Доктор Уотсон и мистер Уайльд
Не так давно зашел у нас разговор об Оскаре Уайльде , и я вспомнила про статью, которую видела в старом выпуске "Sherlock Holmes Journal"за 1954 год. Когда-то начала ее переводить, но потом отложила, а сейчас вот как раз вспомнила и решила перевести.
Но что хочу сказать прежде, чем выкладывать саму статью. Не уверена, что я закончила бы этот перевод, если б уже не пообещала заранее. Обещанное всегда стараюсь выполнять - рано или поздно) Не скажу, что статья совсем не о чем, да и автор, кажется, довольно известен в шерлокианских кругах, т.е. можно сказать классик, но это скорее какая-то поэтическая зарисовка, нежели исследование. Конечно, наверное, наивно будет искать какие-то серьезные взаимосвязи между Каноном и произведениями Оскара Уайльда, но у меня лично сложилось впечатление, что они принадлежат к одной общей литературной вселенной.
читать дальшеНу, и я лично сделала для себя вывод, что, как минимум, одна из книг Уайльда довольно крепко связана с Каноном - это "Преступление лорда Артура Сэвила". Сама я ее прежде не читала, но по ходу переводу пришлось углубляться и в перевод и в оригинал этой книги, и у меня, в самом деле, появилось ощущение, что это какая-то боковая ветвь Канона. И к тому же мне показалось, что она явно вдохновляла Westron Wynde, когда та писала свой цикл о молодом Холмсе - тут и хиромант, и какие-то очень знакомые великосветские дамы и вроде даже упоминается кузен, живущий в Венеции - а это по-моему, намек на так и не законченный цикл, который должен был продолжится в Венеции, если я ничего не перепутала.
Но во многом статья наивна, и, наверняка, кто-то скажет, что подобное сходство существует практически между всеми книгами одной эпохи. У меня и самой были такие мысли. И я сразу скажу, что были здесь строки, вызвавшие у меня улыбку и недоумение. И все же я не жалею, что перевела эту статью, это была возможность прикоснуться к жизни и творчеству Уайльда и решила, что обязательно прочту вот это "Преступление лорда Артура". Ну, и кроме того, все это было на заре развития шерлокианской науки, это хоть и не 30-е годы, а 1954-й, но все же все еще только начиналось и сам журнал еще делал только первые шаги - страницы скреплены скрепами и сам текст будто бы отпечатан на машинке.

Итак,

Джеймс Эдвард Холройд

Доктор Уотсон и мистер Уайльд





Столетнюю годовщину Оскара Уайльда в октябре этого года от столетнего юбилея Шерлока Холмса отделяет лишь несколько месяцев. То, что двух этих выдающихся представителей поздневикторианской эпохи чествуют в одном и том же году не так уж странно, как могло бы показаться на первый взгляд; ибо в карьере и того и другого наблюдается множество параллелей. И не последней из них является тот изначальный (или как кто-то сказал бы, элементарный) факт, что год рождения их обоих ставится под сомнение и является предметом обсуждения. Хотя большинство поддерживает идею, что в нынешнем году следует отмечать столетний юбилей Холмса, но существует немало и инакомыслящих, кто колеблется относительно точной даты юбилея в диапазоне от 1953 до 1958-го; и несмотря на почти единодушное мнение биографов Уайльда в отношении 1854-го, в некоторых книгах продолжают указывать годом рождения 1856-й.
Оба могли претендовать на артистическое происхождение: Холмс –вследствие родства с французским художником Верне; Уайльд - благодаря его замечательной поэтичной матери – «Сперанце». Обоим был в высшей степени свойственен драматизм. Обоим случалось выступать под псевдонимами – Холмсу под именем капитана Бэзила, Уайльду - Себастьяна Мельмота. Расположения обоих в зените их славы искали сильные мира сего. У обоих имелись связи с королевскими домами: Уайльд, как нам теперь известно, крестник короля Швеции; Холмс – доверенное лицо нескольких европейских монархов.
Но возможно лучше сопоставить эти схожие черты более последовательно. Вернемся назад, к хорошо известной встрече, к одному обеду в Лондоне, где представитель филадельфийского издательства «Липпинкотт» предложил Оскару Уайльду и другу доктора Уотсона, Артуру Конан Дойлю написать роман для его журнала. В результате того обеда (несомненно, это была одна из самых странных встреч, произошедших в то невероятное десятилетие) появились «Портрет Дориана Грея» и «Знак четырех». Оба романа были опубликованы в ежемесячном журнале Липпинкотта в 1890 году и некоторые критики считали, что в истории о Шерлоке Холмсе слышатся уайльдовские отголоски. И хотя позже Холмс безжалостно велел Уотсону вести рассказ «без поэтических отступлений», сам он в «Знаке» описывал рассвет, забрезживший над Лондоном в довольно лирической манере:

