«Мы должны свидетельствовать о Христе СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ ВО ХРИСТЕ, — утверждала она. — Потому что свидетельство о Христе исключает лжесвидетельство. А когда мы говорим одно, а делаем другое — это и есть лжесвидетельство».

Как говорится, баян, но вот именно с таким вербальным ракурсом - лжесвидетельство - я не сталкивалась. Вот нашлось новая вербализация определения, кто я есть.

Иду сегодня, десять вечера, темнота, дождь, кругом топь, сапожки плохонькие, уже подхлюпывают, обошла те дорожки, которые вчера с трудом преодолела по газону - местному собачьему туалету, - вышла на асфальтовую... А там... ровно блестит вода, заливая и оба газона с краю - обходить только вплавь... А иду с молитвой... И... по мере того, как иду... передо мной словно расступаются воды - под занесенной в каждом шаге ногой посередине блестящей глади, проступая в темноте за сантиметром сантиметр, сереет матово неширокая сухая суша...

...вспомнилось (самоирония)...Вспомнилось (самоирония):

По учению святых отцов, страсти заразны, и мы заражаем ими других. читать дальшеВ житии святителя Спиридона Тримифунтского описан такой случай. Святитель ехал на Вселенский Собор, и сопровождавший его инок очень удивился, когда на постоялом дворе гостиницы лошадь не стала есть предложенную ей хозяином капусту. Отчего так? «Оттого, – сказал святой, – что лошадь чувствует нестерпимый смрад, исходящий от капусты по той причине, что наш хозяин заражен страстью скупости».

А вот случай из жизни преподобного Амвросия Оптинского. Городской исправник хотел купить хорошую недорогую шубу, но старец отсоветовал, потому что шубу прежде носил человек, одержимый страстью гордыни. «У человека нечистого и страстного и вещи его заражены страстями, – писал преподобный Парфений Киевский. – Не прикасайся к ним, не употребляй их». А преподобный Иларион Великий велел выбрасывать овощи, которые приносили в монастырь люди, живущие в грехе.

Источник - www.pravoslavie.ru/jurnal/65106.htm Кошачий десант. Дивный длинный рассказ о кошках

----
Я не хочу никого заражать!..(

Когда думаю о близкой смерти, думаю о чистке компьютеров и интернета от присутствия меня в мире. Удалении просто всего. Потому что всё - мусор. И за всё - стыдно. И не хочу, чтобы родные, особенно дети, обнаружили все эти постыдные страстинки, увлечения и прочий блуд.

Но когда закидываю мысль о "моменте море" под пресс псих.защиты отрицания, рука удалить дневник и аккаунты на стихире и прозеру, оба эл.ящика, пожечь домашнюю коробку с творчеством, форматнуть все винты-нотик-флешки... не решается... Да что на руку грешить... Давно знаю, что надо, но продолжаю оставаться в рабстве и несвободе... Практически по апостолу... days.pravoslavie.ru/Bible/B_rim7.htm

Я не понимаю, как писать о том свидетельстве, что я приведу ниже. Я бы очень хотела, чтобы это прочитали все, кто заглядывает сюда. Я хотела бы никогда не забывать о прочитанном.

Многие помнят о том, что каждый призван к богоподобию... И даже далекие от религии люди, мне кажется, к одним из свойств Бога отнести всеведение. И вот... вот один из ярчайших примеров всеведения как ... проявления богоподобия.

О подобном есть множество свидетельств о старцах Оптиной, например. И старцах вообще. Таких, как о.Иоанн Крестьянкин. Но такого подробного, изнутри, такого тонкого и так глубоко проанализированного мне не встречалось.

«Я НЕ МОГУ ТЕБЯ ИСПОВЕДАТЬ» Из воспоминаний о старце Паисии (Олару). Архимандрит Константин (Кирилэ)

Я тоже ходил к отцу Паисию (Олару) в монастырь Сихастрия и скит Сихла, ездил туда в паломничество то один, то с друзьями, а главное – с приснопамятным профессором отцом Константином Галериу, нашим мудрым наставником в деле поиска и обретения духовных сокровищ.
Учась на Бухарестском богословском факультете я, следуя совету специалистов о том, что Священные тексты нужно читать на языке оригинала, старался выучить несколько языков, как вдруг ощутил острый экзистенциальный кризис, словно всё разом потеряло для меня смысл.

Переутомленный, дезориентированный, я решил исповедаться начиная с детства у самого достойного из всех духовников, кого я знал, – у отца Паисия (Олару). В одной из личных бесед архимандрит Никодим (Сакеларие)[1] говорил мне: «Отцы Паисий и Клеопа – истинные монахи и великие духовники. А для многих остальных было бы лучше, если бы они нашли себе другое занятие».

