"Измена была не её стилем ведения домашнего хозяйства"(с)*** Это был абсолютно неприеблимый вариант
На обдом и архивов читала фик "Третий день", но он как-то непонятно закончился, и хотелось бы узнать, это полня версия или нет. Последнее предложение "Землетрясение… внесло в них свои корректировки… - затухающим голосом произнес Чейз и закрыл глаза. Он снова потерял сознание"... это что и правд конец?
Название: МАШИНОТЕРАПИЯ Альтернативное название: МЫШИНОТЕРАПИЯ. А можно еще МЫШИНОТИРАНИЯ. Автор: мышьбелая Пейринг: Хилсон форева Рейтинг: NC-17 Жанр: PWP, в чем и каюсь, икая Дисклаймер: персонажи не мои Саммари: после первого раза Предупреждение: слэш слэш слэш (в смысле трах трах трах. Но не совсем.) От автора: все написали, мне тоже захотелось.
Посвящается геям-малолеткам (см.комменты)
читать дальше*** Они ехали по шоссе уже полчаса, и за это время ни один из них не произнес ни слова. Хаус, за рулем «Корвета», смотрел на дорогу, Уилсон, рядом в пассажирском кресле, упрямо разглядывал пейзаж в боковое окно. Тишина, однако, не была полной. Кроме тихого гула мотора раздавалось едва слышное шипение, которое издавал время от времени Уилсон. На месте ему тоже не сиделось. Он все пристраивался то так, то этак, словно вынужден был сидеть на кнопке, и пытался не слишком мучить седалище. Наконец, Хаус начал поглядывать на него с беспокойством и сочувствием. - Больно? – нарушил он затянувшееся молчание. - Больно?! – эхом повторил Уилсон, разом подскочив и повернувшись к Хаусу. – Нет, мне нисколько не больно! С чего ты взял? Меня всего лишь отымели вчера в задницу. Раз пять, кажется? Ты не поверишь, ощущения невероятные! Хаус молчал, сузив глаза и нахмурившись. - На дорогу смотри! – махнул ему рукой Уилсон. Хаус перевел взгляд на дорогу. - Разве ты сам не хотел этого? – спросил он после паузы. – Я заставлял тебя? По-моему, все было обоюдно. Просто я немного не рассчитал, прости. - Прощаю-прощаю-прощаю! – воскликнул Уилсон, вздымая ладони кверху. – Отпускаю грехи, сразу и оптом. Мужеложество в списке на первом месте. - Тебя это беспокоит? – спросил Хаус, пытаясь заглянуть ему в лицо. – Правда, беспокоит? А кто кричал: «Кончи в меня!»? Уши Уилсона, уже почти уткнувшегося лбом в боковое стекло, налились маковым цветом. - А кто просил отсосать ему?! – уже кричал Хаус ему в затылок. «Корвет» вильнул и съехал на обочину. Хаус вдавил тормоз, вывернул руль, скрип, треск, обоих встряхнуло. Автомобиль стоял, как вкопанный, оседала пыль. Водитель и пассажир приходили в себя. - Ты чуть не убил нас, - выговорил Уилсон. - А ты – чуть не убил нас! – сказал ему Хаус. – Ты правда считаешь, что наши отношения - грех? Уилсон прикрыл глаза и отрицательно покачал головой. - Нет, - сказал он. – Но задница болит. Хаус несколько секунд разглядывал его смущенную физиономию, а потом, притянув за плечи, поцеловал. Обычно нуждавшийся в помощи, сочувствии, понимании, сейчас Хаус вёл себя требовательно и по-хозяйски. Влез языком Уилсону в рот, захватывал и прикусывал его нижнюю губу, не давая ему ни малейшего шанса проявить инициативу. Левая рука его легла на промежность Уилсона и нащупала член прямо через ткань брюк. Джим слегка охнул и почувствовал, как под пальцами Хауса расстегивается зиппер. Не прерывая поцелуя, Хаус впихнул руку в расстегнутую ширинку и досадливо хмыкнул, встретив там новое препятствие в виде трусов. - Давай! – потребовал он, дергая резинку. - Нельзя! – изнемогая от возбуждения, сказал Уилсон. – Кто-нибудь увидит. - Шоссе пустое. Давай! Хаус добрался-таки до тела, и у Уилсона так встало, что он замычал и, больше не сопротивляясь, стянул трусы и брюки до колен. Член тут же вытянулся по стойке смирно, и Хаус ухватился за него, как за рычаг. Ощущение было настолько сильное, что Уилсон почти перестал соображать и вцепился в Хауса, подаваясь навстречу движениям его руки. Он непрерывно стонал, а Хаус, шумно и жарко дыша ему в шею, наращивал темп, и вот уже короткий финальный вскрик, семя брызнуло, Уилсон в изнеможении откинулся на спинку сиденья, и Хаус повалился на него. - Господи, - только и смог выговорить Джим, – это потрясающе! Давно так не было. И, спохватившись, предложил отстранившемуся Хаусу: - Тебе же тоже надо, давай я… - Не надо, - пробормотал Хаус. – Я уже. Взгляд Уилсона упал на мокрое пятно на штанах Хауса. - Черт! Извини, не успел. - Забудь. Это компенсация за вчерашнее. - Думаешь, мы сравняли счет? – спросил Уилсон, приподнимаясь и натягивая одежду. – Ты трахнул меня пять раз, а отдрочил всего один. - Я в штаны кончил! – возмутился Хаус. - Ладно, зачет. За тобой еще три раза. - Уилсон! Ответом ему был невинный взгляд. Так и не поняв, издеваются над ним или нет, Хаус вытер об уже испорченные штаны руку и завел мотор. - Куда мы ехали? – спросил он, выводя машину на шоссе. - Ты сказал, надо проветриться. - Проветрились. Домой? Уилсон кивнул согласно. «Корвет» рванул в обратную сторону.
