В своё время эта книга стала для меня маленьким таким сборником откровений.
Вот, собственно говоря, цитаты...
***
— Товарищу очень понравилось. Он сказал, что понял, в чем заключается настоящее русское пьянство.
— И в чем же?
— Это когда просыпаешься утром, и все вокруг серое. Небо серое, солнце серое, город серый, люди серые, мысли серые. И единственный выход — снова выпить. Тогда легче. Тогда возвращаются краски.
— Интересный попался иностранец.
— Не говори…
Семен снова наполнил стаканы, теперь — чуть поменьше. Подумал, и вдруг налил их до краев.
— Давай выпьем, старик. Выпьем за то, чтобы нам не обязательно приходилось пить, чтобы увидеть небо — голубым, солнце — желтым, город — цветным. Давай за это. Мы с тобой ходим в сумрак, и видим, что мир с изнанки не такой, как кажется остальным. Но ведь, наверное, есть не только эта изнанка. За яркие краски!
***
— Есть твоя правда, Антон? Скажи, есть? Ты в ней — уверен? Тогда — в нее и верь, а не в мою, не в Гесера. Верь и борись. Если духа хватит. Если сердце не екнет. Темная свобода, она ведь не тем плоха, что свобода от других. Это, опять же, для детей объяснение. Темная свобода — в первую очередь от себя свобода, от своей совести и души. Почувствуешь, что ничего в груди не болит — тогда кричи караул. Правда, поздно уже будет…
***
И не думать, никогда не думать о том, что победить невозможно.
Стоит так подумать — и ты уже проиграл.
***
Нас так долго учили — отдавать и ничего не брать взамен. Жертвовать собой ради других. Каждый шаг — как на пулеметы, каждый взгляд — благороден и мудр, ни одной пустой мысли, ни одного греховного помысла. Ведь мы — Иные. Мы встали над толпой, развернули свои безупречно чистые знамена, надраили хромовые сапоги, натянули белые перчатки. О, да, в своем маленьком мирке мы позволяем себе все, что угодно. Любому поступку найдется оправдание, честное и возвышенное. Уникальный номер… впервые на арене… мы — в белом, а все вокруг — в дерьме.
***
Горячее сердце, чистые руки, холодная голова…
Горячее сердце, чистые руки… Голова пусть остается холодной. Иначе нельзя. А вот с остальным не согласен. Пусть сердце будет чистым, а руки горячими. Мне — так больше нравится!
***
Никто, никогда, никого — не заставлял и не заставит совершить подлость. В грязь нельзя столкнуть, в грязь ступают лишь сами. Какой бы ни была жизнь вокруг, оправданий нет и не предвидится. Но оправдания ищут и находят. Всех их так учили, и все они оказались лучшими учениками.
А мы, наверное, лишь лучшие из лучших.
***
Я поймал себя на том, что стою, прижимаясь лицом к стволу тощей сосенки. Стою, и молочу кулаком по дереву. То ли в ярости, то ли в горе. Остановил руку, уже исцарапанную в кровь. Но звук не прекратился. Он шел из леса, с самой границы магического барьера. Такие же ритмичные удары, нервная дробь.
Пригибаясь — будто недоигравший в войну пэйнтболист, я побежал между деревьями. В общем-то, я догадывался, что увижу.
На маленькой полянке прыгал тигр. Тигрица, точнее. Черно-оранжевая шкура лоснилась в лучах восходящего солнца. Тигрица не видела меня, она никого и ничего сейчас не замечала. Носилась между деревьями, и острые кинжалы когтей рвали кору. Белые шрамы вскипали на соснах. Иногда тигрица замирала, вставала на задние лапы, и принималась молотить по стволам когтями.
Я медленно двинулся назад.
Каждый из нас отдыхает, как может. Каждый из нас ведет борьбу не только с Тьмой, но и со Светом. Потому что тот порой ослепляет.
Только не надо нас жалеть — мы очень, очень гордые. Солдаты мировой войны добра и зла, вечные волонтеры.
***
Он очень себя любил. Весь остальной мир, впрочем, не меньше. Но себя — в первую очередь.
Сергей Лукьяненко. Ночной дозор.
Вот, собственно говоря, цитаты...
***
— Товарищу очень понравилось. Он сказал, что понял, в чем заключается настоящее русское пьянство.
— И в чем же?
— Это когда просыпаешься утром, и все вокруг серое. Небо серое, солнце серое, город серый, люди серые, мысли серые. И единственный выход — снова выпить. Тогда легче. Тогда возвращаются краски.
— Интересный попался иностранец.
— Не говори…
Семен снова наполнил стаканы, теперь — чуть поменьше. Подумал, и вдруг налил их до краев.
— Давай выпьем, старик. Выпьем за то, чтобы нам не обязательно приходилось пить, чтобы увидеть небо — голубым, солнце — желтым, город — цветным. Давай за это. Мы с тобой ходим в сумрак, и видим, что мир с изнанки не такой, как кажется остальным. Но ведь, наверное, есть не только эта изнанка. За яркие краски!
***
— Есть твоя правда, Антон? Скажи, есть? Ты в ней — уверен? Тогда — в нее и верь, а не в мою, не в Гесера. Верь и борись. Если духа хватит. Если сердце не екнет. Темная свобода, она ведь не тем плоха, что свобода от других. Это, опять же, для детей объяснение. Темная свобода — в первую очередь от себя свобода, от своей совести и души. Почувствуешь, что ничего в груди не болит — тогда кричи караул. Правда, поздно уже будет…
***
И не думать, никогда не думать о том, что победить невозможно.
Стоит так подумать — и ты уже проиграл.
***
Нас так долго учили — отдавать и ничего не брать взамен. Жертвовать собой ради других. Каждый шаг — как на пулеметы, каждый взгляд — благороден и мудр, ни одной пустой мысли, ни одного греховного помысла. Ведь мы — Иные. Мы встали над толпой, развернули свои безупречно чистые знамена, надраили хромовые сапоги, натянули белые перчатки. О, да, в своем маленьком мирке мы позволяем себе все, что угодно. Любому поступку найдется оправдание, честное и возвышенное. Уникальный номер… впервые на арене… мы — в белом, а все вокруг — в дерьме.
***
Горячее сердце, чистые руки, холодная голова…
Горячее сердце, чистые руки… Голова пусть остается холодной. Иначе нельзя. А вот с остальным не согласен. Пусть сердце будет чистым, а руки горячими. Мне — так больше нравится!
***
Никто, никогда, никого — не заставлял и не заставит совершить подлость. В грязь нельзя столкнуть, в грязь ступают лишь сами. Какой бы ни была жизнь вокруг, оправданий нет и не предвидится. Но оправдания ищут и находят. Всех их так учили, и все они оказались лучшими учениками.
А мы, наверное, лишь лучшие из лучших.
***
Я поймал себя на том, что стою, прижимаясь лицом к стволу тощей сосенки. Стою, и молочу кулаком по дереву. То ли в ярости, то ли в горе. Остановил руку, уже исцарапанную в кровь. Но звук не прекратился. Он шел из леса, с самой границы магического барьера. Такие же ритмичные удары, нервная дробь.
Пригибаясь — будто недоигравший в войну пэйнтболист, я побежал между деревьями. В общем-то, я догадывался, что увижу.
На маленькой полянке прыгал тигр. Тигрица, точнее. Черно-оранжевая шкура лоснилась в лучах восходящего солнца. Тигрица не видела меня, она никого и ничего сейчас не замечала. Носилась между деревьями, и острые кинжалы когтей рвали кору. Белые шрамы вскипали на соснах. Иногда тигрица замирала, вставала на задние лапы, и принималась молотить по стволам когтями.
Я медленно двинулся назад.
Каждый из нас отдыхает, как может. Каждый из нас ведет борьбу не только с Тьмой, но и со Светом. Потому что тот порой ослепляет.
Только не надо нас жалеть — мы очень, очень гордые. Солдаты мировой войны добра и зла, вечные волонтеры.
***
Он очень себя любил. Весь остальной мир, впрочем, не меньше. Но себя — в первую очередь.
Сергей Лукьяненко. Ночной дозор.
) двух половинок бутылки, и - барабанная дробь - красненьким пластмассовым совочком... 
А сегодня во дворе не оказалось ни одной поилки.... Грустно, товарищи.
register_image(4140162373);
