Эта композиция в магазине кукол называется "Мари отходит ко сну". Речь о гофмановской Мари из "Щелкунчика", чтоб вы понимали.

Если не знаешь дороги - не покидай свой дом.
Просто смотри в окно, если можешь еще смотреть.
Каждую осень мрачным холодным сном
Сходит в конце октября на Землю живая смерть.

Через ее виденья и миражи,
Через ее туманы и облака
Сложно заметить, но все-таки он дрожит,
Все-таки он мерцает. Издалека
Маленькой точкой кажется тот огонь,
Что воплощает силу небес, и жизнь.
Так протяни сквозь туманы свою ладонь,
И ощути, осознай его. Прикоснись.

(Старые сказки для новых времен - ложь.
Огнь пожирающий - липкий вчерашний страх.
Через него осмелишься да пройдешь,
И воссоздашь себя, обратившись в прах.)

Смерть - это не наказательный приговор.
Смерть - это жизнь, продленная навсегда.
Каждую осень где-то горит костер.
Только к незрячим входит в дома беда.

Сегодня неведомо откуда нашла в себе силы организовать творческий движ по случаю Самайна. Менестреля нашла быстро, себя искать вообще не пришлось, несколько годных поэтов проявились почти моментально. Но не обошлось и без анекдотичных ситуаций. Пишет дама: - Здраствуйте. Хочу почитать стихи вместе с вами. Только ведьмой быть не хочу.
- А почему? - вопрошаю.
- Ну, у меня носа нет. Мне нос покупать не на что. И метлу. Кот есть, конечно, плюшевый. А носа нет. Или можно я приду без носа и с веником небольшим? - пишет дама.
- Без носа, - отвечаю, - никак нельзя. У нас, знаете ли, тусовка по интересам. Мы - нософилы и веникофобы.

Обиделась, конечно, болезная. Но ничего... Как говорила Брик Маяковскому: - Страдать тебе полезно. Ты помучаешься, и напишешь хорошие стихи. Дама, конечно, не Маяковский, но пострадать всяко может. Вдруг напишет поэму про кота и веник.) Хорошую.

Прости, мой друг, мне ветреность мою.
Но я в неволе песен не пою,
Лишь увядаю (медленно и тихо).

Стабильность жизни - худшая из бед,
Но так велик и ярок белый свет,
Что можно не узнать почем фунт лиха.

А расстоянье - вовсе не беда.
Пускай сейчас меж нами города,
Разлука - не причина для потери.

Утрата невозможна, милый друг,
Пока твоей рукой не замкнут круг,
Пока в мой дом тебе открыты двери.

Прозрачны мысли, как осенний свет.
Обратный мной еще не взят билет.
(О датах не обмолвимся ни словом).

Но наша встреча ближе с каждым днем,
И солнце, загораясь здесь огнем,
Сияет также ярко над Ростовом.

(фото и стихо из 2020)

#гугл_помнит #питер_2018

Темнота или Немного о сенсорной депривации ч.1

#сенсорная_депривация #бдсм #недетские_истории_в_журнале_ералаш #не_личный_опыт

Я не люблю, когда мне завязывают глаза во время секса. Да, ощущения становятся острее. Но у меня появляется чувство, что меня грубо обокрали. Однажды я даже расплакалась от обиды и спросила: "Почему только сейчас?" Человек, ослепленный уже в процессе, остается с мизерными крохами того удовольствия, которое можно получить. Такими мизерными, что подаяние нищему у церкви кажется царской казной.

Если уж и играть с темнотой, то с самого начала, еще до входа в помещение, где все будет происходить. Еще на лестнице, за несколько ступенек до. О, этот страх оступиться, совершить неверный шаг, упасть. Без возможности держаться за перила, становящийся почти паническим. Если партнер милосерден, он протянет свою руку, и появится опора в темноте . Если же нет, в лучшем случае он будет подсказывать голосом, куда наступать, хотя это не сильно поможет. Первые мгновения ориентация в пространстве теряется полностью. Так что вернее всего двигаться на четвереньках. Что могут подумать проходящие мимо? А какая уже разница? Все равно их не видно. Так что, если им не понравится, они могут удавиться от возмущения.

Даже на входе в знакомое помещение будет ощущение неловкости. Примерно помнишь, что вешалка справа. А где право? Точно, там где правая рука. А насколько справа? Сколько до нее? А диван сейчас слева или прямо? Господи, зачем было хоть немного поворачиваться? Дезориентация делает незрячего совершенно беззащитным и максимально уязвимым. Он ничего особо не ждет даже от партнера, он не понимает откуда ждать. В этот момент вокруг возникает "слепая" контр-реальность, населенная звуками, запахами, появляется ощущение, что кончиками пальцев чувствуешь расстояние де предметов. Вообще на уровне прикосновений видишь и замечаешь то, на что зрячему тебе наплевать. Ты знаешь, что он больше похож на медведя, чем на Кена. Кен целлулоидный и гладкий везде, где можно, а он нет. Но до этого он не казался таким мягким и теплым на ощупь, о него не хотелось согреться. А вот эта ямочка на пояснице? Кажется, она была вообще незамеченной, а она такая милая, что ее хочется гладить. А костяшка указательного пальца? Она же выпирает чуть больше, чем остальные. Интересно, когда это он успел ее выбить? Или так и было? А эта венка на члене, от прикосновения к которой пальцы дрожат, между ног становится мокро и самопроизвольно открывается рот, потому что очень хочется ее поцеловать? Этого всего не существовало, оно сливалось в единую картину тела, в которой детали находят либо при внимательном изучении, либо случайно.