Название: Ночные разговоры Автор: Seva Бета: хронически отсутствует Пейринг: Хильсон Категория: преслэш Рейтинг: невысокий) Жанр: то ли драма, то ли стеб... Дисклеймер: все права принадлежат законным правообладателям Саммари: Пару дней спустя шестой серии шестого же сезона. Как это могло бы быть, если бы Дэвид Шор захотел того же самого.
Спойлеры 06/06-- Хаус! -- Джеймс старался заставить себя смотреть прямо в глаза другу, но это у него плохо получалось. Хорошо, хоть голос звучал достаточно твёрдо: -- Считай, что ты уже рассчитался со мной за то, что... Ну, ты понял. Я не могу спать, когда из-за стены раздаются эти твои исповеди отцу! Я ведь так и с ума могу сойти! -- Понимаю, -- невозмутимо ответил Грег, поигрывая тростью. -- Страх перед сумасшествием -- это круто. Но, будучи несколько более тебя осведомленным в данном предмете -- заметь, с обеих сторон! -- рискну утверждать, что сумасшествие тебе не грозит. Обычный непролеченный невроз -- впрочем, могу рекомендовать хорошего доктора... -- Да, да, да! -- Джеймс нервничал. -- Я понимаю, что ты и здесь меня опередил! Но то, что я не являюсь клиническим душевнобольным, не значит, что у меня не болит душа! -- А хорошо сказал, -- заметил Хаус, -- надо будет записать на манжете... Нет, ты продолжай, я слушаю! -- Чёрт, -- Уилсон бухнулся в кресло, но диспозиция прямо напротив Хауса показалась какой-то некомфортной, и он тут же вскочил как ошпаренный и продолжал уже, ходя из угла в угол, -- Ты меня совсем сбил. Да, я виноват перед тобой, что сам сразу не признался в своей привычке говорить с Эмбер в часы бессонницы! Да, я готов был снова отвезти тебя в клинику, лишь бы не признаваться, потому что это -- слишком интимное и слишком больное для меня... Нет, нет, не перебивай!.. Я наказан. Я наказан уже тем, что ты меня раскрыл, что я виню себя, и всё такое. Но ты посчитал, что этого мало -- ладно. Я терпел, я ничего не говорил тебе два дня -- но еще одной такой ночи я просто не перенесу, Хаус! Перестань разговаривать со своим отцом! -- Не могу, -- вздохнул Грег. -- Это единственное, что в тяжелые часы бессонницы позволяет мне как-то держаться без викодина. Не понимаю, чем это так тебе мешает. Лежу, никого не трогаю, бормочу себе тихонько под нос... -- Ничего себе тихонько! -- вскричал Уилсон. -- Я на магнитофон записал -- хочешь, включу? И это еще из соседней комнаты! -- Ну, может, я несколько не уследил за уровнем громкости -- а чего ты хочешь от человека с берушами в ушах? -- Прекрасно! У него еще и беруши! Грег, ты специально издеваешься надо мной? -- Отнюдь нет. И ты, как человек, регулярно ведущий беседы с отошедшим в мир иной нежным другом, кажется, должен бы меня понять.. -- Но, Хаус! Моё отношение к Эмбер и твоё отношение к отцу -- это совсем не одно и то же! Ты своего отца даже не любил! -- Разве? -- Хаус скорчил скептическую гримасу. -- По-моему, раньше ты мне доказывал обратное, что я, наоборот, любил его, но не хотел признаваться в этом даже самому себе. И вот, когда я, наконец, внял твоим разумным доводам, ты идёшь на попятную? -- Да, да, конечно, ты его любил, о чём речь, всё это было... Но это совершенно не то, что объединяло меня с Эмбер... и продолжает объединять. Ни одна живая душа до неё не понимала меня, не любила меня именно таким, каков я есть... А она, а она... -- А она умерла. Ладно, Джеймс, я не буду строить предположений на тему, как могло бы трансформироваться твоё отношение к ней за истекший период времени, если бы она НЕ умерла. Сейчас у вас уж точно полная гармония, которую ничто и никто не нарушит. Что ж, я уйду, не буду вам мешать...