Я взял билет на поезд в Молдову. Но, хотя я и бежал, поезд ушел у меня из-под носа. Огорченный и сгорая от нетерпения, я вернулся к билетной кассе, решив сесть на первый же поезд, даже если он будет колесить по всей Румынии. Отправился я на следующем же поезде, проезжавшем через Брашов – Чичеу – Онешть – Аджуд – Бакэу – Пятра Нямц, а там пересел на автобус. Из Агапии пешком поднялся в гору до Сихлы[2]. Готовясь к встрече, я исписал несколько листов формата А4 мелким почерком в желании принести как можно более исчерпывающую исповедь перед этим святым человеком.

Батюшка жил в келийке на горе, по правую руку от деревянной церквушки. Перед моим приходом прошла сильная буря и распугала посетителей батюшки и паломников.

Нашел я батюшку Паисия (Олару) на улице, в маленьком садике посреди скал. Я подошел, приложился к его руке, испрашивая у него благословения, и стал усердно, но немного напористо просить его исповедать меня. Он ответил мне напрямик, что нельзя.
Меня обескуражил его отказ, но я подумал, что был недостаточно вежлив и учтив, надо было немного поговорить с ним, а затем уже обращаться с просьбой выслушать мою исповедь. Но батюшка снова отверг меня. Я сделал по меньшей мере пять попыток убедить его, чтобы он выслушал мою исповедь. Но в ответ каждый раз звучало «нет».

Раздосадованный, вымотанный, возмущенный, я спросил его:

– Но почему нет?

Тихим голосом он ответил мне:

– Я не могу, потому что я слепой.

Ответ был таким неожиданным, что как громом поразил меня.

Я подумал: «Господи, я не смог бы понести его креста! Если бы я лишился возможности читать в оригинале священные для всего мира тексты, это стало бы для меня смертельным ударом. Признаюсь, я не смог бы понести такого креста. Почему Ты дал его, Господи, возлюбленному Своему ученику? Но да будет так». И еще я подумал: «Лучше быть мертвым, чем слепым».

При мысли о тяжести его креста я пришел в замешательство. Но мое эгоистичное упорство все-таки привело мне на ум такую мысль: «Но я-то на самом деле хочу, чтобы он меня выслушал, а не увидел». Я подумал это, но не сказал.

А он спрашивает меня:

– Знаешь, где самое плохое место?

Я ответил, что не знаю. Он говорит мне:

– Самое плохое место там, где я.

Я снова прошу его выслушать мою исповедь. Мне обидно снова слышать отказ, и в голове моей проносится мысль: «Что это батюшка отказывает мне?! Ну да, ведь я человек умный, а он простой». И вдруг на меня словно обрушивается лавина – батюшка говорит:

– Чего ты ищешь у меня, человека простого и глупого, – и обращается ко мне по имени, – почему бы тебе не пойти исповедаться и побеседовать с профессорами и твоими просвещенными наставниками: к отцу Стэнилоае, отцу Галериу и другим?

В его присутствии я чувствовал себя словно в другом мире. Пространство, время и глубина его слов обретали новые измерения, как будто исходили из мира иного. Я был потрясен тем, что хоть я и не говорил ему, как меня зовут, где я учусь, кто мои руководители, но он, к моему удивлению, очень информирован обо мне. Оглядываюсь вокруг, но никого не вижу, не вижу и электрических проводов, ни телефонных тоже, к тому же я точно знал, что никому не открывал своего намерения, своих планов поехать исповедаться к отцу Паисию. Я понял, что он исполнен благодати, что он знает всё, что у него дар прозорливости от Бога.

Прошу его снова, чтобы он меня принял…

– Знаете, батюшка, я ведь стеснен в средствах и приложил такие усилия, чтобы добраться сюда и исповедаться.

Он отвечает мне:

– Знаю, что ты опоздал на поезд в Бухаресте. Знаю, что ехал через Брашов, Чичеу, Аджуд, Бакэу… окольными путями, но не могу…

А потом, как мне показалось, он попытался уклониться от беседы, говоря, как тяжело, мол, сдвинуть с места эти глыбы. Он имел в виду окаменение моего сердца и по сути ссылался на пророка, который говорит: «Переделайте сердца ваши каменные хотя бы в сердца плотяные, чтобы Господь затем обновил их»[3]. Сила его внутренней молитвы разбивала глыбы моего окамененного сердца.

Ощущаю горечь от его отказа и чувство ущемленной гордости. Решаюсь попросить еще раз. Теперь он оправдывает свой отказ, говоря мне:

– Я великий грешник, упрямый и очень гордый.

Я понял, что это он показывает мне, как в зеркале, мою внутреннюю жизнь! И решил отказаться от своей затеи. Помысл сказал мне: «Не терзай человека Божия, не отнимай у него время, необходимое для молитвы, приложись к его руке, испроси благословения и уходи».

Не успел я додумать эту свою мысль о том, что я недостоин, как батюшка снова изумляет меня, сказав:

— А теперь, тэтукуца[4], теперь я могу тебя исповедать.

Он взял меня за руку и повел в свою келийку с маленькими окошечками, надел епитрахиль и фелонь, зажег свечу и начал читать по памяти молитвы перед исповедью. Я тем временем выложил из кармана свои записи – я ведь хотел принести полную исповедь – и стал ловить лучик света от свечи или окошка, чтобы видно было написанное на бумаге.

