Добавлено роботом
Деятелям современного исскуства

1. Если какое-то архитектурное убожество циклопических размеров не нравится людям — совершенно не обязательно сравнивать его с Эйфелевой Башней, которая поначалу не нравилась парижанам. Скорее всего перед нами таки архитектурное убожество.

2. Если Вы разгуливали по улице голым с гитарой, пели матом оскорбительные песни и Вас за это посадили на 15 суток — расслабьтесь. Между этой историей и ссылкой Пушкина нет ничего общего. Равно как между стихами Пушкина и ...читать дальше (еще 5206 символов) >>оскорбительными песнями.

3. Искусство не бывает современным или актуальным — оно вечно и говорит о вечном. Актуальной должна быть статья в газете.

4. Мосты Петербурга — произведения искусства. Гигантский нарисованный хуй на одном из мостов Петербурга перед зданием ФСБ — хорошая (замечательная!) шутка.

5. Если 1 000 000 человек посмотрел Ваше видео на ютубе и сказали «Что за идиот(ка)?» — Вы не пропиарились, а выставили себя идиотом(кой). Николай Воронов был всем нужен ровно 10 минут — посмотреть видос и посмеяться. Герои сайта фишки.нет как таковые никому не интересны. Онанирующий на фотографию девочки забывает, как она выглядела, почти сразу после завершения процесса. Как таковая популярность в интернете изначально ни о чем не говорит. Важно, не сколько людей Вас читает, слушает или смотрит — а почему они это делают.

6. Если Вы хотите бороться против религии — попробуйте начать с ислама.

7. Творчество — это прекрасно, даже дилетантское. Если Вы пишете стихи и Вас понимает пять человек — радуйтесь.

8. Истории «Его никто не понимал, а он создавал гениальные произведения» — большей частью рекламная выдумка. В подавляющем большинстве случаев кому надо — понимают гениальные произведения и признают их гениальность. Тем более сейчас, когда нет проблем с тем, чтобы донести свои произведения до людей (интернет).

8,5. Более того, если раньше непризнанность для художника, ежели он не был каким-нибудь мажором или дворянином, почти автоматом означала нищету и погибель (а в случае, если художника «не признавала» советская власть — тюрьму), то сейчас Вы можете спокойно работать сторожем и при этом писать стихи хоть весь день. Если их поймут только через 30 лет — ничего страшного, голодать Вам всё равно не придётся.

9. Если Вы устраиваете что-то типа антисоветской выставки на 9 мая — расслабьтесь, это не смелая творческая провокация и Вы не художник. Вы обычный тролль и отношение к Вам будет соответствующее (на мороз).

10. Если Вы хотите устроить смелую творческую провокацию с целью промыть мозги закостенелому обществу и снять новые табу — есть совет. Поезжайте в полууголовный гопнический ПГТ, наденьте розовую футболку и штаны со стразами, нарисуйте плакаты «Кунилингус — это по понятиям» и «Колоть купола и звёзды — идиотизм» и проповедуйте эти несложные вещи среди местных обитателей мужского пола. Это действительно смело, провокационно, и как раз по адресу.

11. Самое простое, что можно сделать — осквернить могилу, обосрать святыню, обматерить бабушку, послать на хуй маму, разрушить дом, нарисовать баллончиком закорючку на стене дворца. В этом нет ничего интересного — каждый так может. Гораздо сложнее и почетнее создать то, что потом будет почитаться если не святыней, то хотя бы чем-то стоящим, хотя бы в своём стиле, хотя бы в узком кругу.

12. Никто не угнетает педерастов. Никто не угнетает женщин. Никто не угнетает евреев. Никто не угнетает фриков. Никто не угнетает людей, которые экстравагантно одеваются, веруют в бога Зулупубла, играют на пиле. Тема агрессивного непонимания консервативным обществом персонажей, так или иначе в него не вписывающихся, закрыта в ХХ веке. По состоянию на 2010-й год (в Москве и крупных городах; за колхозы не скажу) — всем, кроме Ваших единомышленников, совершенно похуй на Ваши выкрутасы. Хотите ходить на голове — ходите.

13. Если Вы демонстрируете старушкам член и мочитесь на иконы, и Вам за это набили морду — Вы получили за дело. Не потому что иконы, а потому что старушки. Признаком гонений на творческую интеллигенцию ваши разбитые щщи ни в коей мере не являются.

