Застой - самое счастливое время для миллионов граждан нашей страны, как показывают соцопросы.
Время, когда энтропия на несколько секунд замедляется, когда китайское проклятие про жизнь в эпоху перемен перестает действовать и серая действительность, застывшее на закате дня в зените солнце вдруг создают иллюзию того самого покинутого рая, золотого века.
Застой более всего похож на отпуск жены, когда скандалы и примирения, пиление мозгов и взаимное доминирование вдруг прекращаются, можно отдышаться, передохнуть, заскучать, можно почувствовать себя холостяком, поиграть в это. Взглянуть на сонный, застывший летний город - город кассирш, продавщиц, сонных алкашей.
Ева, протянувшая запретный плод, уезжает в отпуск и в клетке вечной любви, на которую мы себя обрекаем, наступает вдруг временный симулякр свободы. Увольнительная.
Чувствительный к советским общественным настроениям режиссер Марлен Хуциев, снявший главные фильмы об оттепели - “Мне 20 лет” и “Июльский дождь” снял именно о застое свой самый странный фильм - “Послесловие”. В нем ничего не происходит, у главного героя, в исполнение Мягкова уезжает в отпуск жена, приезжает тесть, Мягков ходит по квартире, смотрит на лето с балкона, теряет тестя, который в гулянках вспоминает молодость. Впрочем вспоминает ее за кадром, а в кадре - Мягков, синие троллейбусы, квартира с работающим телевизором, отключение света, летняя гроза. Потом тесть находится, но главное - это застывший город. Город, в котором нет происшествий и жителей, только дома, закаты, ночной свет в окнах. Город, в котором нет жены - она в отпуске.
Именно так и выглядит свобода, как потерянный рай, в котором Господь еще не создал Евы, и нет еще бурь и бренности бытия - только солнце и пустота Эдемского Сада. Отправляя жену в отпуск, мы вновь ощущаем это.
Мы не можем сформулировать свое отношение к этой клетке любви, к обреченности на человеческое дуальное существование - и отчаянное “Зае..” превращается в ласковое “Заинька”
Ибо, стремясь к свободе, мы естественным образом каждый раз бежим от нее.
И если смысл Бытия в любви - значит это и есть самая главная несвобода. А в мир до любви человек может только играть.
И он играет в него. Обзвонившись жене, сидит на балконе и смотрит на летний город.
По городу идут соседки и продавщицы.
И достаточно того, что они просто идут.
Время, когда энтропия на несколько секунд замедляется, когда китайское проклятие про жизнь в эпоху перемен перестает действовать и серая действительность, застывшее на закате дня в зените солнце вдруг создают иллюзию того самого покинутого рая, золотого века.
Застой более всего похож на отпуск жены, когда скандалы и примирения, пиление мозгов и взаимное доминирование вдруг прекращаются, можно отдышаться, передохнуть, заскучать, можно почувствовать себя холостяком, поиграть в это. Взглянуть на сонный, застывший летний город - город кассирш, продавщиц, сонных алкашей.
Ева, протянувшая запретный плод, уезжает в отпуск и в клетке вечной любви, на которую мы себя обрекаем, наступает вдруг временный симулякр свободы. Увольнительная.
Чувствительный к советским общественным настроениям режиссер Марлен Хуциев, снявший главные фильмы об оттепели - “Мне 20 лет” и “Июльский дождь” снял именно о застое свой самый странный фильм - “Послесловие”. В нем ничего не происходит, у главного героя, в исполнение Мягкова уезжает в отпуск жена, приезжает тесть, Мягков ходит по квартире, смотрит на лето с балкона, теряет тестя, который в гулянках вспоминает молодость. Впрочем вспоминает ее за кадром, а в кадре - Мягков, синие троллейбусы, квартира с работающим телевизором, отключение света, летняя гроза. Потом тесть находится, но главное - это застывший город. Город, в котором нет происшествий и жителей, только дома, закаты, ночной свет в окнах. Город, в котором нет жены - она в отпуске.
Именно так и выглядит свобода, как потерянный рай, в котором Господь еще не создал Евы, и нет еще бурь и бренности бытия - только солнце и пустота Эдемского Сада. Отправляя жену в отпуск, мы вновь ощущаем это.
Мы не можем сформулировать свое отношение к этой клетке любви, к обреченности на человеческое дуальное существование - и отчаянное “Зае..” превращается в ласковое “Заинька”
Ибо, стремясь к свободе, мы естественным образом каждый раз бежим от нее.
И если смысл Бытия в любви - значит это и есть самая главная несвобода. А в мир до любви человек может только играть.
И он играет в него. Обзвонившись жене, сидит на балконе и смотрит на летний город.
По городу идут соседки и продавщицы.
И достаточно того, что они просто идут.
