Квадрик варит крутой суп харчо! Очень крутой, прямо эхехей, я вчера слопала две миски, и хотя он острый, ничего мне за это не было.
Намерена утащить рецепт и повторить. Только грецких орешков вбухать еще больше, чем Квадрик (а Квадрик берет больше, чем полагается по рецепту): про орешки, как и про корицу, я считаю, что чем более до фига, тем интереснее.

Кстати о корице. Отличную корицу с Гоа вчера познала я. Она не толстым слоем, не в палочках, не в щепочках, а такими как бы широкими, но тоооненькими пластинками, чуть-чуть загибающимися, вот как если фанера расщепляется, и очень тонко-ароматная. Рядом с обычной корицей - как черный кардамон рядом с зеленым.

Что еще? Мед в глинтвейне не нужен, вот что! Совсем не нужен, как яблоки. Чтобы это понять, мне потребовалась бутылка изабеллы от "Лозы фанаберии" при отсутствии гвоздики и изюма и наличии бадьяна. Изюм, кстати, успешно заменим сушеной клюквой, и смесь "Блюз" как раз идеально брать из расчета "один пакетик на бутылку".

Очень довольна тем, что вчера у меня получилось; радости столько же, сколько от глинтвейна на Рыбацком бастионе или от гржане вина в Кракове. И вдобавок гранат, глинт отлично идет под гранат.

И в целом славно посидели. Обсудили много актуальных, важных и любопытных вещей, и теперь у меня есть большое желание пересмотреть гардероб (и добыть в него дурацкий зеленый свитер с пришитым к переду клетчатым сердечком, как на картинке у Хло).

Ну, и 100+ яйцекоробок, потому что мы не только сидели. ))
Как всегда: огромное спасибо Квадрику за транспортировку, а Джесс за героический труд по добыче и накапливанию. )) Ну, и за Большого Круглоглазого Кота демонстрацию, которая шла бонусом к обмену яйцекоробок на книги. ))


... в мире по-прежнему холодно, ясно, хрустально и очень красивое небо. Кухонное окно замерзло к йотунам все, сплошь, с узорами. Я сумела вытащить себя из сна и из-под одеяла к "Своей игре", но не смогла заставить себя вылезти наружу и пойти смотреть филфаковский "Пигмалион". Взыскую тишины, уюта и тихого семейного вечера. Не работы (хотя надо бы) и интернета, но чая и фильмов. Или чтения вслух. Тепла и нежности. И чего-то такого, какое было вчера между пятью и семью вечера, потому что давно не получалось настолько глубоко, просто и прекрасно. И при этом нежданно - что отдельно ценно.

Позади неделя тотальной экстраверсии. Время быть интровертом.

Хмурка привезла мне сухой лист канадского клена из Москвы и каменьрыбу от Хокочки.

Ольга
Хока, Хока, спасибо! А откуда он, каменьрыба?

Елена
Из тектонического разлома острова Кипр, промеж плиты от Евразии и плиты североафриканской.

Из места, где родилась Афродита

И стоял ее храм. И были празднования и чествования великой богини. Но была она столь прекрасна, что вместо ее изображения в виде статуи - стоял камень треугольный

И треугольник такой вмешан в ту же символику Марии
И всякая там мешанина между Магдалиной и Богоматерью и ихой символикой)

Ольга
огого. ОГОГО.

меч и сосуд охраняют там вход! )))))

МОИ ДРУЗЬЯ БЕСКОНЕЧНО ПРЕКРАСНЫЕ.

На подробности нет сил. Всеми спасаема - всеми спасена. И вдобавок Десколада привезла мне набор средств против ледяного космоса: ч/б клетчатую арафатку, шарфичек и радостные цветные митенки из бамбуковых ниток. "Мио, мой Мио" посмотрен, пирог с малиной съеден, сидр коварен, ВК становится местом, куда хочется приходить по вечерам, потому что там ведутся дивные диалоги - медные, серебряные и золотые.
Очень тепло.
Концентрированно важно все сказанное/услышанное сегодня.
Давно так не было. Так плохо и тяжело, а потом так много, легко и хорошо.

"И море, и Гомер - все движется любовью".

Пойду, налью себе чаю в пиалу с сакурой. Выпью. И лягу спать.

Мне нужно много, много тишины и уединения.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Пишет  donemon Angell:

Студент в проверочной написал: "В нашем институте учатся слова".
В корень зрит парень. Только институтом ошибся.

урл-урл.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Январь заходит, довольный, сразу садится к столу, расстегивает роскошную шубу, пододвигает к себе ведро салата оливье. Ест. Отдувается. Ждет. Делает второй заход. Когда ведро показывает дно, а горка мандаринок на фоне превращается в горку мандариновой шелухи, спрашивает: а? чо? уже пора?

