"Афоризмы" "Размышления об истинном пути" - это собственно афоризмы. Причем какие, кафкианские, очень странные, с тяжелым, я бы сказала, оттенком не столько безумия, сколько инаковости. В этих афоризмах очень мало житейской мудрости, применимой ко всем, но очень много самого Кафки, его ощущений и опыта. В них есть злость, и этим они напоминают афоризмы Ницше, но помимо этого в них очень много беспомощность и страха, и это - очень Кафка. Такие афоризмы трудно цитировать, они в той же мере литературное произведение, что и его романы, причем не по отдельности, а в совокупности. Вот здесь, например, я слышу Ницше: "Кто любит своего ближнего, совершает не большую и не меньшую несправедливость, чем тот, кто любит в мире самого себя". А в заключение - прекрасный абзац, который в изложении Превера вполне мог бы стать знаменитым стихотворением о творчестве: "Тебе не надо выходить из дому. Оставайся за своим столом и слушай. Даже не слушай, только жди. Даже не жди, просто молчи и будь в одиночестве. Вселенная сама начнет напрашиваться на разоблачение, она не может иначе, она будет упоенно корчиться перед тобой".
"Он" - это очень станный текст о ком-то не совсем ясном, видимо, об авторе, отождествленном со всеми остальными, с любым случайным человеком. Такое чувство, что этот текст - набор персональных откровений, применимых только к автору/герою. Слишком личных, из личного опыта и переживаний, чтобы сторонний читатель смог понять их или распространить на себя. Я чувствую глубину, но это глубина личного безумия Кафки, а не моего, например.

"Письма к Милене" читать довольно неловко и временами стыдно. С одной стороны, как я понимаю, опубликовать их было решение самой Милены - переводчицы и замужней любовницы Кафки. А с другой, слишком сильно ощущение, что ты подглядываешь в нечто крайне личное, где тебе совершенно не место. Притом, что даже будучи именно письмами, а не романом в эпистолярном жанре, они очень литературны, очень художественны, это нельзя отрицать, но от этого они тоже становятся еще более личными. С другой стороны, эти письма раскрывают личность Кафки как ничто другое, пожалуй.
И тут становится очень жалко их всех, и самого Кафку, и Милену, и всех остальных его девушек. Слишком он - не то чтобы не от мира сего, но слишком болезненный, нервный, суетливый, неуверенный, погруженный в себя. Чтобы находиться рядом с таким человеком, нужно быть совершенно железной женщиной. Если бы письма были романом о любви, героя осудили бы за то, что он по сути любит не столько Милену, сколько свою любовь к ней, и это на самом деле "я не люблю тебя. я просто использую тебя, чтобы быть несчастным". И при всем при том, что в письмах очень много восторга, сильных положительных чувств, это чувства, характеризующие именно несчастную любовь, которая с одной стороны налаждается фактом своего существования, а с другой понимает, что это существование бессмысленно.
А еще в Письмах есть один момент, совершенно гениальное прозрение: "Написанные поцелуи не доходят по адресу - призраки выпивают их по дороге. Благодаря этой обильной пище они и размножаются в таком неслыханном количестве. Человечество почувствовало это и уже пытается это пресекать, с этим как-то бороться; чтобы по возможности исключить всякую призрачность меж людьми и достигнуть естественности общения, этого покоя души, была придумана железная дорога, автомобили, аэропланы, но уже никто не помогает, эти открытия делались уже в момент крушения. Противник же был гораздо сильнее и увереннее, вслед за почтой он изобрел телеграф, телефон, радио. Призракам голодная смерть не грозит, но мы-то - мы-то погибнем под грудой писем и телеграмм". Все так, никакие самолеты не спасут нас от интернета))

"Письмо отцу" - это как сеанс психоанализа. Пятьдесят страниц обвинений от ребенка. За то, что отец был слишком груб, за то, что не выполнял сам им же установленные правила поведения в доме, за мелочные придирки, за издевательский тон, за неодобрительно-презрительное отношение всегда и ко всему. Бывают такие родители, знаете, которые готовы вылить на любого постороннего человека - друга или девушку - ведро грязи только потому, что их ребенок посмел проявить к ним симпатию и интерес. Точно также готовы отрицать (вполь до идиотизма) ценность любого занятия только потому, что их ребенок выбрал это занятие для себя. Которые не могут просто сказать что-то или просто ответить, а обязательно делают это с издевкой и свысока, демонстрируя, что альфа-самец здесь - это они, а не ты. Сложно описать такое отношение общими словами, но Кафка приводит настолько точные примеры, настолько знаковые эпизоды, что, дейстивительно, узнаешь. И это вовсе не мелочные детские обиды, как любят говорить, а действительно очень серьезно, потому что на базе всего этого и формируется личность, и некоторые моменты из детства можно только осознать (что Кафка и делает), а исправить уже невозможно никак. Повезло тому, кто ни разу не сталкивался с таким проявлением домашней тирании. Но кто сталкивался - я действительно рекомендую это прочитать, не как художественное произведение, а как практическое пособие по семейной психологии. Ценное еще и своим финалом.
После пятидесяти страниц обвинений Кафка, дискутируя сам с собой, пытается встать и на позицию отца. И говорит сам себе: "Ты нежизнеспособен; но чтобы жить удобно, без забот и упреков самому себе, ты доказываешь, что я отнял у тебя всю твою жизнеспособность и упрятал в карман". Прекрасно сказано, на мой взгляд, и такая точка зрения, пожалуй, единственный выход из проблемы такого рода. Пытайся доказать, что ты все-таки жизнеспособен и борись, потому что никакой родитель никогда не признает за собой вины в твоей неудавшейся жизни только потому, что он когда-то демонстративно не одобрил твоей пассии.
А еще - неприменительно к отцу - там есть прекрасный и очень точный момент по поводу создания семьи: "Жениться, создать семью, прининять всех родившихся детей, повести их через этот неустойчивый мир и даже еще немного, это, по моему мнению, предел, которого может достичь человек. То, что, казалось бы, многим это удается легко, не может служить опровержением, ибо, во-первых, на самом деле это удается немногим, во-вторых, эти немногие по большей части не "добиваются", это всего лишь "случается" с ними". Стоит оглянуться, как понимаешь, что так и есть))