14. В 99% случаев никому не нужны наручные часы в виде сигаретной пачки, вазочка для цветов из виниловой пластинки, мобильный телефон в виде хуя, телевизор в виде гроба, памятник телевизионному пультику итд. Гораздо сложнее сделать нормальные наручные часы в виде наручных часов, придумать оптимальный дизайн сигаретной пачки, записать пластинку, выдумать красивую форму вазочки для цветов и изваять достойный памятник. Зажигалка в виде кактуса — это прикольно, но по большому счету нахер не нужно, потому что есть Зиппо и Крикет.

15. Самая беспроигрышная позиция — говорить, что всё плохо, ничего не будет, рашка безнадёжна, ничего не надо, «я ничтожество» и так далее. В этом случае с Вас действительно нечего требовать, любой фейл Вы объясните словами «я же говорил», а любой вин — в лучшем случае случайностью (извините за каламбур). Но учтите, что там, где всё хорошо — хорошо потому, что таких говорунов выкинули на мороз первыми.

16. Если Вы пририсовали рога Иисусу Христу и рассказали об этом поступке, это не понравилось десяти набожным сумасбродам и в результате произошел скандал — расслабьтесь еще раз. Вы создали не произведение искусства, а информационный повод. Это совсем не одно и то же.

17. Я пририсовывал рога, очки, растительность на лице, дополнительную одежду и половые органы еще в школе, портретам в учебниках. Задолго до того, как чем-то подобным стали заниматься Ерофеев, Самодуров, Тер-Оганян, Хейдиз и прочие деятели современного искусства. Я их всех создал. Я князь тьмы.

18. Менторский тон этого поста — не более, чем выбранная автором стилистика.

Спасибо за внимание.

© funt

Пишет  Дэуи апМервин:

Девочка жжёттт!!! (ИР)
Предисловие:
Уважаемые скептики и просто те читатели, которые мне не поверят, я обращаюсь к Вам. Не знаю как в условиях Интернета мне доказать вам правдивость своих слов, но я клянусь, что всё, что написано ниже в моей статье чистая правда. Все диалоги воспроизведены с абсолютной точностью и с максимально возможной передачей чувств и эмоций. Я сам до сих пор не верил что такое бывает... Сам в шоке!

У меня на работе есть личный помощник. Это девочка Настя. В отличие от меня, Настя москвичка. Ей двадцать два года. Она учится на последнем курсе юридического института. Следующим летом ей писать диплом и сдавать "госы". Без пяти минут дипломированный специалист.
Надо сказать, что работает Настя хорошо и меня почти не подводит. Ну так... Если только мелочи какие-нибудь.
Кроме всего прочего, Настёна является обладательницей прекрасной внешности. Рост: 167-168. Вес: примерно 62-64 кг. Волосы русые, шикарные - коса до пояса. Огромные зелёные глаза. Пухлые губки, милая улыбка. Ножки длинные и стройные. Высокая крупная и, наверняка, упругая грудь. (Не трогал если честно) Плоский животик. Осиная талия. Ну, короче, девочка "ах!". Я сам себе завидую.

