Чернобыль
Уже две недели как хочу написать о сериале «Чернобыль», но Good Omens совершенно сбили весь настрой. Но сказать все равно хочется, потому что пока это главное сериальное событие года, которое производит просто сокрушительное впечатление. Так что собралась немного с мыслями.
На самом деле, хотела написать еще после выхода первой серии, но решила дождаться концовки. Это действительно несколько поменяло перспективу. Если поначалу кажется, что сериал — это просто художественная хроника событий, то постепенно становится все яснее, что его снимали вовсе не только для того, чтобы рассказать «как это было». Это мощное высказывание о том, что никакая система не должна быть построена на лжи. Ложь в масштабах страны приводит к катастрофе. Как именно приводит и какая может быть катастрофа — это как раз сериал подробно расписывает.
Несмотря на то, что некоторым товарищам кажется, что тут катят бочку на Советский Союз, на самом деле сериал — это просто ода советским людям, их отваге и героизму, готовности на жертвы, ничего не требуя взамен. И хороших людей авторы находят даже в самой системе. Борис Щербина, например, просто фантастически прекрасен. И вообще его дуэт с Легасовым — одна из многих удач сериала.
Что касается основной мысли (про ложь и последствия), то я уверена, что для авторов эта тема не менее актуальна, чем для нас. Наверняка и в Америке они где-то поотдавливали больные мозоли, не только у нас.
Точность в деталях, которая меня первоначально так поразила, всё же оказалась не такой универсальной. Всё-таки не пьют у нас водку как виски, маленькими глоточками, а большие начальники не грозятся выбросить академиков из вертолетов и не ездят самолично общаться с шахтерами. Меня дико повеселила гостиница в Припяти, где ночью деловито снуют человека три-четыре из обслуживающего персонала, в характерных (для американцев) жилетах. Ха, не видели они провинциальных советских гостиниц! Но на самом деле это ерунда. Авторы не совсем совпали с интонацией советских 80-х, но в самом главном они всё-таки попали не в бровь, а в глаз. Да и потом: в голове не укладывается, какую огромную работу проделали декораторы, художники по костюмам и консультанты. Это внушает священный трепет. В кадре совершенно аутентичные счетчики электроэнергии, эмалированные дуршлаги, шкафы и диваны, одежда и обувь, машины и автобусы, сигареты и армейские фляжки. И кошачий корм! (которого не было) Даже разницу между товарищем Легасовым, Валерием Петровичем, Валерием и Валерой учли.
Жанр сериала меняется на протяжении всех пяти серий. Сначала это фильм-катастрофа с элементами хоррора. Ощущение проникающей радиации почти физическое. Атмосферу ножом можно резать. Некоторые эпизоды (например, концовка второй серии) психологически настолько жуткие, что их трудно смотреть. И никаких вам скриммеров, никаких зомби.
Потом жанр сменяется на художественно-документальную хронику, серию зарисовок (вероятнее всего, навеянную книгой Светланы Алексиевич, да и сюжеты оттуда позаимствованы). И, наконец, пятая серия — это любимая американцами судебная драма. Потрясающе мощная серия. Я уж не говорю о том, что моя мама вырезала из фильма кусок с объяснениями Легасова о том, как работает реактор и о том, как именно произошла авария — сказала, будет школьникам показывать на уроках, потому что ничего более внятного не встречала.
Хочется еще много чего сказать, но на самом деле об этом уже сказали многие другие, так что я покидаю ссылок на статьи и немного поцитирую.

Оцень много цитат и ссылокТелеграм-канал Rattling coils (@rattlingcoils)
Оказалось, что чтобы найти мощный, красивый и четкий язык для выражения космического ужаса, нужно снять историческую драму.
Оказалось, что космический хоррор - это не только у Лавкрафта в рассказах со словом “богомерзкий” капслоком, а еще и в жизни. А еще и недавно. А еще и рядом.
Реактор — это все азатоты мира. То, что он делает, нельзя увидеть, нельзя почувствовать, нельзя уловить, а значит нельзя остановить. Реактор — это нечто равнодушное, нечто стихийное, нечто из таких глубин (и такой глубины), что сознание спотыкается. Либо застывает, как кролик, либо требует бежать подальше и не думать - ни за что не думать - об этом никогда.
Герой Адама Нагайтиса направляется к центру пожара, и на секунду видит то, чего нам никогда не увидеть, то, чего никто не должен видеть. Пауза. Воспоминание о доме. Шаг вперед к неизбежности. На детской площадке танцуют мертвецы в нежном дожде пепла. (Космический) страх неизвестного, обретая конкретные картины становится двойным страхом, абстрактным перед лицом вселенной и конкретным из-за возможности сравнить и спросить себя: если они не знают того, что с ними будет, то чего не знаю я?

