Стащила у Турмалин генератор слоганов
http://abstrukt.com/slog.shtml

и почему у меня такие пошлые ассоциации? ))

Красота формы. Совершенство функций. Ю-лан.
Вы можете использовать Ю-лан для очистки стекол.
Ю-лан: А я могу больше!
Ю-лан - это именно то, что вам необходимо.
Ю-лан - это победа разума над тщеславием.
Ю-лан. За качество отвечаю.
Ю-лан или не Ю-лан? Вот в чем вопрос.
Ю-лан делает это дольше всех.
Хочется Ю-лан?
Ю-лан - семья простит вам это увлечение.
Наш тренированный Ю-лан не даст вам скучать!

Соответственно, чувствую себя оттипированной

То бишь я, оказывается, не Есенин (как я 2 года думала), а Робеспьер.
Логико-интуитивный интроверт

Слова еретические соционические еще не все выучила, но по описанию похоже очень )))
Любовь к свободе, бла-бла-бла, борьба за справедливость, плевать, что едим и как живем, главное, чтобы было чего почитать )) и т.д. Ниасилила еще описание, нипанятно пока.

Вопрос: Робеспьеры есть? А Гюго есть? Это какие-то, написано, подозрительные дуальные личности. Давайте общаться. )
А то мне одной как-то страшновато

Сила страсти или в день святого Валентина происходит чертовщина ))

И пошли мы отмечать в ванну.
И в самый ...эта... момент я слышу, что рядом раздается совершенно посторонний треньк-дзиньк и чувствую, что у меня по ноге что-то скользит. Что-то фарфоровое. И звякает так же.
Первая мысль - с бортика ванны упала чашка.
Вторая мысль - но там же нет никакой чашки!
Ну, сильно отвлечься и выяснить мне не дали, но, однако, все внимание переключилось на ощущение "ааа, мы в Матрице!" и "…чашки не существует...".
…а потом выяснилось, что со стены ни с того ни с сего именно в этот самый ответственный момент отклеились 2(!) плитки и скользнули прямо в ванну. Но прикольно было.

- Давай ещё раз, - сказал Господь, - мне понравилось.
- Да не буду я с тобой играть, - сказал Натаниэль обиженно, - ты жульничаешь.
- Ничего подобного! - воскликнул Господь. - Смотри!
Он бросил кости. Обе кости упали шестёрками вверх.
- Ну? Где здесь жульничество? - спросил Господь.
- А что тогда жульничество? - спросил Натаниэль с беспокойством.
- Ну, вот так, скажем... - Господь снова бросил кости. Обе кости упали вверх двумя на десять в четвёртой степени очками.
- Пфф, - сказал Натаниэль, - я всё равно не буду играть. С тобой неинтересно играть. Ты используешь свою божественную сущность, а это нечестно.
- А какую мне ещё сущность использовать?! - спросил Господь поражённо.
- Не знаю. - сказал Натаниэль. - Но в "Монополию" мы больше не играем. Давай лучше в преферанс. (с)

Как-то давно, отсмотрев в принудительном порядке взятую мною в прокате комедию «Мужчина по вызову», Володя станцевал мне стриптиз. С торшером. Скорее всего, тоже в принудительном порядке, вряд ли добровольно. ))
Вчера вечером я почему-то это вспомнила. Причем сидела, долго вспоминала. А Володя в это время смотрел дома по телевизору эту самую комедию с Робом Шнайдером. И тоже вспомнил. И даже торшер вспомнил, которого уже два года как нету ))
Воть. Чтение мыслей в натуре.

Еще я иногда думаю что-то, а Володя приходит и начинает про это говорить. А еще я иногда резко, на много ходов вперед угадываю, когда мы в слова играем. Один раз даже угадала слово, которое я вообще не знаю, строительный термин какой-то.

А мне фанфик перевели
По Вайсс, специально для меня - чтобы у меня были хорошие эмоции и чтобы я быстрее выздоравливала )))
Это окончание "Цены безумия", то есть пятая часть. )) Третья и четвертая не переведены
aithene, спасибо огромное!





читать дальшеИногда, когда его одолевала ностальгия, Шульдих ходил гулять по бедным кварталам. Отсюда Стокгольм казался совсем не тем добропорядочным преуспевающим городом, каким он изображен в глянцевых туристических проспектах. Эти кварталы больше напоминали районы красных фонарей в гораздо менее преуспевающих странах, в которых доступное тело можно найти прямо на улице предлагающим свои сомнительные прелести без различия пола и возраста. Где задешево сделают минет и раздвинут ноги за немногим больше. И сделают что угодно за несколько лишних часов кайфа. За лишний грамм травы.