Поехали мы вчера с Настей к нашим партнёрам. Я у них ни разу не был, а Настя заезжала пару раз и вызвалась меня проводить. Добирались на метро. И вот, когда мы поднимались на эскалаторе наверх к выходу с Таганской кольцевой, Настя задаёт мне свой первый вопрос:
- Ой... И нафига метро так глубоко строят? Неудобно же и тяжело! Алексей Николаевич, зачем же так глубоко закапываться?
- Ну, видишь ли, Настя, - отвечаю я - у московского метро изначально было двойное назначение. Его планировалось использовать и как городской транспорт и как бомбоубежище.
Настюша недоверчиво ухмыльнулась:
- Бомбоубежище? Глупость какая! Нас что, кто-то собирается бомбить?
- Я тебе больше скажу, Москву уже бомбили...
- Кто?!
Тут, честно говоря, я немного опешил. Мне ещё подумалось: "Прикалывается!" Но в Настиных зелёных глазах-озёрах плескалась вся гамма чувств. Недоумение, негодование, недоверие... . Вот только иронии и сарказма там точно не было. Её мимика, как бы говорила: "Дядя, ты гонишь!"
читать дальше- Ну как... Гм... хм... - замялся я на секунду - немцы бомбили Москву... Во время войны. Прилетали их самолёты и сбрасывали бомбы...
- Зачем! ?
А, действительно. Зачем? "Сеня, быстренько объясни товарищу, зачем Володька сбрил усы!" Я чувствовал себя как отчим, который на третьем десятке рассказал своей дочери, что взял её из детдома... "Па-а-па! Я что, не род-на-а-а-я-я?!!"
А между тем Настя продолжала:
- Они нас что, уничтожить хотели?!
- Ну, как бы, да... - хе-хе, а что ещё скажешь?
- Вот сволочи!!!
- Да... . Ужжж!
Мир для Настёны неумолимо переворачивался сегодня своей другой, загадочной стороной. Надо отдать ей должное. Воспринимала она это стойко и даже делала попытки быстрее сорвать с этой неизведанной стороны завесу тайны.
- И что... все люди прятались от бомбёжек в метро?
- Ну, не все... Но многие. Кто-то тут ночевал, а кто-то постоянно находился...
- И в метро бомбы не попадали?
- Нет...
- А зачем они бомбы тогда бросали?
- Не понял... .
- Ну, в смысле, вместо того, чтобы бесполезно бросать бомбы, спустились бы в метро и всех перестреляли...
Описать свой шок я всё равно не смогу. Даже пытаться не буду.
- Настя, ну они же немцы! У них наших карточек на метро не было. А там, наверху, турникеты, бабушки дежурные и менты... Их сюда не пропустили просто!
- А-а-а-а... Ну да, понятно - Настя серьёзно и рассудительно покачала своей гривой.
Нет, она что, поверила?! А кто тебя просил шутить в таких серьёзных вопросах?! Надо исправлять ситуацию! И, быстро!
- Настя, я пошутил! На самом деле немцев остановили наши на подступах к Москве и не позволили им войти в город.
Настя просветлела лицом.
- Молодцы наши, да?
- Ага - говорю - реально красавчеги!!!
- А как же тут, в метро, люди жили?
- Ну не очень, конечно, хорошо... Деревянные нары сколачивали и спали на них. Нары даже на рельсах стояли...
- Не поняла... - вскинулась Настя - а как же поезда тогда ходили?
- Ну, бомбёжки были, в основном, ночью и люди спали на рельсах, а днём нары можно было убрать и снова пустить поезда...
- Кошмар! Они что ж это, совсем с ума сошли, ночью бомбить - негодовала Настёна - это же громко! Как спать-то?! !
- Ну, это же немцы, Настя, у нас же с ними разница во времени...
- Тогда понятно...
Мы уже давно шли поверху. Обошли театр "На Таганке", который для Насти был "вон тем красным домом" и спускались по Земляному валу в сторону Яузы. А я всё не мог поверить, что этот разговор происходит наяву. Какой ужас! Настя... В этой прекрасной головке нет ВООБЩЕ НИЧЕГО!!! Такого не может быть!

- Мы пришли! - Настя оборвала мои тягостные мысли.
- Ну, Слава Богу!
На обратном пути до метро, я старался не затрагивать в разговоре никаких серьёзных тем. Но, тем ни менее, опять нарвался...
- В следующий отпуск хочу в Прибалтику съездить - мечтала Настя.
- А куда именно?
- Ну, куда-нибудь к морю...
- Так в Литву, Эстонию или Латвию? - уточняю я вопрос.
- ???
Похоже, придётся объяснять суть вопроса детальнее.
- Ну, считается, что в Прибалтику входит три страны: Эстония, Литва, Латвия. В какую из них ты хотела поехать?
- Класс! А я думала это одна страна - Прибалтика!
Вот так вот. Одна страна. Страна "Лимония", Страна - "Прибалтика", "Страна Озз"... Какая, нафиг, разница!
- Я туда, где море есть - продолжила мысль Настя.
- Во всех трёх есть...
- Вот блин! Вот как теперь выбирать?
- Ну, не знаю...
- А вы были в Прибалтике?
- Был... В Эстонии.
- Ну и как? Визу хлопотно оформлять?
- Я был там ещё при Советском союзе... тогда мы были одной страной.
Рядом со мной повисла недоумённая пауза. Настя даже остановилась и отстала от меня. Догоняя, она почти прокричала:
- Как это "одной страной"?!
- Вся Прибалтика входила в СССР! Настя, неужели ты этого не знала?!
- Обалдеть! - только и смогла промолвить Настёна
Я же тем временем продолжал бомбить её чистый разум фактами:
- Щас ты вообще офигеешь! Белоруссия, Украина, Молдавия тоже входили в СССР. А ещё Киргизия и Таджикистан, Казахстан и Узбекистан. А ещё Азербайджан, Армения и Грузия!
- Грузия?! Это эти козлы, с которыми война была?!
- Они самые...
Мне уже стало интересно. А есть ли дно в этой глубине незнания? Есть ли предел на этих белых полях, которые сплошь покрывали мозги моей помощницы? Раньше я думал, что те, кто говорят о том, что молодёжь тупеет на глазах, здорово сгущают краски. Да моя Настя, это, наверное, идеальный овощ, взращенный по методике Фурсенко. Опытный образец.
Прототип человека нового поколения. Да такое даже Задорнову в страшном сне присниться не могло...
- Ну, ты же знаешь, что был СССР, который потом развалился? Ты же в нём ещё родилась!
- Да, знаю... Был какой-то СССР... . Потом развалился. Ну, я же не знала, что от него столько земли отвалилось...
Не знаю, много ли ещё шокирующей информации получила бы Настя в этот день, но, к счастью, мы добрели до метро, где и расстались. Настя поехала в налоговую, а я в офис. Я ехал в метро и смотрел на людей вокруг. Множество молодых лиц. Все они младше меня всего-то лет на десять - двенадцать. Неужели они все такие же, как Настя?! Нулевое поколение. Идеальные овощи...