Хаус потянулся за пиджаком.
-- Э, ты это что? Ты куда? -- забеспокоился Джеймс. -- Твоя квартира сдана, в клинике не дадут выспаться... -- Здесь тоже не дадут, -- ответил Хаус. -- Да я не в клинику. Пойду просить временного ночлега у соседа снизу. Ему тоже одиноко, и он меня в последнее время очень полюбил, как может полюбить только настоящий солдат. В любом случае, надеюсь, он не ведёт по ночам проникновенных бесед со своей безвременно утраченной конечностью. Спокойной ночи.
Хаус ушёл. Уилсон едва ополоснулся, отхлебнул пива из банки -- вкус показался неимоверно противным, налил в стакан кефиру -- тоже не лучше, и лёг в постель.
Тишина. Никого. Ни души. Даже механических часов нет, которые могли бы создавать хоть какой-то эффект присутствия своим мерным тиканьем. Никто и ничто не мешает разговорам с Эмбер... А ей оно надо? Какой смысл жаловаться Эмбер на Хауса, если ни она, ни Хаус этого не услышат?
-- Нет, любимая, ты не думай, что я это всё ради него затеял, -- произнёс Джеймс вслух и сам испугался собственного голоса в этой мёртвой тишине. -- Ты же знаешь, как я люблю тебя и буду любить всегда, пока дышу...
Уилсон замолчал. Слова показались какими-то фальшивыми. Ведь если она откуда-то оттуда, где сейчас обитает её душа, способна ему внимать -- то ей нет никакой разницы в том, вслух он говорит, думает про себя или вообще не думает. Она просто знает. И ей это, может, даже неинтересно.
-- Дай мне знак! Дай мне знак, что тебе небезразлично!.. Молчишь. Правильно. Как к Хаусу -- так приходила, круглые сутки с ним торчала, на укалеле ему играла -- мне вот даже при жизни не сыграла ни разу... Правда, я и не просил... Мне с лихвой хватало музицирования собственно Хауса... Вот хочешь иногда с ним поговорить, а он рожу скорчит, гитару в руки -- и начинает импровизировать... Помню-помню... "Леди и джентльмены, позвольте предложить вашему вниманию душещипательную балладу о страданиях юного Уилсона, кхм... This is the story of Jimmy A. Wilson..." Тьфу!!! Издевался. Ты всегда издевался над моими чувствами. Может, если бы не ты, я бы и в первом браке был бы относительно... ну не счастлив, конечно, но терпел бы...
Джеймс не сразу и заметил, что в потоке сознания сменил адресата. Впрочем, с ним и раньше такое бывало. Разумеется, когда Грег не мог слышать. Когда Грег был рядом, через стену, Джеймс эту стену между ними ощущал всеми фибрами души. Ведь он для Грега -- всего лишь предмет для подтруниваний. Ну да, Грег к нему, наверное, испытывает какую-то каплю доброты... на которую он в принципе способен, но не принимает всерьёз его чувства и переживания... Хаусу невозможно ничего рассказать, с ним нельзя поделиться - у него на всё готов ответ, что жизнь -- дерьмо, эмоции -- дерьмо и счастье -- тоже дерьмо... И при этом друг!
Окончание следует. Если надо) UPD. Дальше - в комментах
Может быть кому- нибудь в эту унылую осеннюю порустанет теплее на душе после прочтения этого пустячка.)
Название: Однажды во время долгих дождей *
Автор: Rebekka_L
Бета: Natsume
Пейринг: Хаус/ Уилсон
Рейтинг: PG-13
Жанр: Флафф, юмор
Подумать только, еще совсем недавно я любил дождь.
читать дальшеНу, то есть, я хочу сказать, не сам дождь, как таковой, а то, чему он служит фоном...
Совсем я запутался и вас запутал, но у моей сегодняшней неспособности связать вместе даже пару слов, есть веская причина. Я пьян, вот и все. Не до такой степени пьян, чтобы упасть одетым на постель и проспать сутки без просыпу, но ровно до такой, чтобы стоять, уткнувшись носом в оконное стекло, за которым холодные яростные струи осеннего ливня вот-вот смоют с лица земли весь Принстон, и мой дом, и меня заодно. И правильно сделают, я уверен.
Да, так вот. Раньше... хотя раньше - это очень громкое слово, всего-то несколько дней назад... такой вот унылый промозглый вечер я бы только приветствовал. Потому что, если бы все было как обычно, мы бы пришли вместе домой, съели бы по огромному французскому бутерброду с дижонской горчицей и руколой*, а потом Хаус уселся бы на диван с книгой в руках, а я пристроился бы рядом, положив голову ему на колени и слушал, как он читает вслух.