В темноте нет условностей, если ты уходишь туда, ты полностью оставляешь себя реального другому человеку. Ты не просто доверяешь ему, ты веришь в него почти как в Бога, ибо ты не влияешь на ситуацию, ты просто принимаешь ее, и точка. В такой поход не стоит отправляться с теми, в ком сомневаешься. При первом же неверном движении партнера сорвешься в тотальное недоверие. В темноте нет лучшего и любимого, нет особо и не особо чувствительных участков тела, каждый его сантиметр необычайно остро реагирует на любое прикосновение. Даже незначительная ласка способна привести в состояние удушающего возбуждения.

По-другому ощущается боль. Из яркого наполняющего ощущения, превращается в захватывающую, удивительную, образную энергию. На внутреннем уровне ты не только чувствуешь, видишь происходящее. Как под пальцами твердеет сосок, как увеличивается сила сжатия, как боль разделяется на две змейки, расползающихся по телу. Первая-обвивает грудь теплым давящим кольцом. Вторя спускается вниз, проскальзывает вдоль всей щелки, и погружается внутрь, вызывая сладкую пульсацию внутри. Это- не пошловатое сравнение, это - ощущение на вкус: во рту появляется сладковатый привкус, как будто дали облизать ложку с медом.

Тело просит прикосновений. Более грубых, болезненных, чтобы прочувствовать человека полностью, впустить через боль в себя, оставить, запомнить как единственного из всех, буквально стать зависимым. Это-чистейшей воды психологическое якорение себя на ком-то, обречение тела на единственность выбора. Еще долго после подобного на других оно будет реагировать сухостью и раздражением, будет ждать только "своего" человека.

В это время уже максимально включается слух. Именно из-за этого я не люблю в этом состоянии ничего, кроме рук. Потому что слышишь как рука поднимается в воздух, как рассекает его. Тело не пытается уйти даже от ощутимо болезненного удара, оно подается на встречу, оно радуется боли, волной уходящей вглубь и вытекающей наружу смазкой. Боль становится синонимом самой сильной и искренней нежности, на которую способен причиняющий ее.

Пространство схлопывается. Все, что есть вокруг- ты и второй человек. Предметы, даже те, с которыми соприкасаешься, становятся слабо ощутимыми. Тело перестает восприниматься, как нечто целостное, существует только та его часть, которой уделяют внимание. Нет ощущения себя, нет мыслей, нет вообще ничего, кроме того, что получаешь извне. Хотя немного вру, по отношению к тому что получаешь просыпается жадность. Если позволяют сосать (а этого непонятно почему после порки особенно хочется), сосешь, как изголодавшаяся, которую мучили тем, что минимум год не разрешали этого делать. Если внутрь введут ладонь, ощущаешь каждый изгиб, каждое движение, "прижимаешься", непроизвольно сокращая мышцы, не желая выпускать из себя. Если ласкают клитор, извиваешься под рукой так, как будто это последний оргазм в жизни, и можно не успеть его получить. Та часть тела, которую используют, становится "генератором" удовольствия. Как сладко и мучительно можно на этом играть, не давая удовольствию стать удовлетворением. Одна из самых вкусных и жестоких по-своему практик, которую я знаю.

Когда начинаются мольбы позволить кончить (что странно, именно мольбы, а не просьбы, всегда), начинает возвращаться ощущение окружающего. В этот момент медленно введенный член, и несколько медленных фрикций сбрасывают обратно в темноту, в которой рождается легкое безумие. Рвет словами, признаниями, обрывочными фразами. Их потом не помнишь, но они, естественно, в тему, и, исходящие из глубины тебя, намного более чистые и искренние (при всей своей пошлости), чем все "я тебя люблю", сложенные вместе.

Оргазм заканчивается либо слезами, либо ненормальным смехом, либо лихорадочными объятьями.

Темнота отступает, повязка снимается с глаз. Краски режут глаза. Даже самый тусклый карандашно-серый кажется насыщенным и ярким. Минут пять привыкаешь к окружающему, попутно осознавая мысль, что только что прошел дорогу без начала и конца. Темнота сидит перед тобой, она смотрит на тебя, у нее есть имя и ты ее любишь.

Я с детства боюсь темноты в которой я одна, я люблю ту, в которой изначально двое.

Поэтому я терпеть не могу, когда мне завязывают глаза уже во время секса...

Наша сказка пишется на крови.
Вновь прошепчет дева во сне: Умри!
И восход окрасится ярко-алым

Светом, нисходящим на этот мир.
И умолкнут струны гитар и лир.
Ненависть опять будет править балом.