URL записи


очень знакомо. у меня две ученицы как-то пишут в справочнике стран Китай и Европа. Подхожу, говорю "Европа - не страна" - "А что? А я больше не знаю..." ... Москву/Маскву/Масскву часто тоже пишут в качестве страны, но в основном мигранты, им простительно, но вот когда вполне славянской внешности девица пишет Расия - вот тут чувствуешь подступающий трындец. Долго приходится объяснять, что стоимость = цена умноженная на количество - не знают, не понимают. как люди в магазины ходят? видимо денег не считают, потому и из стран только Китай с рынка и Европа из бутика

Некислая трава...
Помнишь же, когда это первый раз было? Конечно, помнишь. Правда, милосердный ум накрыл этот участок памяти пеленой неприкасаемости, и ты редко вспоминаешь это время. Но выкинуть из памяти такой кусок жизни целиком не получится, потому что и жизнь твоя тогда была не особенно длинной.
Сперва ты не веришь ее словам. Ну как же так, вот только вчера она спала на твоем плече, а сегодня смотрит на тебя таким взглядом… таким… таким смотрят на надоедливого склерозного деда, которого послать нельзя, потому что невежливо, или усталая проститутка так смотрит на последнего клиента на сегодня — равнодушно, устало, чуть сквозь. И ты хочешь с ней поговорить, все выяснить, хотя и выясняли, и разговаривали уже тысячу раз и кончалось все одинаково пусто и глухо. Ты цепляешься за ее слова, интонации, междометия, разыскивая в них хоть чуточку прежнего тепла, обманывая себя, находишь его, перед следующим разговором выстраиваешь вокруг этого междометия громоздкую конструкцию бесспорных, на твой взгляд, аргументов, чтобы она вернулась, чтобы она поняла, и, конечно, весь этот колосс доводов рассыпается в пыль от ее следующей фразы, слова или просто взгляда. Взгляда, в котором вакуум.
Затем ты начинаешь искать соперника. Ты вспоминаешь все ее пароли, ящики, достаешь телефонные распечатки, под лупой рассматриваешь каждый номер, ищешь, роешь, находишь, пробиваешь адрес, данные… ну конечно, кто–то появился. И почему–то в голову тебе приходит гениальная мысль, что вскрыв этому юноше табло, ты мгновенно вернешь ее. Ты как дурак ждешь под ее окнами, видишь, как она выходит и улыбается ему, совсем как тебе раньше, один в один, целует в щеку, садится в его машину, а ты стоишь как дурак, судорожно сжимая кастет, с ослабевшими коленями. И слабость это совсем не из–за того, что ты испугался его, а потому что вся твоя ярость расплавилась от этого взгляда, превратившись в очередную оглушительную пощечину, которые ты последнее время получаешь десятками, всегда с разных углов, чтобы не привыкал. И ты садишься на скамью у ее подъезда, чтобы не сесть прямо на землю, закуриваешь сотую за сегодня сигарету, сжигая ее в три затяжки.
В твою голову приходит очередная гениальная мысль — надо отомстить. Ты прозваниваешь самых красивых знакомых девушек, с желанием пойти погулять. Как–то так получается, что гулять вы идете туда, где уже гуляет она с ним. Ты играешь роль великолепного кавалера, над тобой полощется огромный транспарант "Смотри, дура, чё ты потеряла!!!", однако она, увидев вас, чуть морщится, будто увидела дохлую крысу, что–то быстро говорит своему визави, они собираются и уходят. Даже нотки столь искомой ревности ты не нашел в ее взгляде, только отвращение, усталость и желание избавиться. Они уходят и ты сдуваешься как член при виде небритой задницы, не понимая, что за сомлевшая телка сидит напротив тебя, пьет заказанный тобой дорогой лонг–дринк, и по ее взгляду ты понимаешь, что дома сегодня ночевать не обязательно.
Ты ее трахаешь. Разомлевшая красавица в полном восторге от вечера и от того, что ей сегодня выпало на ночь. Ты трахаешь ее, стиснув зубы, борясь с желанием уйти, потому что она другая. Вообще другая. У тебя сначала вообще не вставал, потому что это чужой запах, вкус, чужое тело. Но поскольку бывшее–твое–тело сейчас вероятно лежит под кем–то другим (эта мысль немного похожа на раскаленный напильник, воткнутый в солнечное сплетение), ты решаешь мстить до конца. И вот ты ее трахаешь, постепенно заводясь, меняя позы, получая удовольствие от того, что с ней можно делать что угодно, то, что бывшая не позволяла, да–да, ты уже начинаешь называть ее бывшей. Но это не значит, что ты смирился.
