Сейчас, чтобы поговорить по телефону нам не требуется посредничество девушки или, как ее называли, "барышни". Однако были времена, когда без ее помощи связаться с абонентом было невозможно. Мало кто знает, что первая "барышня" появилась в Бостоне. Ее звали Эмма Миллс Натт, и она должна была заменить грубых, скандальных мужчин.

История "барышень" началась 1 сентября 1878 года, когда на новую работу в бостонскую телефонную компанию вышла 18-летняя Эмма Миллс Натт. До нее должность телефонистов занимали исключительно представители сильной половины человечества. И все бы ничего, да, юноши не отличались особым тактом и терпением. Клиенты компании жаловались, что телефонисты грубят, подшучивают и вообще ведут себя не самым культурным образом. Для живого общения мужчины явно не подходили, и коммутаторы было решено передать в нежные женские руки.

Так и стала юная Эмма первой телефонисткой женского пола, правда, в гордом одиночестве она прибывала недолго. Всего через несколько часов на смену заступила ее сестрица Стелла. Очень скоро стало ясно, что эксперимент удался — отзывы клиентов о "барышнях" были сугубо положительными, и мужчин из профессии изгнали. Стоит сказать, что требования к телефонисткам были весьма строгие: девушка должна была быть из хорошей семьи, стрессоустойчива, иметь приятный голос, крепкое здоровье и рост, который позволял дотягиваться до верха коммутатора. Афроамериканкам и еврейкам путь в "барышни" был закрыт.

Первые телефонные компании заработали в Москве и Петербурге практически одновременно — в июле 1882 года. Правда, в Москве 1 июля 1882 года, говоря современным языком, началась коммерческая эксплуатация сети местной телефонии, а в Петербурге она проработала до конца октября того же года в тестовом режиме. При этом в Петербурге 29 октября 1882 года — в первый день коммерческого предоставления услуг — насчитывалось 259 телефонных абонентов, а в Москве на тот же день (то есть по итогам четырех месяцев полномасштабной работы) — 200 пользователей. К тому же из Петербурга еще в 1879 году был совершен первый в российской истории междугородный звонок — в Малую Вишеру. Таким образом, две вечно соревнующиеся друг с другом российские столицы в ситуации с первенством в области связи могут легко сойтись на паритетных правах.

Потребность в телефоне у человека назрела ещё в древности. У персидского царя Кира (VI век до н. э.) состояло для этой цели на службе 30 000 человек, именуемых "царскими ушами". Располагаясь на вершинах холмов и сторожевых башен в пределах слышимости друг друга, они передавали сообщения, предназначенные царю, и его приказания. Греческий историк Диодор Сицилийский (I век до н. э.) свидетельствует, что за день, известия по такому телефону передавались на расстояние тридцатидневного перехода.

Во время войны с Цезарем, о продвижении его армии галлы передавали с помощью расставленных цепочкой крикунов. Эффективность такого способа была налицо: посредством своей "луженой" глотки профессиональные крикуны передавали ценную информацию за день со скоростью 100 км/ч.. В то время, как посыльным требовались недели и месяцы. А в средневековых постройках Пскова учёные обнаружили "беспроволочные" телефоны- узкие секретные ходы проложенные в стенах. С их помощью велись переговоры, передавались и принимались сообщения.

Уже намного позже англичанин Хук придумал устройство, передающее звук посредством натянутой между двумя мембранами бечевки. А французский физик Био изобрёл агрегат говорить по которому можно было с помощью труб. Настоящий прорыв в телефонизации произошел лишь в 1875 г. В один из ноябрьских дней, патентное бюро г. Бостона переступил 29- летний профессор физиологии органов речи местного университета А. Bell.