Дневники (1914-1923) - это отчасти действительно дневниковые записи, отчасти - поток сознания, а отдельные эпизоды вполне могли бы сойти за совершенно самостоятельные рассказы. Про ту часть, которая поток сознания, трудно сказать что-то, она совершенно неясна, и поскольку отображает скорее минутное настроение или физическое состояние, сейчас нам уже непонятна. Дневниковая часть же очень наглядно показывает, что Кафка а)писатель, б)болен. Собственно, это две основные темы. На самом деле, лишний раз подтверждающие, что перед нами - реальный, скажем так, нефальсифицированный дневник, который пишется человеком для самого себя. Что больше всего волнует людей, пытающихся писать? - разумеется, как у них это получается. Или не получается. Приставать к окружающим с этими жалобами и рассуждениями немного стыдно и неловко, но в дневнике-то можно и постенать, и посчитать страницы. Жалобы на здоровье - та же история, притом, что это только в идеале творческие люди якобы не обращают на свои болезни никакого внимания и продолжают работать вопреки, это не столько вопреки, сколько вместе. И если кто ведет личный, для себя, дневник - тоже будет писать о здоровье в момент его ухудшения, более того, будет писать только о нем, забыв обо всем остальном важном, что происходит в жизни, это очень естественно. Дневники как дневники, в общем, от человека, не слишком озабоченного тем, чтобы прилежно вести дневник, скорее просто привыкшего к письму как к процессу.

Нужно быть готовым к тому, что это очень медлительный текст. Он разворачивается плавно и довольно занудно, и на протяжении трех четвертей там не происходит практически ничего. Ничего, кроме жизни.
Возьмем парные планеты, каждая из которых является луной для другой - Уррас и Анаррес. На богатом, плодородном, густонаселенном Уррасе - несколько государств, в господствующем из них - капитализм в классическом виде, роскошь и нищета, рыночная экономика, все, к чему мы уже привыкли. А на засушливом, малопригодном для жизни Анарресе - общество победившего коммунизма, все общее, никаких денег и торговли, добровольно-принудительный труд и вознаграждение и порицание, которые выражены только во мнении окружающих. Двусмысленная утопия, как очень точно охарактеризовала это сама Урсула, для каждого общества собственный срой является идеальным, чужой - образчиком краха и безумия.

Наш герой рождается на Анарресе. Как ни странно, этим сказано практически все. Надо отдать должное мастерству (или идеализму) Ле Гуин: при описании анарресского общества и уклада чувство страха и противоречия рождается гораздо реже, чем по идее должно бы у людей, переживших одну маленькую попытку построить коммунизм. Это сомнительный комплимент, наверное, но Урсула и правда очень добрая. Она никого не осуждает, и ее социальная проповедь - скорее личный пример, чем нечто внятно сформулированное и равно применимое для всех.

Так, несмотря на весь идеализм и всю любовь к родине, герой, физик Шевек, так и не находит там ни покоя, ни признания, и отправляется искать нечто на враждебном Уррасе. И находит. Это, пожалуй, самый прекрасный момент, то, ради чего вообще писалась и вообще стоит читать эту книгу. Потому что он находит не ту вещь, которую искал формально, а ту, которая на самом деле была нужна всему этому миру. Не просто придумывает гениальную формулу, но еще и отдает ее в нужные руки. И вот с этого момента у читателя наступает своего рода прозрение, маленький локальный катарсис. Действительно, "Обездоленного" не нужно читать первым в Хайнском цикле, а лучше, пожалуй, в числе последних. Только в том случае, если читатель будет заранее знать о том, что было дальше, он сможет оценить сделанный в этом романе прорыв. Огромный прорыв, от одной мысли от которой захватывает дух. спойлерПотому что физик Шевек изобретает ничто иное, как анзибль, и отдает его не родине (где из обычного бюрократического страха не дали бы ходу), не Уррасу (где он стал бы объектом торговли и монополии), а Терре и Хайну. А потом Хайн с его помощью создает ту самую Лигу Миров, которую все знают по следующим книгам. Это момент, с которого началось все. Но оценить его можно, только глядя "из прошлого".