Телеграм-канал Нет значит нет (@znachit_net)
Хочется написать, что «Чернобыль» – лучший фильм в истории кинематографа, но скажу о другом. Про разницу русской и американской сценарной школы.
Смотрите, как по-разному решена одна и та же драматическая ситуация: молодые солдаты в резиновых масках должны отправиться в самое опасное место в мире, чтобы сбросить графит с крыши реактора. Подходить близко к пропасти нельзя. Заглядывать вниз нельзя. Находиться на крыше больше полутора минут нельзя. Не сбросить графит вниз нельзя – иначе твой подвиг абсолютно напрасен.
В сериале HBO это страшнейшая однокадровая полутораминутная сцена. Неизвестный нам солдатик, лица которого мы даже не видим, не может сразу подцепить графит на лопату, и мы волнуемся, он на мгновение подходит чуть ближе к бездне, чем нужно, и мы замираем, он спотыкается и падает, задерживаясь на крыше на несколько лишних секунд, и мы в ужасе. Каждая секунда экранного времени, отмеряемая чудовищным трексом счетчика радиации, для нас на вес золота: она означает годы жизни этого мальчика.
Сценаристы украинского сериала «Мотыльки», воспитанные на русской психологической школе, посчитали все эти обстоятельства недостаточными, и решили «обострить», введя человеческий конфликт. Поэтому на крыше оказывается главный герой Павел, которого, конечно, ждёт любимая девушка. Он справляется с заданием, но уходя с крыши, замечает, что его друг казах почему-то стоит прямо над открытым реактором без маски и тупо таращится вниз. Он возвращается, тоже снимает свою резиновую маску (совершенно тут бесполезную) и одевает ее на сумасшедшего товарища. Казах почему-то начинает душить Павла. Павел в драке сбрасывает его в жерло реактора. Долго смотрит вниз, а потом бежит спасать. Все это под пафосную музыку.
Почему-то считается, что мы снимаем кино про людей, а они нет. Но я никогда так не переживала за героя, как в сцене на крыше в «Чернобыле». Я никогда не ловила столько кринжа, как в сцене на крыше в «Мотыльках». Мне кажется, российскую драматическую школу пора признать непригодной.

Мария Кувшинова, Киноафиша
Трудно сказать, способно ли сегодня российское или украинское кино на такой высокий уровень реконструкции, на такую проработку документальных источников и хроники, однако именно этот сериал HBO впервые так очевидно заявляет в пространстве мировой поп-культуры о неоспоримом факте: Чернобыль не принадлежит ни России, ни Украине — как Хиросима или Освенцим; это — напоминание о максимальных разрушениях и максимальном героизме, на которые способен человек; Чернобыль принадлежит всему человечеству.

Игорь Кириенков, Искусство кино
От такого сериала менее всего ждешь трифоновского проникновения в фактуру, глубокого понимания диалектики советской души, гуманистического — кто бы что ни писал — взгляда на красный век, который выхватывает в нем «вспышки человечности» (выражение покойного поэта Григория Дашевского), манифестацию универсальных ценностей и проявление почти самурайской самоотверженности. И Мэйзин — вероятно, не ставя перед собой такую задачу, — предлагает народу-ликвидатору терапевтическую, по сути, оптику для того, чтобы переосмыслить 70 советских лет и свое к ним отношение; нащупывает — сам того не ведая — возможный национальный консенсус.
Мы: допустили одну из самых страшных катастроф на планете.
Тоже мы: героическими, не жалея себя, усилиями предотвратили худший сценарий и спасли от вымирания целый континент.