Он вручил служащим заявку на изобретение "аппарата для передачи звуков на некоторое расстояние при помощи электричества." Опоздай он на пару часов и все лавры- изобретателя телефона достались бы Э. Грэю, который в тот же день обратился с аналогичной заявкой в упомянутую патентную контору. В основе изобретений была способность преобразовывать звуковые колебания в электрические и наоборот. Совершенствование новой "игрушки" началось сразу. Американский изобретатель Девид Юз в качестве передатчика предложил использовать микрофон с угольной колодкой, а русский учёный М. Махальский (1878 г.)- с угольным порошком. Для большей "дальнобойности" связи М.Дешевов помещает в телефонный аппарат трансформатор.

Поначалу изобретение Белла сочли не прорывом за границы возможного, а безделушкой, годной либо лишь для развлечений, либо для использования слабослышащими.

"В свете изложенных фактов мы считаем, что предложение мистера Хаббарда о приобретении его патента за 100 000 долларов лишено здравого смысла, поскольку возможности этого устройства не представляют для нас никакого интереса. Мы не рекомендуем его покупать". Так оценил заявку "семейного юриста" Белла (а попросту — его тестя), отправленную в Western Electric, эксперт Чаунси Депью. Прокол экспертов дорого обошелся тем, кто оказался обделен интуицией или внезапными озарениями, которые в бизнесе так же обязательны, как в творчестве. Через несколько лет Western Electric сама предлагала за патент немыслимые по тем временам 25 миллионов долларов.

В перспективы коробочки с мембраной и магнитом, помимо изобретателя, уверовали те самые мистер Ватсон и мистер Хаббард. Втроем в 1876 году они и основали собственное дело, впоследствии получившее название Телефонная компания Белла. А так как других претендентов подарить человечеству радости телефонных коммуникаций ни в Штатах, ни в Старом Свете не было, монополия только что созданной концессии распространялась практически на весь мир. За исключением Скандинавских стран. И это исключение любопытным образом скажется на истории телефонизации — телефонизации России уж во всяком случае точно.

В то время как по одну сторону Атлантики талантливый и работоспособный Александр Белл открывает свою компанию, по другую, в столице Швеции, Стокгольме — такой же молодой и рвущийся к успеху Ларс Магнус Эрикссон начинает собственное дело. "Электромеханические мастерские LM Ericsson & Co", или LME, тоже держали в штате трех сотрудников — самого Ларса Магнуса, его компаньона Андерссона и 12-летнего малого на посылках, и ютились на 13-метровой кухне. До появления телефона и телекоммуникационного рынка оставались считанные дни.

Поначалу соединения разрозненных телефонных аппаратов осуществлялись через частные линии, которые Телефонная компания арендовала у телеграфистов. А самую первую телефонную сеть завязал некто мистер Холмс (раз уж в истории есть Ватсон!..), до этого занимавшийся установкой охранных сигнализаций. В 1877 году его клиентами стали шесть почтенных банкиров. У каждого на столе стоял телефонный аппарат. Каждый сначала обращался к оператору из компании господина Холмса и просил соединить с кем-то из компаньонов по банковскому делу.

В том же 1877 году знаменательные события происходили и в Европе. И пока один житель Стокгольма, мальчик из многодетной фермерской семьи Ларс Эрикссон, ни разу не переступавший порога школы, истово трудился на закопченной кухне, отрабатывая у судьбы право на успех, другой горожанин, кажется, добившийся всего, о чем только можно было мечтать, — ювелир Хенрик Торстен Седергрен,- налаживал первую в Швеции телефонную линию, соединившую его дом и магазин.

Просвещенные граждане Российской империи с конца 70-х годов XIX века обращались в Кабинет Министров с предложениями организовать телефонные коммуникации в крупнейших городах империи. Тем более, что частным образом телефоны уже работали в стране — соединяя дома и конторы видных промышленников и резиденции монарших особ. Первый телефонный разговор в нашей стране состоялся в 1879 году — между Санкт-Петербургом и Малой Вишерой. Приобщение россиян в массовом порядке к телефонной связи началось с Высочайшего утверждения "Об устройстве городских телефонов", поступившего из Кабинета Министров 25 сентября 1881 года.

Мудрое утверждение снимало с государства ответственность за новое хлопотное дело. Оно гласило, что постройка и эксплуатация городских телефонных сетей в России может передаваться частным компаниям на срок до 20 лет, после чего все сооружения и постройки в рамках телефонного дела переходили в собственность государства. Но до этого момента, все время, пока оказывались услуги телефонной связи, владелец лицензии отчислял бы в госказну долю малую — 10% от абонентской платы частного сектора и 5% от платы, взимавшейся с государственных и общественных учреждений.

На монополию в новом деле претендовали все компании, имевшие хоть какие-то, самые отдаленные и приблизительные представления о телефонном деле. И вот поразительно: концессионный контракт, дававший исключительные права на строительство и эксплуатацию телефонных сетей в пяти (!) крупнейших городах Российской Империи — Санкт-Петербурге, Москве, Одессе, Варшаве и Риге, — только что созданный Телефонный департамент подписал с никому не известным частным предпринимателем и инженером фон Барановым. А тот стремительно отказался от непонятно какими путями добытой лицензии и передал все права Телефонной компании Белла — той самой. И хотя человечек с опереточной фамилией для отвода глаз как будто покупал что-то из необходимого оборудования (сохранились описи: стоек — 50 шт., проволоки — 6 000 кг, изоляторов — 5 000 шт., аппаратов — 400 ед., коммутаторов — 6 ед.), он, скорее всего, был подставным лицом. Мало кто сомневался, что разница от перепродажи фон Барановым "телефонных прав" осела в карманах влиятельных вельмож и высочайших чиновников.

Компания Белла вдумчиво и скрупулезно подходила ко всем пунктикам строительства телефонной сети. Во всех пяти городах, которым так повезло с передовой связью, телефонные станции должны были располагаться в центре, на достаточно "модных" и оживленных улицах — что служило бы дополнительной рекламой. При выборе здания, которое предстояло занять телефонистам и оборудованию, решающим фактором была высота: со всех сторон к дому должны были подходить воздушно-стоечные линии. Рассуждая подобным образом, специалисты выбрали в Петербурге дом на Невском, 26. В Москве идеальным сочли дом купца Попова на Кузнецком Мосту.

22 мая большинство московских газет разместили объявления от имени уполномоченного Телефонной компании Белла коллежского асессора Ярошки, возглавлявшего Московское телефонное общество: "Уполномоченный обращается ко всем казенным, городским и общественным учреждениям, а равно и ко всем лицам, желающим абонироваться на телефоны, с покорнейшей просьбой делать заявление в контору московских телефонов (Кузнецкий Мост, дом Попова).

Кузнецкий Мост тогда был — как сегодня Столешников и Рублевка вместе взятые. Одна из самых фешенебельных улиц, модные магазины и "гламурная", как сказали бы наши современники, публика. Самые "сладкие" в городе витрины. Французы-лавочники. Самые высокие и просторные дома. Квартиранты-сливки общества. Даже мостовую на Кузнецком мели расфранченные воришки — пойманные здесь же с поличным.

Пятиэтажный дом купца Попова на этом архипелаге великолепия был одним из самых больших и блестящих. Здание строил "чайный король" Константин Абрамович Попов, умница и любимчик фортуны. С четырех лет — безотцовщина, с 13 — мальчик в услужении у купчиков, он исхитрился создать настоящую чайную империю. Его-то, не равнодушного к передовым научным достижениям, и принято называть одним из первых московских абонентов, — подчиняясь простой логике: если в доме купца Попова находится телефонная станция, значит, купец Попов автоматически попадает в список первых телефоновладельцев. Здесь летописцы упускают один досадный нюанс: к моменту начала оказания услуг связи — 1 (по нашему стилю — 13) июля 1882 года Константин Абрамович Попов уже 10 лет как почивал в бозе. А в доме Попова располагался основанный наследниками и названный в его честь, а также в честь его покойного брата Торговый дом "К. и С. Поповы". Именно Торговый дом и фигурировал в объявлении, которое разместили "Московские ведомости" в этот памятный день от имени "Международного общества телефонов Белла": "Абоненты, имеющие номера, уже соединены и могут переговариваться". Номера присваивались трехзначные. №750 — директор телефонного общества А.И. Ярошка, №723 — "Братья К. и С. Поповы", Кузнецкий Мост. Кстати, любовь ко всем новинкам у преемников чайного дела Поповых, кажется, была в крови. Еще через три года первая в Москве световая вывеска из электрических лампочек появилась именно на фасаде Пассажа, принадлежавшего Торговому дому. Адрес уточнять нет нужды — Кузнецкий Мост...

1 июля 1882 года деловито затренькали первые московские телефоны. Среди 26 московских абонентов-пионеров: Московское страховое общество, Арман Бед, инженер телефонного общества, а также ведущие банкирские дома, рестораны и театры. Среди частных лиц — богатые и знаменитые: Абрикосовы, Трамбле, Дэпре, Кноп, Вогау, Дангауэр. 17 июля, при повторной публикации перечня московских абонентов, в нем засветились и те, кому только предстояло вкусить прелести коммуникаций: правления Московской, Рязанской и Курской железных дорог, товарищество Даниловской мануфактуры и другие.

Схоже выглядели абонентские списки Санкт-Петербурга. Правда, первый рапорт, приуроченный к запуску телефонной сети, здесь содержал аж 128 абонентов,среди которых — Людвиг и Альфред Нобели, Медно-прокатный трубный завод, а также завод и контора Гука, банки, редакции газет, правление Балтийской железной дороги, многие государственные учреждения. Однако полноценная эксплуатация Петербургской телефонной сети началась только 30 октября. Но в июле первых питерских абонентов, несмотря на "недострой", все-таки подключили. Проволочки были связаны с тем, что Городская Дума и частные домовладельцы с неохотой разрешали тянуть провода по стойкам через крыши домов. К тому же первые знатные абоненты в массовом порядке переехали из городских квартир на дачи и в свое отсутствие устанавливать телефон запрещали.

Причем "устанавливать телефон" означало — сооружать небольшое хозяйство весом более 8 кг. У каждого абонента на квартире водружали: электросигнальный прибор Гилелянда, микрофон Блэка, телефон Белла и элемент Лекланже. Достаточно "беспокойное хозяйство", несовершенное и неудобное в использовании. Микрофон находился на нижней панели, отчего говорящий был вынужден сгибаться в три погибели. А снимая телефон с рычага, надо было еще и теребить этот рычаг рукой — чтобы удостовериться, что он поднят. Первые абоненты — что в Москве, что в Бостоне — вздыхали и сетовали на несовершенство техники. Их телефонные аппараты ломались и требовали ремонта или замены.

Знаете, кто не вздыхал и не сетовал? Талантливый стокгольмский инженер Ларс Магнус Эрикссон. Развинчивая и завинчивая десятки аппаратов, он увидел в них столько очевидных недоработок, что пришел к развенчанию телефона Белла. Так появился фирменный телефон Эрикссона — "настольный, с магнето и рупором". И о нем удивительно быстро узнали и в Москве, и в Бостоне.

Вскоре появились свидетельства очевидцев: "Все старые абоненты с белловскими аппаратами осаждают центральные станции с просьбами дать им эрикссоновский аппарат". Причины — удобство использования, ясный и громкий звук, цена — всего 40 рублей (против 60 — за белловский), наконец, изящество "аппаратика". А микрофон этого шедевра машинерии называли "чудом техники". Он нуждался в осмотре специалиста всего раз в полгода, в то время как аппарат Блэка приходилось простукивать-просматривать каждые две недели. "Волшебный порошочек" таился в этом микрофоне — настолько волшебный, что словосочетание "угольный порошок" тогда вытеснила другая идиома — "порошок Эрикссона".

И пока компания Белла правила бал в столицах, звезд с неба не хватавшая LME устанавливала и налаживала работу в провинциальных Киеве и Харькове, Казани и Тифлисе.

В первые годы телефон был до крайности дорогим удовольствием. И абонентская база — что в Москве, что в Петербурге, росла за счет тех, кто мог позволить себе выкладывать 250 рублей в год. Неслыханные деньги, если роскошная хорьковая шуба в самом дорогом магазине "Меха" на том же Кузнецком стоила 85 рублей. В случаях, когда телефонный аппарат был удален от центральной телефонной станции более чем на три версты, абонент доплачивал сверх абонентской платы 50 рублей за каждую версту. Ох, дорого.

Жаль, никто не вел тогда статистики телефонных разговоров. Но практически все они были делового характера. Важность разговоров диктовала повышенные требования с самых первых дней телефонизации. Требования к услугам и к тем, кто их оказывал.

Исторический анекдот: только-только протянув провода, первыми на работу в телефонные компании призвали мужчин. Но они... "не потянули". Оказалось, что мужчины легко отвлекаются на посторонние вещи, а также часто ругаются — между собой или даже с клиентами! Обрыв связи.

Первые "телефонные барышни" были образованны, терпеливы и вежливы. Молоды — от 18 до 25 лет, и не замужем — "дабы лишние думы и заботы не приводили к ошибкам при соединении". Даже "тактико-технические" характеристики телефонисток были строго регламентированы: высокий по тем временам рост (от 165 см) и длина туловища в сидящем положении с вытянутыми вверх руками не менее 128 см. Жалованье платили завидное — 30 рублей в месяц (квалифицированный рабочий получал в то время около 12 рублей в месяц). Но в размеренный и тихий уклад жизни XIX века такая работа не вписывалась. В 1891 году корреспондент журнала "Электричество" сочувственно перечисляет профессиональные тяготы телефонных барышень: "Нервные припадки нередко заставляли бедную женщину отказаться от места спустя каких-нибудь полтора месяца после столь трудного поступления на открывшуюся вакансию". Лев Успенский в записках старого петербуржца ностальгировал: "Барышню можно было просить дать разговор поскорее. Барышню можно было выругать. С ней можно было — в поздние часы, когда соединений мало, — завести разговор по душам, даже флирт. Рассказывали, что одна из них так пленила милым голоском не то миллионера, не то великого князя, что "обеспечила себя на всю жизнь".

Интересен тот факт, что вызов телефонистки осуществлялся при помощи телефонного аппарата, на котором не было ни диска, ни кнопок. Технологически это выглядело следующим образом: абонент вращал ручку индуктора, который приводил в действие маленький генератор и давал напряжение 60 вольт, оно шло по проводам телефонной линии на коммутатор. При этом на коммутаторе, за которым сидела телефонистка, автоматически открывался бленкер, вызывной клапан. Надо было сказать примерно следующее: “Барышня, Солянка, два-семнадцать”. Это означало, что девушке нужно было воткнуть штекер на другом конце шнура в семнадцатое гнездо второго ряда на панели, к которой были подсоединены аппараты района Солянки. Девушка соединяла абонентов или обращалась к соседке, которая обслуживала район, где находился требуемый номер. Телефонистки уже наизусть знали все номера телефонов, кто есть кто. После этого барышня вставляла в гнездо вызываемого абонента опросный штепсель и называла свой личный номер, так как фамилия могла быть трудно произносимая. Абонент уточнял адресата. Теперь второй штепсель вставлялся в гнездо вызываемого номера. Так осуществлялось соединение абонентов. У вызываемого адресата начинал раздаваться звонок в телефонном аппарате. Тогда телефонистка, удостоверившись, что связь есть, люди разговаривают, ставила ключ в нейтральное положение и готова была принять следующий вызов.

Поговорив по телефону, абоненту опять приходилось вращать ручку индуктора, и тогда на коммутаторе срабатывал отбойный клапан. Он открывался, что служило сигналом для телефонистки – можно разъединять, разговор окончен. Данная профессия в те времена считалась весьма ответственной. Необходимо было пройти специальный отбор и дать подсписку о неразглашении тайны личных разговоров. Кроме этого, телефонисткам при приеме на работу ставилось еще одно условие: замуж они могли выходить только за работников связи, для того, чтобы не было утечки информации.

При исполнении служебных обязанностей связистки той эпохи должны быть одеты в закрытые платья темных цветов. Работа за ручной телефонной станцией требовала сосредоточенности, хорошей дикции. В то же время данный вид профессиональной деятельности считался вредным производством.

Чтобы позвонить за пределы городской сети, абоненту требовалось назвать телефонистке город и номер. Разговор заказывали и ждали. Такие коммутаторы назывались местными батарейными или «МБ».

Девушки постоянно пребывали в состоянии предельной концентрации. Такое напряжение и внимание — не чета напряжению при чтении стихов Фета или домашнему музицированию. Телефонистки быстро утомлялись, что приводило к ошибкам при соединении. Важные абоненты, платившие серьезные деньги, негодовали и жаловались. Число владельцев телефонов росло в геометрической прогрессии: 246 — к концу 1882 года, 1250 — в 1892-м, 2918 — в 1900 году. Каждый их них имел основания требовать от высокотехнологичной услуги высокого уровня сервиса. Телефонная компания Белла такому уровню уже соответствовала не вполне.

Работа "телефонной барышни" была сложной — 200 часов в месяц надо было сидеть на жестком стуле с закрепленной на груди железной гарнитурой микрофона, тяжелыми наушниками и быстро попадать штекерами в ячейки коммутатора, который стоял перед ней. За час так можно было осуществить до 170 вызовов (исключая "извините — занято", но работа шла на износ.

Кстати, уже в 1909 году, были оперативно установлены первые 26 телефонов общественного пользования в черте города и 17 — за его пределами. Плата за разговор составляла вполне внушительные 10 копеек, зато это была "безлимитка" — ограничения по длительности разговора не было.

В 1900 году Имперское управление почты и телеграфа отказалось продлевать белловскую концессию. По правилам, в собственность правительства переходили все телефонные станции. Но взваливать на себя их развитие оно не стало. И отказало Городской Думе, выступившей с просьбой отдать Московские телефонные сети городскому управлению. Снова, как и 18 лет назад, объявили открытые торги. Они прошли 7 ноября 1900 года, причем к конкурсу допустили и Московское городское управление тоже. Принцип "аукциона наоборот" был прост — кто предлагал наименьшую абонентскую плату, тот и получал телефонные сети.

Победителем стало загадочное Шведско-Датско-Русское АО, предложившее абонентам платить ровно в 2 раза меньше — 63 рубля 20 копеек.

Угадайте, кто стоял за вывеской победившего в торгах АО? Трудолюбивый телефонный мастер Эрикссон и могущественный ювелир Седергрен.

В 1883 году первый телефонный абонент Стокгольма учуял новую золотую жилу и открыл Stockholm Allmanna Telefonaktiebolag (SAT). Allmanna оказалась манной небесной — предложив в 2 раза меньшую абонентскую плату, нежели белловская, SAT завладел шведским телефонным рынком. Демпинговый прием, как видите, работал давно и безотказно. Но шведское правительство, не в пример российскому, как раз в 1900 году наложило лапку на местный телефонный рынок. Седергрен отправился искать иные рынки. Кстати освободился российский. Хитрец-ювелир для начала сформировал Шведско-Датско-Русское АО, причем прослойка из Датского королевства возникла не случайно. У вдовствующей императрицы Марии Федоровны, в девичестве датской принцессы Дагмары, было две страсти — бизнес-авантюры и соотечественники. Обаятельная, очень светская, нежно любимая двором Мария Федоровна детей своих воспитывала в любви ко всему русскому. При этом никому в Европе не известные датские фирмы мгновенно становились поставщиками императорского двора. А датские товары запросто, контрабандой, ввозились на судах, принадлежавших императорской фамилии. Включив во вновь образованное АО несколько "интересных" Марии Федоровне датских компаний, Седергрен сделал беспроигрышный ход. Эрикссон появился в этой причудливой связке людей и компаний заслуженно — его оборудование просто было лучшим.

Новые "эксплуататоры" развивали телефонные сети под лозунгом "Телефон в каждый дом". К концу 1916 года на 100 москвичей приходилось 3,7 телефонных аппарата — больше, чем в европейском торговом центре Гамбурге. Еще одна гордость времен Шведско-Датско-русского АО — строительство Центральной телефонной станции на 60 000 номеров (в Милютинском переулке). И — апофеоз — телефонизация Кремля, приуроченная к визиту императора Николая II в Первопрестольную в 1903 году. Символом этого события Николаю преподнесли инкрустированный золотом и слоновой костью телефон. Хроникеры утверждали, что государь был необыкновенно растроган и одарил весь персонал станции ювелирными изделиями.

Ларс Магнус Эрикссон даже предпринимал попытку перевести весь свой бизнес в Россию.

Идиллия нарушилась в 1917 году. В январе, согласно договору, Московская городская телефонная сеть была передана правительству. Шведско-Датско-Русское АО не получило никаких компенсаций, так как вопрос об их размере решался. И как вы догадываетесь, так и не был решен...

Существует историческая версия, согласно которой именно замужество одной телефонистки и послужило причиной изобретения первой автоматической телефонной станции.

Эта историческая версия состоит в том, что А. Строуджер, владелец похоронного бюро в городе Канзас-Сити, терпел убытки при получении заказов по телефону, так как мужем одной из телефонисток города Канзас-Сити был владелец другой, конкурирующей похоронной компании, к которой эта телефонистка и направляла все звонки абонентов, вызывавших похоронное бюро. Раздосадованный такой коррупцией Алман Строуджер поклялся навсегда избавить общество от телефонисток и изобрел автоматический телефонный коммутатор декадно-шагового типа емкостью до 99 абонентов. Он запатентовал это изобретение на имя основанной им же в 1892 г. компании Strowger Automatic Telephone Exchange Company. Теперь эта компания называется Automatic Electric Company и является производственным отделением корпорации General Telephone and Electronics Corporation (GTE).

Первую автоматическую телефонную станцию А. Строуджер построил в своем гараже. Однако с реализацией изобретения возникло множество проблем, и устройство было передано в Европу для дальнейшей доработки. После усовершенствования компания Bell начала использовать автоматический коммутатор в своих станциях. В 1896 г. Строуджер создал телефонный аппарат с дисковым номеронабирателем, который позволял абонентам самим набирать номер и устанавливать связь быстрее, чем оператор. Пока не истек срок патента Строуджера, телефонные сети Bell Systems были на 100% ручными и не использовали автоматические станции. С 1906 г. необходимость платить авторские гонорары за патент у АТ&Т исчезла, но ее первые автоматические телефонные станции были установлены именно компанией Строуджера.

Эти декадно-шаговые станции оказались настолько надежными, что некоторые из них работают еще и сегодня, причем не только во взаимоувязанной сети связи России. В Лос-Анджелесе, например, некоторые фешенебельные отели до самого последнего времени сохраняли собственные декадно-шаговые коммутаторы.

К началу революционного 1917 года связь в столице была настолько хорошо налажена, что В. И. Ленин в своей статье "Марксизм и восстание" недвусмысленно ставил задачу своим подчиненным "занять телефон и телеграф", а кроме того, "поместить наш штаб восстания у Центральной телефонной станции" для удобной связи не только с заводами, но и с верными армейскими подразделениями. То есть лозунг "Главное — связь с массами" осуществлялся именно благодаря телефонной связи. Уже в 1918 году был подписан Декрет Совнаркома "О пользовании московскими городскими телефонами" — в соответствии с ним, все московские телефоны были переданы в распоряжение особой комиссии, а аппаратами в первую очередь должны были быть обеспечены отделения милиции, военные комендатуры, учреждения и предприятия города, а уж затем — население.

Больше всего для телефонизации столицы сделали большевики — новейшие технические решения появлялись у нас в стране хоть и с опозданием, но работали долго и надежно. Быстрой и надежной связи придавалось большое значение — выполняя партийное поручение по организации надежных линий связи для управления страной, сам И. В. Сталин в начале 1920-х годов, предварительно проконсультировавшись с инженерами-коммунистами, организует контракт с компанией "Эриксон". По этому контракту, начиная с 1930 года, компания поставляет в Москву первые автоматические АТС.

Отечественная история АТС начинается в 1923 г. с весьма любопытного решения телефонной подсекции Госплана СССР: "За отсутствием опыта строительства и эксплуатации АТС построить несколько мелких станций". Во исполнение этого решения в 1924 г. в Московской телефонной сети для служебной связи была смонтирована опытная декадно-шаговая АТС на 1000 номеров фирмы "Сименс и Гальске" с задействованной емкостью 100 номеров.

Переход к автоматической коммутации потребовал выбора базовой АТС, в качестве которой рассматривались машинные станции фирмы "Л. М. Эриксон", декадно-шаговые станции фирмы "Сименс и Гальске" и станции системы "Ротари" фирмы "Вестерн Электрик". Основным аргументом в пользу машинных станций "Л. М. Эриксон" стала готовность компании не только поставить несколько АТС, но и предоставить ранее экспроприированному у нее же заводу "Красная заря" техническую документацию для производства АТС, а также обучить советских специалистов на своих заводах, что со всей очевидностью иллюстрировало справедливость тезиса вождя мирового пролетариата о готовности капиталистов продать Советской России веревку, которой та найдет отнюдь не предусмотренное изготовителем и продавцом применение.

Результатом контракта, утвержденного Советом Народных Комиссаров 27 октября 1925 г., стало начало строительства в 1926-м в Ростове-на-Дону первой в СССР автоматической телефонной станции машинной системы "Л. М. Эриксон". В 1929 г. АТС была сдана в эксплуатацию, затем последовали станции в Москве, Новосибирске, Ташкенте, Смоленске, Ленинграде и других городах.

Для высших чиновников регулярно выпускались специальные телефонные справочники (толстые красные книжечки, по формату напоминающие современную кредитную карточку) — там можно было быстро найти номера всех руководителей страны. "Красивые номера" в то время не ценились — даже высшему руководству их присваивали по очереди, без каких-либо исключений (впрочем, у начальника ВЧК товарища Дзержинского был номер 007). Наладкой станций занимались иностранные специалисты, на оплату услуг которых выделялись значительные суммы в конвертируемой валюте и золоте. Отечественные специалисты быстро учились и не только впитывали зарубежный опыт, но и ударными темпами создавали систему т.н. прослушки — контроля телефонных переговоров в интересах государственной безопасности. Количество абонентов хоть и увеличивалось, но все были известны персонально, многие переговоры записывались на магнитофоны, на контроле были не только партийные товарищи, офицеры армии и спецслужб, но и звонки по таксофонам в посольства иностранных государств. С тех пор подобная система неоднократно модифицировалась и сейчас работает под названием СОРМ и СОРМ-2.

В 1942 году окончательно исчезли "барышни", соединяющие абонентов друг с другом, — все стали осуществляться автоматически. Кстати, одна из таких автоматических декадно-пошаговых станций до сих пор действует и успешно используется в музее МГТС — несмотря на ее вполне "боевое" состояние, основная нагрузка с нее снята, она работает только как выставочный экземпляр. Принцип работы в упрощенном варианте сводится к следующему: в одном шкафу набирается одна цифра с характерным щелканьем (визуально поднимается специальный рычажок), в другом — вторая, в третьем — следующая и так все семь цифр. В это время в трубке мы слышим характерное пощелкивание. После окончания разговора (когда абонент положил трубку) все поднятые рычажки опускаются.

С середины 60-х, в связи с расширением строительства Москвы, началась повальная телефонизация, тогда нередко люди стояли в очередь "на телефон" более 15 лет — дольше, чем в очереди на квартиры (да-да, а мобильников-то еще не было совсем).

Одновременно начинается широкое строительство сети таксофонов — особенно в новых районах, где телефонов в новостройках не было совсем.