И вот тут останавливаешься и задумываешься, "из какого сора растут стихи". В книге - очень много о Шевеке, его семье, его родине, политике, социологии. Очень мало "всеобщего", очень много личного. Почти до самого конца нет этого восхитительного ощущение любимого легуиновского символа, протянутой через темноту руки. И по мере чтения задумываешься, зачем вообще нужна эта довольно скучная жизнь в малопонятном (точнее, понятном, но внутренне не одобряемом) обществе, думаешь о том, насколько далеко это все от привычных Хайнских романов о действии, о сближении людей, о преодолении, о внутреннем изменении. Нет, Шевек вряд ли меняется, как не меняется и его мир, даже его любовь все та же. Нужно очень сильно отодвинуться, чтобы совместить этот настолько не-хайнский роман с тем, что описанные в нем события значат в хайнской истории. И, пожалуй, из всех описанных Ле Гуин хайнских историй сближения и преодоления ксенофобии эта - самая сильная, потому что в ней сближаются не герой с героем, а герой с читателем.

Структура романа довольно необычна: действие происходит на протяжении 44-45 годов на оккупированной (и постепенно оставляемой) немцами территории - в тексте много разных городов и поселений, да и промежуток времени приличный. И это у Бёлля, действие романов которого обычно занимает один - много несколько - дней и происходит почти всегда в одном городе.
Первые главы даже несколько сбивают с толку: слишком много персонажей. Собственно, в каждой главке есть свой более ли менее центральный персонаж - если так можно сказать, потому что Бёлль, как обычно, очень и очень безличен, сух и объективен. Никакой "красоты в глазах смотрящего", никакого подыгрывания персонажам: они ведут себя мерзко, страдают больным желудком и в конечном итоге предпочитают смерть любви. Картина романа начинает вырисовываться постепенно: все эти действующие лица так или иначе - в основном по касательной - пересекаются с одним из героев. Ничем не примечательным человеком, не в смысле, "серой массой", а в смысле, что его судьбу и эти случаи пересечения нельзя назвать чем-то сильно отличающимися от остальных. Один из многих, кого закатала эта война.

И сначала непонятно, чем связаны все эти маленькие и средние люди, встречающиеся в романе - учительница-еврейка, пожилой врач, оставшийся с раненными, начальник концлагеря, помешанный на хоровом пении, буфетчик из госпиталя, средней руки архитектор... Общее осознается где-то посередине. Как из Набокова, помните, эпиграф к "Дару": "Дуб - дерево. Роза - цветок... Смерть неизбежна".
Смерть неизбежна, валар моргулись, вот что объединяет их всех. На то и война, скажете вы. А вот нет. Тут вернее другой подход: человек не просто смертен, но еще и внезапно смертен. Они не в бою погибли, идя с автоматами на вражеские окопы. Они вовсе даже не собирались умирать, и, сложись ситуация чуть по-другому, могли бы выжить. Так что эти смерти действительно случайные.
Мне кажется, в этом и есть смысл. Дело не в том, что война приносит за собой смерть для солдат, непосредственно участвующих в боевых действиях. Война приносит за собой множество случайных смертей людей, которые никому бы и так не причинили вреда. Чьи смерти совершенно ничего не прибавят и не убавят ни к расстановке сил, ни к энтропии этой вселенной.

Разумеется, поскольку это Бёлль, ничего слезовыжимательного там нет. Четко, сухо и по делу. И даже в итоге почему-то не остается должного негативного впечатления. Может, потому, что именно жизнь, до последней ее минуты, выписана так ярко и четко, что в сам момент смерти персонажа и не очень-то верится. И нет ничего проще, чем дальше продумать его линию, представить, как бы он жил, не будь этого момента. Дикий вывод, конечно, учитывая голые факты, но даже в самом том, насколько жизнь ярче и лучше запоминается, чем смерть, есть что-то очень... жизнеутверждающее)) Вот за это больше всего люблю Бёлля - за умение *утверждать жизнь* там, где никто больше не смог бы.

"Бобок" - один из характерных для Достоевского анекдотов, читай, дурацких историй, произошедших со столь же дурацкими персонажами. Странно, что этот рассказик обычно не включали с сбоники типа "юмор серьезных писателей", куда с радостью тащили "Крокодила". Может, потому что юмор не то что черный, а уже изрядно мертвечинкой попахивает. Общий смысл сводится к тому, как какой-то чудак забрел на кладбище, уснул на могилке и приснилось ему, как покойнички лежат да промеж собою общаться. Притом не просто общаются, а с соблюдением рангов и званий, будто и не есть это все прах и тление. Забавно, но скорее по-дурацки, чем правда смешно. Впрочем, где у ФМ был юмор не черный и без издевки, я, признаться, и не помню.

"Вечный муж" - очень классическая история, можно сказать, квинтессенция всего ФМ на двух страницах. Двое мужчин и ребенок. Ребенок, как водится, маленький, изначально обиженный жизнью и по ходу тексту умирающий. Мужчины, как водятся, по разные стороны могилы, и мучительно пытаются выяснить свои взаимоотношения. Как и всегда у ФМ - что тревожит и задевает меня за живое просто ужасно - все свои проблемы они высасывают из пальцы. Вот ФМ единственный автор, умеющий так писать, что читателю очень сильно передаются испытываемые героями стыд, неловкость, унижение и жалость. Накрывает самого тебя с головой, и хочется зайти в рамку повествования, схватить оставшихся героев и потрясти, крича: ну вы же люди, ну не будьте же вы свиньями! Только, увы, это не помогает. Потому что у самого ФМ герои и трясут, и кричат, но ведь невозможно быть каждую секунду начеку. И вот стоит им на мгновение устать, заболеть, дать слабину - ан свиная натура и возобладает.
Второй персонаж, тот самый "вечный муж", неизвестно зачем приезжает с маленькой дочкой к нашему герою (который много лет назад был любовником его жены). Причем устраивается все так, что этого "мужа" никак не выходит выгнать, а потом герой еще и решает принять участие в судьбе девочки. Казалось бы, когда девочка умирает, эти два совершенно чужих и неприятных человека должны расстаться - ан нет. "Вечный муж" прилип так, что не отодрать, эта паскуда уже собирается жениться заново, и притаскивает героя в дом, где живет его "невеста" с семейством. Далее следует череда жутко неловких и постыдных сцен, и, разумеется, ничего не выходит.
Вообще весь этот текст - настолько достоевский! В нем нет ярких характеров (как в "Идиоте" или "Карамазовых"), нет социальной темы (как в "Игроке" или "ПиН"), нет ужасов (как в "Бесах"). Пожалуй, по *относительной незначительности* событий он напоминает "Униженных и оскорбленных", да и то это гораздо, гораздо меньше по эмоциональному накалу. И при всем при том, при простом и дурацком сюжете, состоящем сплошь из дурацких фраз и необдуманных действий - цепляет за живое будь здоров.

"Белые ночи" - романтическая история почти тургеневского склада. За тем исключением, что у Тургенева в конечном итоге страдают все же девушки, а у ФМ (надо отдать ему должное) - сам лирический герой. Внезапная встреча, белые ночи, любовь как вздохи на скамейке и "ах, прощайте, любите меня вечно, а я отлично буду любить другого". Вот откуда крылатая фраза про "одну минуту блаженства", которой достаточно на всю жизнь. Надо быть очень и очень достоевским, чтобы так сказать, действительно))
С одной стороны, в тексте есть надрыв, некая примесь стыда и неловкости, характерные только и исключительно для ФМ. С другой это все по большей части нивелируется романтичностью и нереалистичностью самой истории. Даже Петербург белых ночей - не такой, как обычно, не грязный, не запыленный и душных, без подворотен и праздношатающихся толп.
И, на мой взгляд, сочетать несочетаемое не получилось. Нет, я охотно верю в несчастно влюбленного героя ФМ, на меня эти белые ночи так же действуют, что бродишь неприкаянный по городу и отчаянно хочешь хоть в кого-то влюбиться - только не получается. Тургеневу удается нежная романтика, ФМ удаются психологические вещи на грани нервного срыва, в сочетании получается романтика на грани нервного срыва, в которой гораздо больше от болезненного воображения, чем от реальности.

"Слабое сердце" - странная история, пожалуй, я и не знаю, что сказать о ней. С одной стороны, по сюжету это вполне могло бы сойти за дурацкий анекдот: ну подумаешь, мелкий конторский служащий трудился-трудился - и перетрудился до умопомешательства, а все от усердия и трусости. Но это был бы "взгляд сверху", а нам историю рассказывают "снизу", со стороны самого героя, его друзей, невесты и тд. И невольно начинаешь ему, недотыкомке, сочувствовать, хоть я все равно не понимаю, зачем он себя губит и почему умных людей не слушает. Может быть, я что-то пропустила, но так и не поняла, издевка сквозит у автора или сожаление.

Книжка густо-зеленого цвета. Проще говоря, ну очень травяная)) Причем трава эта растет не просто так, а в два слоя.

Первый - это собственно "декорации" сюжета, прорисовка самого мира, в котором происходит действие. Постапокалипсис, но не то чтобы прямо "все плохо", времени уже вроде прошло достаточно, люди продолжают жить, как жили. То есть не так же, конечно, а значительно хуже, но продолжают. В этом недо-мире (большая и лучшая часть населения которого уже сбежала от невнятной, но опасной пыли на другие планеты) есть даже своя культура в виде ТВ-шоу, и есть даже своя религия в виде Мерсера.
Притом совершенно удивительное дело: мир ну очень нелогичный, и по мере чтения мозг постоянно вопиет о том, что это безумие какое-то, и так не просто не бывает, не должно быть. Да, даже делая все скидки на то, что это фантастика. Бывает фантастика, в которой все фантастические допущения легко принимаешь как данность, включаешь в картину мира и спокойно существуешь с ней дальше. Но с Диком такое не выходит; временами вообще складывается впечатление, что он тонко издевается над читателем, создавая все более безумные декорации. Причем, казалось бы, каждый странный момент в книге вполне объясняется, и овца объясняется, и Мерсер, и тд. - но все равно эти объяснения как-то очень сильно не устраивают

А может, издевается Дик даже не над читателем, а над камрадами-фантастами, над Азимовым немного, например. Взять какой-то классический прием типа противостояния "люди-андроиды" и довести до абсурда, слегка за ту грань, где просто фантастика переходит в откровенные глюки. И получаем основу для сюжета этого романа Вот здесь прорастает второй уровень травы. Герой охотится за беглыми андроидами, они - немного охотятся на него, а помимо этого, у героя есть жена и электроовца. Внешне еще сойдет за сюжет "приличного" фантастического романа, но стоит копнуть глубже - ууу (в дайрах сильно не хватает смайла "что курил автор" - он был бы сейчас очень уместен ) В определенный момент, где-то посередине романа, создается впечатление, что ситуация внезапно переворачивается с ног на голову, то есть охотник становится жертвой. Причем происходит это так неожиданно, что мозг читателя резко клинит в районе левого полушария и больше уже не отпускает. Тем более, что Дик тоже наращивает обороты, и временами я опасливо возвращалась на полстраницы выше - а ну как что-то пропустила. Впрочем, оказывалось, что это не так важно, потому что подготовиться к тому, что будет на полстраницы ниже, все равно невозможно)

Причем - как ни странно - трава, она там совсем не смешная. Забавная местами, но в целом - не смешная, и оставляет какое-то странное впечатление по итогам, заставляет нервничать или создает предчувствие. Знаете, бывают такие нестрашные кошмары, то есть когда ты понимаешь, что сон с именно таким сюжетом мог бы быть и кошмарным, но тебе почему-то не страшно, хоть он и беспокоит, и надолго остается в памяти именно за счет своего безумия. Вот так пишет Дик, и я мало удивлюсь, если на самом деле ему все это просто приснилось как-то, а потом он взял и записал, не редактируя))

Знаете, в Ботичелли есть какое-то совершенно неодолимое очарование - как очаровывает все красивое, что бы там ни было внутри. В общем, я не могла не купить книжку с фрагментом "Весны" на обложке, даже заранее вполне представляя, какой она окажется.

"Лаура и ее оригинал" Владимира Набокова - это, строго говоря, не "фрагменты романа" (как оно называется официально. "фрагменты романа" - так в школьных хрестоматиях пишут про отдельные главы вполне законченных произведенний), а скорее "наброски начала романа". В начале есть наброски линии некой Лауры-Флауры, молодой девицы странного происхождения и неопределенных занятий, вышедшей замуж на пожилого известного, но, увы, слишком старогот и толстого невролога. Отрывки чуть дальше посвящены ее мужу, имя немедленно запамятовала, но даже на полноценные фрагменты они не тянут. Так - внутренние зарисовки, которые автор делает для самого себя скорее. Как к большой картине создается серия из тысячи карандашных набросков. Если считать оконченную "Лауру" Набокова "Весной" Ботичелли, то текст, который мы видим, в первой части представляет собой карандашный набросок одной из фигур, а вторая половина состоит из набросок купидончика, рукоятки меча стоящего слева мальчика и цветов под ногами. Да, у Ботичелли красив и каждый цветок тоже, как и у Набокова - каждая фраза, удачный термин, игра слов, аллитерация и тд. Но один цветочек Ботичелли - еще не картина, и наброски Набокова в изданном варианте - еще не роман и даже не около этого.
Можно судить, например, по Кафке. Вот "Замок" - это действительно неоконченный роман, который имеет смысл читать, из которого можно понять сюжет, проникнуться атмосферой и тд. А "Лаура" - она повисает в воздухе, она вся насквозь карандашная, причем большую часть листа занимают еще белые пятна. Более, как в эмской депеше, не имею ничего сообщить вам по поводу самого текста.

"Лаура" и ее перевод" Геннадия Барабтарло впечатлил еще меньше. Во-1, переводчик "с высоты своей высокой культурности и рафинированной интеллигентности" пишет в переводе "разсвет", "безпутная жена" и "разстройство желудка", объясняя это своей ненавистью к советской языковой реформе и желанию вернуться к старой орфографии. По мне - либо уж возвращаться так возвращаться (а знаний-то хватит?), либо не выпендриваться и писать по нормам, потому что это исключительно выпендреж и более ничего, а впечатление портит сильно. Во-2, там есть некоторые довольно ценные пояснения насчет структуры романа, расстановки карточек и тд, параллели отдельных мест с другими произведениями Набокова и тд. Но в целом на сколь-нибудь приличный лит.анализ это все равно не тянет, про Набокова можно написать гораздо глубже и интереснее, если уж задаться такой целью.

"Предисловие" Дмитрия Набокова дает очень четкий ответ на вопрос о причинах классической пролетарской ненавистью к интеллигенции Проще говоря, оно жутко бесячее. Мало того, что сыночек паразитирует на своем отце, нарушает его последнюю волю, чтобы срубить бабла. Так он это еще и делает это с таким выражением лица, что тошно становится. Не берусь ткнуть пальцем, но какое-то жуткое впечатление фальши, наигранности и высокомерия от этакого великовозрастного мажора - очень неприятно, короче говоря.

Рассказы: "Кукольный театр", "Стук в дверь", "Просто смешно!", "Повиновение", "Последний марсианин", "Письмо фениксу", "Еще не все потеряно", "Машина времени", "Кошмар со временем", "Хобби", "Естественно", "Чемпион".

Есть такие авторы, которые хороши ровно в те пять-десять лет, когда они пишут и публикуются. Попадают в струю, скажем так. С фантастами это особенно явно, была эра всеобщей увлеченности научно-техническим прогрессом, Жюль Верн и около него. 1930-40 гг. - эра всеобщей увлеченности инопланетянами (обязательно зелеными гуманоидами с Марса! Кроме Марса, у нас вообще нет других планет. Ну, разве что Венера), Клайв Льюис Стейплз не только с "Нарнией", но и с "Космической трилогией". Каттнер, опять же, но он - в меньшей степени.

Так вот, Фредерик Браун - это зеленые инопланетяне. Возможно, в 1940е годы, когда он писал свои рассказы, народ так жаждал почитать про зеленых марсиан, что все остальное, что, собственно, предполагает художественная литература (то бишь стиль, сюжет, психология, интрига, обоснуй) никого особо не волновало. Между тем рассказы Брауна больше всего напоминают анекдоты в том смысле, в котором это слово использовалось до революции - маленькие истории из жизни, забавные только пока тебе их рассказывает кто-то из домашних на кухне, но никак не для посторонних. Не смешно? Зато про зеленых марсиан! Пожалуй, можно сказать, что они остроумные, но неизменная тема зеленых марсиан, машины времени и космических полетов напрочь забивает все оригинальное, что в них есть.

Роман "Марсиане, убирайтесь домой!" - тоже про зеленых марсиан (кагбэ намекает Капитан Очевидность). Вкратце: ни с того ни с сего на земле оказались зеленые марсиане и начали изводить людей, при этом никакой оружие на них не действовало и избавиться от них не было никакой возможности. Тут надо отдать дань писательскому дару Брауна: бесит, действительно, жутко. Правда, непонятно, то ли марсиане эти марсиане, то ли текст сам по себе. Марсиане, конечно, повсюду, а если вы перед этим еще успели почитать рассказы про них же, то терпения практически не остается, и дальше как в классике. "О ужас! Несчастного бросило в пот "Варенье из яблок. Из яблок - компот. Огромнейший выбор Различнейших яблок: Печеных, Моченых, И свежих, И дряблых... И яблочный пудинг. И яблочный сок. Из яблок - Шарлотка, И мусс, И пирог!" Ну, в общем, напрягитесь, и представьте, что речь о зеленых марсианах

Но даже помимо марсиан не могу сказать про роман ничего хорошего. Браун не повествует, а *пересказывает*, и герои у него водятся ровно постольку, поскольку это необходимо для ну очень немудреного сюжета. Откуда взялись марсиане и почему потом все случилось, как случилось - непонятно. Обоснуй, как говорится, сурово повержен авторским произволом:

Про язык и стиль не могу сказать ничего хорошего, кроме того, что можно смело читать по диагонали и совершенно ничего не потерять.

А если серьезно, то выходит довольно печально. Зеленые марсиане, хоть в Брауновском стебном варианте, хоть в Льюисовском пафосном - тушите свет. Я, конечно, не специалист в этом вопросе, но даже с привлечением специалиста так и не смогла вспомнить ни одного романа, кроме Карда, где серьезно и психологически достоверно был бы прописан контакт с другой негуманоидной разумной расой. Так, чтобы это не было стебом или рубиловом, а было хорошим текстом с точки зрения литературы в принципе. Увы, Браун ограничился очень поверхностным раскрытием темы; может, в свое время он и был интересен и оригинален, или даже злободневен (это таки стеб) но на фоне всего остального, написанного и тогда, и вспоследствии - есть вещи на порядки лучше. И на тему зеленых марсиан уже давно хочется не стебаться, а лучше помолчать.

Это жутко веселая книга, которая оставляет почему-то очень тягостное впечатление.
Хотя прелесть ее состоит в том, что можешь как хочешь, так и понимать. Скажем так, на разных уровнях погружения, абстрагирования, прочувствования и тд. Не столько в меру своей испорченности или сознательности, сколько - в зависимости от того, что хочется видеть в текущий момент.

Сюжетно имеем раздолбая лет 30, с женой и дочкой (брак, естественно, по залету), с такой же дурацкой раздолбайской компанией друзей, где сегодня бьют тарелки и валяются пьяными в подвале, а завтра устраивают семейные торжества. Российская провинция, года 80, еще, кажется, СССР, но это уже не очень страшно, да и в провинции нет особой разницы. И вот герой то ли от безысходности, то ли от скуки устраивается в обычную такую школу учителем географии.

А дальше - все как по писанному. Кому не повезло - вспомните свои школьные годы, полное отсутствие попыток научиться, зато выходки, которые уже никак нельзя назвать проказами, умеренную травлю, детский алкоголизм и общее состояние "выпряженности". Кому повезло - тот сидит и смотрит, как это бывает Можете не верить сколько угодно, но примерно в это время в российской провинции именно так бывает сплошь и рядом. Так - в смысле, банда малолетних злобных гаденышей против измотанных жизнью 50-летних теток со стальными нервами и громким голосом. "Перед выменем твоим и все такое". При желании на таком материале можно сделать все, что угодно, от психологического триллера советского разлива в духе Гальего до чего-то милого и светлого, в зависимости от того, каких красок подлить.

Иванов делает ужасно смешно. Во-1, если задуматься, это и вправду смешно само по себе, особенно с точки зрения взрослого благополучного человека. Ну, дети, в основном не очень благополучные, ну, гадят. Но как это написано! У автора в первой части такой русский язык, что хочется растащить всю эту самую первую часть на цитаты, причем преимущественно для автоподписей. Послушайте только: дети приходят к Географу в гости, он поит их чаем и говорит: "Вранье на третьей парте написано, что у меня на кухне календарь с лесбиянками висит" И далее в таком же духе, что ни предложение - то шутка или игра слов, причем в основном действительно остроумная и, что называется, "в тему". Изрядно добавляет к этому и сам герой - знаете, есть такая порода людей, которые ничего не могут *просто сказать*, им надо обязательно сделать это либо с издевкой, либо с подвывертом. Это обычно очень хорошо идет в компаниях малознакомых людей, а вот при близком общении или, упаси боже, семейной жизни, за это хочется временами убить. С одной стороны, они, вроде бы, милые и веселые, а с другой стороны - на вид какие-то совершенно бездушные твари, которые не могут ничего принимать всерьез, и как им, спрашивается, с таким отношением доверять? Плавали, знаем. Так что жену Географа, которая в конце концов не выдерживает, я просто отлично понимаю) Правда, все эти попытки "серьезного восприятия" нисколько не портят впечатление от текста, потому что все равно по итогам выходит ужасно смешно.

Забавно, кстати, что уже в первой части видят "чернушность" и безысходность, наверное, это отчасти вопрос отношения или личного опыта. Да, действительно, все герои сплошь и рядом - какие-то недотыкомки, у которых все не слава богу, и в семье нехорошо (если она есть), и с работой, и с самоощущением. Одни пьянки, и какие-то ерундовые шутки и измены, и вообще бессмысленное прожигание жизни. А где "нормальные люди" (наш ответ Чемберлену - так в зеркале же. А вот герои считают, что именно так и есть нормально, это и есть жизнь, сначала не глядя влезть во что-нибудь фатальное, а потом расхлебывать, и если двоечники помладше расхлебывают неслучившуюся карьеру, то "двоечники" постарше - нежеланных детей и нелюбимую жену. И в этом нет ничего особо ужасного по той простой причине, что, во-1, примерно вот так живет полстраны, а во-2, каждый выбирает себе сам. Это как раз тот случай, когда "разруха в головах" и больше нигде. Да, разруха. Но жутко веселая, такая очень русская, я бы сказала, "эй, гуляем", "один раз живем" и всетакое) Местами злобно, но неизменно остроумно.

А вот вторая часть, в которой Географ отправляется со старшеклассниками в поход в тайгу, - нечто совсем другое. То есть герои-то те же, но сменилась точка зрения, теперь мы видим все глазами Географа, и оказывается, что он не дурацкий клоун, которым представлялся вначале, а трагическая личность. Которая пытается быть рыцарем, во всяком случае, мужчиной и учителем, в крайнем случае - просто человеком, но получается у него также примерно через два раза на третий. Что придает еще большую трагичность. А что, на самом деле, сюжет, весьма популярный в русской литературе, взять "Игрока" или "Вешние воды" - герой держится-держится, ведет себя прилично, а потом раз - и совершает какой-нибудь совершенно скотский поступок, которым все рушит. Даже забавно, но ведь классика, черт возьми! Иванов взял и использовал классический пример и довел его до грани абсурда, тут уже "скотские" поступки преобладают, а иногда раз - и проглянет "нечто человеческое", остается только смотреть и удивляться. Начинаешь читать как злобный стеб про школьные годы, а заканчиваешь трагической классикой про лишнего человека, и как так получилось?

Роман, действительно, гениальный. Очень здорово написанный, легчайшим языком, остроумно и тонко, несмотря на обилие подростковой лексики, которая ничуть не портит, а только придает достоверности. Очень по-разному, потому что при желании на одном и том же месте можно найти повод и поржать, и поплакать. А еще - задуматься об этой жизни, местами вспомнить что-то подобное, а по итогам понять, как же хорошо, "что у меня не так" Браво автору!

Все-таки я правильно поступила, что начала читать Ордусский цикл с конца: от раза к разу книги становятся ощутимо лучше. А поскольку "Дело незалежных дервишей" - всего лишь вторая, это был отнюдь не комплимент.
Уже есть ордусский мир и наши герои, уже есть Ман Да и Му Да и 22 глава, но нет столь детальной проработки мира, как в позднейших книгах. Ни такого обилия забавных деталей, ни восхихительных языковедческих примечаний переводчиков. Да, стиль (чуть выспренный и наукообразный) - уже тот, зайчиковский, и Ордусь с ее идеальным государственным устройством - та же самая. Но все-таки для расцвета нужно еще несколько шагов.

Зато сама тема - в противоположность обыкновению - затронута весьма серьезная. Про право малых наций и всяческих провинций на самоопределение. Не то чтобы она была особо разработана, а сюжет - особо захватывающим, Зайчик вообще никогда не был силен сюжетами. Но, признаться, мне ужасно нравится, как Ван Зайчик разрубил этот узел: сто раз подпишусь под его "гражданской позицией")) Да и вообще чего там, сто раз говорила и буду повторять, что считаю Ордусь идеальным государством и, пожалуй, единственным воображаемым из тех, где мне хотелось бы жить.
В целом, если вы любите Ван Зайчика, то вам сюда, читается на одном дыхании. Если еще не любите, потому что не читали - советую начать с какой-нибудь из более поздних книг цикла.

А вот теперь это стало по-настоящему потрясающе, без всяких "многообещающе".
Мартин удивительным образом заставляет сопереживать буквально всем своим героям, даже наиболее мерзким с точки зрения общечеловеческой (даже Теону Грейджою, да). Это удается ему, потому что он пишет pov персонажа предельно искренне, полностью "влезая в его шкуру", так что самого автора, собственно, не видно, не видно субъективного авторского взгляда, а есть только мир глазами этого героя. Это один момент, и второй - герои действительно из кожи лезут, чтобы добиться своего, чтобы спастись, чтобы преуспеть. Эти их усилия - не наигранные, а вполне реальные, как и жертвы, и опасности. А настоящие усилия, даже если они направлены на не самое благое дело, всегда вызывают сочувствие и уважение.

С другой стороны, а что там - не самое благое. Нет у Мартина никаких "злых властелинов", которые направо и налево любят головы только потому, что им так хочется (ну разве что Джоффри, подозрительно напоминающий инфанта из "Уленшпигеля"). А есть матери, которые защищают своих детей, и вполне логично и оправданно разделаются с любым, кто будет для детей угрозой. Серсея начала вызывать у меня не то чтобы симпатию, но уважение, чего я никак не ожидала. Ведь она очень умные и правильные вещи говорит Сансе, по большому счету, та дурочка, что не слушает. Итак мало того, что точка зрения героев, их внутреннее ощущение, психология отлично прописаны - сами их действия очень логичны и естественны в данной ситуации. Более того, попытаясь поставить себя на их место, понимаешь, что по большому счету делал бы то же самое, пусть немного другими методами, но с той же целью. В итоге получается, что читатель с одной стороны не может не принимать все перипетии романа близко к сердцу, а с другой - не может определиться, за кого он болеет. Я долго думала и в итоге выбрала себе faute de mieux Джона Сноу

А еще немного даже шокировало открытие, что на войне умирают. Причем не только умирают, но и убивают, а также калечат, насилуют, жгут и грабят. Смешно, но всего этого в фэнтези плаща и шпаги обычно нету (зато куртуазного рыцарства даже излишек), что резко делает картину неправдоподобной. Почитав некоторое количество такого фэнтези, начинаешь думать, что "с основными репортерами ничего не может случиться". Но Мартин совсем не такой. Он поставил на историчность и натуралистичность и добился ошеломительного эффекта - становится жутко, по-настоящему, не по-киношному жутко. И дело даже не в том, что автор не брезгует деталями. А в том, что в глубине читательского подсознания все эти события уже сидят, он, конечно, надеется, что раз это фэнтези, ничего такого не будет, но фэнтези Мартина имеет куда больше сходства с реальностью, чем иные исторические сочинения. И он никого не обходит, каждый персонаж в итоге получает свое.

Сюжетно второй том - это слет по нисходящей. Как в "Гроздьях гнева": герои начали в общем-то плохо, но это была случайность, можно было бы жить и дальше. Но нет, каждый следующий шаг оказывается хуже, чем предыдущий. Пытаясь хоть как-то исправить ситуацию, они начинают отчаянно дергаться, но чем больше они дергаются, тем крепче затягивается петля на их шее. Каждый шаг - новая потеря - дома, членов семьи, собственной чести, совести и местами жизни. Страна тоже разваливается потихоньку, еще не прошло достаточно времени, чтобы изменения были существенными, но вместо одного короля у нас уже четыре, за Стеной собираются варвары и Дени, несмотря ни на что выжившая, пытается собрать войско. Пока кто-то еще держиится на краю обрыва, а кто-то уже упал, но я подозреваю, что в третьей книги все уже будут внизу.