Забавно, но он совершенно не чувствовал жалости, глядя на лица этих детей, часто не достигших еще и двенадцати, маячивших в темных углах и зазывно манящих своими тощенькими телами, кое-как одетыми в вызывающие тряпки. Странно, что он не чувствовал ничего, кроме полного безразличия, проходя мимо, засунув руки в карманы куртки, стоившей больше, чем любой из них видел за весь год своего жалкого существования. Гораздо больше ему было жалко бездомную собаку, терзавшую какие-то отбросы, высыпавшиеся из перевернутого контейнера на краю аллеи. Где-то в глубине которой какой-то безымянный немолодой дядя дрочил в лицо стоящего перед ним на коленях костлявого мальчика. Брызги спермы попадали на мусор, устилающий землю. Если ребенку повезет, он получит немного денег за свои старания, если нет, то кулак в лицо, а может быть пинок в яйца. За сперму на лице синяк под глазом и втоптанную в грязь гордость — если она еще у него осталась.

Забавно, что Шульдих совсем не чувстовал жалости к этим детям, с тех пор как сам вырвался отсюда — целую вечность назад... А он ее не чувствовал. Сейчас он просто убивал время, дожидаясь звонка от Кроуфорда о следующей миссии.

— Эй, красавчик, ищешь что-то особенное? — судя по ее телу, женщина была молода. Она стояла, облокотившись обнаженным плечом на обшарпанный камень стены и скрестив длинные ноги, боком к нему. Ее тело оставалось стройным и подтянутым, но лицо было старым, никакой самый искусный макияж не смог бы скрыть следы разгульной жизни. Не смотря на это Шульдих остановился. Что-то в ней привлекло его больше, чем все эти дети, торгующие своими телами. Какой-то импульс жизни, все еще теплившийся за покровом усталости. Что-то, оставшееся от ее прежнего духа.

Шульдих осмотрел ее сверху донизу, задержавшись на линии длинных ног в шипованных туфлях на каблуках. У него была слабость к длинным, красивой формы, ногам. И шеям. Длинным и грациозным шеям.

— Мне нравятся твои волосы, — сказала она, и это была правда. Шульдих чувствовал исходившую от нее симпатию к себе. Ее мозг был таким же доступным, как и ее тело. У нее редко были мужчины, к которым она не чувствовала бы отвращения. Он был воплощением ее мечты... или, по крайней мере, она так думала.

Шульдих наклонил голову и его зеленые, как листва деревьев, волосы — цвета, в который он покрасился в этом месяце, — скользнули вдоль его щек. Он чувствовал, как она хочет дотронуться до него, но сначала нужно назначить цену. Не важно, насколько хорошо он выглядит, она здесь по делу и только по делу. Шульдих ухмыльнулся такой практичности. Если бы он захотел, она бы отдалась ему за сумму, меньшую чем эти уторченные дети в аллее.

— Мне нравятся твои ноги, — сказал он и подошел совсем близко, но все еще не касаясь. Со своею знаменитой хищной улыбкой на губах. Она не вздрогнула и не отшатнулась. Напротив, угроза, которую она ощутила, подействовала на нее возбуждающе. Он знал мущин... по-своему очень опасных мущин, которые шарахались при его приближении, когда на его лице была эта самая улыбка. Для нее не имело значения, что он был опасен и что он мог причинить ей зло. Самое худшее, что он мог с ней сделать — это убить ее и, в самом деле, было ли это так уж плохо, учитывая что ждало ее впереди? Она не понимала, но, тем не менее, для Шульдиха отсутствие страха убило всю остроту ощущения. Храбрость без страха смерти была равносильна безумию. Фарфарелло не боялся смерти и был невменяемым во всех смыслах этого слова.

Шульдих искал нечто... изысканное, то, что нельзя было встретить на грязных улицах района красных фонарей. Здесь не было ничего, что стоило бы искать. Здесь нельзя было встретить ни чистоты ни смелости — только страх, безнадежность и нищета. Чуть тронь — и они будут как на ладони, взломать их не требовало ни малейшего труда. Единственное, что он мог бы здесь получить — это быстрое облегчение, и то это было рисковано, учитывая послужной список этой на совесть потасканной шлюхи.

Сотовый телефон, лежащий в его кармане, зазвонил. Не меняя позы, Шульдих достал его из кармана и, открыв, поднес к уху.

— Миссия отменяется. Приезжай обратно. Немедленно.