Мне, собственно, абсолютно все равно, что он выберет для чтения в очередной раз, потому что тут главное не то, что именно он читает, а как. Я уверен, если бы Хаусу пришла фантазия усладить наш слух «Анатомией» Грея, эффект, ну, по крайней мере, для меня, был бы тем же самым. Упоительное чувство домашнего тепла и уюта, а также любви ко всему человечеству... Ладно, ладно, не совсем ко всему. К той его частичке, которая листала бы в тот момент книжные страницы и бурчала, что я ей всю ногу отлежал. Да, так вот, в последнее время у Хауса почему-то начался период увлечения средневековой Японией. Может из-за того, что последней его пациенткой была миниатюрная, как фарфоровая статуэтка, японская балерина, кто его знает? Ну да, дело не в этом. Просто это, вероятно, объясняет, почему особенно часто он читает мне «Записки у изголовья» Сей Сенагон.* Я уже даже запомнил наизусть некоторые японские слова и названия, и про себя повторяю... повторял за ним: мост Асамудзу, мост Хитоцубаси, мост Утатане...
Я бы, не задумываясь отдал свою зарплату за год тому, кто сделал бы так, чтобы у меня снова появилась такая возможность.
А так мне только и остается, что бездумно пялиться в залитое дождем окно и пытаться начертить на стекле иероглиф, означающий « я знаю, я идиот и придурок, и галстуки у меня дурацкие, но может быть все-таки...» Что? Вы думаете, что в японском языке такого иероглифа нет? Я уверен - должен быть! Потому что иначе получится, что во всей мировой истории не было еще подобного мне ничтожества.
И, почему, интересно, у меня ко всему прочему так зверски болит где- то вверху спины, в районе правой лопатки? Да еще жжет, будто огнем? Хотя, какая теперь разница, что там болит и почему. Плевать, все равно жизнь кончена.
Вдруг откуда-то у меня из-под ног раздался жалобный писк и полузадушенное сипение.
Это что еще за... Ах ты, черт! Только этого мне не хватало. Я, должно быть, и вправду лишился остатков и без того скудного ума, если притащил это в дом. Это- уж извините, но я понадоедаю вам еще немного - собака. Вернее щенок неизвестной мне породы. Мокрый, грязный, взъерошенный и несчастный. Ну, в общем, уменьшенная и амине... анимэ... анимезированная копия меня самого. Я подобрал его на улице, когда его попытка совершить внезапный суицид под колесами фургончика службы доставки пиццы не увенчалась успехом. Хотя, по-моему, сейчас он точно протянет лапы. Не знаю почему, но выглядел он так, как-будто жить ему осталось не больше, чем пару минут. Я уже вижу заголовки утренних газет: «Загадка, подобная тайне «Марии Селесты»*! Два трупа в запертой комнате...» Хотя нет, там вроде все было наоборот? Ладно, не важно. Важно то, что...
И тут в замке повернулся ключ.
Грабители? Маньяки-убийцы? Ну что ж, добро пожаловать! Все-таки место на первой полосе завтрашних газет нам с моим новым мохнатым другом обеспечено.
Жалкие крохи здравого смысла, случайно не утонувшие в коктейле из сакэ и бурбона, плескавшегося у меня в голове, подсказывали мне, что у убийцы вряд ли бы оказался ключ от двери, но я решительно глотнул из бутылки, которую, оказывается, все это время держал в руках, и они с жалобным бульканьем захлебнулись и пошли ко дну. Я даже оборачиваться не стал. Пусть душегуб совершит свое благое деяние побыстрее, и берет все, что ему захочется. Искренне желаю ему не попасться в твердые руки правосудия.
А грабитель между тем, похоже, не собирался облегчить мне жизнь и уход из нее. Он подошел со спины, обдавая меня дурманящим запахом дождя и бензина, и насмешливо фыркнул мне в затылок:
- И кого ты тут изображаешь, позволь поинтересоваться? Джульетту*, Лорелею* или Рампунцель*? Они, помнится, тоже все свободное время проводили, выглядывая из окна и поджидая прекрасных принцев. Твой прекрасный принц уже здесь, так что будь любезен, подбери свои косы, и давай сюда ужин! Мне кто-то обещал сливочное ризотто, если я ничего не путаю. Эй, Уилсон! Ты там заснул что ли?
Видимо, да. Скорее всего, я действительно заснул и вижу волшебный сон. Мне снится, что Хаус снова со мной и... - Уилсон, что там с тобой такое?
И тут Хаус бесцеремонно схватил меня за плечи, отчего жжение и боль в спине многократно усилились, и развернул меня лицом к себе.
- Какого... ты что, пьян?! Напился без меня? Никогда тебе этого не прощу! Да что ты дергаешься, как лягушка в гостях у Гальвани*? И что это за жертва вивисекции болтается у меня под ногами?
