, Фауст, ты предпочитаешь? - додумался предложить мне рецепт Chanel№5.
Наверно, лет через сто или двести я буду сидеть в какой-нибудь кофейне - ведь не может быть, что кофеен тогда уже не станет, правда? - и царапать карандашом на неудобной салфетке, вспоминая жизни прошлые и придуманные, как сейчас;
интересно, что я скажу тогда об этой своей, предыдущей жизни? "Она сочиняла истории" или "она грезила другими мирами" - или что-то другое, совсем не такое поэтичное и пафосное? "Она хотела стать детским писателем и хорошим художником, журналисткой, доктором, потом - патологоанатомом, хотела стать путешественником, международным бомжом, филологом и даже, как это не смешно, актрисой - когда-то совсем давно, в детстве, - а в результате не сделалась никем из вышеперечисленного, потому что хотела, как это часто бывает, всего и сразу, и впридачу была чудовищно, невыносимо ленива - и это тоже бывает..." - так, например?
интересно, как буду думать та, другая я, которая двести лет спустя,
интересно, что будет вообще в этой жизни - хотя кому это не интересно.
"Интересно, интересно, ты знаешь, что мне интересно..."
Жизни прошлые и придуманные тянутся ко мне, свиваясь воедино и норовя захватить, захомутать меня цепкими призрачными сетями, и я поневоле поддаюсь наваждению и начинаю вслушиваться в их многоголосье, и каждая ниточка хочет поведать мне о чём-то своём, сокровенном, одной только ей известном.
И мне каждый раз кажется, что я знала об этом, только что поведанном, всю жизнь, только забыла почему-то, и всё новые и новые тени принимаю я в себя, поглощая их жизни и мысли.
Я была девочкой из бедной деревушки где-то под Труа, и в 12** году вместе с другими такими же нищими вечно голодными детьми натирала ноги в дороге к морю, до фантастического города Марселя, и дорога казалась бесконечной; и никто из этих детей, конечно, не добрался до Земли Обетованной, корабль, на котором согласились перевезти их, плыл прямиком в Александрию, где их всех, кто был ещё способен работать, продали на невольничьем рынке. Но всего этого я уже не видела, я умерла, не дойдя даже до Марселя, от изнеможения и голода.
Я была алхимиком раннего Средневековья, магистром тайного ордена, основателем которого, по слухам, был сам Гермес Триджывеличайший; Знание я ценил превыше всего и считал себя мудрым, просветлённым и свободным, хотя, конечно, как и все живущие, был узником собственных взглядов и убеждений - и только перед самой смертью смог наконец признаться себе в том, что жил не ради обретения высшей мудрости, не из-за веры в высшее предназначение: что жил так, как жил, только потому, что не было для меня большего удовольствия, чем корпеть над расшифровкой старых рукописей и возиться с бесконечными колбочками и ретортами, и смотреть на огонь в атаноре, - и, более того, понял, что это правильно, что так и нужно...
Я была гетерой в Древней Греции; обсидиановые осторожные глаза, быстрые загорелые пальцы; привлекательная и образованная, я умела привораживать, щедро используя всё, что дали мне боги; вечерами я вела со своими красивыми, знатными, замечательными гостями беседы о вечном - то были изысканные, умные беседы, и пустые, пустые... Я, помню, всё была недовольна чем-то, никак не умела найти того, что мне было нужно и даже смутно не представляла себе, что, собственно, искать, - и слишком много пила.
Я была единственной, любимой сестрой капитана пиратского корабля, единственной женщиной на борту, владычицей и святыней для тех грубых, полудиких людей, спешивших выполнить каждый мой каприз, - и, наверное, в этой своей жизни я была счастливее всего: там были паруса словно крылья и ветер, много ветра в лицо - всё то, что обычно понимается под свободой в романтической литературе. Я была очень счастлива и с охотой училась любить мир - и ещё тому, о чём писал Лагерквист: что человек - пилигрим в море; меня пугала и одновременно притягивала эта фраза, я-то получше многих знала о том, какое оно, море: всеобъемлющее.