Вот так. В голосе Кроуфорда на другом конце линии сквозил металл. Пять слов и обрыв связи. Ударение на последнем слове — Кроуфорд на что-то злился. Отмена миссии означала, что куча времени, угробленная на тщательное ее планирование, пошла в унитаз. Одного этого достаточно, чтобы Брэд слетел с катушек. И теперь он, должно быть, пребывает в отвратительном настроении. А если Шульдих теперь задержится, чтобы удовлетворить свои незначительные потребности, это совершенно точно приведет Кроуфорда в бешенство. Шульдих любил приводить Кроуфорда в бешенство, но только тогда, когда был уверен в собственной безнаказности. Он любил напоминать, что не является бойцовым псом, которому можно скомандовать «К ноге!». Что он не был ни придурком, за которым нужно было присматривать, как Фарфарелло, ни ребенком на попечении, как Наги.

Он улыбнулся ожидающей шлюхе и засунул телефон в карман, вытащив по дороге несколько крупных купюр.

— За все надо платить? Что ты умеешь делать?

Ее глаза на миг приклеились к банкнотам, а затем перешли на его лицо. Она улыбнулась и сказала:

— Для тебя — все, что угодно.

___________________________________________________________


Шульдих взял такси и проехал через весь город туда, где, утопая в роскоши, стояли отделанные мрамором здания и красивые люди в шикарных туалетах выполняли сложные движения своего нескончаемого танца существования, никогда не удовлетворенные тем, что имеют. Здешние шлюхи стоили гораздо дороже, но и они имели цену. Шульдих мог смешаться со здешней толпой с той же легкостью, с какой он мог сделать это в любом другом уголке мира. Он не вполне насытил свой аппетит со шлюхой, по крайней мере, ту его часть, которая не имела ничего общего с физическим удовлетворением. Физически она была более чем удовлетворительна, а ее язык умел творить чудеса. И, насколько знала она сама — а она была достаточно практична, чтобы регулярно сдавать анализы, — у нее не было никаких заразных заболеваний. Шульдих просто вынул эту информацию из ее головы перед тем как расстегнуть молнию, и он все равно использовал презерватив — просто на всякий случай. Он слишком заботился о своем здоровье, чтобы понапрасну им рисковать.

Они снимали помещение в офисном здании, посреди суетящейся толпы респектабельных обывателей, под личиной торговой интернет-компании. Отсюда Кроуфорд осуществлял управление, пока Шульдих и Наги отбивали свои ноги. Они еще не вызвали Фарфарелло, еще не готовые приступить к той части, которая требовала его патентованного насилия. Он тоже будет в бешенстве от того, что Кроуфорд отменил задание.

Ну и пусть. Хорошее настроение Фарфарелло никогда не состояло в списке жизненных приоритетов Шульдиха. Естественно, если фрик не имел в данный момент власти над ним.

Шульдих зашел в лифт вместе с полудюжиной влиятельных брокеров в костюмах по несколько тысяч долларов каждый и стрижками как на церемонию награждения «Оскаром». Краем глаза он замечал бросаемые на него взгляды, ощущал любопытство, желание, настороженность. Он выделялся в толпе: своим необычным цветом волос, хищным блеском глаз, свободным покроем одежды в месте, где каждый носил костюм, пошитый на Уолл стрит, или хотя бы подделку под него. Он был единственным цветным камнем среди серого гравия. Шульдих улыбнулся. Открыв свой разум, он позволил себе искупаться в их эмоциях, открыв щиты в месте, где он подвергался бомбардировке всего полудюжины чужих мозгов вместо нескольких сотен.

Дверь открылась на его этаже, и Шульдих не спеша вышел, довольный собой, довольный своим маленьким непослушанием: он явился на час позже, чем был проинструктирован Кроуфордом. Набрав код на электронном замке, он проскользнул в приемную, которая была обставлена точно так же, как любая другая приемная на свете, — стол для менеджера, цветочные горшки с цветами, удобные кресла. Кто бы сюда случайно ни заглянул, никогда бы не заподозрил, что здесь происходит что-то необычное. Офисы, расположенные за приемной, — совсем другое дело.

Первое, что ощутил Шульдих, было чувство эйфории. Несфокусированного, ни на что не направленного предвкушения, почти граничевшего с сексуальным возбуждением. Фарфарелло. Это чувство было знакомо Шульдиху. Фарфарелло излучал что-то похожее, когда собирался идти на дело, зная, что скоро будет сеять боль и смерть. Странно, что он испытывает это, когда миссия отменена, но прочитать что-то большее из разрозненных обрывков мыслей сумасшедшеого ирландца телепат не смог. Он нахмурился и, отрезав Фарфарелло, попытался почувствовать Кроуфорда.

