Пишет Гость:

05.02.2011 в 00:15

Фендом: Толстой Л. Н.: "Война и мир"
Персонажи: Николай Ростов / Федор Долохов.
Рейтинг: NC-17.
Жанр: юст
Ключевая фраза: "Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти." (канон).

1138 слов.

Я – есмь. Ты – будешь. Между нами – бездна.
Я пью. Ты жаждешь. Сговориться – тщетно.
М. Цветаева

читать дальше
Когда Долохов рядом, в Николая будто кто-то вселяется. Он становится другим человеком – несдержанным, азартным, и изо всех сил пытается завладеть вниманием Фёдора, своими безумствами ли, или своим успехом. Успехи случаются редко, потому что Ростов необыкновенно невезуч, и вот он пьёт, как последняя скотина, и повышает ставку, одновременно надеясь и на удачу, и на жалость Долохова. Он известный шулер, это знают все, но Николай раз за разом надеется, что с ним Фёдор сыграет честно. Но как бы ни так.

Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.

Проснувшись утром в чужом доме и с больной головой, Ростов осознаёт весь масштаб своего карточного долга, и его рука сама тянется к револьверу. Но неужели ради этого он жил – чтобы вышибить себе мозги на софе, рядом с храпящим полуголым Анатолем Курагиным? Так и не познав любви?

Николай лёг обратно, на смятую подушку, и горько всхлипнул, а потом и вовсе зарыдал, как ребёнок. Анатоль проснулся с недовольным мычанием: «мммм…Право, хватит шуметь, я только лёг…»

Николай оглядел расслабленное, прекрасное тело Курагина. Он обладал врождённой грацией и обаянием – будь всё это у Ростова, он не думал бы сейчас о самоубийстве. Он бы вот так же безмятежно лежал, а сильные руки Долохова гладили бы его, ласкали и не отпустили бы никуда.

- Ты спал с Долоховым, Анатоль?
- Ну по пьяни где упал, там и заснул. Так что спал я и на Долохове, и под Долоховым… - усмехнулся Курагин, трогая свою гладкую мускулистую грудь.
- Я серьёзно. Всем известно, что ты спал с мужчинами. Был Долохов среди них? Отвечай!
- Отсосёшь – отвечу! Могу даже с подробностями! – Анатоль смеялся уже в голос, а Ростов печально разглядывал чудесные ямочки на его щеках. Такой красивый парень – и почему такой гад?
- Значит, вы были любовниками, - констатировал он.

Николай не имел пристрастия к мужчинам, скорее даже испытывал сексуальное отвращение к рыхлым волосатым телам чиновников и генералов. Но эти двое – Долохов и Курагин – были необыкновенными, у обоих была харизма, разная, но одного толка. К ним неизменно тянулись люди, которым в жизни не хватало авантюры. Не хватало свободы. Свобода Долохова была мужественной и бесшабашной, а Анатоля – хитрой и порочной. И Николая, влекомого мечтой о военных подвигах, тянуло к той, первой. И этим рукам, говорившим о несомненном здоровье их обладателя. И волевому рту с плотно сжатыми губами. Тренированному телу. Опыту. Курагин был девкой по сравнению с ним.

- Подождите, Фёдор! – Ростов застал его уже умытым, побритым, возвращающимся в свою комнату. Долохов славился своей устойчивостью к алкоголю и, естественно, был в состоянии дойти до покоев, а наутро выглядел свежо и молодо. – Я хочу поговорить о моём долге. Пойдёмте к вам?
- Это совершенно невозможно. Там отдыхает дама, ну вы понимаете, господин Ростов? Вернёмся-ка лучше в уборную, вам, думаю, не помешает привести себя в порядок.

Николай покорно последовал за Фёдором в ослепительно-белую комнату с ровными рядами раковин, зеркалами и большой чугунной ванной, а также закопчёными пятнами чанов с водой.
- Право, встаньте в ванну и ополоснитесь водой, а то у вас жалкий вид. И выкладывайте, что вы там хотели мне сказать, Ростов! Ну же! У меня ещё много дел!
Николай, чувствуя, как от смущения у него горят уши, начал расстёгивать рубашку, но пуговицы выскальзывали у него из рук.
- У меня нет такой суммы, Долохов! – выдохнул он, прислоняясь к холодному бортику ванны.
- У вашего папеньки есть, я знаю.
- Нет, Фёдор, нет! Мы на грани разорения. Пожалуйста, прошу вас, простите мне хоть часть долга…
- Не волнуйтесь так, Ростов. Вам помочь раздеться? – попытался успокоить его Долохов, а потом подошёл и принялся помогать Николаю с одеждой. Движения его были резки и грубы, но каждая пуговица, каждая пряжка будто сама расстегивалась под его руками. Так легко. Так же как эти пуговицы, Ростов готов был ему поддаться. В одних кальсонах он стоял перед Долоховым, закрыв глаза, будто в прострации, и краснея, как маковый цвет.
- Что с тобой, Ростов?! Снимай это и залезай в ванну. Давай-давай.