Алексей Филиппов, Кино-Театр.РУ
Как выяснилось, всему миру этот разговор нужен по каким-то своим причинам. Ведь вопрос «Какова цена лжи?» – это вопрос из геройского вокабуляра, известного повсюду, но со своими акцентами. И это еще один дуализм сериала: Легасов тут носитель героизма человеколюбивого, воспетого многочисленными американскими фильмами и романами (не случайно его речь на суде сравнивают с монологом Аттикуса Финча в «Убить пересмешника»), но есть в кадре и героизм советский – военный, самоубийственный, направленный на восстановление статуса кво (в воспоминаниях свидетелей ликвидация последствий Чернобыля рассматривалась как война). Симптоматично, что второй тип героизма представлен более-менее безымянными пожарными, солдатами и шахтерами (сцены с последними напоминают помесь вестерна и полотен Караваджо), а первый – совсем негероической внешности артистами Харрисом и невероятной Уотсон в роли белорусского химика Ульяны Хомюк, собирательного образа двух десятков специалистов, расследовавших дело Чернобыля. Уверенными жестами и строгими взглядами она создает столь точный образ неудобного профессионала, что вызывает не меньшую дрожь узнавания, чем пресловутый дуршлаг или какое-нибудь советское панно.

Телеграм-канал Zero History (@zero_history)
Видимо, стану последним человеком, написавшим о «Чернобыле», но очень хочется отметить несколько моментов. Этот сериал хорош не только своей достоверностью или тем, что от него пригорело у Стешина, Коца и Холмогорова. Ляпов и клюквы там хватает, что подтверждают реальные ликвидаторы аварии на ЧАЭС, но это художественное произведение, не требующее 100% историчности, хоть и снятое с вызывающей уважение тщательностью.
Главной ценностью здесь оказывается та самая способность работать с травмами и коллективной памятью общества, заставляющая переживать и в той или иной мере осмысливать события из нашей недавней истории. Сейчас это особенно важно, так как в современной России нет возможности создавать такие произведения — все попытки будут либо политически ангажированы, либо максимально задавлены машиной пропаганды и толпами «оскорбленных».
Можно даже не обращаться к началу и середине прошлого века, хватает событий последних 50 лет, создающих череду травмированных поколений. Каждое из них получает свою рану, которую никто не пытается лечить, события просто заметаются под ковер и формируется альтернативная реальность, выгодная тем или иным лицам. «Чернобыль» не является документальным сериалом, но позволяет оценить тяжесть тех событий и судя по количеству обсуждений — он действительно вызвал общественную дискуссию, ценность которой очень важна. Возможно, когда-то подобное получится сделать с темой войн в Афганистане и Чечне.
Второй ценность сериала становится наглядная иллюстрация того, как неповоротливая государственная махина оказывается не способна адекватно реагировать в критические моменты. Красивые графики, положительные отчеты и преуменьшенная опасность ситуации не способны прикрыть задницу при катастрофе, после чего действовать приходится простым людям — спасать себя, близких и все человечество.

Передача Культурный шок на «Эхе Москвы» о том, почему мы сами не снимаем не только про Чернобыль, но и про другие трагедии недавнего прошлого.
На эту же тему год назад размышлял Алексей Поляринов в своем подкасте и Антон Долин в передаче на канале ТВ3.

Татьяна Шорохова (телеграм-канал @kimkibabaduk):
Вряд ли канал HBO понимает, как вовремя выпустил «Чернобыль». Сериал, который повествует о последствиях лжи, как нельзя кстати приходится американцам с их повальными fake news. Но и для нас это напоминание, что после Чернобыля начался распад СССР.
Дурацкие законы. Они с Россией давно. Они принимаются из-за желания выслужиться, из-за страха, что сочтут бездейственными, уволят и распнут по партийной линии. Мне кажется, что арест Ивана Голунова идет от желания выслужиться и доказать собственную важность. Чтобы поняли, увидели и похвалили. Чтобы хозяин сказал «молодец, good boy» и потрепал по холке. Не зря существует понятие «выслуга лет», это право на надбавку, на хорошую пенсию, на достойную старость. У нас всего этого не будет – будет только у тех, кто из страха отдавал приказ. Кто шел арестовывать. Кто подделывал доказательства. Кто боялся принять адекватное судебное решение.

Ксения Ляшко (Bird In Flight) о том, как создавался сериал. Там же много фотографий, сопоставляющих реальных людей с актерами, сыгравшими их в сериале.

Трейлер у сериала тоже потрясающий: