Спонтанно-асечное, на работе:

Rebecca Armstrong (13:43:34 6/12/2010)
понимаешь, мне ему нечего предложить, увы!

Леголаська (13:43:57 6/12/2010)
Шоколадку?

Леголаська (13:44:05 6/12/2010)
Чечевичную похлебку?

Леголаська (13:44:19 6/12/2010)
Продай админские права за чечевичную похлебку!

Rebecca Armstrong (13:44:44 6/12/2010)
и получи скидку на колюще-режущие предметы!

Милая Энж!


и еще.

Вынос мозга, связанный с выходными данными.
На молитвеннике: "Москва, 5754".

Впервые я испытала подобное чувство на концерте Арефьевой, когда увидела, что 19-го ноября 2010 года приобрела книгу, официально изданную в 2011 году.

- - - - - - - - - - - - - - - - -

Приветствую нового пч.
 fleaks, что привело? ))

251 - это беспрецедентно здесь, уа!

А еще я хочу сказать, что Ректор Магнифицентиссимус меня в каком-то смысле спас, да.

Вчера был день, пронизанный крышесносом и иудейской культурой.

Я дважды доставала свиток Торы. Это раз.
Потом Ольга-р. рассказала мне про человека, утверждавшего, что он "еврей в первом поколении".
- О, - говорю. - Интересно, где это качество приобретается? Я бы приобрела немножко.
- Зачем?
- Ну-у...
- Во мне вот есть кусочек еврея. Но я не знаю, как это - еврейские переживания. Как вообще еврей воспринимает мир. И человек, от которого у меня этот кусочек, тоже не знал, по-моему.
- Когда ты сказала "во мне есть кусочек еврея", я подумала: ты его СЪЕЛА!! И вообще, чтобы в тебе было немножко еврейской крови - надо попить крови еврея.
- О!
- А что, они же пьют кровь христианских младенцев! ))
Во время этого диалога я перебирала книги издательства "Академия" в поисках вымаранных цензурой фамилий.

Вечером думала про ВВЧ, и тут он как раз пишет - мол, что делаешь завтра? Давай делать что-нибудь вместе! Я говорю: давай. Он мне: когда ты свободна? Я ему - вот прям щас, например. Он говорит: о, я как раз субботу встречаю, приходи, встречу и тебя тоже, посмотришь на ритуал. Я: ооооооооо!!! - и подорвалась, конечно, почти немедленно.

И "завтра" у меня началось "сегодня" - полный крышеснос.

Я впервые встречала субботу. Не знала даже, как это бывает.

Низкий уютный стол - овал, вписанный в угол между креслом и диваном; две свечи, зажженные ровно с уходом дневного света. Плетеные булочки с корицей вместо халы, и оливки, и рыба, и какой-то морковно-ореховый салат, а булочки накрыты импровизированным, но явно ритуальным полотенцем, и два человека, и мир сжимается в этой точке,
и свет отделяется от тьмы, а народ Израиля от других народов,
ВВЧ сидит в кипе (похожей на греческий щит), больной, выглядящий ровно на свой возраст, и складки на лице обозначены глубже, чем обычно, и усталость, и полуприкрытые глаза - листает истрепанный молитвенник.
И поет тягуче на непонятном мне языке, поет красиво, и сам удивительно красивый в этот момент, потому что в лице проступает фактически лик - это кто-то далекий и незнакомый сидит напротив меня в кресле, я как будто смотрю в бинокль наоборот, псалмы Давида по-прежнему чеканны и ликующи, а молитвы и благословения народа Израилева звучат так, что им не хватает барабанов, голос ВВЧ глубокий, глуховато-хриплый, если закрыть глаза - увидишь ветер, песок и танки. И рыжебородого еврея в талесе, описанного Викторией Райхер.
Это очень, очень красиво.
И завораживающе.
И "Шма Исраэль", оказывается, такая короткая!
А хасидские песни такие... такие... не знаю. Настоящие?

А потом я чуть с ума не сошла, потому что у всех была еще пятница, а у меня уже суббота. Самая настоящая. Причем не меня передвинули по оси координат, а ось координат передвинули относительно точки меня!
И это в меня не могло вместиться, и не могло осознаться,
я просто ела жареную рыбу, и морковный салат, и оливки, и виноградный сок, и псевдоарабские лепешки (теплые, восхитительно пахнущие Истинным Хлебом), и это было вкусно, проявленно-вкусно, так вкусно, как не может быть вкусна еда.
То самое "сладок хлеб; как мед, сладок".
А ВВЧ сидел в кресле уже помолодевший, свободный от воплощения в себе всего (народа, и времени, и народа во времени) - только он сам.

И мы говорили о всяком. Не знаю. Даже не то что важно - метаважно. Глубоко и проявленно.
Суть проступала из каждой вещи.
А мы делились друг с другом своим.
Он показывал мне графа Хортицу, и песни из фильма, где Марокканец фактически равен Бене Крику, и говорил о стихах моих и Виконта, а я говорила ему о Бродском и об иронии, и вихри информационные реяли над нами и впитывались под кожу.
Это сложно описать.
Это нечеловечески здорово все было, и время летело настолько незаметно, что я очнулась только в три часа ночи, а ВВЧ никуда меня не отпустил, постелил на диване, поезда стучали очень приглушенно и как будто очень далеко, я уснула без снов, пространство было огромным и раскрывшимся, как икона, вбирающим меня в себя. Удивительно гостеприимный дом. И мне там удивительно спокойно и нестеснительно.

А утром - завтрак чуть ли не в постель. ))
И это был мой первый опыт макания линз не в раствор. А в офтагель, а потом промыть водой из-под крана и каплями Renu для увлажнения - и знаете, нормально, я не умерла, как ожидала, и гром не грянул, и мужик не перекрестился.

- Подожди, - сказал ВВЧ минут за десять до выхода. - Покажу тебе два издания как человеку книжному.
И показал.
И сюжет субботы замкнулся в кольцо, потому что второе издание было с маркой "Академия".

- - - - - - - - - - - - - - - - -

Про это можно бесконечно писать.
Потому что глубина тоже почти бесконечна.

Фотографии, на которых Израиль. Узнанные в теории Яффа, и Тель-Авив, и Иерусалим, и темно-синее красное море, и красные горы, и пальмы, и кошки.
И сказанное - точно и важно.
И опыт, кристаллизующийся на коже и щекочущий ее.
И неожиданная для меня самой комфортность пробуждения в чужом доме.

И как, говоря о Литовской, мы перешли на тему современной литературы.
- Важно отличать многослойность от многословности. Сейчас чудовищное многословие. Все треплются, треплются...
- Я тоже треплюсь, много. И устно, и письменно.
- Ты заслужила.
- ЧЕМ?!
- Ты знаешь русский язык.
- Потому что его люблю.

Почти шестнадцать часов.

Давно у меня не было такого хорошего дня.

И такого головокружения - просто от факта, что мое ЗАВТРА началось СЕГОДНЯ, и это чуть ли не физически ощущалось.
Текучесть.

И попадание в десятку.

Мы живем в совершенно разных мирах и о разном.
Но наш язык удивительно един. Или - наши языки очень похожи.
Или - наши понимания очень похожи?

Не знаю.
He made my day.

Все просто и по-человечески хорошо.

- - - - - - - - - - - - - - - - -

Ужасно впопыхах все это записала.
Чтобы не расплескать.

... а вот как раз Н.С. пришел.
Может быть, потом еще; и поправлю.
Потом.
Потом. ))

И вот, кстати, важное: таки будет "новогодний слон"! Точнее, кот. В мешке. )
Ура, ура!!

Регистрируюсь.

И пойду принесу эту новость на домное сообщество, где мы скорбели хором с единомышленниками. )

.


потащила у Тургона, который тоже потащил. )

Пирожки с творогом и чай!
И вот еще мультфильм, который с утра блуждает по френдленте. Про Екатеринбург.
И меня даже не раздражают стихи, как не-помню-кого; потому что неуловимо напоминают то, как пишет - когда-то писала! - и как читает (интонационно) Виола...

прячу под кат.

P.S. Надо жить зимой, чтобы дождь казался хорошей,
чудесной,
желанной погодой...

Ссылка для Ежа и Бекки.
Комментарии - читать!!!

Пишет  zorro rojo:

Про кочевье
Думал долго над Ласькиной мыслью про "кочевой" способ деления на свое-чужое, когда граница проходит по человеку. Это мне близко, да. Дом - это то, где я живу в данный момент, и я могу сказать "я пошел домой", уходя на свою полку поезда. Дом - это мое наполнение пространства. Наполнение собой. Кружка с чаем и большой шарф - это то, что требуется для создания мной дома где угодно.
Тут я вспоминаю пустовойтовское "у черепахи линия горизонта проходит через ее панцирь". Фраза мне нравится.
Мое восприятие - не "меня ждут там-то", а "мы встретимся когда-то", пространство сменяется временем.
Кажется, этот кочевой уклад сознания и определяет то, что от меня легко уходить, существуя только сейчас, не думая о потом.

урл-урл.

Вот яркий пример того, о чем я могу только догадываться.
Красивого не-моего.

Потому что у меня всегда был мой дом (моя крепость). Свое пространство. Откуда можно уйти и куда можно вернуться. Которое можно ощущать спиной.
Когда ты в мире, ты один и сам по себе. Островок сам себя в чужом.
Ты помнишь, что где-то есть дом.
Где-то (во времени, но в первую очередь в пространстве) есть что-то, принадлежащее тебе, что никто не оспорит и не отнимет.

Я меряю мир Итаками.

Мои границы нельзя назвать гибкими.