И снова неожиданность. Закончив читать молитвы, батюшка начинает спрашивать меня о моих грехах в том порядке, в каком я их записал в своих бумагах. Меня как будто огнем обожгло. Буря мыслей и чувств закипела во мне. Не преминул всплыть и злой помысл. Примерно через полчаса после того, как он стал перечислять грехи (на самом же деле – спрашивать меня о моих личных грехах), я сказал себе: «Знаю, что батюшка святой человек, но все-таки он не Бог».

Сначала я думал, что всё это простое совпадение, что просто так вышло, что кое-что он знает, и только когда минут через 45 он слово в слово стал повторять то, что было записано в моих бумагах, я встрепенулся: ну это уже слишком …

Опечаленным голосом он говорит мне:

– Тэтукуца, ну почему ты и сейчас всё еще сомневаешься?

Я понял теперь, что это я слепой, глупый, окамененный, упрямый, гордый и прочее, в чём он обвинял себя, чтобы помочь мне пробудить в себе смирение, покаяние и слезы.
С этого момента он по-другому повел исповедь. Он говорил мне, что у меня в уме, на сердце и что написано на бумаге еще около трех часов. Затем, словно рассердившись, он останавливается, как бы озадаченный моим молчанием, чтобы незаметно отвести внимание от даров, обитавших в нем, и говорит мне:

– Сначала ты целый час терзаешь меня, желая исповедаться, так скажи же, что тебе надо сказать.

Я отвечаю ему:

– Батюшка, вы сказали мне всё… Мне больше нечего сказать…

Тогда он обращается ко мне, называя меня тем именем, каким мама звала меня в детстве, когда хотела приласкать. Затем посыпались имена моих родителей, одноклассников, родственников, друзей, преподавателей: имя, возраст, профессия, характерные детали и масса подробностей о жизни каждого, сотни и сотни имен… Это наводило на мысль, что работа даже самых страшных организаций, специально созданных для того, чтобы регистрировать каждую мелочь нашей личной жизни, – ничто по сравнению с ошеломляющей безмерностью всей той информации, которая ведома батюшке.

Своей высшей точки мое удивление достигло тогда, когда он начал говорить мне о будущем. Он подсказал, как нужно будет преподнести историю святого благоверного Штефана Великого[5] в монастыре Путна, чтобы не настроить против себя политические власти, бывшие столь же враждебными к Церкви в то время, как и сегодня.

В тот момент, когда он стал читать разрешительную молитву, я словно вкусил радостей рая. Всё, что он мне рассказал о будущем, я тут же забыл, и лишь по мере того, как развивались события, у меня в памяти всплывали слова, которые говорил мне святой батюшка. То были его свидетельства, разворачивающиеся во времени в течение уже почти 30 лет, с подробностями вплоть до математической точности, сообщенными мне батюшкой.

Словами невозможно описать ту реальность и глубокую радость, которую я испытал после его разрешительной молитвы.



[1] Архимандрит Никодим (Сакеларие; 1902–1973) – современный подвижник благочестия, вошедший в «Румынский патерик». До изгнания монахов из монастырей в 1959 г. преподавал в богословских семинариях. Составил фундаментальный справочник по каноническому праву в помощь духовникам под названием «Церковное правило».

[2] Расстояние от монастыря Агапия до скита Сихла, где отшельником жил старец Паисий в 1972–1984 гг., составляет 7 км.

[3] См.: Иез. 11: 19.

[4] Ласковое обращение вроде «батенька».

[5] Штефан III Великий и святой (1429–1504) – господарь Молдовы, символ ее величия и гордости.

Я считаю написанное далеко не бесспорным. При всем моем уважении к духовной высоте авторов. Может быть, я не доросла. Но многое я очень принимаю. Автор как бы про воспитание детей пишет, и в контексте детей я трудно соглашаюсь. То есть соглашаюсь не со всем. А в отношении взрослых, пожалуй.
То есть даже так. Я знаю, что так должно быть, но для меня это пока недостижимая высота.

www.pravoslavie.ru/jurnal/64936.htm кратко - оставь человека в покое, не дави, займись собой, а его доверь Богу

читать дальшеКогда в 1986 году я впервые приехал на Святую Гору, я спросил монаха в скиту святой Анны:

– Батюшка, ты монах, у тебя нет семьи, детей, ты не строишь дома, не работаешь на заводе; что же ты делаешь для мира?

Тогда мне было 16 лет. И он ответил мне:

– Знаешь, я подвержен многим страстям и немощам. Я постоянно гневаюсь, нервничаю, у меня трудный характер. И мое дело для вас, живущих в миру, – ваш покой, ибо я не обременяю вас своими страстями и слабостями. Если бы я жил рядом с вами, я бы утомлял вас собой, своим тяжелым характером. Сейчас по крайней мере я никого не беспокою. Я живу здесь в своем безмолвии, в своих ошибках, в своих грехах, но оставляю вас в покое.

Это очень глубокие и значимые слова. Мы должны стремиться к тому, чтобы не раздражать тех, кто находится рядом с нами, не утомлять их, не угнетать их личность. Потому что даже если говоришь с человеком о чем-то хорошем и правильном, но давишь на него – это раздражает. Например когда кто-то говорит тебе, что нужно поститься, молиться, ходить в церковь, но при этом слишком настойчив, такое внушение только раздражает и злит, и результат бывает обратным. Поэтому оставь другого в покое, чтобы он постепенно сам понял всё, что ты хочешь сказать ему, не заставляй людей делать что-то насильно, не раздражай их.

Прошло 22 года с той моей поездки на Святую Гору, а этот подвижник продолжает делать то же самое – он живет в безмолвии, вошел в улей своей души и собрал мед своей жизни, но теперь люди сами просят его о помощи, приходят и говорят:

– Дай нам силу твоей души, сядь поговори с нами, мы хотим прикоснуться к тебе, хотим исповедаться у тебя!

Видите, он никого не беспокоил, но теперь люди его беспокоят и ищут. Почему? Потому что у него есть то, чего нет у них. Когда ты тревожишь других людей и оказываешь на них давление, ты не сможешь успокоить их душу, не убедишь их изменить свою жизнь. Силой нельзя заставить человека изменить свою жизнь, нельзя навязать ему добро. Изменить можно только себя. Поэтому так часто наши слова не бывают услышаны, никого не убеждают и никак не влияют на остальных людей. Пусть твой ребенок растет тихо и спокойно, оставь его в покое, не читай ему нотаций. Попробуй изменить себя. Стань немного отшельником, исихастом. Ничего, что ты живешь в городе, где шум и сумасшедший ритм жизни, живи немножко так, как будто ты монах. Старайся заниматься собой, взращивай свою душу, копи в ней спокойствие, тишину и счастье, и когда она переполнится ими, ты сможешь передать все эти богатства своему ребенку без многословных речей и строгого одергивания его поведения, которые лишь раздражают.

Оказывая давление на кого-то, мы подтверждаем тем самым, что не чувствуем себя счастливыми. Попытка убедить кого-то в своей правоте силой означает, что твое делание не преисполняет тебя самого. Человек, который удовлетворен тем, что он делает, не давит на остальных. Он счастлив. Скажи, видят ли твои дети, или твой муж, или твоя жена, или остальные люди, что ты счастлив тем, что делаешь? Вот ты идешь в храм – делает ли тебя счастливым жизнь в Церкви? Исполняет ли тебя миром? Если так и ты спокоен, то ты не разглагольствуешь об этом перед ребенком, твое умиротворение заметно само по себе, и ребенок это понимает. Когда преисполнен счастьем, не испытываешь желания сказать: «Ты должен пойти в храм!» Не заставляешь силой, не раздражаешь, а предлагаешь, показываешь, просто чувствуешь себя счастливым и думаешь: «Меня не интересует, хотят ли мои родственники, мои соседи пойти в храм. Для меня вопрос в другом: я, идущий в храм, как священник, как христианин, – счастлив ли я? Если я счастлив, то они это увидят, об этом расскажет им мое лицо, мои слова, мое поведение. Я не могу никого заставить жить моей жизнью. Даже Бог этого не хочет, даже Он этого не делает».

Иисус ходил со Своими учениками, и в какой-то момент некоторые из учеников (ведь сначала их было больше, чем 12) оставили Его, не желая более быть Его учениками. В тот час Он обратился к Двенадцати и задал им вопрос, который мы, возможно, не решились бы задать нашим детям. Господь их спросил:

– Может быть, и вы хотите уйти?

Словно говоря им:

– И вы хотите уйти от Меня? И вы? Эти уходят, видите их? И вы хотите уйти?

Тогда Петр сказал Ему:

– Господи, куда же нам идти, если Ты лучший Учитель! Если наша душа успокаивается, утихает возле Тебя, как же нам уйти?

И Господь будто отвечает на его слова:

– Я хочу, чтобы вы остались со Мной, но чтобы остались по своей воле. Не хочу вас заставлять силой (см. Ин. 6: 67–69).

Кто из нас может сказать своему ребенку:

– Дитя мое, я хочу, чтобы ты остался со мной не из-за того, что я твой отец, твоя мать, не из-за того, что закон позволяет заставить тебя оставаться со мной до 18 лет, а потому, что хочу, чтобы ты чувствовал себя счастливым рядом со мной. Хочешь ли ты остаться? Если я дам тебе возможность выбора, уйдешь ли ты? Сегодня вечером, например, ты остаешься, потому что боишься, что я ударю тебя, если ты соберешься уйти, или потому что радуешься возможности побыть вместе?

Вот это и есть цель, и ее не так легко достигнуть, но Бог хочет именно этого, и никого не принуждает. Захотели – пришли, а если кто-то хочет уйти, то может сделать и так. Господь хочет, чтобы ты свободно поступал по своему желанию.