Слишком много вопросов для одного сегодняшнего меня. Четко и ясно я мог бы ответить только на первый. Поэтому я вяло кивнул, приоткрыл было рот, снова закрыл его, и неожиданно для себя самого вцепился мертвой хваткой в воротник его кожаной куртки.
- Т-ты больше не уйд-д-дешь?
- Ты совсем рехнулся, куда это я должен уходить? - негодовал Хаус, тщетно пытаясь отвоевать у меня обратно свою собственность, - если ты вдруг забыл, я здесь живу! Тут он догадался расстегнуть молнию и ужом выскользнул из куртки
- Ты можешь мне внятно объяснить, какого дьявола ты выглядишь, как кошка, сдохшая неделю назад и все это время провалявшаяся в канаве?
Замечательно прозорливое описание ситуации, вот что я хочу сказать. Я не только выглядел, как эта самая разнесчастная кошка, я и чувствовал себя так же. Все же мне нужно было ответить Хаусу хоть что-то, поэтому я снова попытался выдавить из себя несколько слов, но эта попытка увенчалась окончательным и полным фиаско. Хаус только посмотрел на меня, шумно вздохнул, потом фыркнул, потом еще раз вздохнул и, не задавая больше никаких вопросов, сгреб меня за шиворот и потащил в спальню.
****************** А потом совершенно неожиданно наступило утро.
Правда, понять это можно было, лишь очень сильно постаравшись. За окном царила все та же влажная полумгла, что и вчера вечером, вот только настроение, по сравнению со вчерашним, у меня было куда более жизнерадостное. И это даже несмотря на дикую головную боль и неутихающее жжение в районе правой лопатки. Да что же у меня там такое-то, в самом деле? Надо будет сделать томографию, вот что. А причина моего приподнятого настроения лежала себя безмятежно рядом, и внимательно меня разглядывала, ухмыляясь себе под нос.
- Ну что, может отбросим всякие ненужные условности типа «доброе-утро-милый-расскажи-мне-что-случилось-вечером» и сразу займемся проблемами утренней эрекции? Или ты все-таки поведаешь мне из-за чего ты изображал вчера ночью неудачливого мессию, на которого неожиданно свалились все беды этого мира?
И как бы мне не хотелось отвертеться от объяснений, пришлось вылезти из-под одеяла, взять себя в руки и поведать Хаусу страшную правду.
- Э-э-э-э... Видишь ли... Помнишь, вчера утром ты дал мне сотню...
- Конечно, помню, дорогуша. И можешь мне поверить, ты стоил каждого цента.
О, и как же я не подумал, что он будет комментировать каждую мою фразу… Придется действовать грубо, если я хочу, чтобы мы оба попали сегодня на работу хотя бы к обеду. И поэтому я решительно прикрыл ему рот рукой и на одном дыхании выпалил:
- Ты велел мне поставить ее на Темную Звезду.
Да, велел. Потому что сам был очень занят - ругался с соседом сверху из-за милой манеры его фокстерьера поднимать заднюю лапу прямо на переднее колесо Хаусовой Хонды, всякий раз, возвращаясь с прогулки.
- Только не говори мне, что ты прогулял ее в заведении Толстого Мо! Если на утро у тебя еще остаются силы на его девочек, это ужасный удар по моему эго. Мне нужно исправить это упущение прямо сейчас! - пробурчал он из-под моей ладони, - тем более, ты знаешь, как много было поставлено на карту.
Конечно, я знал! В этом-то и все дело. На всякий случай я зажмурился, глубоко вдохнул и договорил, наконец:
- Я перепутал. Я поставил твою сотню на Белую Луну.
Все! Я это сказал. Теперь остается только гадать, какую именно форму примет мое наказание. И догадки эти не сулили мне ничего хорошего, судя по прошлому опыту. Напомните мне при случае, и я расскажу вам, что мне пришлось сказать Кадди , чтобы замолить свой прошлый грех, когда я нечаянно погладил его любимую голубую рубашку вместе со своими.
- Белая Луна! Ты прямо сейчас прямо здесь пытаешься донести до меня мысль, что поставил не на ту лошадь?! Это же был стопроцентный верняк! И теперь мало того, что я потерял на этом тысячу баксов, я еще и проиграл спор.
Действительно, проиграл. И вот это-то и было самое страшное. Неделю назад Хаус поспорил все с тем же соседом сверху, что угадает победителя вчерашних скачек. Ставки были невероятно высоки. Если бы выиграл сосед, Хаусу пришлось бы убрать свой мотоцикл от парадного входа и таскаться за ним на стоянку за квартал отсюда. А если бы выиграл Хаус, сосед должен был бы найти способ познакомить свою сестру, огромную мускулистую блондинку устрашающей наружности, с Тринадцать. Все, я труп, выражаясь метафорически. Хаус лишился стольких бонусов сразу.