«Как хорошо дышится свежим утренним воздухом! Видите вон то маленькое облачко? Оно плывет, как розовое перо гигантского фламинго. Красный диск солнца еле продирается вверх сквозь лондонский туман.»

Но, на самом деле, Холмсу это было не свойственно, и надо признать, что у Уайльда гораздо лучше вышло колоритное описание, когда лорд Артур увидел, как на рассвете фермерские повозки направляются к Ковент Гарден : «Горы овощей сверкали, как россыпи нефрита на фоне утренней зари, как зеленый нефрит на фоне нежных лепестков роскошной розы.» (Заметим между делом, что в тот же выпуск Липпинкотта, где был напечатан «Дориан Грей», входил также и рассказ «Свадьба на море» Кларка Расселла, писателя, чьи чудесные морские рассказы очень любил, как нам известно, доктор Уотсон.)
Если и не существует никаких свидетельств, что Уайльд и Холмс когда либо действительно встречались, то, по крайней мере, такая возможность у них все же была. И в самом деле, если считать, что Холмс учился в Оксфорде, а не Кембридже ( и среди выдающихся шерлокианцев, отстаивающих эту точку зрения, есть и С. Робертс, и преподобный Рональд Нокс и Гевин Брэнд), они должны были быть сверстниками, и Уайльд, который обладал врожденной склонностью к изучению древних родословных, не мог не заинтересоваться таким аристократом, как Реджи Месгрейв, который даже сдержанному Холмсу напоминал о «серых башенных сводах, решетчатых окнах и всех благородных останках феодальной архитектуры».
И не было бы ничего удивительного, если бы следя за бородатым пассажиром кэба , Холмс и Уотсон, идя по Риджент-стрит, в соседнем кэбе увидели бы Уайльда, спешившего на ланч в Кафе Рояль, один из его любимых ресторанов. (И Холмс, и Уайльд оба были заядлыми любителями поездок в кэбах). В тот летний вечер, когда двое друзей шли по Пэлл Мэлл, чтобы встретиться с Майкрофтом в клубе «Диоген», они легко могли натолкнуться на Уайльда, который посещал клуб на Альбемарл-стрит и снимал комнаты в районе Сент-Джеймс.
По случайному стечению обстоятельств Уайльд закончил Оксфордский университет в том же году, когда доктор Уотсон получил в Лондонском степень врача. Когда Уайльд впервые приехал в Лондон, он занял комнаты «в темной улочке, выходящей на Стрэнд» и мог встречать там Уотсона, который «влачил неуютное и бессмысленное существование» «в гостинице на Стрэнде».
Не известно проявлялись ли уже тогда литературные амбиции Уотсона. Более или менее точно мы можем утверждать лишь то, что бессмертное партнерство Холмса и Уотсона зародилось в начале 1881 года по адресу 221б Бейкер-стрит, и 4 марта они отправились в Лористон Гарденс, в Брикстон, чтобы расследовать таинственное убийство и это положило начало бесчисленным подвигам Холмса.
Холмс, как нам известно, в то время уже писал временами статьи для журналов, ибо это его статью «Книга жизни» Уотсон назвал «галиматьей». Уайльд также уже ступил на литературное поприще, ибо за два дня до той раздражительной вспышки Уотсона одно из его стихотворений было опубликовано в «Мире» («The World»). Это был журнал, полный слухов и сплетен, в котором позже Уайльд и Уистлер предавались не самой респектабельной пикировке. В призыве Майкрофта, обращенном к младшему брату в деле «Чертежей Брюса-Партингтона»: - «Брось все, забудь на время свои пустяковые полицейские ребусы», слышится эхо язвительной насмешки Уистлера: «Оскар собирает с наших тарелок сливы для пудинга, которым он торгует в провинции.»