Когда блудный сын сказал своему отцу: «Я хочу, чтобы ты дал мне мою долю, хочу уйти и жить, как я хочу!» – его отец, хотя в глубине души и не желал этого, выполнил его волю. Он отдал сыну его долю имущества со словами: «Дитя мое, я тебя люблю, но любовь не есть принуждение».

Ты не можешь хотеть, чтобы кто-то полюбил тебя через силу, потому что это – не любовь. Мы не можем заставить своих жен или мужей любить нас в принудительном порядке, мы не можем и не имеем права принуждать к этому своих детей. Любовь нельзя навязать, человек может быть только вдохновлен к ней. Поэтому отец блудного сына говорит ему: «Возьми свои деньги, свое имущество и иди, но я знаю, что люблю тебя так сильно, что куда бы ты ни пошел, такого, как я, не найдешь. Знаю, что ты будешь жить в распутстве, во блуде, впутаешься в неприятности, но когда-нибудь ты вернешься ко мне. Я не хочу тебя удерживать и не буду этого делать».

Вот так отец дал сыну свободу выбора. Почему? Потому что он сам был спокоен и уверен в любви, которую испытывал к своему чаду. Когда ты уверен в том, что делаешь, то пребываешь в покое. Когда же в доме ссоры и крики, даже из самых правильных и достойных побуждений, они перестают быть хорошими. Нельзя ругать ребенка за то, что он делает. Если твой ребенок совершил какой-то недостойный поступок, ты совершаешь намного больший грех, устраивая из-за этого скандал, чтобы таким образом направить его по правильному пути. Зло не может быть исправлено ​​новым злом. Вот почему мы говорим: нужно сначала самому сделать первый шаг, самому стать счастливым, искренне радоваться тому, как живешь.

Позвольте мне рассказать вам о том, как поступил один человек, будущий святой, когда, вернувшись домой, застал свою жену с другим мужчиной. Он очень любил свою жену, но знал, что любовь нельзя навязать, он очень хотел, чтобы и она любила его, но понял, что это невозможно. И тогда он сказал ей: «Раз ты с другим, значит, не хочешь быть со мной. Прощай, я ухожу».

И он ушел и стал учеником святого Антония. Это святой Павел Препростый, великий подвижник и великий чудотворец Церкви, который изгонял бесов. Он так сильно любил свою жену, что уважал ее свободу даже тогда, когда она согрешила. Он не мог заставить ее насильно полюбить его, но он и не возненавидел ее. Он сказал: «Вопрос в том, что я буду делать с самим собой. Если нужно заболеть вместе с тобой, чтобы ты меня полюбила, если нужно заболеть, чтобы заставить тебя стать такой, какой я хочу, чтобы ты была, то это не имеет смысла». И со словами: «Я стану святым. Хотя бы себя я спасу!» – он встал и ушел в пустыню.

И мы должны этому учиться. Учиться замыкаться на себе – в хорошем смысле слова, заботиться о своей душе, о мире внутреннего мира. Это не презрение к другим людям, а оказание помощи, потому что если ты сумеешь передать им это спокойствие и мир, то сделаешь их лучше. Тогда как ссора, родившаяся из желания помочь и изменить ситуацию к лучшему, помощью не является.

Когда мы мучаем других, мы этим показываем, что на самом деле у нас есть проблемы. Мы стараемся их не замечать и часто перекладываем вину на чужие плечи. А ведь можно пойти к духовнику и честно сказать ему:

– Отче, по правде говоря, мой ребенок не виноват в том, что происходит. На самом деле у меня масса проблем, я ссорюсь с мужем, нервничаю, у меня расшатанная нервная система, я бываю несдержанной, вот и выплескиваю свои отрицательные эмоции на ребенка, оказывая на него давление.

Хотя нередко женщины и говорят искренне:

– Батюшка, я часто ругаю своего ребенка и кричу на него. Это моя вина. Предположим, что-то произошло между мной и мужем, мы поссорились, не поняли друг друга, а спорить с ним я не решаюсь, потому что сила на его стороне. Вот я и срываю зло на ребенке, ругаю его без повода, хотя говорю, что это для его же пользы.

Эти срывы – свидетельства того, что мать сама часто испытывает внутренний дискомфорт, у нее есть свои проблемы. Другой не виноват в том, что мы несчастливы. Ни ребенок, ни муж, ни жена. Каждый несет ответственность за поле своей собственной души. Бог спросит меня: «Был ли ты счастлив? Был ли ты доволен своей жизнью? Я ведь не заставлял тебя спасать весь мир».

Что мы можем дать этому миру и окружающим нас людям? Если в нас есть что-то сильное, цельное, то мы можем поделиться этим с другими. Но чтобы это приобрести, сначала надо немножко принудить себя. Все мы очень эгоистичны. И признаком нашего эгоизма является постоянная склонность навязывать свое мнение. Мы хотим, чтобы наша воля исполнялась обязательно, а когда люди ведут себя по-другому, мы тут же указываем им на их ошибки и вменяем им в вину всё, что нам не нравится: «Это ужасно! Ты должен измениться, должен исправиться, мне не нравится твое поведение, ты небезупречен!»

Так говорим мы. А вот старец Паисий, когда видел ошибки других людей, никогда ничего им не навязывал. Всегда брал ошибки других людей на себя, хотя не был виноват. Он говорил:

– Я виноват!

– Ах, батюшка, да в чем же ты виноват? Те, о ком ты печалишься, были нездешние, они пришли и ушли. Зачем ты себя обвиняешь из-за них?

– Если бы я был хорошим, то они бы сейчас не ссорились.

Однажды к старцу приехала супружеская пара. Они рассказали ему, что развелись. Вместо того, чтобы читать им проповедь и заставить их раскаяться, старец сказал:

– Это я виноват в том, что они развелись. Если бы у меня были хорошие отношения с Богом, если бы я помолился, они бы не развелись… Где молитва? У меня нет смирения, и Бог не слышит меня.

Он ничего не навязывал другим, а всегда хотел исправить себя. И говорил, как и все святые: «Это во мне всё не так, у меня проблемы, а не у другого». Подумайте – у меня, а не у моего ребенка, моего мужа, моей жены. Вот так каждый должен сказать о себе: «Я знаю, что это я виноват. Буду искать вину в себе, а не в других, постараюсь не создавать им проблем в жизни».

Очень хорошо, когда в доме есть послушание и уважение друг к другу. Но мы не можем требовать этого от других, мы можем только вдохновлять их на это. Многие отцы, стукнув кулаком по столу, кричат своему ребенку:

– Будешь слушать меня! Будешь делать, как я говорю, потому что я твой отец! Будешь выполнять все мои приказы, пока тебе не исполнится 18 лет! И точка!

Ребенок дрожит от страха и думает про себя:

– Вот исполнится мне 18 лет, тогда увидишь, что будет!

И терпит, и ждет, молча исполняя указания, а потом уходит из дома. Часто навсегда.

Я знаю сына, который сказал своему отцу:

–Ты сейчас уже не можешь ничего сделать. Мне уже исполнилось 18 лет, я уже вырос! До свидания!

А потом встал и ушел. Вот пример принудительного и безуспешного воспитания.

Когда ребенок окончит школу и вступит во взрослую жизнь, как он будет жить? До тех пор, пока он рядом с тобой, ты строишь из себя учителя и заставляешь его что-то делать. Когда же он начнет жить своей жизнью, будет ли он соблюдать посты? Когда он уедет учиться в Англию, будет ли он ходить в храм? Ведь там хождение в храм будет иметь большую ценность. Ведь он будет делать это сам, будет делать то, что он выбрал, что он сам решил. И если он скажет: «У меня есть выбор: я могу поспать, могу засидеться до зари, а могу пойти в храм, и я выбираю храм», – значит, его правильно воспитали. Только такое воспитание и имеет ценность. Именно оно и должно являться родительской целью, несмотря на все трудности.

Обладающий истинной свободой и в душе ближнего создает покой и ощущение свободы. Тогда человек может свободно выражать свое мнение, не боясь того, что услышит в ответ. Скажем, многие женщины переживают, нервничают, если им нужно поговорить с мужем, высказать свое мнение, потому что муж не терпит этого, не хочет слышать, хочет навязать свое мнение. Запомни: это не дух свободы, а давление, ты не даешь душе человека, живущего рядом с тобою, возрастать и цвести перед Богом. А ведь когда ваша семья только создавалась, у вас были общие надежды, общие разговоры, вы мечтали, как будете жить, как будете идти по этой дороге рука об руку… Но начинается будничная жизнь, рутина, усталость, и душа как бы сжимается. И забывается всё, что когда-то было дорого.

Великая вещь – уметь слушать другого и уважать чужое мнение. В школе, где я преподаю, мне больше нравятся те дети, которые мне возражают, которые не принимают сразу то, что я им говорю, они мне нравятся больше тех, кто всегда и со всем соглашается. Я хочу услышать не формальное «да», я хочу, чтобы ребенок объяснил, почему он говорит: «Да, батюшка, я согласен с этим».

Если ребенок поделился своим мнением с тобой, даже если оно отлично от твоего, поверь, ты приобрел что-то очень большое, ты завоевал его доверие, он тебе открывает душу, хотя и не соглашается с тобой, а это значит, что он не боится тебя. Кого предпочесть: человека, который молча сидит перед тобой, а внутри его раздирают сомнения, его мысли блуждают, задыхаются, теряются среди тысячи непонятных вещей, или того, который просто говорит: «Батюшка, я не согласен с тем, что ты говоришь, это кажется мне трудным, у меня другое мнение на этот счет»?