- А теперь давай все-таки перейдем к событиям вчерашнего вечера, - выражение лица у Хауса при этом было каменное, но в глазах, как говорила моя бабушка, прыгали черти.
И я перешел.
- Ну, понимаешь... когда я сообразил, что ошибся, было уже поздно. И я позвонил тебе, хотел сказать, а ты не брал трубку. И в кабинете тебя не было... я решил, что ты все уже знаешь и не хочешь разговаривать.
Ну да, и вместо того, чтобы перезвонить еще раз, или сообразить, что Хаус скорее всего просто оставил где-нибудь свою многострадальную «Моторолу» я решил выпить с горя. Первым в ход пошло сакэ. Я никогда раньше не пробовал его, да и пить его полагается подогретым, но мне было все равно. Хотя в комплект, который презентовал мне на день рождения мой брат, только что вернувшийся из Японии, входило все необходимое для правильной церемонии распития, я с легкостью пренебрег условностями. А потом еще раз пренебрег. И к тому времени, когда пора было отправляться домой, допренебрегался до пустой бутылки. Страшная, скажу вам штука - еврей, вознамерившийся утопить им же самим выдуманные проблемы в японском национальном напитке. А вот с этого момента в моих воспоминаниях образовался зияющий провал, только маячили на его склоне щенок неизвестной породы и первый бокал бурбона.
Хаус выслушал все это молча, что меня несказанно удивило, а потом выдал такое, что я решил, будто наступил конец света и буквально через пару минут в окно влетит ангел с сияющей трубой в руках.
-Джеймс Эван Уилсон! Я когда-нибудь говорил тебе, что люблю тебя?
Вот тут я только и смог, что отрицательно покачать головой.
- Не говорил? И правильно делал, потому что это неправда. По крайней мере, если ты кому-нибудь вздумаешь рассказать об этом, я буду все отрицать! Первой пришла Белая Луна! Хотя ты всю ночь цеплялся за меня, как детеныш коалы за свою мамашу, мне все же удалось посмотреть спортивный канал.
Вот это да! Джеймс Уилсон, ты гений, гений и... снова гений! Йохху! Жизнь снова была прекрасна и полна света и радости, вот только...
- Хаус, ради Бога... у меня зверски болит спина, посмотри, что там такое.
И тут Хаус разулыбался, как Чеширский кот*, и, не подберу другого слова, промурлыкал:
- Я уже посмотрел, когда раздевал тебя. У тебя на правой лопатке кусок медицинской марли, приклеенный пластырем, а под ним... Похоже, по дороге домой с работы ты заглянул в тату-салон!
И тут меня как громом поразило. Точно! Чтоб меня! Заглянул, да еще как! Чтение японских романов не прошло для меня даром. Боже мой! Я попросил мастера сделать мне тату в виде иероглифа, означающего тоску. Господи! Нет, Джеймс Уилсон, ты не гений! Ты олух, последний шлемазл и еще олигофрен! Именно так я Хаусу и сказал, ну а он и не думал это опровергать.
- Хотя, надо сказать, тебе повезло. Мастер немного перепутал, а может быть тоже топил свой разум в алкоголе прямо перед твоим приходом. Иероглиф, который украшает сейчас твою мужественную спину, означает не тоску, а любовь И тебе еще повезло, что именно "любовь", а не "яшмовые врата"* например. А теперь, когда мы все выяснили, может быть мы все-таки перейдем к более насущным проблемам? Эрекция сама собой не проходит, к тому же я должен получить компенсацию за моральный ущерб. Вчера вечером твоя зверюга оставила меня без ужина, между прочим! Ты бессовестно скормил ей мое сливочное ризотто! Все, до последней крошки.
Вот тут последний кусочек паззла, в который превратилась не так давно моя память, встал на место. Действительно, я обкормил несчастную собачку самым немилосердным образом, поэтому она и дышала вчера, как маленький паровоз. Облегченно вздохнув, я стянул с Хауса пижамные штаны и занялся... более насущными проблемами. Правда, это отняло немного больше времени, чем я планировал, потому что безымянная пока собачка, приковылявшая из кухни на шум голосов, все время, пока проблема решалась, пялилась на нас с самым невозмутимым видом и мешала мне сосредоточиться. А насущные проблемы, если ты хочешь, чтобы они все-таки пришли к своему логическому завершению, требуют полной концентрации внимания.
Хаус, впрочем, выглядел весьма довольным, хоть и попенял мне за медлительность. Да еще и смешил меня до слез и нервной икоты, в красках описывая, как именно мы объясним Кадди свое опоздание на работу.
- Понимаете, доктор Кадди, двое ведущих специалистов вашей клиники не смогли добраться до своих кабинетов вовремя, потому что глава онкологического отделения никак не мог закончить одно крайне важное и полезное для всего человечества в целом исследование на тему «Влияние визуальных раздражителей в виде анималистических объектов средних размеров на способности глав онкологических отделений к оральной стимуляции органов репродукции глав отделений диагностики».
