Давно когда-то, то есть по-настоящему давно, еще в прошлом веке, мы с парнями делали сайт. Сайт, кстати, и по сию пору жив, только делают его какие-то другие парни. Ну так вот. Делали сайт и решили его прорекламировать. Нарисовали баннер. Незамысловатый такой. Кажется, кусочек женской (почему-то я надеюсь, что женской, но точно не помню) попы был там изображен и еще — кусочек Адольфа Гитлера. И все это объединялось слоганом: «Фашизм и порнография — два бича русского интернета».

Баннер, хоть это и не важно для дальнейшего рассуждения, вел на статью старинного какого-то академического человека, дружившего с нашим издателем. Академический человек зашел в интернет и вышел в ужасе. И написал длинную статью про то, что, кроме фашизма и порнографии, ничего в интернете нету. Тогда было модно писать такие статьи, да и теперь тоже модно. Он написал, мы опубликовали — друг издателя все-таки, ну и что, что занудно, — а народ как ломанет!

Баннер прожил в баннерообменной сети, едва ли на тот момент в русском интернете не единственной, часа четыре, не больше. Потом администрация сети его заблокировала. Но к нам пришло невероятное количество народу. Человек, может, двести. А может, целая тысяча.

Весь, в общем, тогдашний русский интернет пришел к нам, чтобы убедиться, что два его бича — это фашизм и порнография.

Весь тогдашний русский интернет — это человек пятьдесят профессоров из Тарту, тысяча инженеров, недоубежавших из НИИ, и мы, грешные. Все такие интеллектуальные, что смотреть боязно. А на баннер незамысловатый кликали как подорванные.

Потому что именно фашизм — возможно, не в буквальном смысле, кому интересно читать толстенные книги и разбираться, в чем там суть человеконенавистничества, а как маркер жестокости, зверства, мрачного безумия, и порнография в смысле исходном — вот все, что людей интересует по-настоящему. Не будь оно так, таблоиды бы не процветали.

Во всяком случае, описанный выше опыт меня в этом убедил, и повода мысли свои менять за прошедшие века как-то не появилось.

«Однако где же коты?» — воскликнет нетерпеливый читатель. В интернете коты, где ж им еще и быть-то.

Взгляните на кота. (В книге Леонида Соловьева «Повесть о Ходже Насреддине», в годы моего детства безумно популярной, имеется, кстати, такой эпизод: мошенник вешает на дверь палатки табличку «Зверь, именуемый Кот», и начинает пускать туда зевак за плату; зеваки выходят разочарованными, но не успевших попасться не просвещают в силу злобности натуры человеческой. Смысла этого эпизода я не понимал никогда — на котов ведь очень приятно смотреть, в чем же обман?) Взгляните на кота, на то, как это животное, крайне, кстати, сладострастное и в средневековых бестиариях часто служившее символом похоти, двигается. Лежит. Тянет лапу. Смотрит искоса, низко голову наклоня.

Это же чистый секс. Во всех смыслах чистый. Не возбуждает, но дарит удовольствие. Кошачьи ласки — когда эти звери подходят к вам и толкаются, например, лбом, похрюкивая, — квинтэссенция невинности. Но за невинностью этой прячутся бездны. Кот — он средоточие не вырвавшегося на волю порока, ваша мечта о жизни более насыщенной, мягко говоря.

И при этом — мечта материализованная, лежащая рядом, мурчащая и когти в вас лениво втыкающая. Да еще и социально не осуждаемая.

Этого одного уже достаточно, чтобы человек, существо по натуре стеснительное, сублимируя, захламлял интернет фотографиями милых и нежных котиков. Потому что изображения безудержных оргий не всякий решится постить.

Этого было бы достаточно, чтобы весь интернет предсказуемо заполнился фоточками котиков. Но это еще не все. Вообще-то коты злы и жестоки. Если кот не ест или не спит — значит, он наверняка что-нибудь разрушает. Ловит мелкую зверушку или даже, если речь о городской квартире, скорее, бабочку, чтобы раздербанить безжалостно на тысячу частей.

Кошачьи, говорят, единственные в природе существа, которые убивают не только пропитания ради, но еще и удовольствия для. Кто видел, как домашний кот, плюшевый мешок с хрюкалкой внутри, концентрированная нежность, терзает медленно, с умыслом, с наслаждением несчастную какую-нибудь капустницу, залетевшую в открытое окно, — тот спорить с этим тезисом не станет.

И если это не фашизм, то я не знаю, что тогда фашизм.

Не случайно ведь на обложке знаменитой некогда книжки «Гламурный фашизм», в которой мудрые государственники разоблачали кровожадных оппозиционеров, изображена была как раз милая киска в эсэсовской форме.

