Ирония понячьей судьбы

Балыко Т.А.
Подавление органами Государственной безопасности СССР бунта бывших членов Национал-социалистической немецкой рабочей партии на секретном НИИ-160 пос. Фрязино в 1948–1949 гг.
www.hamlet.ru/?view=item&id=30390

Страсти какия.

ЗЫ.
Бунт в научно-исследовательском институте, занимавшемся разработками в области электроники и радиотехники, начался 22 октября 1948 г. Согласно следственному делу, «в связи с двухлетним пребыванием немецких специалистов в СССР, группа профашистски настроенных немцев НИИ-160 демонстративно явилась в институт с траурными бантами», а один из сотрудников дополнительно надел на шею веревку в знак протеста против своего подневольного положения.
Кроме того, они распространяли «клеветническую информацию о СССР», которую слушали в передачах западных радиостанций (правда, лишь среди коллег-немцев), а также выражали сомнения в демократичности выборов: «избиратели голосуют механически за предложенного им сверху кандидата» (с)

Ужс.

Пятницо!

читать дальше

кому вы поручили?
...Дело было вскоре после того, как Василий Семенович Гроссман сдал в редакцию «Нового мира» рукопись своего романа «Сталинград». (Точная дата этого события известна: это было 2 августа 1949 года). Роман Гроссмана Твардовскому — и не ему одному, а многим членам тогдашней редколлегии «Нового мира», — пришелся по душе, и он решил во что бы то ни стало его напечатать. Но дело это было по тем временам трудное. По многим причинам, но прежде всего потому, что роман Гроссмана отличался от большинства тогдашних книг о войне своей обнаженной правдивостью. Понимая, что с прохождением этого романа он еще нахлебается (и — как в воду глядел), Александр Трифонович решил обратиться за поддержкой к Шолохову. Тот тоже был тогда членом редколлегии «Нового мира». Но дело было даже не в формальном его статусе. Поддержка ГЛАВНОГО ПИСАТЕЛЯ СТРАНЫ для судьбы гроссмановского романа могла бы иметь решающее значение. Твардовский надеялся, что Шолохов не останется холоден к несомненным художественным достоинствам этого выдающегося произведения, и —

...если он даже почему-то не терпит Гроссмана (был такой слух), все-таки поддержит его своим огромным авторитетом.
Ответ Шолохова был краток. Несколько машинописных строк. Я их видел. Главная мысль, помнится, такая:
«Кому вы поручили писать о Сталинграде? В своем ли вы уме? Я против».
Гроссмана и меня особенно поразила фраза: «Кому вы поручили?»
(Семен Липкин. Жизнь и судьба Василия Гроссмана. В кн.: Семен Липкин. Квадрига. С, 1997. Стр. 534).

Фраза и впрямь замечательная.
С.И. Липкин говорит далее, что его и Гроссмана поразило выразившееся в ней «дикое, департаментское отношение к литературе».
Да, конечно, было в ней и это тоже. Но — не только.
В этой возмущенной реплике Шолохова (а возмущение его было безусловно искренним) выплеснулось многое.
Во-первых, разумеется, то, что вылезать с романом о Сталинграде Гроссману было НЕ ПО ЧИНУ.
Просвечивал тут и другой смысл — отчетливо антисемитский: не еврею Гроссману выступать с романом о самой великой битве и самой великой победе русского оружия в нашей большой войне.

Б. Сарнов "Сталин и писатели. Книга третья"

Яркий образ викторианского трубочиста неизгладимо романтичен, напоминая о живописном Лондоне, очарованной Мэри Поппинс. Но правда состоит в том, что дети трубочисты - жили в убогости ярко описанной Диккенсом.
История трубочистов - это во многом история самого Лондона. После того, как в 1666 году Великий пожар Лондона опустошил половину города, камины и трубы были стали единственным способ обогрева и приготовления пищи вместо открытого очага и жаровен, это было сделанно чтобы минимизировать риск нового пожара. Новые узкие, извилистые структуры означали, что дети были единственными, достаточно компактными, чтобы чистить их. Ужасы и последствия были тяжелыми для этих маленьких рабочих: они часто страдали от отставания в росте, поврежденных суставов и даже от рака трубочиста, который унес бесчисленное количество маленьких жизней.
( Читать дальше... )

"Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина" в русском переводе с французского 1775 года (часть 1, часть 2).

Рубашки, коихъ было числомъ до трехъ дюжинъ, такожъ и прочее платье все износилось. Матросскіе тяжелые тулупы въ разсужденіи великихъ жаровъ были безполезны; нагому же ходить было не можно, за тѣмъ, что я самъ себя стыдился, а при томъ отъ солнечнаго жару дѣлилась по всему тѣлу пятна, а въ головъ великой ломъ. И хотя я и весьма берегъ свое платье, однакожъ принужденъ былъ на конецъ его за старостью бросить, а вмѣсто онаго здѣлалъ себѣ изо свезенныхъ мною съ корабля парусинныхъ лоскутьевъ длинную рясу, рукодѣлье мое было дурное, и по великомъ трудѣ, на силу сшилъ еще дна камзола, штаны и порты.

...

Сшивши платье, началъ дѣлать себѣ подсолнечникъ. Въ Бразиліи видалъ я, что отъ тамошнихъ жаровъ жители носятъ подсолнечники; въ обитаемомъ же мною мѣстѣ былъ равной жаръ, и едва не больше Бразильскаго, по тому что оное лежало ближе къ Экватору. Впрочемъ домашнія мои нужды требовали, чтобъ я и въ дождьливое время выходилъ изъ своей хижины, и для того необходимо надобно было имѣть подсолнечникъ. Сперьва, удалось мнѣ здѣлать такой, что хотя и распускался, однакожъ збирать его было не можно; по чему принужденъ бывалъ носить его надъ головою, что часто, а особливо когда въ немъ не было нужды, весьма казалось несноснымъ. Но наконецъ здѣлалъ сходствующей съ моими желаніями покрылъ его кожею, шерстію вверьхъ; имъ закрывался я отъ дождей и солнечныхъ лучей, въ случаежъ ненадобности складывая, носилъ всегда подъ пазухою.

seminarist.livejournal.com/1011040.html

не отрекаются любя!))

кони ретивые
Знаете людей, у которых на всякий случай жизни готова присказка, и всегда одна и та же. До осатанения. Не слово, а леденец засахарившийся. Таков, скажем, Стива Облонский в «Анне Карениной».

Вот он говорит с Левиным про Кити Щербацкую.

― Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам, юношей влюбленных узнаю по их глазам, ― продекламировал Степан Аркадьич.

А вот он говорит уже с Вронским про всю ту же Кити:

― Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам, юношей влюбленных узнаю по их глазам, ― продекламировал Степан Аркадьич точно так же, как прежде Левину.

У Льва Николаича технической возможности делать копипейст не было, так что он постарался здесь вручную, чтобы донести свою мысль. Стива — поверхностный человек, который общается мемами. А мемы ΧΙΧ столетия это, разумеется, ударные стихотворные строки, сейчас больше известные как панчлайны.

Итак, откуда кони ретивые.

читать дальшеВ 1837 году на дуэли погиб Пушкин. В следующие три года на бюджетные деньги выходило собрание его сочинений — восемь томов. Жуковский набрал материалов еще на три тома, но государство потеряло интерес к проекту. Поэтому допечатать три книги в 1841 году взялись частные инвесторы Глазунов и Заикин. Объявлена была подписка, ждали хотя бы одну-две тысячи желающих. Желающих набралось ровно двести восемнадцать.

В девятом томе были три стихотворения, каждое из которых было подписано «Из Анакреона» (тут возможно отдельно отступление о важности Анакреона, воспевшего вино, любовь и радость жизни, для романтической европейской поэзии XVIII-XIX вв., но это в сущности отдельный разговор; говоря кратко, Пушкин в мировом контексте):

— Узнают коней ретивых…
— Поредели, побелели…
— Что же сухо в чаше дно?..

Все три датированы 6 января 1835 года. После нового года Александр Сергеевич сидел в Петербурге и писал стихи для своей «Повести из римской жизни», которой он занимался уже два года. Это был рассказ о том, как Петроний, автор «Сатирикона», получает от Нерона приглашение на суд и очевидную казнь, но вместо это мужественно решает остаться с друзьями и медленно покончить с собой. По черновикам Пушкина, Петроний должен был перерезать себе вены в ванной, но перевязывать их иногда, чтобы замедлить смерть, пить вино и читать прекрасные римские и греческие стихи с друзьями.

Пушкин искал новую форму — на стыке античной литературы, истории и своей поэзии. «Повесть» должна была переходить плавно из прозы в стихи и обратно.

В написанной части «Повести» Петроний, встречая отлучавшегося рассказчика, на вилле, выбранной для суицида, читает:

Узнают коней ретивых
По их выжженным таврам,
Узнают парфян кичливых:
По высоким клобукам;
Я любовников счастливых
Узнаю по их глазам:

Пушкин переводил с французского подстрочника. Латынь он еще знал, а греческий не очень. В оригинале же закольцованы еще кони и любовники. У коней клеймо на теле, а у любовника клеймо на душе, и именно по нему Анакреон узнает любовника, не столь счастливого как у Пушкина. Анакреон тут использует слово «харагма», позже именно его в «Откровении» использует евангелист Иоанн: печать Антихриста тоже «харагма» — но это так, к слову.

Кстати, кони ретивые — один из любимых оборотов того времени. Они есть у Державина, Крылова, Жуковского, Батюшкова, Дельвига, Катенина, Баратынского, Кюхельбекера и проч. У самого Пушкина «ретивые кони» кроме «Песен западных славян» («Что ты ржешь, мой конь ретивый?..») встречаются еще в «Воспоминаниях в Царском Селе», «К Галичу», «Сраженном рыцаре», «К Жуковскому», «Руслане и Людмиле» (4 раза), «Кавказском пленнике», «Царе Никите», «Песни о вещем Олеге», «Евгении Онегине», «Полтаве» (дважды), «Приметах». По сути это мем в квадрате.

Написав эти три стихотворения 6 января 1835 года, Пушкин отправил письмо на французском высокопоставленному вельможе, который позвал его, его жену и ее сестру на бал. Но сестер у жены две, и «бабье» в доме сходит с ума, жалуется Александр Сергеевич, просит уладить недоразумение. Он сидит в кабинете, читает Тацита, думает о Нероне и древних поэтах, слышит склоки сестер жены. Такие вот новогодние каникулы.
t.me/bookswithklishin/255

Про королевкое золотое "пианино" из дворца Саддама
Проверяйте источники, билят! Твит от шотландского BBC - часть пародийных твитов, которые стали реакцией на выступление королевы на фоне кричаще дорогого интерьера, когда содержание послания было с призывом ценить нематериальные ценности. В Британии нехило так бомбануло, отчего люди стали писать всякие "приятности" и откровенно издеваться над Елизаветой. Тонкий английский юмор, понимаешь! А сам рояль (а не пианино, блджад, учите английский) с 1856 года обитает в Букингемском дворце. И он, кстати, не золотой, а бронзовый.

Sheryl Nome
Нравится мне её образ немного стервозного айдола, и всё тут)

Шерил