Я тогда отвечаю:

– Скажи, что ты думаешь, не бойся. Давай поговорим. Ты выскажешь свое мнение, а я тебе скажу о том, что говорит Церковь, и если я смогу убедить тебя, то будет хорошо. Если я не смогу убедить тебя, ничего страшного. Жизнь тебя убедит. Ты уйдешь от меня, будешь жить своей жизнью, будешь совершать свои грехи, будешь делать то, что хочешь, но я знаю, что был прав в разговоре с тобой, и сама жизнь тебя научит. Однако я не могу воздействовать на тебя силой, не могу навязать тебе то, о чем говорю, даже если это правда.

Даже если ты сказал самые лучшие, самые правильные слова, другой должен принять их свободно и согласиться с ними. «Кто хочет идти за Мною?» (Мк. 8: 34) – думали ли вы когда-нибудь, как это страшно?

Кто из вас сегодня был в храме? Тем, кто был, я хочу сказать, что вы сильные. Господь хочет, чтобы все мы шли в храм, но мы так свободны перед Ним, что спокойно говорим Ему: «Сегодня я не хочу идти в храм, потому что хочу спать. Я не хочу идти в храм, потому что мне лень, я не хочу идти в храм, потому что… не хочу».

А Бог что делает? Он любит каждого из нас. Ждет. Неужели Он тебе чем-то навредил? Неужели Он тебя чем-то наказал? Неужели Он тебе сделал какое-то зло? Нет. Ты дышишь, прощупывается пульс, и Бог говорит тебе:

– Ты не пришел в храм, но Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты пришел ко Мне, но Я хочу, чтобы ты этого захотел! Я хочу, чтобы ты пришел по своей свободной воле.

Мне очень нравится, когда молодые люди добровольно приходят на исповедь. Я спрашиваю:

– Кто привел тебя – твоя мать, твой отец?

– Никто! Я сам.

Есть дети, которые приходят на исповедь в тайне от родителей, дома об этом никто не знает, они идут в храм добровольно. Родители такого ребенка, возможно, думают, что он занят чем-то дурным, раз его нет дома, и мать постоянно донимает его своими нравоучениями, а он хочет быть ближе к Богу, хочет – и приходит. Это имеет очень большое значение. Ведь есть дети, которых приводят насильно, заставляют, но Бог не хочет этого, потому что принуждение является откровенным адом. Если я силой поставлю тебя в рай, то ты будешь чувствовать себя там как в аду. Поэтому Христос сказал:

– Я хочу, чтобы вы любили Меня, но Я хочу, чтобы это был ваш свободный выбор, чтобы вы полюбили Меня по своей свободной воле!

Как часто у нас не хватает веры в Божий Промысл, и мы думаем, что можем и должны что-то решить, исправить, переделать… Тогда мы впадаем в истерику и говорим: «Если я срочно не сделаю что-нибудь, то он погибнет! Если я не буду кричать на своего ребенка, то он вырастет пропащим! Если я не буду устраивать скандалы своей жене или своему мужу, ничего не изменится». Мы наивно полагаем, что имеем великую силу, чтобы влиять на людей вокруг нас, что можем что-то сказать и этим изменить своего ребенка или близкого человека. Нет! Не ты изменяешь своего ребенка! Бог делает это! Божий Промысл изменит твоего ребенка. Где сейчас твой ребенок? Где сейчас твой муж, твой знакомый? Мы не знаем, что они делают, но Господь рядом с ними. Нельзя по телефону преследовать дорогого тебе человека, задавая ему каждые 10 минут вопрос: «Где ты, что ты делаешь?», «Ты знаешь, который час?», «Когда же ты вернешься домой?»

Нельзя всё время чувствовать эту ужасную неуверенность в другом, думать, что, может быть, всё уже изменилось, может быть, он не любит меня… Надо довериться Богу и сказать от всего сердца: «Боже мой, передаю в Твои руки человека, которого люблю!»

И поверить, что Господь позаботится о нем, и успокоиться. И тогда увидишь, что Бог не оставит его.

Я расскажу вам о мужественном и неожиданном поступке старца Порфирия. Как-то к нему на исповедь пришел мужчина. Он исповедал все свои грехи, кроме одного, который был самым серьезным в его жизни. Он был женат, но изменял своей жене с любовницей. Все они жили в Афинах, и у этого мужчины были взрослые дети-студенты, которые учились там же, в Афинах. Об этом он старцу не сказал. Когда исповедь была окончена, старец Порфирий спросил:

– Это всё? Закончил ли ты исповедь?

Мужчина ответил:

– Да. Закончил.

Старец прочитал над ним разрешительную молитву. Мужчина был готов уйти, открыл дверь, но старец Порфирий сказал ему:

– Подожди. Я хочу тебе сказать кое-что.

Мужчина повернулся к нему, а сам про себя подумал: «Ну вот, а еще говорят, что он святой и всё видит. Ни о чем он не догадался, не знает, что я скрыл от него». А старец, глядя ему в глаза, произнес:

– Разреши мне дать тебе совет. Женщину, с которой ты изменяешь своей жене, не привози больше в тот отель в Афинах, где всегда с ней бываешь. Кто-то из твоих сыновей-студентов может тебя увидеть и очень сильно огорчится и обидится на тебя. Если же страсть твоя так сильна, что не можешь остановиться, уезжай подальше, чтобы тебя никто не видел.

Мужчина потерял дар речи от удивления. Он был поражен, что старец знал о его грехе, но не говорил о нем с гневом, а проявил уважение к нему. Насильно даже исповедь не может произойти. Заставить человека исповедаться нельзя – если он сам не хочет этого. Сам должен этого хотеть и сам об этом сказать.

А старец не только не ругал его, но и подсказал, как удобнее грешить, напомнил, что надо быть осторожным, чтобы сохранить хорошие отношения с детьми. Вы можете себе это представить?

Почему старец Порфирий это сделал? Неужели чтобы Господь оставил этого человека? Нет. Но нужно быть святым, чтобы кому-то такое сказать. Старец знал, что будет дальше. Он сказал ему:

– Я дал тебе совет. Но это не всё. Я буду усердно молиться за тебя Богу, и Он не оставит тебя.

Прошло время, и этот человек действительно изменил свою жизнь. Тогда он приехал к старцу и, стоя на коленях, с плачем исповедал этот грех. А потом сказал старцу Порфирию:

– Батюшка, ты меня тронул тем, что не стал меня ругать, не стал пугать меня. Во мне всё перевернулось. Я вдруг понял, что, поскольку ты не принуждаешь меня, я должен сам себя заставить измениться. Ты сумел, не осуждая меня, помочь мне.

Как прекрасно исправлять кого-то, никогда с ним не ссорясь! Как хорошо, когда человек по твоим глазам понимает, что ты хочешь ему сказать, когда чувствует твою любовь и отвечает тем же. И куда бы он ни шел, он всегда вернется, потому что благость твоей души обязательно позовет его обратно. Так сделал и старец Порфирий. Тот человек изменил свою жизнь без давления. Как это прекрасно и правильно! Чтобы никто нас не заставлял силой что-то делать. Чтобы мы могли чувствовать себя в Церкви свободно и подвизаться – как говорят святые – любочестием, с радостью говоря: «Разве я могу быть таким неблагодарным по отношению к Господу, Который всё видит, всё знает, Который меня не наказывает, а дает мне годы жизни, дает мне всё новые удобные случаи проявить свою любовь, постоянно дает возможности стать лучше? Нет, я ни за что не буду таким!»

Наш Бог – добрый и милосердный, Он не какое-то страшилище, которое вечно принуждает нас. Так давайте воспитывать и своих детей без психологического давления, давайте не будем пугать их. Тот строгий, ужасный бог, который ругает нас, который кажется чудовищем, – это не наш Бог!

(Окончание следует.)

Архимандрит Андрей (Конанос)
Перевел с болгарского Виталий Чеботар

Из Интервью с Сергеем Худиевым. Умная Россия

“Непознанная жизнь не стоит того, чтобы быть прожитой”. Сократ

Не смогла пройти мимо.
Говорила с Господом не об исцелении... о Его воле, Его любви и укреплении маленького и его родных, причастии их Богу.

Исходник - ycnokoutellb.livejournal.com/869267.html


Не просят денег, не просят помощи.

Просим надежды...

Прошу, кто может - атеист не атеист - просто помолитесь о Матфее!
Сколько бы денег ни было - они уже не помогут. Осталась надежда на чудо, Бога, Вселенную - как хотите, так и называйте...

"Люди - милые, любимые - не прошу денег, не рекламирую волшебные услуги и не призываю купить очередную необходимейшую штуку, прошу Вас помолиться за моего сына Матфея.

Ему три года и у него рак – глиобластома ствола головного мозга. Это злокачественная и неоперабельная опухоль, остановить рост которой невозможно.

Болеет полгода, вставили шунт, облучили, прохимичили, больше ничего сделать не могут нигде в мире, это изначально неизлечимая болезнь.

Сейчас его уже не лечат, он дома, под «динамическим наблюдением». Пока играет в роботов и радуется; не ходит – слабый после последней химии.

Врачи прогнозируют вскоре «продолженный рост» опухоли, который приведет к смерти, часто медленной и мучительной. Матфей самый обыкновенный мальчик, хочу, чтобы он обыкновенно жил и не хочу, чтобы умирал.

Прошу вас, помолитесь за Матфея.
Верю в Бога и в силу молитвы всем миром.

Татьяна - мама
Прошу перепост.

Немного более эмоционально и ммм агрессивно, чем хотелось бы. Но, когда закидывают утомительными политическими и церковными истериками... неумно не сохранить оазис "другого взгляда", внезапно импонирующий части меня.

ycnokoutellb.livejournal.com/profile = ycnokoutellb.ru/
opmd.livejournal.com

Понятия не имею, кто эти люди.
На данном этапе могу использовать в качестве отдушины.
И зеркала. На свою кривую рожу смотреть и чужие кривые рожи отражать.

СпасиБо Тебе, Господи! Поддержал и отразил!