Февраль заходит, легким движением ноги выбивает окно, садится на пол, закапывается в Сартра и Кафку. Пьет растворимый кофе. Регулярно восклицает: "да сколько можно уже?!"

Март заходит, заделывает окно фанеркой, открывает форточку, перетаскивает на подоконник подушку. Садится, курит. Потом играет на блок-флейте. Смотрит, как на крыше дома напротив четыре вороны делят чью-то мерзлую тушку, чью - отсюда не разобрать.

Апрель заходит, и сразу видно, что две "Кубы Либре" он уже намахнул. Или три. Ему, в целом, неважно, чем заняться, потому что жизнь в целом наладилась. Где-то звучит БГ.

Май заходит, распахивает окно, в окно врываются воздух и птичий щебет, не сказать "ор". Пахнет дождем, пылью и тополиными почками, от мартовской прокуренности и апрельского выхлопа не остается и следа, май приносит ведро, тряпку и моет комнату. Всю. Ну хоть кто-то. Работать ему явно в охотку, еще и поет. Потом убегает гулять.

Далее одновременно заходят: июнь - в дверь, яблоневый цвет - в окно. Июнь снимает легкомысленный шарфик, достает из уха один наушник, передумывает, возвращает наушник на место. Танцует, потом падает на матрас и смотрит в потолок. Вместо потолка небо, с созвездиями. На лице июня - предвкушение.

Июль заходит, помахивая авиабилетами. Этакое олицетворение сладостного слова "отпуск". Вываливает из шкафов какие-то заманчивые разноцветные книги, плавки, фотоаппарат, мангал с шампурами, рюкзак, ворох смешных футболок, три фумигатора, все вперемешку. Щас, говорит, разберем все, а потом соберем лучше, чем было.

Август заходит с серьезным таблом и корзиной грибов. Окно аккуратненько прикрывает. Садится чистить грибы. Добравшись до дна корзины, достает кружку с крупной черникой. Вздыхает: было-то с горкой, ан по дороге утряслась. Ладно. Надо молока купить. И сахара, кстати, будем варить варенье.

Сентябрь заходит с бутылкой сидра и букетом астр, поправляет галстук-бабочку, топырит усы, бодрится. Долго бодрится. Потом машет рукой, закрывает окно совсем, наливает себе горячего чаю и нахохливается. Становится ясно, что радоваться особо нечему.

Октябрь заходит мрачный, ставит зонт сушиться, думает: что сначала - поварить глинтвейн или заклеить окно малярным скотчем? За окном, к слову, лысые деревья, на которых, как потемневшие капли крови, висят сморщенные ягоды, не привлекающие ни птиц, ни фотографов. Блин. Блин. Куда февраль задевал Сартра.

Ноябрь заходит в пуховике, шапке и с одной лыжей под мышкой. С порога начинает материться. Становится ясно, что он пьяный до невменяемости - а, подвернул ногу на гололеде - бэ. Видит посреди комнаты томик Сартра, пинает, снова матерится.

Заходит декабрь. И немедленно выходит. Трэш, говорит, какой, я в этом жить не буду, невозможно же.
Откуда-то издалека тянет мандаринками.


(надо стишок про это написать, бодрый и смешной. про комнату-которая-ты-сам).
АПД. (и про то, что окно вечно не дает покоя).

Три эпизода про общественный транспорт.

много букв.* Вечер. Маршрутка 015 мееедленно тащится по пробкам, за 50 минут доезжая от Архитектурного института до вокзала и еще за 15 - от вокзала до остановки Стрелочников. Снаружи полярная ночь и минус двадцать, внутри давка и ощутимая не то чтобы напряженность и злость, но устало-расслабленное раздражение.
В какой-то очередной из долгожданных моментов двери открываются, одна шестая часть толпы облегченно вываливается во тьму, а взамен из тьмы приходят два крепких и в целом славных парня лет тридцати. Встают на задней площадке около двери, потому что больше негде. Кондуктор - немолодая умученная женщина восточной национальности и неяркого ислама - проталкивается на заднюю площадку, чтобы взъять с них плату за проезд. И упирается в меня. Дальше идти некуда, обогнуть никак.
Я. Торчу между ними с индифферентной мордой, в плеере громко играет то ли "Ничего не исчезает", то ли "Рай в шалаше", то ли "Арджуна". Реплик мне не слышно, только безмолвно двигаются губы.
Кондуктор:
- .... (встает поудобнее и протягивает руку).
Один из парней:
- .... (протягивает в ответ шоколадку "Милка", чуть виновато не то разводит руками, не то пожимает плечами).
Кондуктор:
- ....! (требовательнее протягивает руку и слегка хмурится: на громкое недовольство явно нет сил).
Парень:
- .... (делает попытку всучить ей шоколадку, она не берет).
Кондуктор:
- .... (отрицательное). .... (требовательно-объясняющее).
Парень:
- .... (просто держит шоколадку, всем своим видом выражая, что он бы и рад, но больше нечем и иначе никак; выглядит довольно беспомощно и явно не хочет, чтоб его, а особенно его товарища, выгнали обратно в космос ледяной; и как будто слегка пьян и особенно дружелюбен - но нет, с очевидностью трезв, просто такая натура).
Я неудержимо улыбаюсь, глядя на все это. В ушах у меня гремит музыка, в глазах у парня начинают плясать искорки, и он тоже - открыто, по-хорошему - улыбается. Не мне, даже не кондуктору, а вообще - в ситуацию, в белый свет как в копеечку. Кондуктор, сжавшаяся и явно начавшая готовиться к атаке, разжимается, разглаживаются морщины, кончики губ едва-едва ползут в стороны, делая ее моложе лет на десять; слегка махнув рукой на шоколадку, она возвращается на свое место какой-то мечтательной походкой (ну, насколько мечтательно можно пропихиваться и лавировать).
Маршрутка едет. Парень держит шоколадку так, как будто не знает, что с ней делать, потом прячет в карман. Пассажиры в массе почти неподвижны и по большей части прикованы глазами к экранам телефонов. Музыка играет.
Этюд "Зима, жертвы обстоятельств, хорошие люди".

* Вечер, маршрутка. Дремлю, привалившись башкой к окну. Время от времени приоткрываю глаза, чтобы не пропустить свою остановку, но в целом - потерялась в пространстве и времени.
В очередной раз, лениво приподняв левое веко, вижу КУРС МЕЧТЫ НЕМЕДЛЕННО ВЫСКАКИВАТЬ СНИМАТЬ ДЕНЬГИ С КАРТОЧКИ ПОКУПАТЬ ДОЛЛАРЫ НА ВСЁ ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ ПОЖАЛУЙСТА СРОЧНО СРОЧНО, сердце пропускает удар, зеленые цифры горят в окне обещанием счастья, я мгновенно просыпаюсь -

иии, разумеется, это оказывается не информ. табло банка, а въезд на автозаправку, с ценами на бензин.
...!

("Если бы вы могли вернуться в прошлое, что бы вы поменяли? - Рубли!").

* Вечер, маршрутка. Приподнятая над полом салона площадка, разделяющая сиденье водителя и место кондуктора, застелена потертым восточным ковром, на котором тускло сверкают сокровищами Али-Бабы россыпи российской мелочи, рассортированной по достоинству.
Рядом с мелочью, ближе к рычагу переключения передач - полотенце, на полотенце - две явно свежие тандырные лепешки.
Приглядываюсь. По маршрутке очень заметно, что она обустроена с любовью и заботой. Незначительные, казалось бы, детали, но все они - чистота, простота, аккуратность, уют, близкий к домашнему; при этом никаких черт личности или религиозных символов. Все предельно общо и относительно безлико.
Водитель - широкий, полный юго-восточный мужчина за пятьдесят, из тех, что говорят по-русски с акцентом, отдающим апельсинами и кинзой; кондуктор - высокий, сухощавый, седеющий человек то ли неопределенно-русского, то ли невнятно-арийского типажа, хоть сейчас на плакат про нелегкую службу разведчиков. В их позах и движениях явно читается давно идущий спокойный диалог. Приглядываюсь и вижу: оба молчат.

И два лаваша лежат на полотенце.

- - -

Смешные сокровища вечера. Наряду с запахом железа и смазки, рукопожатием Анатолия и полнейшим эмоциональным взаимопониманием с Редой на предмет ... (прилагательное) зимы, которая еще не пришла, а уже так ... (глагол). Утомила, вот.
Три минуты разговора о Калининграде и перспективах.

И я даже не обратила лицо вверх, чтобы посмотреть на звезды. А ведь наступает время Ориона.

- Конфеточку? Кстати, с чем они?
- С тюльпанами! Судя по рисунку.
- Это какао-боб...
- Ааа!
- ... или пассатижи!

Пишет  Эролин:

Стерх

У кого "Vita Nostra" головного мозга, тот я Захватила не хуже "Дома в котором..." и не отпускает..
Хороший Стерх получился, с мудрыми глазами и тонкими пальцами, такой, какой и должен быть.

"Садитесь, Сашенька, поговорим....."

 Леголаська, я думаю, тебе понравится

урл-урл.

Мне, что характерно, нравится.
Зимнее рассветное солнце за его спиной.

Кстати, "Вита ностра" - следующая книга, которую я собираюсь подкинуть Лизе-Лисенку. Ну, или не следующая; но в ряду с "Дюной" Герберта и "Цветами корицы, ароматом сливы" Коростелевой (но "Цветов" у меня нет в бумаге).