Ну и тому подобное.
И хотя со своей практически непосильной задачей, мне все-таки удалось справиться, на работу мы опоздали. Потому что потом Хаус решил проверить, влияют ли эти визуальные раздражители и на глав диагностических отделений тоже. Оказалось - не влияют, но какое-то время эта проверка все же заняла. Правда, нам не пришлось ничего объяснять Кадди, которой в тот день было не до нас. Почему? Ну... это уже совсем другая история.
Ну и немного дополнительной информации)
Однажды во время долгих дождей *- название самым бессовестным образом украдено из моей любимой книжки Сей Сенагон "Записки у изголовья". Это своего рода ЖЖ фрейлины средневековой японской императрицы.
руколой* рукола - это сорт зеленого салата со специфическим вкусом, который многим не нравится, но считается, тем не менее, страшно модным и полезным, да и стОит недешево)
тайне «Марии Селесты- имеется в виду таинственная история , произошедшая в 19 веке с кораблем "Мария Селеста", с которого во время его плавания к берегам Италии загадочным образом исчезла вся команда.
Джульетту*, Лорелею* или Рампунцель* Ну, с Джульеттой все понятно, Лорелея- это героиня стихотворения Гейне и вообще фольклорый персонаж. У нее длинные прекрасные косы и чудесный голос, который сулит всем услышавшим его мужчинам верную гибель. А Рампунцель- это еще одна сказочная девушка, знаменитая своими косами, по которым ее возлюбленный забрался на самый верх каменной башни, где она томилась в заточении в тоске и печали)
ризотто- итальянское блюдо из риса, сваренного в вине со всякими вкусностями.
Гальвани -итальянский ученый, занимавшийся исследование электричества в живом организме." Профессор кафедры анатомии в Болонье (Италия) Луиджи Гальвани в книге «Трактат о силах электричества при мышечном движении» пишет: «Я разрезал и препарировал лягушку... Когда один из моих помощников острием скальпеля случайно очень легко коснулся внутренних бедренных нервов этой лягушки, то немедленно все мышцы конечностей начали так сокращаться, что казались впавшими в сильнейшие тонические судороги... Я зажегся страстным желанием исследовать это явление...»
Чеширский кот- персонаж сказки Льюиса Кэрролла "Алиса в стране чудес". Волшебный зверь, умеющий внезапно исчезать и появляться. Когда Алиса, у которой от его мельканий начала кружиться голова, попросила его исчезать не так быстро, он начал делать это по частям. Исчезал и исчезал, пока от него не оставалась одна улыбка. А вообще, Керролл позаимствовал этого кота из жизни. В деревушке Чешир в Англии делали сыр в виде ухмыляющейся кошачьей головы.
Название: Море Автор: Kerzenlicht (Ариадна) Бета: Word Пейринг: Уилсон/Эмбер, Хаус/ Уилсон Рейтинг: PG-13 Жанр: ангст, романс, сонгфик, бред Предупреждение: Весь фанфик - один сплошной глюк; для тех, кто не смотрел 6х06 "Brave Heart", немного спойлерно.
Und dann hat er sie geküsst wo das Meer zu Ende ist ihre Lippen schwach und blass und seine Augen werden nass (Rammstein - Nebel)
Он лежал на кровати и шептал: - Сегодня был тяжелый день. Много пациентов… (Судорожный вздох) Я очень скучаю. Ведь у меня нет никого, кроме тебя… Обедал в кафе вместе с Хаусом. Заказали отбивные и салат. Во время еды Хаус молчал. Думал о работе. Очередной пациент с непонятной болезнью и без диагноза…Ну, ты его знаешь…. Пока не решит загадку, ни о чем другом говорить и думать не может… Так и сидели весь обед молча, каждый думал о своем… Я - о тебе… Любимая, зачем ты оставила меня? Как мне жить дальше? Он вздохнул и закрыл глаза. - Отпусти ее, - сказал голос за стеной, - Слышишь? Отпусти.
Он стоит босиком на мокром песке. Ночное море кажется черным. Отблески луны медленно качаются на волнах. Дует легкий ветер. Прохладно. Волны с легким шорохом набегают на берег. Он смотрит вдаль, и вдруг появляется она, Эмбер. Она идет ему навстречу, легко ступая по волнам. Ее волосы кажутся серебристыми в лунном свете, а кожа – полупрозрачной, с синеватым отливом. На ней длинное белое платье. - Эмбер, любимая, это ты? – тихо спрашивает завороженный Уилсон. - Да, любимый, - отвечает она, нежно касаясь его лба прохладными губами. - Я скучаю по тебе. Я не могу жить без тебя! Я хочу быть с тобой! – страстно шепчет он. - Такова судьба. Ты должен жить дальше. - Я не могу жить без тебя…, - отвечает Джеймс и, оглядевшись вокруг, наконец, спрашивает: - Где мы? - Там, где кончается море. Море... Подобно всему на свете, оно тоже кончается*, но увидеть, где кончается море, мы можем только тогда, когда кончается наша жизнь…. Придет время, и мы встретимся снова. А сейчас отпусти меня, пожалуйста, - с мольбой в голосе говорит она, - Мне больно видеть, как ты мучаешься. Отпусти меня и попытайся жить дальше. Потом мы будем вместе, а пока живи.