И не смог. Когда Кроуфорд не хотел, чтобы его читали, Кроуфорд был нечитаем. Для нетелепата (насколько знал Шульдих) он имел одни из самых сильных щитов, которые Шульдих встречал когда-либо.

Он прошел через приемную и углубился в дебри их временного пристанища, где на стенах висели карты и фотографии текущих объектов, а на столах и компьютерах было разложено оружие и средства слежения гораздо более продвинутые, чем кто-либо мог ожидать найти в офисном здании этого типа.

Фарфарелло сидел, развалившись на диване, и вертел в руках тонкий стилет. Снова и снова. На его руках виднелись тонкие красные нити — Фарфарелло развлекался, пуская себе кровь. Чувствовал ли он при этом боль или нет было никому не известно — у Фарфарелло было искажено восприятие боли. Кроуфорд стоял спиной к Шульдиху, сложив за спиной руки, и смотрел в окно, занимавшее всю стену целиком. Как весегда, безупречно одетый в дымчато-серый костюм, из-за которого его волосы казались еще чернее, а кожа еще более бледной. Он не обернулся, и что-то в нем самом, в этой его позе «спокойного ожидания» заставило Шульдиха ощутить мороз по коже. Должно быть, Фарфарелло почувствовал его неосознанную реакцию, потому что на его лице расплылась безумная улыбка. Он поднялся — не спеша, больше всего напоминая в этот момент кошку, следящую за своей будущей жертвой.

— Отвянь, придурок, — буркнул Шульдих, когда псих подошел ближе, поглаживая лезвие в его руке как другой, нормальный человек мог бы гладить свой член.

— Фарфарелло, — не оборачиваясь, сказал Кроуфорд. — Пойди найди себе какое-нибудь занятие. Только не ищи неприятностей.

Улыбка Фарфарелло потускнела. Несмотря на то, что голос Кроуфорда был мягким, что-то в нем говорило, что сейчас он не потерпит никаких возражений, даже если они будут исходить от сумасшедших ирландцев.

После того как Фарфарелло вышел, тихо прикрыв за собой дверь, Кроуфорд просто сказал:

— Ты опоздал. Я позвонил тебе больше часа назад.

— Ну да. Надо было кое-что сделать, кое-кого отодрать, ну... ты понимаешь...

— Что за все надо платить? — тихо спросил Кроуфорд.

Шульдих пожал плечами, чувствуя себя как-то не по себе и прикрывая это беззаботной улыбкой.

— Ну да. Ты сказал, что миссия отменяется, поэтому я подумал, что нет никакой спешки.

— Хм-м, — Кроуфорд неспеша обернулся. Синие глаза за стеклами очков абсолютно непроницаемы. — И ты «подумал», что я это так просто спущу?

Шульдих еще раз пожал плечами и почувствовал, как по ним скользит его рубашка, — не то чтобы он когда-либо это замечал. Черт, он ведет себя как настороженная птичка, учуявшая запах хищника. Шульдих ненавидел чувствовать себя жертвой. Просто-таки испытывал отвращение к этому чувству.

— Я подумал, что это тебя разозлит. И только поэтому задержался, — Шульдих не мог не продемонстрировать свою независимость. Это было просто не по нему. Даже если Кроуфорд знал его вдоль и поперек. Или, по крайней мере, думал, что знает.

Кроуфорд улыбнулся. Он действительно улыбнулся, а потом подошел к Шульдиху и изо всех сил ударил его по губам кулаком. Шульдих почувствовал, как его губа лопнула и рот начал заполняться кровью.

— Блядь, — Шульдих осторожно поднес руку ко рту, испепеляюще глядя на Кроуфорда. Рука тряслась. Шульдих судорожно пытался понять, что ему делать дальше. Вариант первый: дать сдачи и посмотреть на лицо Кроуфорда, когда тот поймет, что Шульдих его действительно ударил — если, конечно, он действительно сможет его ударить. Кроуфорд удивительным образом умел не находиться на том месте, в которое ты метишь, когда дело доходило до обмена ударами. Единственной проблемой было то, что, если он начнет драться с Кроуфордом, это может стать последним его начинанием в этой жизни. Если Кроуофорд его не прикончит, то это могут сделать люди, которым он непосредственно подчиняется, а Шульдих не особенно хотел скрываться до конца своей с большой вероятностью не очень долгой жизни.

Вариант второй: стоять на месте и ждать, когда Кроуфорд еще раз его ударит. Это был гораздо более болезненный вариант, чем первый и гораздо более унизительный для его достоинства, но в этом варианте у него было гораздо больше шансов не окончить жизнь став для разнообразия жертвой Розенкройц.