И в том же 1881 году в театре "Опера Комик" состоялась премьера комической оперы «Пейшенс»(«Терпение»), которая начала свой долгий путь на сцене, заняв второе место в мире по количеству показов среди всех музыкально-театральных произведений; а «Панч» тогда же начал свои постоянные, и зачастую чрезвычайно грубые нападки на Уайльда. 17 сентября 1881 года пародия на поэму Уайльда была представлена, как «строфы нашего премного обожаемого поэта Drawit Milde» (это пародийное имя я решила привести в оригинале, не уверена, как его перевести) В феврале следующего года, примерно в то время, когда банкир Александр Холдер топал по снежным улицам, чтобы получить консультацию Холмса в деле с берилловой диадемой, Уайльд на снежном плуге продирался сквозь полную предрассудков северо-американскую публику во время своего знаменитого турне. Доктор Уотсон, конечно, заметил бы, что на своем пути Уайльд посетил одного из его собственных героев, преподобного Генри Уорда Бичера, чей не обрамленный портрет стоял на стопке книг в гостиной на Бейкер-стрит.
Мы можем быть уверены, что Холмс и Уотсон, читавшие все газеты и собирающие газетные вырезки для своего алфавитного указателя, отметили для себя рост и становление Уайльда, как серьезного поэта и растущее количество критических статей на его поэтические произведения и драматургию в последующие годы. И можно предположить, что благодаря их любви к маленьким радостям жизни, им бы особенно понравилась его статья «Обеды и блюда», которая была опубликована в «Пэлл Мэлл Газетт» 7 марта 1885 года. И в свете наших нынешних рассуждений как интригующе начинается анонимная статья Уайльда в журнале «Court and Society Review» за 4 мая 1887 года: Должны ли гении встречаться?
Тем временем совпадения продолжались. 13 апреля 1887 года Уайльд написал рецензию на драму Уильяма Джиллетта «Захвачен врагом». И кто бы мог догадаться, что еще до конца этого века Джиллетт напишет еще одну пьесу, героем которой будет Шерлок Холмс,и которой суждено будет стать бестселлером по меньшей мере, на двух континентах?
Читатели «Знака четырех» вспомнят, что мисс Морстен, позже ставшей женой доктора Уотсона, была назначена встреча у входа в театр Лицеум, на Веллингтон-стрит, в Стрэнде, когда в тот сентябрьский день 1887 года в дождливые сумерки к театру съезжались многочисленные зрители. Вполне возможно, что и сам Уайльд был в театре в тот самый вечер, ибо 14 сентября 1887 года "Court and Society Review" опубликовала его заметку о постановке «Зимней сказки» в Лицеуме.(И как бы между прочим уместно будет вспомнить, что в галерее этого театра были вывешены иллюстрации Обри Бердсли из журнала «Желтая книга» к «Эскорту леди Голд». Еще одни из хорошо известных его иллюстраций, к «Вагнеритам» ведут к дальнейшим изысканиям относительно того, встречались ли когда-нибудь Холмс и Уотсон с этим удивительным человеком. (Про Обри Бердсли можно немножко почитать вот здесь zen.yandex.ru/media/id/5c50a5104d5f1400ad919a43...) Мы знаем, что Бердсли был горячим поклонником Вагнера; мы знаем, что Холмс и Уотсон часто посещали оперу и что в ходе дела «Союза рыжих» они пошли на вечер Вагнера в Ковент Гардене; и, наверняка, Холмс с его особым интересом к искусству должен был заметить расцвет таланта этого молодого гения).

Потом в 1887 году Холмс занимался делом Роберта Сент-Саймона , а Уайльд написал рассказ о преступлении лорда Артура Сэвила. Двое эти молодых лондонских аристократов, несомненно, были знакомы. В следующем году, примерно в то же время, когда «Таймс» поздравляла Уайльда с выходом в свет под его редакцией журнала «Мир женщины», Холмс говорил Уотсону:-Прекрасный пол – это по вашей части.

Однако, все эти параллели достигли высшей точки, когда в «Панч» дважды появлялись пародии и на Холмса, и на Уайльда. В выпуске за 26 августа вместе с «Приключением Пиклока Холса» появилось обсуждение последней комедии Оскара под далеко не самым утонченным названием «Еще более дикие идеи» (Still wilder Ideas), и затем в новогоднем выпуске вышел еще один рассказ о Пиклоке Холсе и еще одна пародия на Уайльда, в которой Дориан Грей приглашал Джульетту на ужин в обществе Ричарда Феверелла, Этель Ньюком, Эрнеста Мальтраверса, Тома Джонса и прочих.

Возможно, мне возразят, что есть некоторое смешение и неразбериха в этой смеси фактов и фантазии, и мне не позволено будет далее развить свою мысль, исходя из такого рода совпадений, что Роберт Росс, литературный душеприказчик Уайльда, как-то опубликовал статью под заглавием «Пейзажи мистера Холмса»; что лорд Альфред Дуглас, как и Уотсон, часто играл на бегах и имел счет в банке «Кокс и Компания»; и что свадьба Уайльда, состоявшаяся в церкви Святого Джеймса, в Сассекс Гарденс, в Паддингтоне происходила совсем неподалеку от церкви Святой Моники на Эджвер-роуд, где была свадьба Ирен Адлер, на которой Холмс был единственным свидетелем. Но, тем не менее, я могу еще указать на многочисленные параллели в этих двух- во всех других отношениях - столь различных мирах. К примеру, можно было бы сказать, что леди Уиндермир роднит с Лэнгдейлом Пайком, как минимум, топографическая близость. А ее лондонский дом назывался Бентинк-хаус. И он, несомненно, находился на Бентинк-стрит, той самой улице, где Холмсу едва удалось увернуться от мчавшегося на него парного фургона, возницей которого был один из приспешников Мориарти. А Паркер, дворецкий Уиндермиров, вполне мог бы быть родственником того игрока на варгане, который был дозорным Морана в «Пустом доме». Достопочтенная Гвендолин Ферфакс практически кровная родня леди Френсис Карфэкс, тогда как сэр Роберт Чилтерн, заместитель министра иностранных дел («Идеальный муж»), очевидно, действовал в то же время, что и министр по европейским делам, достопочтенный Трелони Хоуп. Когда в «Кентервильском привидении» мы читаем: «Он стер пятно второй раз», то, не колеблясь воспринимаем это как некий смутный намек, а письмо молодого Вашингтона Отиса на тему «Постоянства пятен крови, связанных с преступлением» явно относилось к тем монографиям, которые вполне мог бы написать и сам Холмс. И совсем не нужно быть гениальным сыщиком, чтобы услышать эхо вот этой цитаты из «Сфинкса»:

И вот теперь
Ужасные змеи и пестрые гадюки ползают открыто
Среди поверженных колонн.

Но чтобы найти самое поразительное свидетельство родства между литераторами с Бейкер-стрит и Тайт-стрит, мы должны обратиться к «Преступлению лорда Артура Сэвила», опубликованного в 1887 году (в том же году, что и «Этюд в багровых тонах»). Например, на приеме в самом начале этого повествования, фигурирует девушка с глазами цвета фиалки, как у Алисы Тернер в «Тайне Боскомбской долины», а также герцогиня, у которой вырывается любимое восклицание Уотсона: - Боже мой! То, что хиромант читает по руке одного из гостей, звучит очень похоже на один из примеров наблюдательности Холмса только как бы в несколько перевернутом виде:

- Непоседливый нрав; четыре дальних путешествия в прошлом, одно еще предстоит. Трижды попадал в кораблекрушение. Нет-нет, дважды, но рискует разбиться вновь. Убежденный консерватор, весьма пунктуален, страстный коллекционер. Тяжело болел в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет. В тридцать унаследовал крупное состояние. Питает отвращение к кошкам и радикалам.

И как интересно сравнить «научный трактат о человеческой руке» хироманта с монографией Холмса «О влиянии профессии на форму руки».

Когда лорд Артур продолжил свою ночную прогулку, то должен был пересечь Бейкер-стрит, ибо он прошел через парк, перешел Оксфорд-стрит и оказался у Мэрилебоунской церкви.
Временами это повествование заимствует некоторые идиомы из шерлокианской саги. Лорд Артур с размаху бросается на диван. И перед нами мелькают знакомые очертания кэбов и полисмена с фонарем в руках.
Позже , когда молодой лорд покупая яд у аптекаря в Мэйфэре, поясняет, что это «для большого норвежского дога, который …уже дважды укусил кучера за ногу», мы тут же слышим здесь намеки на Сигерсона, Карло и бультерьера Виктора Тревора.
Когда мы видим, как он устремляется в библиотеку клуба, «прихватив "Пэлл-Мэлл", "Сент-Джеймс газетт", "Глоб" и "Эко", разве тут же не приходит нам на память распоряжения Холмса о размещении объявления в газетах в рассказе «Голубой карбункул»: «В "Глоб", "Стар", "Пэлл-Мэлл", "Сент-Джеймс газетт", "Ивнинг ньюс стандард", "Эхо" – во всех, какие придут вам на ум.».
И когда мы слышим, что лорд Артур наносит визит русскому, который снимает комнаты в Блумсбери, мы, конечно же вспоминаем, что и Холмс снимал квартиру в этом районе, когда впервые приехал в Лондон.

Самое лучшее здесь - это немецкий анархист герр Винкелькопф, который также, как и Холмс, отдает предпочтение небольшому выбору белых вин («потягивая превосходный «Маркобрюннер» из бледно-желтого бокала с имперской монограммой) и в той же степени презирает полицию («Английские сыщики – наши лучшие друзья: благодаря их тупости мы делаем все, что хотим.») И их мнение также совпадает, когда речь идет о деликатном вопросе гонорара.
Винкелькопф: «Я работаю не ради денег, я живу исключительно ради своего искусства.»
Холмс: «Искусство для искусства, Уотсон. Вы ведь тоже, когда занимались врачебной практикой, наверное, лечили не только за плату.» («Алое кольцо»)


Можно предположить, что взрывное устройство, которое Винкелькопф по своему собственному признанию послал военному коменданту Одессы и из-за которого взлетела на воздух одна из его горничных, как раз и было причиной того, что Холмса «вызывали в Одессу в связи с убийством Трепова», о чем говорится в деле «Скандал в Богемии». И, наверняка, можно не сомневаться в том, что к хитроумным изобретениям герра В. относился также и «зонтик, который стрелял , как только его открывали» и который ставит точку в отчете о мистере Джеймсе Филлморе, который, как записано в «Загадке Торского моста», «вернувшись домой за зонтиком, бесследно исчез». Между прочим, Роберт Росс жил в Филлимор Гарденс, в Кенсингтоне и Уайльд как-то назвал его «Святым Робертом из Филлимора».

В своих «Воспоминаниях и приключениях» Конан Дойл отдавал должное артистичности Уайльда. Но когда Уайльд , уговаривая его посмотреть одну из своих пьес, с самым серьезным видом говорил: «- Вы должны ее увидеть. Она прекрасна. Она гениальна», то сэр Артур решил, что его собеседник попросту сошел с ума. Ему, очевидно, не пришло в голову, что это была всего лишь беззаботная шутка неуемного писателя.

Похоже, что сам Холмс мог бы отреагировать в данной ситуации более адекватно. Оскар был несравненным собеседником и Шерлок, как нам известно из «Знака четырех», также мог быть незаурядным рассказчиком. («Холмс, когда хотел, мог быть исключительно интересным собеседником. Я никогда прежде не видел его таким разговорчивым. Он говорил о средневековой керамике и о мистериях, о скрипках Страдивари, буддизме Цейлона и о военных кораблях будущего. И говорил так, будто был специалистом в каждой области.»). Какой захватывающей могла бы быть их беседа! Два невероятных человека, совершенно непохожих друг на друга, за исключением того, что оба были гениями; и каждый встретил бы в лице другого достойного противника; каждый из них не имел равных в выбранном им поле деятельности; и оба они великолепно олицетворяли собой два противоположных полюса своего времени.

Но последнее слово, несомненно, осталось бы за Холмсом, который мог бы сказать Уайльду то же, что сказал и Уотсону: «Артистизм в крови может принимать самые разные формы»

***

Меня тут, признаюсь, заинтересовала личность матери Уайльда. Приведу несколько выдержек из ее биографии.




Джейн Франческа Агнес Элджи родилась в 1821 году в Ирландии, в семье дублинского адвоката Чарльза Элджи и Сары Кингсбери. Дедушка Франчески по материнской линии — доктор Томас Кингсбери был Комиссаром банкротов в Ирландии. Баронет Чарльз Ормсби, её дядя, был членом ирландского парламента. Родная сестра матери, тётушка Генриетта, была замужем за Чарльзом Метьюрином, автором романа «Мельмот Скиталец», которым восхищался А. С. Пушкин. Старший брат Франчески эмигрировал в США, где стал известным адвокатом. Двоюродный брат — Роберт Мак-Клюр — вице-адмирал, был прославленным исследователем Арктики. Сама Франческа Элджи считала, что её семья происходит от знатного итальянского рода Алигьери. Она называла себя потомком Данте.

В 17 лет Джейн увлеклась движением «Молодая Ирландия». Юная красавица стала знаменем восстания против английского правления, писала политические стихи и воззвания в журнал “The Nation”, в которых призывала народ на баррикады. «Никто из тех, кто выступал с обличением политических ошибок в Ирландии, — пишет её биограф, — не пользовался таким благоговейным вниманием, как эта очаровательная девушка, ставшая вскоре известной под псевдонимом Сперанца». «Я выражаю душу великой нации, на меньшее я, признанный поэтический голос моего народа, не согласна. Я жрица у алтаря Свободы», — писала Джейн в будущем своему сыну Оскару.

Вскоре случилось несчастье: у Франчески умерла мама. И хотя замужество не входило в её ближайшие планы, в ноябре 1851 года Сперанца стала женой известного врача-окулиста Уильяма Уайльда. Со стороны эта пара выглядела странно: некрасивый муж был наголову ниже своей красавицы-жены. Правда, их многое объединяло: они оба были людьми известными, обеспеченными, разносторонне одарёнными, трудолюбивыми, оба увлекались легендами, древними мифами и поверьями, оба были патриотами Ирландии. Общие духовные интересы, глубокое уважение и взаимное восхищение друг другом сделали этот брак на редкость крепким. Романтичная творческая натура Сперанцы помогла ей разглядеть за невзрачной внешностью талантливую личность Уильяма Роберта Уайльда. Она всем сердцем полюбила этого, по её словам, «лучшего собеседника в Дублине» (из письма к подруге).

В 1852 году родился их первенец — Уильям, а 22 ноября 1854 — Оскар Уайльд. После рождения второго сына Джейн написала своей подруге: «Скорее можно представить Жанну д’Арк покорную узам брака, чем Сперанцу, качающую люльку с мальчуганом. Ребёнку всего месяц, а он уже красив и силён, если бы ему было три; его назвали Оскаром Фингалом. Не правда ли, это великолепно, туманно и в стиле Оссиана?»

Один из друзей семьи Гамильтон написал о Джейн Уайльд следующее: «Вне всякого сомнения, Сперанца была самой яркой звездой галактики… Молодость, красота, исключительное воспитание, редчайший ум, личное обаяние, образованность, оригинальность и сила характера сделали эту женщину центром дублинского высшего общества».

И если старший сын Уилли воспитывался Сперанцей на героическом эпосе ирландского народа, то Оскару досталась мама, охваченная страстью к неоклассическому возрождению. Новый дом Уайльдов был украшен картинами из жизни древних греков и римлян, копиями античных скульптур. Поостывшая к революционным идеям Франческа погружала своих сыновей в мир Эсхила, Софокла и Еврипида. С любовью и вниманием Джейн Уайльд раскрывала души своих детей, наблюдала, изучала их особенности и сильные стороны характеров, которые, впрочем, сама и создавала. Теперь уже Оскар ходил у матери в любимчиках. «Уилли хорош, — писала она в своём дневнике, — очень красив и на редкость умён, но Оскар — О! из него получится нечто божественное». Своим чутким восприятием «божественной эллинской речи» и проявленным усердием при изучении языков Оскар наравне с Уилли завоевал сердце матери.
----
В 1895 году Оскару Уайльду предъявили обвинение в «непристойных отношениях» с молодым аристократом Альфредом Дугласом. Друзья убеждали писателя покинуть Англию.Леди Франческа сказала: “Если ты уедешь, я от тебя отрекусь, а если останешься, то навсегда будешь моим сыном”».
К сожалению, всё произошло совсем не так, как она себе представляла. После заключения сына в тюрьму и вынесения приговора героический дух Сперанцы был сломлен. Леди Уайльд тяжело заболела. Ей отказали даже в просьбе проститься с сыном. Мать Оскара умерла ровно через месяц после вынесения ему приговора. Это стало для него страшным ударом. Сын винил себя в смерти матери, которую любил больше всего на свете.