Уилсон обнимает возлюбленную. Их губы встречаются в прощальном поцелуе. Ее губы холодны и безжизненны. Его глаза блестят от слез. - Прощай, любимая! – произносит он дрожащим голосом. - Прощай. – говорит Эмбер и уходит туда, откуда пришла. Джеймс провожает любимую взглядом, пока она не исчезает в морских волнах.
Тишина. Волны беззвучно набегают на берег. Он стоит и невидящим взглядом смотрит на море. Слезы серебристыми струйками стекают по щекам. Но боль, непрекращающаяся с момента смерти Эмбер, невыносимая боль, не оставляющая его даже во сне, постепенно отступает, и он улыбается сквозь слезы.
Садись в мою лодку (Komm in mein Boot)
Komm in mein Boot ein Sturm kommt auf und es wird Nacht… (Rammstein - Seemann)
- Отпусти ее, - тихо попросил Хаус. Шепот за стеной прекратился. Он встал и тихо, насколько позволяла больная нога, двинулся в сторону спальни. Глаза Уилсона были закрыты. Он спал. Хаус осторожно присел на край кровати. Он долго любовался профилем спящего друга, губы которого даже во сне были скорбно поджаты. Наконец, усталость взяла свое, и Хаус задремал, уткнувшись носом в плечо Уилсона.
Он стоит босиком на мокром песке. Ночное море кажется черным. Дует легкий ветер. Прохладно. На волнах качается лодка, освещенная серебристыми лучами лунного света. В лодке сидит Уилсон и ждет его. - Садись в мою лодку, - тихо произносит он. «Как?», - хочет спросить Хаус, но ноги сами несут его к воде. И вот, Хаус идет навстречу Уилсону, тяжело ступая по волнам. Его шея сгибается под тяжестью непосильной ноши. К его шее привязан мертвый альбатрос **. Он садится в лодку. Фонарь освещает лицо Джеймса. Слезы серебристыми струйками стекают по его щекам. Хаус падает на колени и шепчет: - Я убил альбатроса, вестника удачи и этим навлек на нас проклятие. Из-за этого наш корабль попал в мертвый штиль, и мы не можем двигаться вперед. Эмбер – это альбатрос. Я убил ее, и нет мне за это прощения. Из-за этого мы обречены на погибель.
Тут на плечо Хауса ложится рука друга. Уилсон ласково смотрит на него, и в его глазах Хаус читает: «Ты же знаешь, я давно простил тебя. Это не была твоя вина. Такова судьба». Губы Хауса тянутся к губам Уилсона. Хаус чувствует, что тяжесть, тянувшая его к земле, исчезла. Альбатрос сорвался с шеи и канул в морскую пучину.
***
Терпкий и соленый, как морская вода, поцелуй. Кожу слегка царапает щетина. Чья-то рука нежно обвивает его шею. Он отвечает на поцелуй. Язык вторгается в его рот. Тяжело дышать. Он открывает глаза. Хаус обнимает его за плечи и осторожно слизывает с его щек теплые, соленые слезы. Уилсон кладет голову на плечо друга и шепчет: - Я отпустил ее. - Я знаю. Но ты не один. Я сел в твою лодку, и дальше мы будем плыть вместе. Уилсон ничего не отвечает, но его губы расплываются в счастливой улыбке.
* Цитата из романа Алессандро Барикко "Море-океан" Читать здесь ** Позаимствовано из поэмы Сэмюэла Колриджа "Старый моряк". Альбатрос у моряков считается добрым предзнаменованием. Он указывает путь. Однако моряк убивает птицу из арбалета, сам не зная зачем. Вскоре корабль попадает в мёртвый штиль, и моряка обвиняют в том, что он навлёк на всех проклятье. Читать тут
Осеннее обострение - песня Шевчука упорно в голове вертится. И на кошек ее переделывали, и на ГП-пейринги... добралась и до Хауса...
Что такое Хаус? Это гений. Гений медицины, хоть и циник, Холод аналитики и вспышки озарений Магию являют в медицине. Что такое Хаус? Это Лори. Лори, состоявшийся без Фрая. Пусть хромой, небритый, он вставляет априори, Голосом и мимикой играя. Что такое Хаус? Наш наркотик, Наш наркотик слаще викодина. Хаус -- это няшечка, такой чудесный котик, И плевать, что редкая скотина...
Хаус, Хаус -- только один, Хаус, Хаус -- ест викодин, Ну а даже если не ест, Он нам не надоест!