А пазл тем временем сложился. Два бича русского интернета сплелись, извините, и получился зверь, именуемый кот. Кот и есть лучшая гемма для подлинных, скрываемых в глубине души интересов интернет-пользователя.

Оттого интернет и полнится фотографиями милых этих зверюшек.

Кстати, дома у меня проживают три кота, и фотографии их я регулярно в интернет выкладываю. Знаю то есть, о чем говорю.

Линор ГОРАЛИК
Опасное дело

У меня, как водится, был ряд историй про котегов в интернете. Первая значительная история случилась в 2000 году, когда ЖЖ был совсем юным и почти не русскоговорящим. У меня в квартире тогда жила кошка с совершенно ужасным характером, очень меня донимавшая. Чтобы хоть как-то себя развлечь, я написала в какое-то котоманское комьюнити (еще не ru_cats, а англоязычное) пост о том, что мне нужен экзорцист, берущийся работать с животными. В этом посте я излагала доводы в пользу того, что моя кошка — Антихрист. Доводов было, конечно, 23. Помню, там фигурировал тот факт, что кошка никогда не спит на Библии, и еще — что она кусает христианских младенцев и что она дерет диван и этим создает вокруг себя мерзость запустения. Это был первый раз, когда мне довелось видеть 200 комментариев за час, из которых первые 150 требовали лишить меня кошководительских прав. Так я узнала, что котики в интернете — это иногда опасно.

В другой раз я наблюдала сцену, когда одна девочка в Facebook другой девочки увидела фотографию котика общих знакомых, сопоставила ракурс этой фотографии с ракурсом того же котика на фотографии в Facebook собственного мужа и путем триангуляции вычислила, что в момент съемки чужая девочка сидела у ее мужа на коленях. Припертый к стенке муж во всем сознался. Так я убедилась, что котики в интернете — это иногда опасно.

И, наконец, совсем недавно знакомые прислали мне видео двух крепко совокупляющихся котиков на фоне, как положено, ковра. Я написала, что очень тронута тайным приглашением в закрытый клуб, но сама в этом смысле совершенно котиками не увлекаюсь и ответить порноподарком соответствующего толка не могу. В ответ пришло обиженное письмо: «Это наши Пузя и Мариша!..» Так я окончательно убедилась, что котики в интернете — дело опасное, и с тех пор стараюсь их избегать.

Роман ЛЕЙБОВ
Вне морали

Человекообразные обезьяны, как сообщают британские ученые, очень любят котов и смертельно боятся собак.

Обезьяна ведь — естественный человек, как русский писатель граф Т., ей волка хоть в попонку обряди, хоть в пять раз меньше сделай, хоть киндершнапсшницелем назови — он от этого волком быть не перестанет. Зазеваешься — и привет Красной Шапочке от бабушки. За всем разнообразием собачьих пород мудрые бонобо и проницательные орангутаны прозревают видовое единство, серый хвост, зубовный щелк.

Граф Т., русский писатель, как известно, очень любил детей. Ради появления на свет этих самых детей он даже порой был готов разрешить мужчинам и женщинам вступать в половые сношения (хотя вообще граф полагал это делом недостойным и, главное, неприятным). Биологи считают, что в основе умиления детством лежит инстинкт заботы о подрастающем потомстве, он заложен в млекопитающих с некоторым перехлестом, так что его хватает не только на детенышей своего вида, но и на всех мелких существ с большими головами, бессмысленными задумчивыми глазами и смешными конечностями. И даже не только на детенышей.

То, что не удается собакам, — обмануть инстинкты приматов — давно удалось котам. С точки зрения шимпанзе, кот — это такой обезьяний младенец, нуждающийся в опеке и ласке.

Полагаю, что африканские предки домашней кошки могли издавна понемногу шакалить у стоянок приматов задолго до официально признанной британскими учеными даты доместикации (9500 лет назад, Междуречье). В неолитическую эпоху, действительно, в кисах обнаружилась, как пишут в русских авторефератах, практическая ценность, их бросили на грызунов, придав, как обычно, паразитам статус силовиков, кормящихся с мышиной братвы. Но в современном международном культе котиков мне видится не вырождение культурно-хозяйственной прагматики, а возрождение гораздо более архаичных импульсов.

Младенческий статус кота предполагает сосуществование двух концептуальных схем. С одной стороны, младенцы и коты — недолюди, это снимает с них моральные и интеллектуальные претензии. С другой стороны, они — сверхчеловеки (отсюда представление об их исключительной интуиции, способности распознавать добрых и злых людей, предсказывать гостя и погоду, исцелять болезни). Сама их бессловесность, внесемиотичность может быть прочитана двояко: как блаженное божественное дознаковое неведение (в духе графа Т.) и как потустороннее сверхзнание (часто связанное с инфернальными силами). Ср., натурально, образ младенца в массовой хоррор-культуре.