Вариант третий: попытаться заболтать Кроуфорда и постараться узнать, что за такое шило на этот раз попало ему в задницу. Стоять и просто принимать удары за то, что он даже не знал, что сделал, было просто вне обсуждения. Больше всего Шульдиху импонировал именно этот вариант, несмотря на то, что у этого варианта была самая маленькая вероятность выигрыша.

— Погоди, Кроуфорд, просто погоди!.. — Шульдих отступил на шаг, закрываясь от следующего удара. — Я знаю, что ты бы не стал выбивать мне зубы только за то, что я опоздал на несколько ёбаных минут. Что случилось, Брэд?

Кроуфорд сделал еще шаг, сокращая расстояние между ними. Шульдих отступил — на этот раз здравый смысл одержал победу над гордостью. Он не хотел бы всерьез драться с Брэдом Кроуфордом. Кроуфорд предостерегающе поднял руку. Шульдих понял, что он хотел сказать, только через несколько драгоценных секунд. Не двигайся. Не двигайся и не пытайся выкрутиться, иначе будет только хуже. Шульдих замер и позволил следующему удару достичь назначения. Еще больше крови. Одна сторона его лица превратилась в подушку для тысячи раскаленных иголок.

Что за черт? Что за черт? Что за черт? Шульдих согнулся вдвое, держась за щеку.

От страха его сердце забилось вдвое быстрее, чем от вызванного болью адреналина. Что-то произошло. Что-то плохое.

— Сегодня утром мне позвонил Бруно Хоффман, — ровным голосом сказал Кроуфорд. — И знаешь, о чем был разговор?

Шульдих покачал головой. Его зубы выбивали мелкую дробь.

— Нет.

— Он сказал, что я должен тебя уволить.

Шульдих забыл, что означает дышать. Он стоял и, задыхаясь, смотрел на расплывающееся лицо Кроуфорда, пока значение этого простого предложения проникало в его мозг. Ни один человек не увольнялся из Розенкройц иначе чем на кладбище.

— Похоже, кое-кто получил наводку, — снова сложив руки за спиной, Кроуфорд обогнул Шульдиха, — что некоторые вклады Розенкройц были слегка почищены и проценты с них переведены на другой счет. А именно на некий счет в швейцарском банке, заведенный на некого Адольфа Бремера. Судя по всему, воспользовавшегося вымышленным именем. Но эта его уловка не стала гарантией того, что владельца счета нельзя найти. Особенно если тот, кто ищет, знает, где искать. Три миллиона долларов США. В самом деле, вовсе не много, учитывая общий размер вкладов Розенкройц. Всего лишь капля в море. И ты вовсе в них не нуждался, не так ли? Ты сделал это просто для того чтобы пощекотать себе нервы...

— Но кто?.. — прошептал Шульдих, поворачиваясь к Кроуфорду. — Кто мог навести их?

Удар по почкам пришелся неожиданно. Шульдих втянул в себя воздух и согнулся пополам, хватаясь руками за живот. Дикая боль разрывала его на части. Рука Кроуфорда вцепилась ему в волосы и насильно подняла его голову.

— Кто? Ты спрашиваешь кто это сделал вместо того чтобы умолять пощадить тебя?

— Если Розенкройц приказало убить меня, мне уже ничто не поможет, — крикнул Шульдих. — И, если мне предстоит отправиться в ад, я, черт побери, хочу узнать, кого мне ждать на той стороне, чтобы поблагодарить.

Кроуфорд поднял бровь. Выпрямился, аккуратно сложил очки и убрал их во внутренний карман. Когда он вытащил руку, то в ней был пистолет.

— Ты — напыщенный хитрожопый ублюдок, — прошептал Шульдих. — Должно быть, ты плясал от радости, когда они дали тебе этот приказ. Ты всегда хотел избавиться от меня. Потому что я никогда тебе полностью не подчинялся. Ты никогда не мог контролировать меня так же, как психа или ребенка. Может, они пришлют кого-нибудь, кто будет прыгать по первому твоему слову, на мое место. Надеюсь, он будет хорошо лизать тебе задницу.

Рукоять пистолета ударила Шульдиха по виску. Перед его глазами замелькали яркие огни. Носок сверкающего ботинка Кроуфорда вонзился ему в живот, когда он опять согнулся пополам. Шульдих перекатился на бок и притянул колени к животу, отстраненно подумав, почему он не сражается за свою жизнь. Может быть потому, что слишком хорошо усвоил за все это времени, что просто не может перехитрить, переиграть или перебороть человека, который точно знает, что ты собираешься сделать до того, как об этом узнаешь ты сам.

