Пишет  Квадрик:

Этот вампум - вам.
Стихи Ани Логвиновой

урл-урл.

И вот еще жж.

"Проснулась обнажённая, к полудню
оделась и хожу в ночной рубашке.
Не ем, не пью, смотрю себе в окно,
то чиркну спичкой, то чирикну птичкой.
И мнится мне - я Дедушка Мороз,
и среди лета в загородный дом
ко мне приходят дети - сто детей,
и сто мешков им взвалены на плечи.
“Мы, дети, - говорит один из них, -
не верим в Дед Мороза и пришли
затем, чтоб возвратить тебе подарки”.
И я, как Дед Мороз, бегу в киоск,
пока светло, за сладостями к чаю.
Спасибо, навестили старика,
а то хожу один в ночной рубашке".

- - -

"Если веришь своим слезам
то не нужно бинокль подносить к глазам

просто дудочку поднеси ко рту
и приди на мокрый белужий причал

там стоит Григорий Кружков - Катулл,
начитавшийся англичан"

Иду по улице, передо мной девушка с веткой черемухи в опущенной руке, и черемуха плещется. И юбка тоже плещется.
Кадры для одной из моих воображаемых короткометражек.

А с утра на работе обсуждали, как ловить хариусов в чистых реках и как кого могли бы назвать, но не назвали.

А еще у меня один носок розовый, второй черный. Прикольно. ))

Серхио Бойченко

РАКУРС


"Город Токио" - лишь анаграмма "Киото дорог".
Вспышка гаснет, и птичка садится на черный тубус.
Твой огромный зрачок - всё, что будет на кадре Kodak,
И фотограф расстроен: потерян прекрасный ракурс
На курносую пагоду... (Возраст. Всё больше брака
На проявленном и непроявленном...) Ты, потупясь,

Умещаешься в кадр - и мечтаешь, что вскинешь взгляд, и
Небо больше не будет далеким, занебоскребным,
А навалится комьями туч, щегольнет гирляндой
Обязательных чаек у шпилей... И наслоится
Та - древнейшим фрагментом из детства - ТВОЯ столица
На токующий Токио. Вспышка вонзится в ребра:

Ах, как дорог Киото! Дороже, родней, желанней,
Чем всегда, и несбыточней тоже... И бог бы с ним, но
Объектив объективен: зрачок - на переднем плане,
А на фоне, на дне - иероглифом анаграмма:
"Город Питер" как "гордо терпи"...
.............................Вспышки нет. Упрямо
Птичка в тубусе бьется о линзу и портит снимки.

Здравствуйте, дорогие новые ПЧ. ) Шутника и Кэт Бильбо я опознала, а остальным радуюсь вслепую. )) И очень удивлена. )) Здесь тонны флуда и реки частножизненной фигни, невнятные восторги, нехитрые радости и простые печали, никогда не бывает холиваров и из ценного - только рубрика "чужое и прекрасное", в которую я (сдерживая себя, чтоб не затопить окружающее пространство) складываю лучшее из информационного улова. Красивое там, интересное, важное мне лично. Если не на нее, то непонятно, на что вы приманились. )) Если на нее, то осторожно: тут еще очень, очень много меня. )) Я сама-то не всегда выдерживаю. ))
В комментариях можно знакомиться и задавать мне вопросы, например. ))

себе.

22.05.2013 в 11:16

Пишет  donemon Angell:

Радость вчера была одна - мы с Ласей колдовали. Звали лето. Ну, я звала лето, а Лася звала весну. В честь этого у меня теперь светло-зеленые яблочные сережки.


А у Ласи - браслет из радужных колечек и рыбок. Хотя подходит он, скорее, Табаки, но это потому что мы разговаривали про Дом. А это без последствий не остается.
Лася и про Дом колдовала. А я не успел, потому что слишком уж много возни было с браслетом. Но в другой раз обязательно.

урл-урл.

Улыбаюсь. Другой раз - уже в эту пятницу. )

Ника Батхен.

Расставальс.

Ни ножом по руке, ни ногой на межу.
- Всё в порядке?
- Окей!
- Уходи!
- Ухожу.
Под шуршанье грошей сентябриной казны.
- До свиданья?
- Прощай!
- Навсегда?
- До весны...
Расставальс вечеров, поцелуи с утра.
- Не болей!
- Будь здоров.
- Нам пора?
- Мне пора.
Кувырком с чердака, по-пластунски в нору.
- Не скучай!
- Ну, пока.
- Ты уйдёшь, я умру?
- Будешь жить, вспоминая наш Самбатион,
Белой яблоней, птицей, доской на мосту.
Слёзы канут в потоке, расступится он.
Я зерном обернусь и в тебе прорасту.

Мне созвучно с "Циклами" Виктории Райхер.

Дмитрий Воденников.
Из "Книги рун".

Совелу (целостность, руна солнца)




Ну вот и умер еще один человек, любивший меня. И вроде бы сердце в крови,
но выйдешь из дома за хлебом, а там — длинноногие дети,
и что им за дело до нашей счастливой любви?
И вдруг догадаешься ты, что жизнь вообще не про это.

Не про то, что кто-то умер, а кто-то нет,
не про то, что кто-то жив, а кто-то скудеет,
а про то, что всех заливает небесный свет,
никого особенно не жалеет.

— Ибо вся наша жизнь — это только погоня за счастьем,
но счастья так много, что нам его не унести.
Выйдешь за хлебом — а жизнь пронеслась: «Это лето, Настя.
Сердце мое разрывается на куски».


Мужчины уходят и женщины (почему-то),
а ты стоишь в коридоре и говоришь опять:
— В нежную зелень летнего раннего утра
хорошо начинать жить, хорошо начинать умирать…

Мать уходит, отец стареет, курит в дверях сигарету,
дети уходят, уходят на цыпках стихи…
А ты говоришь, стоя в дверях: — Это лето, лето…
Сердце моё разрывается на куски.

Пишет  zorro rojo:

Умай - это земля. Живая земля и дающая жизнь земля. Земля - как женщина. Она заботится о всем, чему дала жизнь, бережно несет в своих ладонях. Платье ее зелено и покрыто травами и цветами, а ноги босы, она ступает ими легко, но весомо. Волосы ее цвета коры деревьев, в косах звенят медные и серебряные птички. Ночами она укрывает руками тех, кто в пути. Если, начиная путь, остановишься и посмотришь вдаль, Умай будет стоять за твоей спиной. Когда идет снег зимой - это Тенгри, небо, заботливо укрывает ее платком, чтобы она не замерзла. Она смотрит наверх с нежностью и благодарностью. Когда прикасаешься ладонью к земле, Умай протягивает тебе свою ладонь навстречу и обнимает за плечи.

Лучше всего про Умай Миннекаев нарисовал.

урл-урл.

Плюс восемь. Это плюс. В том смысле, что не минус. Люди в куртках и пальто деловито шарабохаются туда-сюда на фоне цветущих черемух и яблонь. Одуванчики торчат опечаленные который день. Тощая молодая дворняга выворачивается из ошейника и робко пытается убежать, пьяный и обдолбанный попрошайка догоняет ее, хватает за шкирятник, пытается бить. Но с обдолбанности не попадает ногами по собаке. Джина, говорит, сука такая. У него кровища на щеке и какие-то болячки. Я, разумеется, останавливаюсь. Кончай, говорю, бить собаку. Это моя собака, отвечает попрошайка заплетающимся языком. Но бить перестает и начинает пытаться приладить к ошейнику цепь. Собака кивает мне и смотрит покорно. Я ничего не могу сделать и чувствую себя мудаком. Рядом со мной стоит симпатичный юноша, который тоже остановился и тоже хочет помочь, но не может. Мы убедимся, что попрошайка успокоился, что дворняга безнадежно улеглась у его ног, и дойдем вместе до следующего перекрестка. "Вы занимаетесь собаками?" - "Нет". Я просто ее погладила. Должен же ее хоть кто-то просто погладить. Разноцветная и безразличная улица Ленина течет, не останавливаясь, чувствую себя камнем на ее дне. У собаки карие глаза, у юноши тоже карие. Хороший. Ну и что. Собака тоже хорошая. Это я мудак.

Пафосное скажу: ремесло - это с девяти до пяти, а когда творческий процесс, время куда-то девается совершенно незаметно. Приходила Энж. Рукодельничать во имя прихода весны. И мы сидели, молчали-как-говорили (и говорили тоже) и собирали из разрозненного целое. Разрозненного было очень много. Сокровища Энж плюс мои сокровища, смешать, но не взбалтывать, заблудиться, находить тропинки, выбирать, соединять.
Волшебная шкатулка. Тестовая-осколочная. И про Македонского.
И Дом за нашими спинами.

Энж собрала разноцветный легкий браслет поровну для Табаки и Ласьки.
Я собрала себе каф с яблоком, который давно хотела, и две весенние яблочные сережки для Энж, и две домовские штуки. По цвету, как стволы деревьев. Еще там зеркало-бирка, еще брусничина в роли капли крови, и красные листья, и ключ, и монета, и профиль полководца, и тактильная тяжелая бусина, и самые правильные шнурки.
Что-то получается.

Получилась бы весна. Хотя бы сейчас, за десять дней до лета.
Теплая.
Или можно уже сразу лето.

Я вот летний сарафан сегодня купила. Сине-бело-черный, прекрасный. Ивановский.
Мне обычно сарафаны напрочь не идут. Никакие. А в том магазине идут почти все. И еще там есть юбки. И мужские трусы прекрасных расцветок. И летнее такое все. И пусть бы было уже лето, а?

Я с ума схожу.

Про самоопределение в фэндоме.
Тебе выдают список фэндомов, а ты пишешь, кто ты где.

У меня с самоопределением очень плохо, как показала практика. Нинквенаро выдал мне список, и я зависла, ничего не придумала и потерялась.
Ну, ладно:

Кармартен - Керидвен, дочь Пеблига. Хоть где-то ясность. ))
И даже второй вариант есть: Мак Кархи (а совсем даже не Ллевелис))).

Крапивин - гммм. Севка Глущенко? Витька Мохов? Нет идей.

Сапковский - и тут я совсем запуталась. Стала ориентироваться по дрим-ролям. Когда-то (давно и неправда) Цири, потом Веда Сельборн. Теперь скорее лже-Цирилла, "интерес государства". Или Шани. Но нет. Нет, нет, явно не то.
О. Эсси Давен же. Глазок.

Бажов - кажется, там меня нет и не может быть.
А в детстве как-то автоматически идентифицировала себя с Даренкой из "Серебряного копытца", и большинство визуализаций хтонических страхов было оттуда.

Сильмариллион - и снова нет идей. Совершенно. Ничего не щелкает, нигде не чую родства. И никогда не щелкало, и ни разу не чуяла. И помню очень смутно, и о ком бы ни думала, мысли обращаются к Йовин и Фарамиру в Палатах Исцеления.

Фейл. ((
Но хоть черновики разгребла немного.

АПД. Попытка вторая, фэндомы от Синт:

Ремарк - Готфрид Ленц, коль скоро я постоянно применяю к себе цитаты про него. )

Ёжик в тумане - собственно Ежик.

картины Шагала - "Прогулка", наверное. Или как-то так. Не знаю.

Суер-Выер - надо перечитать. Все забыла. (( Стыдно. ((

Бёлль. Ээээ. Тот случай, когда я все. Целиком, без изъятия.
Ну, может, Мартин из "Дома без хозяина" более других.