У нее все готово: есть стрелы, и есть мечи.
Хочешь - вой, а хочешь - плачь и кричи,
Но танцуй, пока не погаснет Солнце.

Твоя музыка нынче лишь звон да свист,
И не важно - вальс это или твист.
До заката она уже не прервется.

Но когда над землею взойдет Луна,
И отступит смерть, и уснет война,
Спой о жизни и теплом солнечном свете,

Согревавшем землю в твоем краю.
Пусть прошепчет дева во сне: Люблю!
И мелодия флейты послышится на рассвете.

Кому не спится среди ночи, та обсуждает с другом сказки по скайпу. Забавная беседа.

- Батюшка-заюшка, - говорю я другу, - понятно, что всем нам Снежная Королева милее Герды, но ведь последняя все-таки добилась своего, забрала Кая.

- И что? Какой в этом толк? Придет Королева, возьмет его за руку, и уведет обратно. Ситуативная и глупая победа, - говорит он.
- Был бы он нужен той Королеве, - отвечаю я.
- Логично. Был бы нужен - не ушел бы. Разменный человек, глупый мальчишка, несостоявшийся раб. Слишком слабый, чтобы сложить "вечность", - грустно говорит друг.

- Ага. Отказавшийся от Знания ради мирского счастья, - смеюсь я.
- Зря смеешься. Это правда. Паж, которому не стать даже Королем, не то что Магом. Но почему она так ошиблась? Она не должна была ошибиться. Это не конец сказки, - со злостью в голосе утверждает он.

- Да. Кай станет Магом. Дюймовочка выйдет замуж за Крота, и подчинит его. Красная шапочка поглотит мать и бабку, став триединой, - веселюсь я.

- Последнее, к слову, интересно. Накидай альтернативный вариант, я почитаю, - просит он.

Пообещала сдуру сочинить. Теперь придумываю, как все было "на самом деле". Чокнутый волк-кросдрессер-алкоголик и Красная Шапочка - юная шизотеричка 80 уровня уже придуманы более чем полностью. Думаю, кем могла бы быть бабка.

- Ну, да, это тебе не Ленинская библиотека, - рассмеялся друг, выслушав мой восторженный отзыв на Bibliotheque от Byredo.
- Я про Ленинскую даже не думала.
- Районная? Сельская? Школьная? Что ты тогда вообще представляла?

................................

Я думала обо всех библиотеках разом, кроме одной, и в этом была моя ошибка. Bibliotheque не навевает мыслей о длинных полутемных коридорах, очкастых работницах неразличимого возраста, хрупких филологических девах, серьезных, как инфаркт, научных сотрудниках, ящиках с карточками, стеллажами, среди которых легко заблудиться.

Он пахнет личной библиотекой. Той самой, которая принадлежит конкретному человеку, находится в одной из комнат его дома, и кроме шкафов с книгами, сухоцветов, украшающих стол и пары кожаных кресел там больше ничего нет. Это удивительно глубокий и... как бы это правильно сказать... интимный аромат. Согревающий и умиротворяющий.

И еще... Он идеально смешивается с запахом табака. Я курю, для меня это важно.

12 октября 1875 года родился хороший поэт, неплохой прозаик и великолепный мистик, открывший путь многим современным учениям - Алистер Кроули. Помянем добрым словом, как минимум.

Мастерский романс

Мат беспросветный плывет над стоянкою,
Восемь часов, как загнулась игра
И мастера утешаются пьянкою,
Водки и слов хватит им до утра!

Кончилось все, позабыты волнения,
Ужас загрузов, несданный оргвзнос...
Скопища младших детей поколения,
Что на игру пролились, как понос!

Помнишь дракона под маской отшельника
С юной эльфийкой ведущего флирт.
Помнишь, как вдруг из пушистого ельника
Вышел в игру марадановский хирт.

Помнишь, как эльфы, объевшись поганками,
Жертвы несли человечьим богам
И прокатились тяжелыми танками
По беззащитным Мордорским лугам.

Помнишь, как гномы ковали двуручники
В кузне меж скал над драконьей норой,
Как ломанулись английские лучники
В кущи чудесного мира Аррой.

Помнишь, как мастер по магии плачущий
Волосы рвал и катался в пыли -
После десятка обрядов на капище
В Красную Книгу его занесли!

Помнишь, как бард безобидною песенкой
Вызвал из леса свирепых волков,
Помнишь, как два обезумевших берсерка
Вынесли в ноль сорок пять грибников.

Помнишь на Сиде… А помнишь на Нарнии…
Хмурое утро на Мире Звезды...
Помнишь, как красный отряд Драгонармии
Гопникам дать обещался .....

Помнишь на Хишках... А помнишь на Конане...
Помнишь, как эта... А помнишь, как та...
Как поклялись мастера утомленные
Больше рогов не растить никогда!

Тухнет костер, тишина над стоянкою,
Двадцать часов, как загнулась игра.
Души согрев неизбежною пьянкою,
Дрыхнут в палатках своих мастера...