— Я абсолютно тебя контролирую, — тихо сказал Кроуфорд. — Ты просто слишком самовлюблен, чтобы понимать это. Я сказал Бруно Хоффману, что время и силы, которые потребуются на полную интеграцию другого телепата в мою команду, воспрепятствуют ее эффективной работе большую часть года. Но перед лицом твоего предательства он был готов пойти и на это.

Кроуфорд ударил его снова, на этот раз между лопатками. Сильный удар выдавил весь воздух из его легких.

— Мне пришлось объяснять ему, что ты имеешь определенную ценность. Что телепата не просто приручить, а потом управлять, что они непредсказуемы и не вполне стабильны от природы. Что ты часто действуешь импульсивно или из вредности, как ребенок, и что тебе необходима твердая рука, чтобы вбить соответствующие манеры.

— Пошел... на хуй, — с трудом выдавил Шульдих. В его легких почти не осталось воздуха. Следующий удар пришелся в голову, прямо за ухом.

— Я довольно долго убеждал мистера Хоффмана и тех, кого он собой представляет. Из-за тебя я поставил на кон больше, чем свою репутацию. Ты это понимаешь?

Шульдих дрожал, обхватив себя руками и пытаясь удержать в голове слова, которые пытались разбежаться, прежде чем принять какой-то смысл. Кроуфорд боролся за него? Не побоялся рискнуть свой жизнью, чтобы Розенкройц его не уничтожило?

Зачем?

Кроуфорд склонил голову на бок. Черная прядь упала ему на лоб. Такой безупречно красивый даже когда выбивает дерьмо из другого человека. Словно картинка в модном журнале — аккуратный, подтянутый и элегантно-бесстрастный. Боже, Шульдих ненавидел его за это. Если уж Кроуфорд собирается избить его до смерти, то он должен, по крайней мере, вложить в это занятие хоть немного чувства! По крайней мере, хоть каплю гнева или праведного негодования... ну хоть что-то, хотя бы отдаленно напоминающее человеческие эмоции, которых одержимо жаждал Шульдих.

— Я сказал тебе, что не хочу уменьшать эффективность своей команды.

— Ты не собираешься убивать меня? — напряженно вглядываясь в спокойное лицо Брэда Кроуфорда, Шульдих затаил дыхание. Комната слегка покачивалась. Кроуфорд расправил воображаемые морщины на рукаве пиджака.

— Не сейчас. Тебе дан испытательный срок. Ты жив только потому, что я так захотел. Если ты проколешься, я могу передумать.

Шульдих засмеялся, разбрызгивая вокруг кровь. Облегчение затопило его всего. — Потому что ты так захотел? И я должен встать на колени и отсосать тебе? Или ты хочешь, чтобы сначала я вымыл рот?

Кроуфорд спокойно смотрел на него. И был явно недоволен.

— Я еще не закончил свой урок.

О черт...

— Ты еще не сказал мне, — Шульдих пытался ухватиться за любую, даже самую ненадежную, соломинку, что угодно, лишь бы отдалить неминуемое. — Кто заложил меня?

— Критикер. Или, чтобы быть точным, один из агентов Критикер. Сделал ли он это по поручению своей организации или нет, совершенно не важно. Судя по занимаемому им положению, в область компетенции Кудо Ёджи входит исключительно мокрая работа, так что мне даже стало интересно, что заставило его пойти на такие трудности только ради того, чтобы скомпрометировать тебя в глазах Розенкройц.

— Кудо... Ёджи? — мозг Шульдиха заработал на повышенных оборотах. Он прекрасно знал, что могло заставить вайссовского убийцу пойти на такие меры. Черт бы побрал этого придурка!

— И поэтому я спросил у Фарфарелло, что он может знать об этом, — сказал между тем Кроуфорд. — И он рассказал мне о твоей маленькой интрижке с Фудзимией, а также твоих маленьких частных вылазках, которые за ней последовали.

— Придурок слишком много болтает.

— В действительности, вовсе нет. Его описания были слишком краткими. Я знаю тебя достаточно, чтобы заполнить оставленные им пробелы. Никто не санкционировал твои действия в отношении Вайсс. Ты подверг опасности мою команду и организацию, на которую ты работаешь. Сделаешь это еще раз, и они расправятся с тобой. И меня вместе с тобою.

Брэд выпрямился. Шульдих не мог рассмотреть его лицо. Свет, падающий из окна, превратил его фигуру в черный силуэт. Он снял пиджак и аккуратно повесил его на спинку стула, затем расстегнул манжеты и закатал рукава ослепительно белой рубашки. О черт. Черт-черт-черт!