Я была французким парфюмером когда-то в начале ХХ века, жадным до ароматов, молившимся на шкафчик с пряностями, - буржуа с нафиксатуаренными усиками и холёными руками, от которых всегда неуловимо веяло десятком, сотней придуманных им же самим запахов. Я охотно продал бы душу дьяволу, если б тот вместо презренного алкоголя - какое, Фауст, ты предпочитаешь? - додумался предложить мне рецепт Chanel№5.
Наверно, лет через сто или двести я буду сидеть в какой-нибудь кофейне - ведь не может быть, что кофеен тогда уже не станет, правда? - и царапать карандашом на неудобной салфетке, вспоминая жизни прошлые и придуманные, как сейчас;
интересно, что я скажу тогда об этой своей, предыдущей жизни? "Она сочиняла истории" или "она грезила другими мирами" - или что-то другое, совсем не такое поэтичное и пафосное? "Она хотела стать детским писателем и хорошим художником, журналисткой, доктором, потом - патологоанатомом, хотела стать путешественником, международным бомжом, филологом и даже, как это не смешно, актрисой - когда-то совсем давно, в детстве, - а в результате не сделалась никем из вышеперечисленного, потому что хотела, как это часто бывает, всего и сразу, и впридачу была чудовищно, невыносимо ленива - и это тоже бывает..." - так, например?
интересно, как буду думать та, другая я, которая двести лет спустя,
интересно, что будет вообще в этой жизни - хотя кому это не интересно.
"Интересно, интересно, ты знаешь, что мне интересно..."
флафф, некрофилия
Когда я слышу определение "мудрая девушка", применённое ко мне самой, то сразу задираю нос выше звёзд: какое-то невероятное удовольствие есть в этих словах, что-то удивительно милое - мудрая девушка. Это совсем не то, что "мудрый ребёнок", определение, затрёпанное книгами и чем угодно; мудрый ребёнок - это маленький взрослый с грустными глазами, это существо совершенно асоциальное, несчастное, скучное. Мудрая девушка - это именно девушка, такая простая, такая уютная, скорее всего - рыжая, скорее всего - с задорными хулиганистыми повадками, веснушчатая, в смешном беретике;
но, заглянув в глаза её, видишь Изиду, Софию, Эннойю -
Ибо я есмь первая и я же — последняя,
Я есмь почитаемая и презираемая,
Я есмь блудница и святая -
и многовековая гностическая мудрость обрушивается тебе на голову и бьёт сильнее, чем стопка толстенных талмудов, и вся вселенная переворачивается вверх дном,
и только она одна остаётся, звоном зависшая в пустоте,
и её веснушки, и рыжие волосы с запахом миндаля и земляники, и неуклюжий беретик -
и только в глаза заглянуть страшно.
нет, это не про меня на самом деле, и даже не Идеальная Я, ни малейшего сходства, совсем ничего нет от меня, по правде говоря, в этом словосочетании; но я даже не думаю, "как люди могут так ошибаться!" или что-то похожее, когда слышу это, - просто, просто - как же завораживает...
но, заглянув в глаза её, видишь Изиду, Софию, Эннойю -
Ибо я есмь первая и я же — последняя,
Я есмь почитаемая и презираемая,
Я есмь блудница и святая -
и многовековая гностическая мудрость обрушивается тебе на голову и бьёт сильнее, чем стопка толстенных талмудов, и вся вселенная переворачивается вверх дном,
и только она одна остаётся, звоном зависшая в пустоте,
и её веснушки, и рыжие волосы с запахом миндаля и земляники, и неуклюжий беретик -
и только в глаза заглянуть страшно.
нет, это не про меня на самом деле, и даже не Идеальная Я, ни малейшего сходства, совсем ничего нет от меня, по правде говоря, в этом словосочетании; но я даже не думаю, "как люди могут так ошибаться!" или что-то похожее, когда слышу это, - просто, просто - как же завораживает...
понедельник, 01 ноября 2004
04:41
Доступ к записи ограничен
флафф, некрофилия
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
флафф, некрофилия
Странно мне это как-то и не совсем понятно.
01:18
Доступ к записи ограничен
флафф, некрофилия
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра