Лера: А у меня попугай был. Но умер. Его Гоша звали. Мы его тут не далеко похоронили. Хочешь, пойдем сейчас посмотрим моего Гошу?
Мишка: Так он там сгнил, наверно?
Лера: Нет, ты что? Он теперь в раю. У него сейчас пышный, разноцветный хвост, как у павлина. Как он и мечтал при жизни. Длинные ножки. Большой клюв. Он теперь аист.

(с) Васильева "Там, за Ладожским озером".

Об изысканном: по дороге на работу увидела возле стены гаража выписанное в снегу сердечко.

Я могла бы написать тут про сегодняшний поход в драму на читку "Там, за Ладожским озером", но очень хочется спать.
Вкратце: пьеса не понравилась совершенно, много общих мест, шаблонов и слезодавилки, мало цельности образов. Вообще мало цельности, все скачет, расползается и разваливается. Логики нет. Колядизм в плохом смысле слова есть, и вот я поняла, пожалуй, что такое чернуха. И определенная безыдейность тут же еще.
Постановка - понравилась очень. С моей кочки зрения, не читка это, а полноценный спектакль. Просто маленький и, ммм, неклассический. Сценография, пластика, свет - отлично. Тексты/распечатки вписаны тоже отлично. Хорошо используется совершенно не предназначенное для этого пространство, паузы органичны, актеры очень выразительны. Эпизодические образы чрезвычайно радуют. Девочка, игравшая Леру, крайне убедительна. Подкупает общая построенность, сделанность. Проработанность деталей. Сцены в школе, очередь, банка с вялыми хризантемами. Очень графичная и детальная тень Мишки на стене, и на ней он - трогательный мальчик с тонкой шеей, который старается изо всех сил.
Не понравился только финал, где принтер распечатывает "не верь", "не бойся" и "не проси". Брр, фу. Пошло.
Но зато прекрасно, когда люди, суетясь, раскладывают в полосе света Мишкины сберегаемые сокровища. "Мама", "ласково", "люблю", и снова: "мама", "люблю", "ласково" - признаться, я чуть не заплакала; я думала, это сцена про психологов, которые сейчас уведут Мишку. Но она оказалась пустая.
Это очень... дискомфортно: видеть, куда сделать интереснее и лучше. Так дискомфортно, как камушек в ботинке. Натирает.
Отдельная приятность: когда ты приходишь такая в театр, и там мраморные лестницы, и люстры хрустальные, и пропитанные насквозь искюйством гардеробщицы и капельдинерши, у которых Осанка и Взгляд, и давящая крематорная тишина, и поднимаешься по лестнице на третий этаж, принужденная к молчанию и сдержанности, а на тебя такая из-за колонны выныривает Финик в оранжевой футболке с кротиком и повисает на шее. И наступает облегчение. Про такое говорят: "отпустило".
А потом приходят Сильтар и Дени, а уже совсем после, у гардероба, нам встречаются мама Оками и мама Финика, и все мы встаем в кружочек и обсуждаем увиденное - одновременно оживленно и робко - и мне в этот момент понимается лучше, чем если бы я была одна.

... и путь через пруд и через метель, back in December, и лембасы с кофе в "Космосе", и все одновременно хорошо и неправильно, причем неправильно именно там, где я, дисгармонично, лишне. Но хорошо. Могла бы написать, не напишу, спать очень хочется.

Спасибо Финику, что вытащил приобщиться к современной культуре.
Спасибо Сильтар и Дени, что составили компанию.

Зимин - годный.
Бывший министр культуры Бадаев, рассмотренные вблизи, заставил меня вспомнить цитату о количестве открытый чудных.

Как-то так.

В пятницу (послезавтра) пост-игровая встреча, совмещенная со стиховечером. Организатор ея, Виконт, рекомендует запасаться стихами, и кельтскими сказками, и теми отрывками Школы, которые хочется прочитать еще на раз, и просто историями и анекдотами с игры. Хозяйка территории, Оля Мельникова, говорит, что приходить можно с семи. Кому как удобно. Точно знаю, что будет волна к семи (координирует Сильтар) и будет волна к девяти (координирует Виконт), и пусть никому не будет обидно, и всем мекеке в этом чатике.

"На грозном Западе мертвых
не сосчитать,
а на картах сельва и нити неодолимых вершин.

Капитан Бальбоа вспоминает Исуса мать,
и в числе двухсот солдаты дружно идут за ним.
- Знай, говорит капитану карта,
- что ныне царит в тех местах беспросветная ночь,
всякая тварь из которой стремится сбежать,
и строит планы, и держит страх в тесноте кулака.
Мы можем видеть, как тени сочатся из раны прочь.
Мы называем их - облака.

- По ночам любая тропа - туннель, темнота посильнее железных стен,
местные царства ложатся, как девки в мою постель,
императоры правят, почти не вставая с колен,
корабли горят, лодки тонут,
а диковатые жители носят в горшках песок,
посыпая ступени потерянных пирамид.
Капитан чертыхается в паутине хлипких лесных дорог,
но мушкет наготове, и Эльдорадо не устоит.

На последнем привале он делает лишний шаг,
собираясь слегка скорректировать свой приказ,
и за поворотом
Океан расстилается перед ним,
насколько хватает глаз".

(с) mrdickinson.

Со мной разговаривает жж. До чего техника дошла.