В своей тюремной исповеди «Из глубины» Оскар Уайльд писал: «Моя мать, равная по своему интеллекту Элизабет Баррет Браунинг, а по историческому значению — мадам Ролан, умерла от горя, потому что её сын, чьим гением и творчеством она так гордилась, кого считала достойным носителем славного имени, был приговорен к двум годам принудительных работ… Её смерть поразила меня таким ужасом, что я — некогда повелитель слов — не нахожу ни слова, чтобы передать мою муку…»

Читая про историю жизни Сперанцы, натолкнулась на замечательное высказывание Джона Раскина:

«КОГДА СОЕДИНИЛИСЬ ЛЮБОВЬ И МАСТЕРСТВО, МОЖНО ОЖИДАТЬ ШЕДЕВРА»

***
Хочу еще кое-что добавить. Может, я лох и что-то где-то упустила, но не помню и не нашла в книгах упоминания о том, что в "Союзе рыжих" Холмс с Уотсоном слушали Вагнера. Это был концерт Сарасате, но что он играл Вагнера я как-то упустила.

В ходе перевода в очередной раз столкнулась с тем, что перевод,с которым нам часто приходится иметь дело, может быть довольно авторским. Поскольку отталкивалась от оригинала "Преступления лорда Артура", то пытаясь провести сравнение - как предлагал автор- в отношении цвета глаз героини и Алисы Тернер, поняла, что в советском переводе и тут допустили вольности. Глаза-то у нее в принципе фиолетового цвета, цвета фиалки - если выразиться изящнее, но никак не голубые. Ну, и еще вот долго ковырялась в поэме Уайльда "Сфинкс" в переводе Гумилева - уж больно было интересно, как он художественно изобразит "пеструю ленту". Оказалось, что зря я старалась, потому что, видимо, из соображений рифмы все змеи и пестрые гадюки были просто названы "ехиднами")) Так что пришлось мне худо-бедно обойтись своими силами.

В общем, как-то вот так. Хоть сама статья полна фантазий, но я очень рада, что ее перевела и пока вкратце ознакомилась с "Преступлением лорда Артура". У меня стойкое впечатление, что книга эта связана с циклом о молодом Холмсе и, наверное, надо с ней ознакомиться более подробно.

Ну, и это, конечно, имеет лишь косвенное отношение к этому посту, но последнее время часто стали приходить в голову мысли о том, чтоб попробовать сделать свой перевод Канона. Ну, не то, чтобы свой... Я все же большой поклонник старого советского, но хотелось бы как-то его переработать - что-то исправить, что-то дополнить, внести указания на соответствующие цитаты из того же Шекспира, например. А то последнее время стала часто ощущать, что оригинал и перевод - причем почти любой - две большие разницы. Но это пока мечты... Не хватает времени даже на самое необходимое.