В любом случае коты, как и младенцы, находятся где-то вне морали, то ли они — до нее, то ли — после.

«А собаки что?» — спросит читатель. А собаки — тоже дети, но побольше, уже ближе к героям трилогии писателя графа Т.

***

На этом с теоретическим введением покончено. Поговорим о некоторых практических последствиях антропоморфизации кота.

Дневник — вещь удобная не только в дидактическом отношении, но и практически. Сетевой дневник удобен вдвойне. Просматривая записанные дни и годы, легко выудить оттуда сюжеты, связанные с вещами, людьми, животными. Вот, например, коты. Можно их просто упоминать, можно фотографировать и показывать знакомым, можно рассказывать о них истории, постепенно перерастающие в притчи и басни. В конце концов твои животные могут даже стать знаменитыми, как коты И.Ф. Давыдова, поэта, — потеснив в сознании читателей Ф. Киркорова и В. Суркова. Но тут главное — не заиграться и не перейти грань между искусством и жизнью. Вот я вам расскажу, как у меня было, а вы сами выводы делайте.

Котов у меня было в последнее время две души. Мурка — серенькая кошка неизвестной породы, принесена была котенком еще в конце прошлого тысячелетия моей дочерью Анной с помойки. Полное имя Мурки — Мария Васильевна Кошман; жена предпочитает называть ее «Машей», дочь — «дауном». Характер у Мурки коварный, трусливый и задумчивый. Она миленькая. Первая запись в моем дневнике, упоминающая Мурку, датирована 10 апреля 2001 г. и представляет собой открытое письмо:

Мурка, зараза!
Какого хрена ты полезла на балкон? Что тебе там надо? Каких еще птичек? Нету птичек. Птички в воздухе. Ты же не умеешь летать. Ты же знаешь, что не умеешь летать. Зачем ты дрожишь нижней челюстью и жалобно вякаешь? Все равно эти птички тебе не достанутся. Возвращайся. И мотоцикл. Что мотоцикл? Не догнать. Уехал уже. Там у тебя какое-то съестное на кухне лежит в блюдечке. Оно не летает и не ездит.
Своим сидением на балконе ты оскорбляешь мое чувство самосохранения.
С уважением,
Р_Л

Сережа — тоже кошка, тоже серенькая, той же породы, что Мурка, и произошла она в доме совершенно аналогичным образом: с помойки. Некоторое время Сережа числилась мальчиком, но вскоре была разоблачена. В характере ее есть что-то от кавалерист-девицы Дуровой: она весела, бессмысленно агрессивна, безрассудна и тоже миленькая. Сережа любит лизать средства для чистки унитаза, в молодые годы она два раза прыгала с пятого этажа на землю — не в целях побега, а из молодечества. Вот первое упоминание Сережи, еще в ранге кота, в моем дневнике (14.09.2002), это, собственно, запись сна:

В Пскове вместо денег ввели такие карточки, которые надо прокалывать специальными щипцами. Я захожу в аптеку. Там работают девушка и молодой человек, они переговариваются: «С Фаиной надо поосторожнее... повнимательнее то есть. Да, конечно, муж ушел, это непросто, тридцать лет. Она вот и зачесалась теперь, думает скрыть».
Присоединяется к ним, выйдя из-за кулис, Фаина — миловидная блондинка без следов слез на лице.
Подходит моя очередь, я достаю свою карточку и прошу две баночки корвалола. Молодой человек говорит, что у него нету щипцов, в ремонте. «Но это, — говорит, — ничего, у моего брата должны быть, сейчас спросим». Он открывает потайную дверку — там сидит карлик в кожаном фартуке и готовит какие-то микстуры. Братья шепчутся, потом молодой человек, приветливо улыбаясь и поблескивая щипцами, подходит ко мне и пребольно хватает меня щипцами этими за нос.
Таких котов, как этот Сережа, надо стерилизовать на месте. Даже змея не кусает похмельного человека!

Сережа и Мурка, сохраняя общие для кошачьего рода иррациональную вредоносность и глубинную симпатичность, являют собой идеальную пару для психологических противопоставлений (Онегин и Ленский, Остап и Андрий, Элен и Наташа). Ср. в записи от 24.07.2004:

На пляже было много солнца и голых разнополых лиц. Одни лежали, как котлеты, другие мыкались в воде. Одна ужасная старуха руководила стариком, чтоб он водой не захлебнулся и не стоял, как идиот. Потом сама полезла в воду, всех испугав своим бельем. А неизвестные эстонцы играли рядом в волейбол. Но вот настал прекрасный вечер, и мы ходили в магазин. Там продавалось все, что надо, и даже кое-что еще. Спустилась ночь, сгустились тени, ударил гром, как молоток. И перепуганная Мурка залезла в шкаф, дрожа, как тварь. Зато отважная Сережа не испугалась ничего. Она глядела за окошко, где начинался тарарам. Там было очень много шума и электрической воды. Сережин лоб браздила дума. А дождь смыкал свои ряды.