Пока он копошился, Фёдор набрал ведро ледяной воды и, подойдя осторожно сзади, обрушил её на голову Николая. Тот обернулся резко, обдав Долохова тучею брызг, и встретился с ним взглядом. И замер, не в силах пошевелиться, открыв рот и судорожно глотая воздух, мокрый, растрёпанный.

У Сони были тёмные глаза необыкновенной глубины, и Николай мог часами глядеть в них, думая о том, что скрывают они. Глаза Долохова не имели глубины вообще. Светлые, будто выцветшие, с маленьким чёрным зрачком - всё было в них на поверхности. Ни тайн, ни секретов; эти глаза были просты как жизнь.

«Может, я мог бы отдать часть долга…не деньгами?» - выдавил Ростов, наклоняясь к Фёдору опасно близко, так, что его сильное горячее дыхание коснулось щеки. Николай чувствовал, будто делает что-то постыдное, и это так возбуждало его, что член стал подниматься, несмотря на холод.

- Ты предлагаешь мне…себя, Ростов? – обеспокоено спросил Долохов, и Николай кивнул, не в силах вымолвить ни слова, и, набравшись смелости, положил ладонь Фёдора на свой возбуждённый член.
- Пожалуйста. У меня нет денег. Я знаю, вы спите с мужчинами, Долохов. Ммммм… - Николай запнулся, когда проворный палец Долохова скользнул по чувствительной головке, размазывая каплю смазки, и потёр уздечку.
- Ты не мужчина, Ростов. Ты подстилка. За эти деньги я смогу купить сотню таких, как ты, так что я жду свои деньги, и как можно скорее.
- Но….ааа…..ммммм… - Долохов ловко играл с членом Николая, будто занимался этим всю жизнь, и тот терял способность говорить и мыслить. – Я умоляю вас, Долохов. Хотя бы часть долга. Вы убиваете меня…
- Зачем же? Я думаю, продавая своё тело, ты быстро наберёшь нужную сумму, это лёгкий путь. Просто раздвигаешь ноги…

Ростов раздвинул. Рука Долохова скользнула ему в промежность, сжала яйца, и палец сделал круг вокруг ануса. Ноги у Николая задрожали, он рухнул на колени, держась руками за бёдра Фёдора, и начал покрывать его член поцелуями через брюки, чувствуя, как он поднимается в тесном плену ткани, твердеет медленно, но неумолимо.
«Нет, я хотел бы продать его только вам. Вам, Долохов. Всегда хотел. Прошу вас», - исступлённо шептал Ростов, расстёгивая брюки Фёдора и вытаскивая его член в прорезь кальсонов. Жадным ртом он заглатывал нежную розовую головку, обсасывал её, облизывал и тёрся щекой.

«Бери глубже, ну же!» - приказал Долохов. Он тяжело дышал и смотрел вниз, разглядывая увлечённое лицо Николая, а потом запустил руку ему в волосы и сам начал толкаться в тёплый, влажный, покорный рот, а Ростов преданно смотрел на него снизу, как пёс на хозяина. Руки Долохова теперь действительно держали его в своей власти. Держали так, что Николай кончил без единого прикосновения, от перевозбуждения, когда Фёдор с низким рычанием спускал в его горло.

- Так и быть, за старания я прощаю тебе мелочь. За тобой остаётся сорок две тысячи, Ростов, - сказал Долохов, застёгивая брюки. – Но знаешь, будь я твоим отцом, я бы сам тебя пристрелил.

URL комментария

@темы: фанфы

@темы: карты, хьюмор

@темы: музыка, ссыли, советы

@темы: карты, хьюмор

Корабли прекрасны












еще :3

@темы: карты, ф-графии

Позавчера смотрели какиой-то турнир теннисный во Франции.
- Я ставлю на голубенького!!! У него форма красивая!!
- А я тогда на того -_- с кривыми ногами -_-

@темы: вне экрана

@темы: цистранс

@темы: антипроза

@темы: антипроза