Тут на днях в посте Григорий Исаев зашла речь о солнечной энергетике в Сахаре. И там смысл одного комментария сводился к тому, что ставим солнечную панель в Cахаре, там немедленно бесплатное электричество образуется, а мы такие лежим в тенечке под панелью, в одной руке пина колада, в другой айфон и эдак лениво продаем (в Европу! Йеее!) то, что прет само собой. Ну и вокруг все так благостно, карбон фри, риньюэбл и вон даже соседский барбершоп чисто на солар энерджи барбершопит местных берберов. Слегка утрирую, но как-то так. Нет, не спорю и не собираюсь. Просто прекрасная идея, жизненная!
Но вот однажды у меня в Марокко, в северной Сахаре, было несколько десятков мелких связистских объектов (не буду вдаваться в технические детали), запитанных с помощью солнечных панелей. Согласитесь, идея тоже была отличная - запитать кучку базовых станций в Сахаре от солнца. Ну серьезно классно, да? И по сравнению со взрослой генерацией объективно просто как три рубля. Вообще что может пойти не так?
Практика показала, что не так идет абсолютно все.
читать дальшеНапример, с самого начала стало неприятным сюрпризом то, что солнце в Сахаре есть. Но только днем. А ночью там солнца нет. Уговорить марокасов сидеть по ночам без связи не удалось, хотя мы пытались, поэтому пришлось комплектовать объекты аккумуляторами. Не сказать, что сильно помогло, но по крайней мере у меня остался стойкий навык - если ночью позвонит марокканец, я легко и почти не просыпаясь уговорю его, что отсутствие связи ночью это совершенно естественное явление. Иншалла.
Кстати, производители аккумуляторов, когда им в RFP пишешь рабочий диапазон температур от -20 до +70, в ответ обычно звонят, глупо хихикают и просят отсыпать по-братски.
Но вообще проблема понятна, а у нас же инженеры или куда? Поэтому, конечно, ставим систему охлаждения. Которая - сюрприз! - забивается песком и сама дохнет в первое же лето. В количестве где-то близком к слову “все”. Кстати, мы за несколько лет выяснили конфигурацию оптимальной системы охлаждения объекта. Не хотел делиться ноу-хау, но так и быть. Знаете, какая? Прорези в стенах боксов. Как показала практика - менять просто сдохшее оборудование дешевле, нежели сдохшее оборудование и вместе с ним сдохшую систему охлаждения (профит!).
Так что ближе к началу каждого лета я затаскивал в Марокко фуру со свежей партией аккумуляторов процентов так в 50 от общего количества и еще много разного интересного…
Кстати, о песке. А вы знаете, что песком заносит панели, от чего они начинают деградировать? И процесс этот совершенно нелинеен? А чтобы его вовремя поймать, нужен опыт. Но люди с таким опытом не хотят работать за миску кус-куса… Это, кстати, вообще трагедия солнечной энергетики Сахары - вся эта байда требует специалистов, которые категорически не работают за кус-кус, а хотят за работу вполне себе осмысленные деньги!
Но вот занесло группу панелей песком и они на выходе выдают 3-5%, что с этим делать? Напрашивается логичный ответ - дать кому-нибудь миску кус-куса, пообещать пирожок с голубем (вот только не надо ржать - это известный марокканский деликатес), вручить веник в руки и отправить чистить панели. Да, решение прекрасное. Но нет. Панели у нас в антивандальном исполнении и с веником туда не залезешь, а если залезешь, то свалишься, а если свалишься, то у того, кто дал кус-кус и веник, будут удивительные приключения в марокканской трудовой инспекции. В общем, опуская долгие подробности - лучшее решение это машина-поливалка с подъемником и мойкой высокого давления. А вы когда-нибудь пробовали найти летом в Сахаре поливалку с водой, мойкой высокого давления и подъемником?… Нет, вот на этом месте просто представьте. Вы. Лето. Жара. Сахара. Вам нужна поливалка, полная воды. Но! Не какая-то там поливалка. Просто поливалка, даже с водой, вам без надобности! Вам непременно нужна с мойкой высокого давления. И еще подъемником!
Внимательный читатель, конечно, спросит - а зачем в антивандальном исполнении? И на этом месте я тоже спрошу - а в каком еще-то? Вообще у меня был легкий, можно сказать тепличный случай - режимная территория, патрулирование, антивандальное исполнение, система сигнализации на каждом объекте…. Но даже при всем этом у нас оборудование начали воровать…
Думаю, граждане марокканцы, начитавшись фейсбучеков, решили заработать на модном тренде солнечной энергетики. Далее ситуация развивалась слегка анекдотично - поскольку им самим в хозяйстве украденные панели были без надобности, они попытались продать их среди знакомых. Не вышло. После этого, не долго думая, они поставили образец украденного на местном рынке. Всех это настолько восхитило (кстати, к разговору о популярности солнечной генерации в солнечной стране), что об этом узнала полиция, где уже лежало наше заявление. Палка так просилась в руки, что даже марокканские полицейские не устояли и наши незадачливые воришки отправились отбывать весьма серьезные сроки.
Да, вот прямо сейчас, когда вы читаете эти строки, где-то далеко в марокканской тюрьме сидят люди, положившие свободу на алтарь солнечной энергетики Сахары!
Не забудем! Но и не простим!…
Могу долго говорить на эту тему. То, что написано выше - это даже не вершина айсберга, а так - вишенка на вершине айсберга… Но завершаю, а то уже левый глаз дергается от воспоминаний…
Краткое резюме. Если вам вдруг кто-то предложит что-нибудь запитать в Сахаре от солнца - открывайте гугл карты, ищите ближайшую трансформаторную подстанцию, потом саперную лопатку в руки, кабель в зубы и вперед - ройте и кладите. Даже если там километров сто - все равно ройте и кладите. Кладите и ройте. Потом спасибо скажете.
(с)www.facebook.com/rpotapov/posts/385884139751401...

Очень хорошо про т.н. "зеленую энергетику"