Павлин начал импровизировать. Получалось у него плохо, но что-то было в его игре... какая-то неумелая нежность. Я смотрела на него, на этого здоровенного амбала, как он сидит за старым обшарпанным пианино, с косяком в зубах, и наигрывает какой-то вульгарный мотивчик - сбивчиво, мягко, надломленно. Смотрела и не понимала. - Павлин, это же просто шум. - Да. Но это мой шум. |c|
Если я не могу идти, я поползу. По алой ленте костров и линии крови чрез стальные перья всех своих шрамов. Даже если вся моя кровь будет отобрана, я поползу дальше. Видя глазами севера и штормом, что рунами взрезает мне сердце. Проще выдрать мне руку, чем забрать мой меч, отбив пальцы, что слились с рукоятью. Выдери - и я возьму его в зубы. Выбей мне зубы - и я засуну его себе в глотку. Мои легкие послужат опорой для гарды. И мы поползем вперед. По лестнице, ведущей к руинам. Меч-я.
За вас троих до конца.
@музыка:
12012 были бы невъебенно охуенной группой, если бы не сделали помимо четырех-пяти невъебенно пиздатых песен столько невъебенного ГОВНА... заебали
провода эстетично измазаны дерьмом, и всполохи огня встают на пути, сливаясь с грязью на рельсах листья мелькают в глазах на голом асфальте, рассыпаемы в пепел горящими фильтрами лучше вены грязного снега, чем голубое небо и приторный воздух зачем размешивать чай пальцами, если все равно не почувствуешь тупо разбиты о стену
нет, блять, хуево раскладывает, все мои бубенцы беззвучно рассыпались ссыпались сыпались
someday can never come come come come ___________________ comae.
Теперь кошмар открыто встает с замороженных степей, как пробный камень кобальта и опиума, глубоко засевший в заднице, роскошнейшая морфология воспоминаний и насилия, в чье логово ведут звериные следы навоза, спермы и костей, неизгладимое сияние, что затмевает даже северные всполохи зимнего солнцестояния. Заключите Магистра в объятия, проглотите его целиком, чтобы свинья о двух головах с первыми петухами порвала ваше сердце. Придите и пресмыкайтесь, набивая свой зоб моей черной бешеной пеной, присоситесь к сочному члену, чьи язвы оплачут религии, до сих пор неизвестные вашему роду. Здесь, по самые связки погребенные в грязи, вы получите шанс разглядеть несмываемый ужас, что царит в моих сладких воплях, расслышать предсмертный хрип, созывающий всех к моему пределу. Я пою об удушливой плотности вещества, душах-рефлекторах негативного ускорения мертвой массы, лихорадке белого мяса оживших вонючих мечтаний, невыносимой муке дыхания, что ослепленное человечество почитает священным. Проклятие ворона, знак зверя - и мужчина, и женщина отмечены стигматами сокрушительной деградации. <...> Крики диких зверей бесконечно выразительнее нелепой болтовни человека, недоумка, вечно выспрашивающего мгновение. Неисчислимые языки и губы ворчливых крестьян свисают на струнах с потолка моей детской - их доноры полют поля с безумными ртами. <...> Пейте из жопы глаукомы, дуйте из тыкв фатального диаметра, ведь все равно сапфирические психосоки моих сестринских лун в слиянье выпишут погодный полумесяц бессердечным ливнем сквозь канавы ваших психик.
нет, я еще не закончил тогда я проснулся от звука падения куска стали сквозь разбиваемые им же осколки чего-то затупившегося и невосстанавливаемого они окружают себя громкими звуками, пытаясь поддержать иллюзию наличия смысла они боятся тишины боятся, потому что в ней остаешься один перед собой и, оставшись, они увидят полость ту полость, которую так выверенно и четко рассчитанно заполняют пусто|шумом задача син-тетичности не|природы такого шума похожа на раз-два-три раз иголочка прошила кожу два иголочка прошила три иголочка задача не замечаемой стадом грязной синтетики зараженного шума заключена такими же не замечающими шум синтетики грязи, и заключена она в стандартизации и восковой гибкости продукта = массовое стремление к стилизации подлинности стандартизация некомпетентно стилизованной подлинности - глазные яблоки, что цепко вгрызаются взглядом из-под снега белый шум - пред]рассудок, одним из которых руководствуются невидящие глазные яблоки, что выворачивают тебя, чтобы вы-лечить под программу вылечить звучит почти как выебать они прячутся под снегом, что так похож на белый поро-шок смотреть прямо в них через шум|шок, пока они не взорвутся в полости своей стилизации стандартизированной подлинности непродуктивных не-сознаний белый мусор
им так хочется заполнить свою жизнь хоть каким-то смыслом но они пусты, и из такого рода полости выходит лишь его иллюзия некомпетентная стилизация негативизм автоматом - это чувство? бело|е; если надышаться порошком, который нужно принимать внутривенно, то через несколько часов твои руки будут смердить изнутри каталептическим снегом застывшим в псевдо-отвлекающем маневре и смешение этой мрази, этого белого мусора с запахом чистой и вольной крови создает впечатление белого шума и не выбивается из сознания будто пыль-ца
Но больше всего веселило меня, бллин, то усердие, с которым они, грызя ногти на пальцах ног, пытаются докопаться до причины того, почему я такой плохой. Почему люди хорошие, они дознаться не пытаются, а тут такое рвение! Хорошие люди те, которым это нравится, причем я никоим образом не лишаю их этого удовольствия, и точно так же насчет плохих. У тех своя компания, у этих своя. Более того, когда человек плохой, это просто свойство его натуры, его личности - моей, твоей, его, каждого в своем odi notshestve, - а натуру эту сотворил бог, или gog, или кто угодно в великом акте радостного творения. Неличность не может смириться с тем, у кого-то эта самая личность плохая, в том смысле, что правительство, судьи и школы не могут позволить нам быть плохими, потому что они не могут позволить нам быть личностями. Да и не вся ли наша современная история, бллин, это история борьбы маленьких храбрых личностей против огромной машины? Я это серьезно, бллин, совершенно серьезно.