— Если ты когда-либо будешь преследовать кого-либо из членов группы Вайсс без прямого приказа, исходящего непосредственно от меня, то то, что с тобой случится сегодня, покажется тебе не более чем шлепком по руке. Ты меня понял?

— Да, — Шульдих согласился немедленно и абсолютно чистосердечно. Он знал, что вне себя от страха, потому что чувствовал, что щиты, которые он годами выстраивал вокруг своего — о, такого невъебенно уникального! — мозга начинают рушиться под воздействием боли и напряжения, и то, что в нормальном состоянии он отражал на автомате, начинает просачиваться внутрь. Не мысли, нет — но вся плотина эмоций людей, находящихся на расстоянии всего диапазона его далеко не маленького доступа. Одержимость, алчность, безмятежность, злорадство, жажда, безнадежность... И ближе всего — горячечное возбуждение Фарфарелло. Слишком взбудораженный перспективой наказания Шульдиха, чтобы уйти далеко, он стоял прямо у двери, надеясь уловить хоть легчайший запах крови, хоть слабый намек на боль. И ничего — от Кроуфорда. Проклятый хладнокровный ублюдок.

— А я думаю, что нет, — Шульдих вновь услышал его голос. — Потому что мы еще не закончили.

Я люблю черную фэнтези.

Где-то лет 7 назад у меня оказалось пара томов 8-томника Говарда. Самый первый роман в самом первом томе назывался «Воин снегов» и прочитала я его позже, чем остальное. И удивилась. Очень.

Логически рассуждая, первый роман в первом томе и есть первый роман автора. Ну… показалось, что действительно так. То есть для первого произведения – прямо классно написано, Но. Композиция хромает, напихано много, то есть МНОГО всего – образов, направлений. От этого сильное впечатление некоторой недоработанности идей, как бы отметку сделал, а не раскрыл, не наполнил эмоциями, не привязал интересом. Этакая сборная солянка. Ну, для первого произведения простительно.

Но. Ладно, там упоминается «гигант из Киммерии», то есть Конан, а также Кулл и Валузия – предположим, Говард уже тогда придумал своих героев.
Но ведь там действуют еще и Боги Порядка и Боги Хаоса. И упоминается как некий вполне известный читателю «чародей-альбинос с красными глазами». Я тогда затупила страшно. Это же явно Эльрик из Мельнибонэ, один из моих любимых героев Майкла Муркока. И Боги Порядка и Хаоса – это же тоже космогония Муркока. Описание армии Хаоса тоже один в один Муркоковское – Хаос проявляется как Босховское нарушение привычной формы, соединение несоединимых для нормальной психики вещей.

Ну ладно, пусть бы аллюзии. Но ведь Говард умер в 1936 году, а Муркок родился в 1939. Он писать-то начал толком где-то в начале 70-х.

Так это и осталось тогда для меня неразрешимой загадкой. Говард никак не мог знать ни героев, ни космогонию Муркока. Откуда тогда он это взял? В "Воине снегов" строчки о богах Хаоса и Закона, упоминание об Эльрике выглядят как отсылки к чему-то известному, а не как новые благодатные идеи, которые надо развить. Но к кому отсылки? Кто тогда это придумал? Никого ведь не было – Лавкрафт, а потом сразу Говард.

Я нашла
разгадка
Говард написал только первую главу. И бросил свою задумку. )))
А в середине 80-х 16 писателей-фантастов собрались, и написали каждый по одной главе романа. Имена в основном незнакомые, но в том числе Муркок и Ван Вогт. Не знаю, зачем, думаю, просто в память о Говарде, в благодарность. И роман теперь издается под именем Говарда, и в сетевых библиотеках автор – Говард.

И поэтому такое ощущение легкого сумбура и непрописанности ряда идей и образов. И поэтому упоминаются образы из поздних произведений Говарда и вообще всякие посторонние герои и Боги. Они их с чистой совестью вставляли, никто ни у кого ничего не спостмодернил – это скорее были подарки.

А приятно жить в мире, где случаются такие вещи. Как-то… хорошо они сделали. Пусть даже роман и не самый удачный на свете получился, не в этом ведь дело.

Адвокат написал письма в прокуратуру и начальнику милиции.
Объяснил, что «повреждения средней тяжести» без ограбления милиции просто неинтересны. Я уже потом нашла – ст. 112, наказывается сроком до 3 лет. То есть от 0 до 3. Возможно, поэтому милиция и не напрягается – мороки много, а толку мало.