Самый капец наступает в первые десять секунд после того, как кончишь. Тебя переполняет брезгливость, отвращение, усталость, ненависть, ты пытаясь не обидеть недоуменно смотрящую на тебя девушку, начинаешь одеваться, бормоча что–то про срочные дела и прочий бред, не стараясь даже придумать нормальный повод для ухода, выходишь на улицу под дождь, материшься практически вслух и закуриваешь, одновременно вытягивая руку ночному такси. Ты сейчас пахнешь "не ей", и тебе кажется, что ты практически воняешь. А раскаленный напильник из груди так никуда и не делся.
Ты начинаешь пить. Чаще всего в одиночку. Иногда дома. Иногда на улице, чтобы не расстраивать мать. Ты набираешь ее домашний номер и сбрасываешь, только услышав ее голос. Ты воешь в голос и орешь, проклиная бога. Ты пьешь практически каждый день, пока тебе не позвонит друг.
Друг приезжает и ты видишь первый понимающий взгляд за все это время. Он наливает стакан себе, полстакана тебе и спокойно произносит: "Рассказывай". И ты наконец можешь вылить из себя все то, что накопилось и тебя поймут. Наконец–то поймут. Друг слушает, уточняет, пьет с тобой, понимающе отводит взгляд, когда твой голос срывается на всхлип, который ты прячешь кашлем. Он слушает до конца, и ведет тебя в клуб продолжать разговор.
Он вытаскивает тебя на вечеринки постоянно, невзирая на твою тоску и нежелание покидать свою раковину–комнату, с ее фотографиями, порванными и склееными скотчем, с тайной папкой ее интимных фото, которые ты так и не набрался сволочизма вывесить в интернете, с вашим летним курортным видео, где она смеется тебе, только тебе, плескаясь в прибрежных волнах, с музыкой, каждый второй трек которой связан с ней, вот под это вы танцевали на песке под луной, под это она, глянув на тебя шальным взглядом, начала делать минет прямо в такси за спиной водителя, под это… и таких песен десятки, да и радио, которое ты иногда включаешь, пытаясь отвлечься, не особо утешает, оказалось, что вся эта попса, которую ты раньше терпеть не мог, исполняет песни о тебе и о ней, точно они знают вашу историю, ты доходишь до того, что слушаешь "а я и не знал, что любовь может быть жестокой, а сердце таким одиноким" и плачешь. Друг выволакивает тебя практическим пинками и ведет гулять, разговаривать, пить и кадрить девок, все то, что он называет умным дурацким словом "социализироваться".
Проходит много времени. Ты уже немного успокоился, трахая случайных девушек, ты не сбегаешь в ночь, а спокойно спишь до утра. Разгульно–развратная жизнь начинает тебе нравиться. Только остается рефлекторная дрожь в коленях, когда ты случайно видишь на улице со спины девушку, на секунду похожую на нее. И еще тебе регулярно снятся сны, в которых ты пытаешься ее догнать, что–то объяснить, но на ее лице все–то же холодное, безразличное отвращение, поэтому ты просыпаешься в поту и потом весь день ходишь как отпижженный.
Потом случается что–то невероятное. Ты видишь девушку с короткими темными кудрями и у тебя неожиданно знакомо ёкает где–то в груди. Ты говоришь с ней и улыбаешься. Ты говоришь с ней по телефону и улыбаешься потом как дурачок еще два часа, потом звонишь ей еще, и еще два часа улыбаешься. Вы гуляете, просто гуляете и разговариваете. Когда ты первый раз ее целуешь, чувствуя ее вкус на губах, ты возвращаясь домой, вытягиваешь губы трубочкой, чтобы еще раз жадно вдохнуть носом аромат ее губ. После первого секса то же самое, если не круче. Ты шлешь ей смски, даришь цветы и ощущаешь, как где–то внутри закрылась, зарубцевалась, зажила наконец прожженная раскаленным напильником рана. Наконец–то.
Через несколько лет ты случайно встречаешь ту самую, бывшую, уже замужнюю, расплывшуюся и потертую, бросаешь на нее один короткий взгляд, обалдеваешь от мысли, где были раньше твои глаза и отворачиваясь, чувствуешь, как она буквально жрет тебя глазами. Ты немного в курсе, что у нее в жизни творится, город маленький, звонарей много, муж не совсем удачлив, она не совсем продвинулась, в общем, все как у людей, но у тебя, наверное, получше будет. Впрочем, тебе это давно уже по барабану, у тебя своя жизнь, у нее своя, и впервые за годы в знакомом ночном кошмаре она не смотрит на тебя как на дерьмо, а напротив, просит вернуться. Только как на дерьмо теперь смотришь на нее ты. Пусть даже и во сне.

А через некоторое время девушка с короткими черными кудрями смотрит как–то знакомо сквозь тебя и сообщает, что, наверное, вам надо расстаться, потому что ее чувства куда–то… но ты даже не дослушиваешь всю эту чушь, говоришь "Хорошо", разворачиваешься и уходишь, доставая мобильник, набирая друга, захватив в ближайшем магазине пару бутылок коньяка и три пачки сигарет, стирая из мобильника и ноутбука ее телефоны, фотографии, адреса, письма, выжигая все к чертям напалмом, причем совершенно не испытывая к ней ненависти, столь знакомой по прошлому разу.
По пути ты тихо шепчешь мантру. Это грубые, непристойные выражения, общий смысл которых сводится к двум простым мыслям, высказанным в русском народном фольклоре: "Нет — и не надо. Другую найдем" и "Все. Бабы. Суки."
И становится сразу чуть легче.

***

Когда в первом же бою новобранцу впервые простреливают ногу, он падает, начинает пытаться зажать двойную дырку руками, орет, зовет то медсестру, то однополчан, то бога–душу–мать, обляпывается собственной кровью сверху донизу, пытается разодрать пальцами индивидуальный медпакет, пальцы скользят, он орет, пихает бинт в рану, тот моментально пропитывается кровью, солдат мочится в собственные штаны, слабеет, плачет, теряет сознание, и когда он практически готов умереть от шока, к нему подползает медсестра или солдат–сосед по нарам, взваливает его на себя и начинает потихоньку оттаскивать в сторону своих окопов, шепча при этом, мол, держись, браток, все будет нормально, на свадьбе твоей плясать будем и прочее такое, во что почему–то остро веришь именно в такие минуты.
Когда старому бойцу уже в десятый или сотый или черт его знает какой раз простреливают ногу, он падает, тихо матерится, аккуратно отползает в свой окопчик, замирает на секунду, смотря на очередную сквозную дыру в собственном организме, одной рукой достает медпакет, а другой — мятую пачку папирос или кисет с махоркой и заранее приготовленными самокрутками, четким привычным движением рвет зубами упаковку с бинтами, следом закидывая в рот папиросу, закуривает, делая длинную затяжку, от которой продирает все внутри и становится чуть–чуть легче, чуть–чуть отпускает. Затем он привычными движениями начинает аккуратно накручивать бинт на рану, иногда слегка морщась, то ли от боли, то ли от едкого дыма папиросы в зубах, который иногда попадает в глаза, отчего на небритой щеке прорезается блестящая бороздка одинокой слезы.