Эту оппозицию необходимо было развернуть в сюжет. На фоне украинских выборов и «оранжевой революции» противоречия между Муркой и Сережей вылились в открытое политическое противостояние, привлекшее внимание моих немногочисленных, но заинтересованных, как это принято говорить, общественно-политическими проблемами читателей. Вот небольшой фрагмент этой обширной хроники (3 ноября 2004 г.):

Сережа вновь вступила в предвыборную гонку.
Мурка гоняет Сережу сейчас по дому, при этом они стараются обе как можно больше бегать по вертикальным поверхностям: стенам, деревянным панелям в коридоре, дверным косякам и занавескам.
Мурка в ходе гонки сделала заявление, согласно которому гомосексуальные браки требуют специального рассмотрения. А Сережа пообещала в случае победы резко повысить потребление «Вискаса».

Сережа пока побеждает в туалете (1 голос), Мурка — на кухне и в коридоре (3 голоса).

Ванная (2 голоса) традиционно считается ключевым местом — кто побеждает в ванной, тот, как правило, побеждает везде.
Но сейчас там сидит Сережа, поэтому совершенно невозможно провести никакой опрос.

Поймал Сережу, когда она выходила из ванной, и провел среди нее экзит-полл.
По результатам экзит-полла в ванной одерживает победу Сережа.
Таким образом, общий счет может стать 3:3.
Теперь все будет решаться в комнатах.

Подсчет голосов в ванной близится к концу. Пока лидирует Мурка.

Сережа заявила: «Мурка не может никак лидировать в ванной, я была там одна, сидела в темноте на полотенце, а Мурка спала в это время, как обычно, спала при этом в комнате и на хозяйской кровати. Тут либо недоразумение, либо фальсификация. Я подам в суд, или давайте “Вискаса”. Или пусть будет пересчет, если так».

В ванной победила Мурка. Общий счет стал 5:1 в пользу Мурки.
Сережа разодрала суперобложку книги «Пушкин в прижизненной критике. 1820—1827» и залезла в мусорное ведро.

Сережа согласилась на компромисс: голоса ванной поделятся пополам. Для этого куда надо внесена поправка. Завершается голосование на антресолях. Пока общий счет 4:2 в пользу Мурки.

На антресолях никто не проголосовал вообще, потому что там участки есть, а никаких голосов выборщиков нет.
Поэтому остается 4:2.
Сережа требует все-таки пересчета голосов на антресолях. Мурка требует признать ее победителем досрочно. Сережа требует снять Мурку с дистанции и сообщает о нарушениях. Мурка отрицает нарушения. Обе требуют сухого корма. Сторонники Сережи опять собрались под окном. Рядом собрались сторонники Мурки, еще больше.
Они все мяукают лозунг «Мяв!» Напряженность возрастает. Под окном проехала какая-то машина.

Надо заметить, что искусство в очередной раз фатальным образом оказалось образцом для жизни. Если до предвыборных гонок, описанных мной, градус противоречия между кошками все же не доходил до критического, то вскоре после этих дискурсивных экспериментов реальные Мурка и Сережа стали решительно несовместимы друг с другом, предсказав тем самым развитие политической коллизии «Янукович — Тимошенко».

Случайно попадая в общее пространство, кошки переходили в состояние волны, и эта серая энергия принималась носиться по квартире, оставляя после себя разрушения, клочья шерсти, облако ужаса и запах различных следов жизнедеятельности.

Так мы и жили потом пять лет, постоянно решая логическую задачу о козе, капусте и волке, запирая все двери и поражаясь собственному терпению.

Вот, собственно, к чему приводят безответственные игры с бессловесными тварями.

А ведь писатель граф Т. предупреждал: любая литература — ложь, и нечего трепаться о том, чего не было. Какую тут мораль еще вывести, не знаю.

Я же говорю: коты вне морали.

P.S.: пара слов о дальнейшей судьбе героев. Сережа переехала в Таллин, очень похудела, завела ошейничек, но продолжает лизать бытовую химию и охотится теперь на мою дочь и ее приятеля. Мурка в настоящий момент наелась мяса и лежит, близоруко щурясь, в коридоре, мягкая, интеллигентная и несколько похожая на Наполеона на острове Св. Елены или на артиста Стржельчика в фильме про адъютанта его превосходительства.