Снилось, что я памирла. То есть не умерла там, не погибла, а именно что вот памирла, по-дурацки как-то, и вообще ничего серьезного в этом сне нет, сплошное придуривание и карнавал. Полигон какой-то и все наши. Костер развели, сосиски жарят. Спорят, кто пойдет могилу копать. Торрар доказывает, что вначале надо выкопать сортир, потом уже могилу. А лопата одна и саперная. Зачем-то стены натягивают, еще какой-то антураж. Молька собирает клевер, чтоб сплести для меня венок (хотела ромашки, но ромашек не нашла). Сэйдж рассказывает анекдот в стиле "Буратино утонул": "Заходит Ласька в дайрик и ничего не пишет". Все радостно ржут и начинают обсуждать, появится после этих похорон в сети мой отчет или не появится. Зойка откуда-то мышку-полевку приносит. Все ждут каких-то мастеров, которые объявят, во сколько парад, и в начале сна эти мастера представляются вполне людьми, а к концу становятся какими-то мистическими фигурами, причем в основном фигурами умолчания. Сильтар говорит, что отдаст мне толстовку с ежиком в тумане, потому что я очень ее любила. Ну и не замерзла чтобы там. Ксото начинает рассуждать про семантику погребального обряда у разных народностей. Все начинают считать, что отмашка будет в виде радуги, если днем, и звездопада, если ночью. Кто-то считает, что лучше б поехали на Михайловский. Кто-то говорит, что еще наши едут, и их надо встретить с электрички. Много суеты. Меня нет. Я наблюдаю за этим вроде как снаружи, с чувством, похожим на гордость творца. Виконт едет в электричке, встав на скамейку коленями и высунув голову в окно, и читает стихи, и слова видимы, они, как выброшенная в окно веревочка, плещутся и вьются по ветру, и это как-то удивительно празднично. Смешной сон и хороший, жаль, не досмотрела, чем кончилось.

Пишет  Редфайер:

Опять же совершенно банально я поняла про себя, что меня с потрохами подкупает манера вести речь о литературных/библейских/мифологических персонажах так, будто говорящий не так давно с ними пил или в крайнем случае красил забор. Ну и сходите послушать местного викария.

урл-урл.

Вот меня с потрохами подкупает манера Анны Коростелевой писать о литературных/библейских/мифологических персонажах так, будто - и далее по тексту.
Так небрежно и с любовью, так по-настоящему.

Я вот "Ловушку для снов" дочитала.
Как жить дальше, пока неясно; блаженно и хочется перечитать. Или взяться за что-нибудь еще того же авторства. Например, за жж с конца к началу. ) И еще осталось две не то три повести. )

... был отличный эпизод с Мерлином.
И про корабельный компас хорошо, и про третий том "Поэтики" Аристотеля.
И есть основания думать, что Файтви-ап-Родри - как раз тот врач, которого Змейк и Гвидион встретили в чумном городе (и логично, что Змейк его не узнал: Змейк стал преподавателем задолго после того, как Файтви закончил школу).

Прыг, прыг!

Возлюбленную Файтви зовут Гвен. Просто Гвен. И это отдельно выносит мозг. Потому что мне до сих пор хочется называть этим именем Реду. И потому что к концу "Ловушки" я четко визуализировала Гвен именно так.

В ленте перепостов оказалась вместе с Л.Л., Даной Сидерос, Ст., Екатериной Перченковой и Лемерт. Ощущения странные.

Мысль: на Уралконе надо сходить и посмотреть на выступление бродячего цирка.
Вдруг к "Мертвым землям" что придумается.

Мама с утра позвонила сказать: минус шесть, надевай обратно пуховик. Но вковырянную в весеннюю куртку Лаську не так просто выковырять обратно. Так что я гордо решила мерзнуть, но не сдаваться. Сварила кофе, налила в кружку со стихами, все дорогу до работы грела об нее руки. Сейчас пью содержимое. Ммм.

Трудный и хороший вечер вчера. "Космос", разговоры об Уорхолле, поход в гости к ШаТи. И там традиционная шарлотка.
И вот не ожидала, что одна названная в разговоре фамилия меня взбурлит.
Надо бы разобраться с этим на досуге.

"Ловушка для снов" воистину дает еще один ответ на вопрос "а куда деваются ученики школы в Кармартене?"
И чем дальше, тем она мне нравится все больше, дочитаю до конца - начну перечитывать начало.

Второе утро жалко просыпаться. То есть особенно жалко. Потому что рядом спит Н.С. - и есть в этом что-то котеночье.

Формулировощка: "Вот из-за таких людей наши исторические игры - как современные псевдоисторические фильмы".
Отсутствие чувства меры при адаптации исторических реалий и менталитета человека того времени под современное массовое сознание - таки зло.
Готовность к воссозданию атмосферы и попыткам погружения в нее - добро.
Упрощать - это понятно. Но непонятно стремление не нырять, а вытаскивать на поверхность.

В этом контексте особенно радует внезапная идея Н.С. совместить две интеллектуальные кабинетки: по "Имени розы" и по конклаву.
Из бесформенности проявляется форма. Огранка кристалла. И на гранях пляшет свет.
Где-то здесь должен быть глагол "воссияла".

Вообще, про ролевые игры говорилось и думалось много.
Про выигрыш, например, про читеров, про доверие к мастеру. Про игроков, которые играют сами с собой и об себя, не ловя волну, не замечая окружающее, гнут свою линию любой ценой.
А еще поняла, что есть игроки-которые-на-выигрыш и есть персонажи-которые-на-выигрыш (я, например, не первый, но у меня есть второй: Дара; и это очень любопытный психологический узелок).