Поэтому он нажимает на следующее:
- это была попытка ограбления, т.е. разбой. Уже намного более серьезная статья. Даже то, что у меня стащили зажигалки, уже делает эту ситуацию ограблением, т.е. неважно что забрал, хоть пуговицу. Кроме того, я теперь должна помнить, что он пытался сумку выхватить, но у него не получилось. Типа, у меня память потихоньку восстанавливается. На период, пока пытаемся дело завести. )))
- он пишет в заявлении, что у меня остался глубокий шрам, т.е. «неизгладимое изуродование лица», что превращает повреждения уже в "тяжкие", а не "средней тяжести". Опять же, совсем другая статья. С моей точки зрения, шрам будет не такой уж особо глубокий, хотя видно его будет, факт. Адвокат сказал, что да, наверное, тяжкими в результате не признают, но нам же надо дело возбудить? В заявлении про шрам написать достаточно, его показывать не надо.
- в третьих, нажимает на то, что меня били стальным прутом, то есть нападение с использованием предметов, что тоже повышает срок.

Ну и дознавательницу всячески в письме опустил ))). И сказал, что «отсутствие события преступления» - это явная глупость.

Теперь мне надо это все распечатать (он по e-mail прислал) и отнести. А принтера у меня нету. Место, где можно было распечатать, закрылось, а больше я не знаю. Буду искать сегодня.

А мне в Бличе больше всего нравятся Гриммджо и Ренджи

7 ассоциаций от Maranta

анимэ
Наверное, единственное, что сейчас могу смотреть. Когда-то анимэ поразило меня сексуальностью, безжалостностью и стремительным разрушением стереотипов. Аниме для меня – это новое.
Аниме, подобно опере, удается впрямую моделировать, вызывать эмоции, впрямую заставлять чувствовать. Удивительный вид искусства, сплав энергии, визуальности, музыки и голосов.

Логика
Ммм… наверное, единственное, чем я когда-то гордилась. Кажется, это все уже потерялось. Но, может, вернется.

информация как средство существования ))
Yes. Как средство существования и как единственный способ существования, главное наслаждение.

Доброжелательность
Эээ…? Вот нету у меня ассоциаций.

экзотическая рыбка
Самые экзотические рыбки у меня сейчас – это акантофальтусы. Рыбки, класс вьюны, родственники боций. Выглядят как полосатые тигровые червячки длиной сантиметров 5-6 и толщиной полсантиметра. У них удивительно славные мордочки с маленькими глазками и усиками, а еще они стайные, поэтому очень дружат. И когда я вижу, как они спят вповалку друг-на-друге, обвившись друг-вокруг-друга, такие острые приступы нежности меня посещают. )) Рыбки абсолютно мирные, но ночные, их днем трудно увидеть. Но когда давление падает, они выходят танцевать на переднем стекле. И я периодически пугаюсь «Червяк в аквариуме!!! Что за фигня!!! Спасать рыбок!!!» и тут узнаю… акантофальтусы танцевать выплыли. Фух…
У кого-то феи танцуют, а у меня – акантофальтусы. Ну, или червяки, как посмотреть.

стойкость врагу не сдается наш гордый варяг ))
Это да, врагам мы не сдаемся. Был бы враг Сложности возникают, когда что-то не так, а врага вроде и нету, ну как на работе или просто в обыденной жизни. Тогда я теряюсь, и не знаю, что делать. Ведь не хочется человека обижать, как поступать? Тут меня и побеждают.
А когда враг есть – все просто. Тогда можно хотя бы попытаться драться. Тогда легко.

бежевый
Люблю как фон, как цвет обложки для адресной книжки или ежедневника. Вообще люблю серо-бежево-зеленоватую гамму, она мне кажется уютной для жизни. А ношу черное, синее и ярко-голубое.

Если кто желает получить ассоциации от меня - в комменты, плиз.

с форума, где обсуждалось происшествие со мной:

"Я прошу пардона, в каком городе произошло сабжевое происшествие?

У меня 2 месяца назад в Самаре убили отца по похожей схеме. Проломлен череп от удара тупым предметом (арматура, труба). Ничего не пропало, хотя было, что брать: ВТ-гарнитура, открытая машина, барсетка. Время - вечерний час пик, 6-7 вечера. Место - у подъезда своего дома."

Так что, люди, это вполне может быть какое-то новое поветрие среди "отморозков". "Зачет" или еще что-нибудь.
Действительно, будьте осторожны, а?

Если кто-то подходит сзади - будьте внимательны. И баллончик стоит купить (как пользоваться, я ссылку приводила).