я видел небо в стальных переливах и камни на илистом дне ... еще было море и пенные гривы на гребнях ревущих валов и крест обомшелый в объятиях ивы, чьи корни дарили мне кров
брат мой с ликом птицы, брат с перстами девы брат мой брат, мне море снится, черных волн напевы брат мой
Пламя, безуспешно притворявшееся ядерным взрывом разлитых на лезвии неба игл апельсинового сока. Листья, что текут по взорвавшему куски грязного льда лавой ржавых прутьев замерзшему бетону. В единстве с природой выживание среди клеток недо-руин. В оттоке для крови лишь честь, правда и верность. Я чувствую ветер в своих растрепанных перьях. Я чувствую свой меч, с которым мы слиты. Я чувствую истинный лед. Вместо звездопада есть мужественные листья, что в аудио|судороге сгребаю когтями.
Я себя чувствую как актер из какой-нибудь мыльной оперы, которую смотрят актеры другой мыльной оперы, которую смотрят актеры еще одной мыльной оперы, которую смотрят уже настоящие люди - где-то там, далеко. |c|
кровь на снегу притор|но-сладкая. фильтры не могут перебить эту сладость. синтетика, вызванная искусственным путем. белая драпировка. белый порошок. белый снег. поро-шок. сраный блять снег.
Холодные листья, что врезаются своими кромками в кости. Сожженные фильтры, что достигли апофеоза крика агонии в месиве льда и бетонных осколков. Железные прутья, замерзшие до каления, но не сумевшие зашить себя наглухо. Мне ни к чему запаивать их истекающим кровью пеплом. Потому что меч-я. Защищаться - это слишком легко. Отбиваясь, ты никогда не узнаешь, насколько тебя хватит. Выблевать всего себя, залить все вокруг брызжущей кровью, поперхнуться, захлебываясь не проходящими через пищевод легкими, рассмеяться, ударом рукояти верного клинка загнать их обратно, подавиться иглами крови и дальше смеяться, смеяться, смеяться, смотря на расплывающиеся коматозно-венозные капли, что бронхи выдавливают из глотки. Все больше и больше с каждым неудавшимся вдохом. Это похоже на хрип, но это так смешно, что невозможно остановиться. Принять весь удар - и добить самого себя, выблевать все свои внутренности, избить их, избить, избить, избить, чтобы не выебывались, подавиться ими, ухмыльнуться и идти дальше. Принять на себя удар, вынести это и идти дальше. Они смотрят на меня так, будто я сдохну через пару месяцев. Они спрашивают, зачем я так издеваюсь над собой. Зачем калечу. Зачем убиваю. Они говорят, что жизнь только одна. Что необходимо вылечиться, ведь боль мешает жить полноценно. Бред. Это такой бред - то, что они говорят. То, что они считают. То, что они думают. Люди, что одеты в белую ткань. Люди, которые думают, что у/знают причину. Люди, которые просто стирают. Ведь им не понять, что сожжет изнутри. Подавись собой и сдохни, Шин. Смеяться, видя, как взрываются под снегом глазные яблоки, ослепленные своими предрассудками. Пусть подавятся своим лечением, когда увидят, что я выживу без него. Что я выживу, медленно убивая себя. "Агония" - не совсем верное слово, но это первое, что приходит на ум.- аллюзия на Чака, хха Отбиваясь, ты никогда не узнаешь, на что ты способен.
Состояние стабильное. И что это значит? Почему врач так сказал? Это действительно так? Или, может, у них что-то не так с оборудованием? Или врач говорил неправду? Но зачем ему врать? Состояние стабильное. Что скрывалось за этим словом? Стабильный. Такое слово. И что оно значит? Стабильный, то есть устойчивый. Находящийся в равновесии, на самом краешке. На грани падения. Падение. Состояние стабильное.
Горечь. Вынести можно все. Абсолютно. Смерть может забрать у тебя все, но память не сотрешь ничем. Никогда и ничем. Заявка №9. Я всегда буду видеть эти буквы. Это врезалось. Навсегда. Isle of damned. Нахуя мне нужны мои легкие. Только чтобы чувствовать, как никотин обволакивает внутри все те лезвия, что врезаются в них. С каждым вдохом врезаются все глубже и глубже. "Выжить лишь для того, чтобы почувствовать боль потери". Потерять можно все. И вынести это. Вынести пустоту на месте того, кто был. Но память ты не потеряешь никогда. Захлебнешься ей. Вместе со смехом, никотином, горечью и кровью, что пролита на снегу. Заявка №9. Остров проклятых. Осколки стального льда в легких. Коматозно-венозного. Истекающий кровью пепел. На тонкой белой бумаге светящиеся болью буквы - заявка №9. После каждой затяжки от них остается лишь истекающий кровью пепел, пока взгляд не зацепится за девятку у самого фильтра. Смешок. Цинично придавить обитым сталью ботинком окурок на разложенных между рельсами внутренностях. Зачем мне мои внутренности, если память остается навсегда. Зачем мне мои внутренности, если я могу вынести все. Только чтобы захлебываться. Выжить лишь для того, чтобы почувствовать боль потери.
Есть Lucky Strike. Почему нет Bad Luck. Специально для конструктивистов с лажей. Или Fuck Luck. Не Fucking Luck, а именно Fuck Luck. Или еще лучше - Fuck Your Luck. Почти как Murder Time. Или даже как My Own Parasite.