вколи ей сыворотку правды
сурово произнес админ
и мы узнаем что нажала
и почему оно само

Я - лузер. Волею Аллаха
Довелось мне как-то побыть моджахедом. Дело было полгода назад, но тому радикально-религиозному дню предшествовала двухнедельная подготовка.

Решил я, значит, отрастить бороду. Ну, как решил. Как раз тогда меня уволили с должности торгового представителя за то, что послал подальше супервайзера, облыжно обвинившего меня в появлении на работе в нетрезвом виде (все вранье и придирки: с утра я перебил запах перегара подсолнечным маслом).

Мне дали расчет, тысяч тридцат...читать дальше (еще 9231 символов) >>ь пять, что ли, а в соседний магазин как раз новый сорт пива привезли и продавали по акции 2+1. Ну, борода и выросла.

Вообще, поиск новой работы — дело быстротечное. Ты думаешь, мол, пару дней отдохну от старой, идешь за пивом, потом одним прекрасным утром смотришься в зеркало — чистый Гэндальф. Волшебство какое-то.

Деньги закончились, а последнюю одноразовую бритву, остатки крема для бритья и полпачки лаврушки утащил сосед Айбол, когда заходил отмечать мое увольнение. На свиданку собирался. Как назло, вчера я, допивая последнее пиво, договорился по телефону о собеседовании на должность агента по впариванию ипотечных кредитов. Но, конечно, с таким кустарником поперек лица никуда не возьмут. Не любят они нашего брата нонконформиста. До собеседования два часа, а денег нет. Вечно мне вот так не везет.

Стану магометанином, осенило меня. Богохульство, конечно, но правоверному атеисту разрешается. Страна у нас демократическая, если борода — обязательный атрибут для представителя моей конфессии, то — сосни, система.

Вооружившись ножницами, я как мог привел в симметрию вылезшую из подбородка мочалку. Покряхтев, достал с антресолей дешевую тюбетейку, в которой как-то играл Алдара Косе на новогоднем корпоративе. Надел бежевые бесформенные штаны, подвернул. Благоговейно обелоснежился единственной выходной рубашкой. Оставалось найти камзол и кожаные полусапожки. Будем точны в деталях, чтобы даже Станиславский, воскресни он из великой вечности, не подкопался бы.

Подумав немного, я пошел до Айбола. Долг платежом красен.

К счастью, тот был дома.

— Есть камзол и кожаные полусапожки? — начал я с места в карьер: время поджимало.

За что люблю Айбола как соседа, он в таких случаях не задает идиотских вопросов типа «А на фига тебе?», а добросовестно морщит лоб и начинает вспоминать. Очень тактичный человек.

— Боты есть какие-то, щас принесу. А что за камзол? Я тебе не граф де ля Фер, в камзолах не хожу.

— Нет, мусульманский камзол. Ну, видел же по городу вахи ходят. Верхняя одежда до колен, поверх рубахи одевается. Летом он такой из плотной ткани, что ли, а осенью это вроде как полупальто из цельной овчины.

— Так это не камзол ни фига. Скажешь тоже. По-другому называется. Да и вообще, ты, по-моему, два разных вида одежды описал.

— Да? Я не знаю, всегда так называл. Да пофиг. Есть такое у тебя?

— Откуда? Хотя щас, обожжи.

Он ушел в комнату и вскоре вернулся, неся в руках…

— Эй, это вообще чапан. Геннадий Головкин в таком на ринг выходит. Я, вообще-то, на собеседование иду, а не на сельский той. Ты сам-то давно в Семске на улице человека в чапане видел?

— Слушай, у меня тут не магазин. Не нравится — не бери. А вообще он бы тебе пошел: это племянника, а ты высокий, плечистый, тебе как раз по колено будет, раз уж ты любишь камзолы. И он не гламурный, как у Головкина, а неброский, пурпурный.

Я с сомнением смотрел на дикое сплетение казахских орнаментов. Не огрести бы в краю в таком балахоне. Тут Айбол повернул мои мысли в другое русло.

— Молодец, — говорит, — что к духовному подался, тебе на пользу. Шпек будешь курить?

— Айбол, — говорю, — у меня через полтора часа важное собеседование. Конечно, буду.

Мы прошли в ванную, Айбол включил вентилятор в отдушине, достал пластиковую аппаратуру, бумажный сверточек и стал рассказывать про свои неудачные свидания, периодически чиркая спичкой.

Через двадцать минут я вышел из ванной, снова посмотрел на чапан и увидел его в совершенно ином свете. Яркое солнце било в него из окна, и узоры играли, манили, волновали. В конце концов, это моя национальная одежда. Патриоты мы или нет? Мусульманин-патриот — да такого в любой фирме с руками оторвут. Надежные это ребята, совесть нации.

Тем временем Айбол принес боты.

— Пойдут?

— Блин, нет. У тех они изящные, с загнутым носком, как у Гарун-аль-Рашида, это же — говномесы, по болотам от китайцев бегать.

— Это папины, — обиделся Айбол, — не хочешь, не надо. Туфли вон возьми лакированные, только почисти, когда возвращать будешь.

Я облачился в туфли и чапан.

— Похож я на правоверного?

— Один в один. Так ты, прости за любопытство, в религию ударился?

— Нет, просто собеседование сегодня, а бритвы не было бороду сбрить. Вот, заделался вайнахом, толерантность нынче в моде.

— Гм. А почему просто бритву у меня не спросил?

— У тебя ее нет. Ты мою последнюю утащил.

— Это было две недели назад. Мы только что курили в ванной, несколько нераспечатанных станков было у тебя перед глазами на полочке все это время.

Я чертыхнулся, но времени бриться уже не было. Будем следовать плану А.

На улице на меня попяливались, но не чересчур. А я шел грудь колесом, чувствуя приток божественной энергии. Пусть бога звали Джа, а не Аллах, но результат мне нравился.

Я подошел к дверям «ЖилИнвестБанка», вошел, поздоровался с охранником.

— Уассаламугалейкум, брат, да пребудет с тобой Всевышний. Я на собеседование.

— Здравствуйте, — обалдело глядя на меня, ответил молоденький секьюрчик. — Вам в пятый кабинет, это вон по тому коридору, по правую руку вторая дверь.

— Рахмет, уважаемый, — я отправился по указанному маршруту.

В пятом кабинете сидели три девушки, и все три уставились на мой чапан. Я производил фурор.

— Салематсиздерме, кыздар. Я, волею Аллаха, на собеседование.

Одна из девушек нервно сглотнула слюну, поправила очки и предложила присаживаться. Я отдал резюме и стал дожидаться традиционных вопросов.

— Много где поработали, — с непонятной интонацией сказала кадровичка, пролистав резюме. — А с последнего места почему ушли?

— Происки шайтана. Не любит Иблис нас, светлых. Все пытается выставить «летунами». Средство тут одно — молитва и терпение. Но Аллах милосерден, ибо послал мне ваш банк.

— Ясно. Кем вы видете себя через десять лет в нашей компании?

— Как и сегодня — человеком, несущим свет истинного знания заблудшим душам. Дайте срок — мы с вами тут все взорвем. В смысле, изменим.

Одна из девушек, гляжу, встала и — юрк за дверь. Собеседование, меж тем, продолжалось.

— Опыт продаж, я смотрю, у вас есть. Почти месяц торговым представителем. Давайте, проверим ваши навыки. Попытайтесь продать мне, скажем, ваш камзол.

— Это чапан.

— Ваш чапан.

— Этот чапан — часть моей национальной идентичности. Неужто я должен продавать свою историю, своих предков, свой патриотизм? Слышал бы вас сейчас Назарбаев! Нет, я считаю, что любовь к своей стране, к ее традициям — вот основа успешных продаж и бойкой торговли. Жаль, конечно, что я не узбек, те то все торгаши, ха-ха-ха.

Знаю я эти собеседования. Главное — оригинальность. Не нужно идти у них на поводу.

Тем временем вернулась сбежавшая девушка. За ней в кабинет вошел плечистый охранник, занял подоконник и стал буравить меня взглядом. Я дружески улыбнулся ему, но в ответ увидел лишь сведенные брови. Понаберут дебилов.

— Допустим, — продолжала очкастая, — вы стали директором нашего банка. Какое первое распоряжение вы сделаете?

— Распоряжусь построить приют для сироток. Лично буду преподавать там во время, свободное от приведения банка к триумфу. Я сделаю из этих ребят людей будущего, готовых принимать вызовы времени. Типа тренировочного лагеря,
понимаете. Сотни бойцов нового поколения.

Все шло как по маслу. Девушки переглядывались, очевидно, сраженные моими ответами. Неудивительно, весь день, поди, слушали этих прилизанных вчерашних студентиков, этих дроидов без ума и фантазии.

— Последний вопрос. Почему мы должны выбрать именно вас?

— Я буду стараться, чтобы ваши души осенил свет истинного учения, и молиться, чтобы Аллах ниспослал вам множество простаков, готовых платить пятнадцать процентов годовых. Если же я обнаружу в нашем коллективе происки шайтана… — я изобразил, будто стреляю из автомата. Мол, не волнуйтесь, тети, вы за мной как за каменной стеной. Охранника почему-то перекосило.

— Хорошо, мы вам позвоним, — помолчав, сказала кадровичка.

— Только скорее, а то я могу и в Сирию уехать, — приправив таким образом окончание формальностей порцией доброго юмора, я раскланялся и вышел на свет божий.

— Эй, — послышалось сзади. Я оглянулся и увидел плечистого охранника, ну, того самого.

— Тебя не взяли, — сообщил он мне, держась за кобуру, — и ты это… к нам больше не ходи. Не ходи сюда, слышишь!

И не успел я хоть что-то ответить, как он шмыгнул за дверь и стал наблюдать за мной из-за стекла. Псих какой-то.

Расстроившись, я поплелся домой. Невезучий я человек, нарвался на каких-то антиклерикалов. Вот бы в «Нашу правду» написать, как у нас коммерческих структурах относятся к мирной религии.

Добравшись до дому, я постучал к Айболу.

— Солома осталась?

— Проходи.

Я вернул соседу туфли и чапан, курнул и пожаловался на работодательский беспредел.

— Зря я муслимом прикинулся. Сейчас тренд на все советское. Рубчинский, там, треники, кеды, научный атеизм, бардовские бороды. Надо было твои говномесы надевать.

— Это папины. Слушай, у меня тетя на рынке торгует, — сказал Айбол. — Там, она говорила, вроде грузчики нужны. Две тысячи в день, таскать надо мешки с овощами, коробки всякие. Могу позвонить ей, если хочешь. Там, может, что получше подвернется. Только побрейся, пожалуйста.

И я пошел работать грузчиком.

А в это время, под разговоры о санкциях...
Первый тестовый рейс грузопассажирского теплохода по новому регулярному маршруту между северокорейским Раджином и Владивостоком вышел из КНДР с представителями китайских туркомпаний на борту, сообщил РИА Новости заместитель гендиректора компании-перевозчика "ИнвестСтройТрест" Михаил Хмель.
Ранее между КНДР и РФ пассажирские суда не ходили. Северокорейский город Насон и его район Раджин с незамерзающим портом получил статус особой экономической зоны и "особого города", что подразумевает возможности свободного ведения бизнеса. Как сообщалось ранее, на линии будет ходить грузопассажирское судно Man Gyong Bong.
По данным гендиректора "ИнвестСтройТрест" Владимира Баранова, в первое время планируется перевозить в Россию китайских туристов из Хуньчуня (Раджин и Хуньчунь связывает 100 километров бетонной дороги), российских туристов в Раджин и северокорейских рабочих в Россию и обратно на родину. Судно имеет три сухих трюма общей вместимостью 1500 тонны груза.

(с) ria.ru/tourism/20170517/1494508713.html

Американские военные замёрзли на учениях у границ с Россией
В ходе недавних учений в Норвегии американских военных подвело арктическое обмундирование, сообщает Defense News.

Около двухсот морпехов США участвовали в начале марта в учениях Joint Viking, которые прошли вблизи российско-норвежской границы. Оказалось, что снаряжение военнослужащих плохо выдерживает температуры ниже -45 градусов.

«В этой объемной одежде американские морпехи выглядели как человеки-символы компании «Мишлен». Более того, они думают, что будет тепло им, а в действительности же они ужасно замерзают», - отметил Й.Райдем, представитель производителя военной зимней одежды Torraka, Швеция.

mk-london.co.uk/news/u6630/2017/05/18/16926

Ждать-хотеть!
Джей Джей Абрамс займётся продюсированием сериала-хоррора "Страна Лавкрафта". Правда, к сожалению, основываться он будет не на произведениях классика, а на одноимённом романе Мэтта Раффа об Америке 50-х годов. Хотя и без ужасов дядюшки Говарда тоже не обойдётся. Что тут скажешь - Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн!
(с)перто

Мои милые пакости
Однажды очень и очень давно декан изловил меня в момент моего возрождения из пепла.
В пепел я превратился, проводив своего друга Серёжу Н-ва в армию.
Рассказывал уже эту бесстыдную историю, прекрасно характеризующую моё разрушительное влияние на все стороны жизни людей, окружающих меня.
Вкратце напомню.

Мы с Серёжей жили в одной общежитской комнате. И символизировали собой два полюса одного холодильника «Полюс». Папа у Серёжи работал директором крупного свинокомплекса....читать дальше (еще 8861 символов) >>

А я жил сам по себе на гречневых и гороховых концентратах. Завтракал Серёжа двумя ломтями свинятины, которые из-за знания общежитских нравов жарил тут же, у нас в комнате, деликатно задёрнув от меня занавеску.

Обедал Серёжа тоже чем-то очень диетическим на основе смальца и копчёностей, ужин я обычно не наблюдал, потому как горбатым шакалёнком бегал по коридорам общежития нумер два, обезумев от гастрономических кошмаров.
В нашей комнате пропахло сытой едой всё: Серёжа, его вещи, мои вещи, подушки, одеяла, учебники, я жратвой тоже пропах насквозь.

Омерзительная привычка нюхать пальцы, галлюцинации, бред стали моими постоянными спутниками.
Холодильник свой Серёжа запирал на изящную цепочку с замком, которые ему привезла из свинокомплекса мама. Она при этом привезла ещё пять кило копчёного сала и две банки маринованных с перцем пятачков.

Думаю, что в детстве у Серёжи были забавные игрушки, а его детская была красиво убрана поросячьими головками и гирляндами сосисок над кроваткой в форме свинки из натуральной кожи. Серёжа очень любил эти маринованные пятачки и, похрустывая, закусывал ими водочку, которая, понятное дело, при такой диете его не губила, а делала всё краше и краше.

Человек на моих глазах наливался телесной красотой не по дням, а по часам.
Стали приходить к нам повестки из военкоматов. Родина настойчиво звала нас к себе в армию, гостеприимно указывая номер статьи Конституции. Серёже повестка всё никак не приходила и не приходила.

На проводах в рекруты какого-то очередного счастливца Серёжа сказал, что служить вообще не собирается. Сказал негромко, времена были ещё прилично социалистические. Но в глазах у Серёжи стояло безмятежным синим озером понимание жизни.
В эту же ночь я сел за письменный стол, взял пропахшую свининой бумагу, липкую ручку и написал между жирными разводами письмо в «Красную Звезду».

От имени Серёжи Н-ва. В письме говорилось, в частности, что дед-балтиец и отец-тихоокеанец Сергея с осуждением смотрят на него, до сих пор не служившего, а военком района подполковник Б.Гусев под надуманными предлогами отказывает Сергею в его праве защищать нашу страну.

«Под надуманными предлогами» я подчеркнул два раза. Письмо завершалось просьбой направить Серёжу служить на флот, желательно, на атомную подводную лодку. Подписал просто: Сергей Н-в.

И утречком опустил в почтовый ящик.
Я сам не ожидал, что это письмо опубликуют в «Красной Звезде» в рубрике «Навстречу съезду ВЛКСМ».
За Серёжей пришли прямо в лекционный зал. Пришёл сам подполковник Б.Гусев и два капитана.
С большим и понятным волнением я читал письма, которые мне писал друг Серёжа из Североморска. В этих письмах было всё.

В тех местах, где описывалась моя судьба в инвалидном кресле на вокзале, я всегда прерывал чтение и замирал.
Через полгода я привык к этим письмам, перестал их хранить у сердца и начал усиленно отжиматься от пола, бегать в загородном парке и записался в секцию гиревого спорта.
Вот при возвращении с тренировки, » на которой я много плакал и просился домой» (тм), меня и подловил наш добрый король Дагоберт.

Декан наш замечательный. Который меня, в принципе, помнил, как-то распознавал меня на визуальном уровне, но имени моего запоминать не хотел. Декан схватил меня за руки и взволнованно произнёс: «Джеймс! У нас на факультете произошла беда!»

Если бы передо мной не стояла самая главная беда на факультете, если бы она не так крепко держала меня, то, возможно, я и не стал, впоследствии, тем, кем стал.

А просто вырвался бы и убежал. Но что-то меня остановило и две беды факультета разговорились.
«Понимаешь, Джим», — сказал мне декан, -«у нашего факультета огромная задолженность по членским взносам. Мы много должны комитету комсомола университета. Студенты не платят свои взносы, понимаешь?!

И поэтому образовалась задолженность. Комитету комсомола университета. Студенты не хотят платить, и задолженность получилась, понимаешь, да?!» «Перед комитетом комсомола? Задолженность перед комитетом комсомола организовалась, да?», — уточнил я, на всякий случай, переминаясь призовым жеребцом и, прикидывая, смогу ли я выбить головой стекло и скрыться в кустах.

«Да!», — ответил неторопливый декан, -«студенты не платят вовремя взносы и образовалась задолженность». «Это очень плохо!», -честно произнёс я, -«за это по головке не погладят. За задолженность перед комитетом комсомола. В такое время это очень плохо, когда студенты вовремя не платят взносы». Стекло не казалось мне толстым.

«Ты, Джин, вот что, ты должен нам помочь, да. У Колесниковой ( декан посмотрел на бумажку), у Колесниковой не получается собирать взносы вовремя, ты должен ей помочь взносы собрать» Стекло казалось уже очень тонким и манило. «Я обязательно помогу!», — пообещал я максимально честно.

«Давай сюда зачётку!», — внезапно хищно сказал декан. Помог мне её найти и спрятал в свой карман. «Верну, когда (декан посмотрел на бумажку) Колесникова скажет, что задолженность перед комитетом комсомола ликвидирована…»
«Прекрасно, Джим!», — сказал я сам себе, — «прекрасно!

Очень удачно всё сложилось. Правда? Главное, секция гиревого спорта очень помогла!»
Через два часа я был вышвырнут из всех возможным общежитских комнат, в которые входил с требованием комсомольской дани. Я орал и бесновался, стучал кулаками в двери, давил на сознательность и простую человеческую жалость.

Может, на других факультетах это бы и сработало. Но на историческом факультете, сами понимаете… Какая жалость, если кругом конспекты по гражданской войне? Обида была в том, что дело-то пустяшное было: по две копейки с носа в месяц.

Но первый сбор украли, вторую сумму как-то потеряли. В третий раз собрали не со всех и такая карусель несколько месяцев продолжалась. Но не кошмарная сумма корячилась, нет.

С огорчением и болью вернулся в свою конурку. После увода Серёжи Н-ва на флот, комнатка моя не осиротела. Ко мне подселили отслужившего пограничника Ваню и жизнь наладилась. Ваня выпивал.

А так как его путь в страну зелёных фей только начинался и весил Ваня около центнера, то алкоголя ему надо было довольно много. Недостаток средств Ваня возмещал, работая сторожем в школе, в которую по ночам запускал всех окрестных сластолюбцев и женщин трудной судьбы.

Деньги, полученные от сластолюбцев, Ваня аккуратно пропивал, заглушая совесть и расшатывая нервную систему. У него начали появляться странные идеи и видения. В видениях этих Ваня был страшен.

Спал я в такие ванины периоды как кашалот: только одной половиной мозга. Вторая половина стояла на страже моего здоровья и жизни. Потом половины мозга менялись местами, происходила смена караула и к седьмому дню видения начинались уже и у меня.
«У тебя водка есть?»,- спросил у меня Ваня. «Водка будет, когда мы с тобой ликвидируем задолженность перед комитетом комсомола!», — произнёс я, валясь в постель.

«Студенты не платят взносы, понимаешь, Джеймс, а Колесникова не справляется… декан зачётку…весь издец!», — засыпая половиной мозга, обрисовывал я ситуацию. Я даже не заметил, как Ваня взял обмотанную изолентой монтировку и вышел из комнаты, приставив на место нашу традиционно полуоторванную дверь.

Утром я проснулся уже второй половиной мозга и понял, что стал жертвой какого-то насилия. Иного объяснения тому, что я лежу в постели и весь усыпан как среднеазиатская невеста бумажными деньгами, найти мне было трудно.

Ощупал себя всесторонне, посмотрел под кровать, попил воды. Под раковиной обнаружилась коробка из-под обуви, в которой тоже были деньги. Деньги были ещё и на полу и даже в сортире.

Ощупал себя ещё раз. Отлегло от сердца, не так уж я и свеж был, чтобы за моё потрёпанное житейскими бурями тело платили такие бешеные деньжищи. Тем более что и Ваня спал среди синих и красных бумажек. А он-то просто так не сдался бы.
Собрал Ванятка за ночь адское количество рублей.

Нет, не только с историков, он методично прочесал два общежития, заглянул и к юристам, и к филологам. Сначала трезвым собирал, объясняя ситуацию с задолженностью, а потом где-то разговелся и стал просто так входить с монтировкой и уходить уже с купюрами.
«Лет семь…», — думал я, разглядывая собранные кучей дензнаки, -«как минимум. На зоне надо будет в придурки постараться попасть.

В библиотеку или в прачечную, самодеятельность поднимать». В голове лаяли конвойные собаки и лязгали запоры этапных вагонов. «Отучился ты, Джим, отучился…»
Деньги мы с Ваней сдали в комитет комсомола. Я успел написать красивым почерком обращение к М.С. Горбачёву от лица студенчества.

В комитете, увидев меня с петицией, и причёсанного Ваню с коробкой денег, сначала не поверили глазам. «Это наш почин!», — торжественно произнёс я взволнованным голосом коммунара, «на памятник первым комсомольцам нашей области.

И ещё тут задолженность по взносам».
На съезд ВЛКСМ Ваня поехал один. Мою кандидатуру зарубили в комсомольском обкоме.

Неплохой рассказ "под Лавкрафта"
"А это правда, что Дима был чем-то болен?" "Он говорил с тобой об Исламе? Я помню, что он искал какие-то книжки по востоку." "Дима ведь был ненормальным?"

И так далее. Я уже успел привыкнуть к подобным вопросам. Прошло две недели после того, как закончилось судебное разбирательство и Диму подвергли высшей мере наказания, за то, что он распылил VX на презентации нейроинтерфейса нового поколения. Погибло около двухсот человек, еще пятьдесят до сих пор проходят реабилитацию в больнице. И поскольку Дима был одним из немногих, по-настоящему близких мне людей, а я знал его еще со времен университета, то после того, что произошло меня начали засыпать вопросами как знакомые со мной, так и незнакомые мне люди. Сначала я пытался рассказывать им то, что видел своими собственными глазами, когда в последний раз перед этим инцидентом встретился с Димой, но я не нашел и тени понимания у подавляющего большинства, а те, кто слушали меня внимательно, просто не воспринимали мою историю всерьез. Наконец постоянные уведомления о новых сообщениях начали выбивать меня из колеи и я временно отключил свой старенький, но все еще рабочий нейроинтерфейс второго поколения, samsung NR2 от сети, освободив свое сознание от потока чужеродной разуму информации и принялся обдумывать все о чем рассказал мне Дима за то время, что мы провели с ним вместе в течении моего отпуска на его даче где-то под Смоленском.

Был ли Дима сумасшедшим? Нет. Вообще я мог бы уверенно сказать о том, что он представлял собой одного из самых адекватных людей, которых я когда либо встречал в своей жизни. Все его суждения были взвешенными, а все его мысли подчинялись стройной логике здравого смысла. Был ли Дима сектантом? Нет, определенно не был. Работая на полторы ставки в местном НИИ он имел хорошее представление о науке и поэтому не считал серьезными любые разговоры о духах, информационных полях, реинкарнации и прочих вещах, имеющих мало общего с действительностью. Было ли в нем что-то, что выделяло его среди окружающих? Да. читать дальшеОн не имплантировал себе нейроинтерфейс. В наши дни это было не просто модой или очередным бесполезным гаджетом. Нейроинтерфейсы значительно изменили всю нашу жизнь. NR. Новая реальность. Не дополненная, не виртуальная, а новая. Информационные объекты импортировались непосредственно в разум человека, позволяя за доли секунды не просто находить информацию, а помещать ее прямо в поток своих мыслей, без каких либо посредников. Воспроизводить объекты любой сложности через зрительную кору головного мозга и не просто погружаться в мир виртуальной реальности, а быть там так же, как мы существуем и в объективной реальности, которая отличается для наблюдателя от имитации разве что своей стабильностью и неизменностью. Но первые модели были достаточно примитивными, в причину того, что мощностей, даже с использованием всех квантовых суперкомпьютеров, объединенных в облачный сервис, не хватало для обеспечения полноценного функционирования почти четырех миллиардов NR устройств. Третье поколение нейроинтерфейсов обещало осуществить прорыв, используя в качестве вычислительной системы сам мозг человека, объединив таким образом весь мир в огромный суперкомпьютер. Матрица находилась на расстоянии протянутой руки.

Но был один человек, который знал чем на самом деле может обернуться запуск этой технологии. Человек, изменивший всю мою последующую жизнь, и тщетно попытавшийся не дать измениться жизням остальных людей. Этим человеком был Дима. Последний раз перед тем, как он незаметно открутил вентиль спрятанного в рюкзаке баллона с находящимся там под давлением нервно-паралитическим газом, я видел его в августе, во время своего отпуска. Все лето он был замкнутым и редко отвечал на мои сообщения, но за неделю до того, как я начал собирался к тому, чтобы запереться у себя дома и смотреть сутками всякого рода пошлости через нейроинтерфейс, Дима предложил мне встретиться и провести этот месяц вместе с ним. Я охотно согласился, так как мне всегда было приятно находиться в его компании, но если бы я знал, что мне предстоит увидеть в подвале этой злосчастной дачи, то ни за что в жизни не принял бы это безобидное на первый взгляд предложение моего старого друга, которого, как я когда-то думал, знал достаточно хорошо.

Его дом находился слегка в стороне от всего остального поселка. Он был крайним, заканчиваясь с двух сторон темным сосновым лесом, а с третьей заброшенным домом, в котором уже много лет не появлялось признаков жильцов. Первое, что бросилось мне в глаза это усталость моего друга. Видно было, что в последнее время он мало спал и перебивался тем, что попадет под руку, но холодильник не был пуст. Он подготовился к моему приезду. В первую ночь мы просто болтали при полумраке мерцающей от перепадов электричества настольной лампы. И несмотря на то, что я был рад его увидеть, меня не покидало постоянное ощущение какого-то беспокойства, объяснить которое я не мог. К тому же Дима всячески избегал разговоров об анонсе NR3, ловко переводя тему на свои дела в лаборатории. Спать мы легли уже поздно за полночь. Дима пристроил меня на удобном диване, возможно еще советских времен, а сам ушел спать в свой рабочий кабинет.

Проснулся я от лучей полуденного солнца, падающих на мое лицо и нашел Диму на кухне. Сегодня он был куда более молчаливым, но старался не подавать вида того, что что-то изменилось. Вскоре, неожиданно для меня самого в комнате повисло молчание, нарушаемое только мерным тиканьем часов, стоящих на холодильнике. Наконец он, видимо собравшись с мыслями, позвал меня за собой и прошел в свой кабинет. И тогда, впервые за тот месяц, что я провел у него, у меня по спине пробежали мурашки. Когда я только переступил через порог двери его кабинета, мой взгляд сразу же упал на его рабочий стол. По всей поверхности стола были разбросаны различные листки и тетради исписанные странными иероглифами, с подчеркиваниями красной ручкой и, судя по всему комментариями Димы и вариантами переводов. Я попытался проанализировать эти символы на своем NR2, но Дима молча посмотрел на меня и я понял без слов, что этого не стоит делать. Отведя от меня взгляд Дима прошел к шкафу, расположенному у окна и достал оттуда какую-то книгу. Молча и демонстративно он снял с нее наружную обложку из плотного черного картона и я, не поверив тому что увидел, поняв, что внутренняя обложка самой книги была сшита из грубой кожи, напоминающей человеческую. Дима же молча кивнул и сказал уже более привычным тоном то, во что я отказывался верить. Книга-миф, книга-легенда, написанная безумным арабом Абдуллой Аль-Хазредом находилась прямо передо мной в руках моего друга. Но тут же Дима поспешил разрядить обстановку, закатив глаза и скорчив едкую гримасу, после чего пригласил меня сесть за стол. Как я уже догадался, содержимое листков представляло собой попытки перевести этот странный и ни на что не похожий язык. Дима взял чистый лист, положил его передо мной, и молча нарисовал на нем круг. Последовавшие за этим объяснения, несмотря на мои опасения, оказались понятны и доступны моему разуму. Дима сказал мне тогда о том, что круг представляет собой лишь абстрактную идею круга, которого не существует нигде, кроме нашего сознания. Но круг притом неизменен и число пи, записанное в любой системе исчисления, придуманное любой цивилизацией, говорящей на любом языке, включая язык образов, будет неизменным и так или иначе покажет соотношение между длиной окружности и радиусом круга. Со слов Димы, информации как таковой не существует, она находится лишь у нас в головах, но некоторые структуры являются неизменными и при любом способе мышления могут быть придуманы в одном и том же виде. После этого Дима кивнул на Некрономикон, раскрытый на странице с нарисованным на ней странным символом, длительное рассматривание которого вызывало во мне непроизвольную тревогу, так что вскоре я был вынужден отвести от него глаза. Я догадался о том, что скажет дальше Дима и это поселило во мне чувство прикосновения к чему-то неизведанному, понимание того, что то, о чем мы говорим находится за гранью повседневной жизни. Дима сказал мне о том, что Аль-Хазред описал в Некрономиконе как раз такие объекты, которых не существует в действительности, но которые раз за разом могут быть придуманы любым разумным существом в неизменном виде, так и не открытые никем, кроме автора Некрономикона, за всю историю нашей цивилизации. После этого наступила пауза. Дима вновь о чем-то задумался, после чего трепетно закрыл книгу и предложил мне вспомнив былое, поиграть на гитаре. Я был удивлен такой резкой сменой событий, но наконец меня отпустило гнетущее чувство тревоги и я смог расслабиться. Последующие две недели мы просто отдыхали, а вечерами он пересказывал мне то, что ему удалось перевести, от чего я снова за долгие годы чувствовал радость открытия чего-то нового. Хотя я все равно ощущал, что какую-то тему он упорно старается избегать.

Но ближе к середине отпуска снова наступил момент, когда он опять молчаливо задумался и после небольшой паузы, молча отодвинув ковер в зале, предложил мне спуститься в подвал. Когда он включил свет, то я увидел среди старой каменной кладки, не вписывающийся в образ деревенского подвала, новый компьютер. Дима молча включил его и впервые за прошедшие две недели сказал мне активировать свой нейроинтерфейс. После того, как Дима включил на компьютере несколько неизвестных мне программ, он повернулся в мою сторону и наконец-то сообщил о том, о чем так старательно пытался умалчивать до этого момента. Я думал, что меня будет сложно удивить, после всего, что я услышал ранее, но я ошибался. Дима сказал мне, что не все извечные образы представляют собой подобие круга. Он сказал мне о том, что существуют объекты, приобретающие свой собственный разум, будучи осмысленными. Самоосознающие себя идеи. Я попробовал представить что-то подобное, но он одернул меня сказав, о том, чтобы я даже не пытался, при этом я почувствовал в его голосе дрожь, мельчайшую тень сомнения. И после этого произошло то, что я запомню в последствии на всю свою жизнь. То, что потом буду мучительно вспоминать раз за разом во время своих ночных кошмаров и, как бы я того ни хотел, так и не смогу забыть. Там, в этом старом подвале небольшого поселка, затерянного в лесах европейской части России, мой когда-то лучший друг, а теперь казенный за совершенный им теракт и порицаемый обществом преступник, сказал мне, что у меня не получится представить или понять большую половину из того, что описано в Некрономиконе, но я могу это увидеть здесь и сейчас. Дима сказал мне о том, что один из образов был реализован, как когда-то был придуман образ круга, в одном из суперкомпьютеров, на серверах, которые лягут в основу нового поколения нейроинтерфейсов. Он сказал мне о том, что когда люди начнут подключаться к этой сети, то образ сам придет к ним в головы и останется там, потому что NR3 позволит записывать информацию прямо в мозг человека, и сотни разумов, ставших одержимыми извечным и древним злом, образуют новую, неразрывную на века сеть. И перед тем, как подключить меня к облачному сервису NR3 с усмешкой сказал то, что врезалось в мою память на долгие месяцы. "Мертвый король пробудится ото сна и придет к нам ко всем из своего города Р'льеха".

Мне до сих пор снятся мучительные кошмары о том, что я увидел после того, как он нажал enter на своей клавиатуре. Тому, что я пережил тем августовским днем не может быть дано название в словесной форме. Если бы Дима не отключил меня от сети, то я наверное сошел бы сума от ужаса, дикого первобытного страха, полностью охватившего все мое существо на те бесконечно долгие двадцать секунд, которые я был подключен к сети.

Остаток отпуска мы провели просто отдыхая. Дима больше не говорил со мной о Некрономиконе, и я заметил, что ему было стыдно передо мной за то, что он подверг меня этому испытанию. В особенности его душевные терзания были заметны утром, когда он будил меня, в мокрой от холодного пота постели. Но время шло и наконец мы попрощались. Я уехал к себе домой, так как мой отпуск незаметно успел подойти к концу. А через три месяца Дима сделал то, что посчитал нужным сделать. Стоил ли этот поступок тех трех миллионов людей, которые отказались от предзаказов NR3? Я думаю, что Дима решил это для себя сам. Я курил на балконе, проснувшись посреди ночи от очередного кошмара, и думал о том, что сделал Дима, а на моем NR2 от samsung крутилась реклама нового поколения нейроинтерфейсов, старт продаж которых начнется через две недели."

На Украине готовят резонансную церковную реформу, авторами которой являются представители практических всех политических сил страны. Цель предлагаемых нововведений — «обнаружение возможных проявлений внешнего влияния и вмешательства со стороны государства-агрессора». Один из законопроектов («Об особом статусе религиозных организаций») касается действующих на Украине религиозных организаций, административный центр которых расположен в стране, признанной Верховной радой «агрессором».читать дальше

Под такое определение попадает только Россия, которую Рада признала «агрессором» в 2015 году.

Из текста документа следует, что представителям религиозной организации придётся побегать по кабинетам чиновников, в частности, чтобы утвердить свой устав. Кроме того, организация будет вынуждена согласовывать со светской властью руководящие кадры, а также, например, получать разрешения на визит священников-иностранцев.

В случае нарушения любого из требований закона Украина может объявить ту или иную церковь вне закона.
Стоит отметить, что в самом законопроекте нет упоминания конкретных конфессий и организаций, на которые он распространяется. Однако можно заключить, что под его действие точно попадает Украинская православная церковь Московского патриархата (УПЦ МП), входящая в состав Русской православной церкви.

Второй проект, который рассмотрит Рада, вносит поправки в закон «О свободе совести и религиозных организациях». Фактически он усиливает давление на неугодные украинским властям религиозные общины.

В преддверии рассмотрения инициатив в Раде Патриарх Московский и всея Руси Кирилл призвал лидеров стран «нормандской четвёрки», главу Римско-католической церкви, генерального секретаря ООН и генерального секретаря Всемирного совета церквей воспрепятствовать дискриминации православных на Украине, которая может возникнуть при принятии в Раде законопроектов. Принятие законопроектов «поставит под угрозу конституционные права миллионов украинских верующих, способно вызвать волну насилия и новых захватов храмов, обострить гражданский конфликт на Украине, переведя его в религиозную плоскость», отмечается в обращении патриарха.

Вторая инициатива, как отмечают в РПЦ, легализует практику фиктивных «референдумов».

«Законопроекты вступают в противоречие с Конституцией Украины и действующими законодательными нормами. Против их принятия высказались Главное научно-экспертное управление Верховной рады Украины, Комитет Верховной рады по вопросам предотвращения и противодействия коррупции, уполномоченный Верховной рады Украины по правам человека В.В. Лутковская. Наконец, с острой критикой законопроектов выступили несколько украинских конфессий, включая римо-католиков, лютеран, иудеев», — отмечают в РПЦ.

В УПЦ МП в свою очередь собрали более 300 тыс. подписей верующих против принятия дискриминационных законопроектов. Более того, утром в четверг верующие намерены устроить молебен «о вразумлении депутатов у здания Верховной рады».

Рада собрала голоса

Опрошенные RT эксперты не сомневаются, что, несмотря на обтекаемые формулировки в законопроектах, направлены они против Украинской православной церкви Московского патриархата.

«Украинской православной церкви Московского патриархата на Украине, в конечном счёте, не будет», — сообщил RT источник в Администрации президента Петра Порошенко. Собеседник RT добавил, что голоса для принятия инициатив в парламенте есть.

Важно отметить, что проект, вводящий поправки в закон «О свободе совести и религиозных организациях», предусматривает появление в законодательстве понятия «принадлежности лица к религиозной общине» на основании «самоидентификации». То есть любые лица, кем бы они ни были на самом деле, смогут, проголосовав, большинством голосов изменить религиозную принадлежность общины.

«Это будет по факту означать легитимизацию рейдерских захватов храмов Украинской православной церкви — единственной канонической православной церкви, против которой сегодня на Украине, к сожалению, ведётся полномасштабная война, — прокомментировал ситуацию RT митрополит Иларион. — Уже более сорока храмов таким образом было захвачено. Приходят какие-то люди, объявляют себя членами этой общины и говорят, что это они хозяева этого храма. Если раньше такие вещи происходили, но противоречили закону Украины, и в случае подачи в суд каноническая община выигрывала судебное разбирательство, то теперь любая группа людей может объявить себя принадлежащей к той или иной раскольничьей общине и захватить храм».


Я не знаю, кто завелся у Порошенко в советниках, но в последнее время в рамках своей логики он делает все правильно и основательно. С прицелом на далекое будущее. При этом решения непопулярные, что говорит о том, что он чувствует за собой силу и мощную поддержку.

Сторонникам единой пророссийской Украины мой горячий привет.

читать дальше

[фанарт]

~ Zhang Bo