Идиот.



Аниме Danchigai - www.world-art.ru/animation/animation.php?id=823...

Ну нельзя же электорат совсем за идиотов держать!
Вы спрашивали, как выглядит идиот:

"Навальный во Владивостоке:
- Вот вам мосты построили, вы что, богаче стали?"

Кощунница Наталья Гончарова и ее балет по иконам
В 1915 году Дягилев пригласил Наталью Гончарову поработать над оформлением его новой постановки, балета под названием "Литургия".

Спектакль планировался потрясающим:  из нескольких эпизодов, оформленных в стиле византийских мозаик. Причём для усиления атмосферы богослужения балет должен был проходить вообще без музыки. Но чтобы постановка воспринималась не как римская католическая литургия, а как православный обряд, в перерывах между картинами должны были звучать русские духовные песнопения

Дягилев был тогда увлечен идеями ритмопластики и реально сперва собирался поставить балет в тишине, под один ритм шагов танцовщиков.



Ничего из этого не вышло.
Однако идея была феерическая, и рисунки Гончаровой к этому балету -- великолепны.

Давайте почитаем, почему не сработало.

читать дальше
Единственный выполненный эскиз декораций к балету, Метрополитен-Музей


Впервые мысль о постановке балета на евангельскую тему пришла Дягилеву в 1914 году, когда он вместе с совсем юным Мясиным, своим новым фаворитом, посетил Флоренцию. Во время поездки Мясин сильно заинтересовался религиозными полотнами XII—XIII веков, ему пришла в голову идея о преобразовании архитектуры и живописи в хореографическую форму.

Вся религиозная атмосфера соборов, фресок, православные византийские мозаики, как вспоминал сам Мясин, «оказывали властное влияние на меня и в духовном, и в эстетическом плане, и это влияние начинало сказываться на моей профессиональной карьере»

Мясину, кажется, едва исполнилось двадцать лет, это должна была быть его первая работа в качестве постановщика и, разумеется, он во всем слушался старшего товарища.



Сначала Дягилев видит балет как "экстатическую обедню в 6-7 коротких картин.
Ориентировался он на средневековые религиозные мистерии.

До  Гончаровой он хотел привлечь в качестве оформителя самого Маринетти, а также хорватского художника Ивана Мештровича.

Письмо Дягилева Стравинскому от 25 ноября 1914 г. гласит:
«Эпоха по жанру около Византии; конечно, у Мештровича  выйдет по-своему.
Музыка — ряд хоров a capella — чисто религиозных, может быть, вдохновленных григорианскими темами».
Хор должен был звучать только при закрытом занавесе, в остальное время -- топот и шарканье.

Ставить балет предполагалось не в театре, а в интерьере настоящего храма.
Хорошая у них была тогда трава, забористая.

Но потом Дягилев передумал насчет отсутствия музыки и в качестве композитора захотел Стравинского.

В марте 1915 года он ему писал:
«Слушая 32 репетиции „Литургии“, мы пришли к убеждению, что абсолютная тишина — это смерть, и что в воздушном пространстве абсолютной тишины нет и быть не может (&hellip Предполагающиеся инструменты — колокола с густо обвязанными языками, эолова арфа, гусли, сирены, волчки и прочее. Конечно, надо это разработать. И вот для этого Маринетти очень предлагает нам собраться хоть на один день в Милане, чтобы переговорить с заправилами из оркестра и детально исследовать все их инструменты»



Но с итальянцем и хорватом ничего не срослось, да и Стравинский куда-то делся.

Работа по-настоящему началась в Швейцарии на вилле Бельрив, где к небольшой труппе присоединились освободившиеся от других дел Ларионов и Гончарова.

Мясин вспоминал: «Первой сценой в балете (&hellip было „Благовещение“, исполняли ее Лидия Соколова и я. Для этой сцены я, вдохновленный Девой Марией Чимабуэ, придумал ряд угловатых жестов негнущимися руками с плоскими ладонями. Для картины „Вознесение“ я выстроил две группы ангелов, у которых руки были обращены вверх и скрещены, что создавало иллюзию крыльев, поднимающих в небеса».



Мясин вспоминал: Так как это был мой первый балет, Дягилев попросил Ларионова наблюдать за моей работой, и мы начали репетировать в маленьком зале в Уши, проходя вместе шаг за шагом каждое па и решительно отсекая все лишнее для достижения естественной простоты. Что касается эскизов костюмов, то Гончарова подчеркнула в них такие существенные византийские черты, как излом кисти и угловатость движений вывернутых рук Христа в сцене “Воскресения”, и это давало тот эффект, которого я добивался».

Е. А. Илюхина в своей статье "История создания балета «Литургия»" пишет:

Итак, к началу работы в июле 1915 года образ будущего спектакля имел очень неясные очертания.
Когда Гончарова приступила, вернее, пыталась приступить к исполнению заказа, не было известно ничего, кроме идеи спектакля («6–7 коротких картин». Музыкальное сопровождение (или его отсутствие) только еще обсуждалось. Ларионов вместе с Мясиным и  несколькими балетными танцовщиками пытались определить направление, по которому пойдет хореографическое решение спектакля.



Гончарова вспоминала: «Я начала делать эскизы, а Ларионов и Мясин делали хореографию. Музыка должна была быть только в антрактах, и ритм во время действия должен был отбиваться ногами танцующих. Ларионов и Мясин работали вечером на вилле Дягилева и готовили накануне каждую репетицию. На репетиции присутствовали Дягилев, Ларионов, я и гостившие у Дягилева друзья и Стравинский, когда приезжал в Уши. Репетировали каждый день».

Ларионов с упоением погрузился в новую сферу деятельности. Балет даже снился ему ночами.
Сохранилось любопытное письмо художника, адресованное Дягилеву: «Милый Сергей Павлович, сейчас раннее утро и в окно солнце невозможно греет. Я проснулся от того, что мне приснился совершенно исключительный сон. Ну да, конечно от сна и проснулся. Мне приснились Вы, и где-то в старой церкви с хорами. Вы ставите часть литургии, "Отче Наш". Я сам участвую в этом танце. Хор поет "Отче Наш", и фигуры впереди меня и сзади двигаются в совершенно особенном танце, созданном в религиозном экстазе. Я тоже в экстазе от слов хора, звучащих у меня в ушах. – Иду, падаю до земли на колени, поднимаюсь и снова торжественно иду. Танец кончается и хлопают сами танцу и себе. Я бегу к Вам, чтобы выразить свой восторг и сказать Вам, что по моему мнению одно место немного пустое и что очень было бы не плохо, если бы люди брали свечи в руки и дальше так шли – Вы улыбаетесь, тоже очень довольный».



Гончаровой не оставалось ничего другого, как присутствовать на репетициях, чего она не любила.
Возможно, именно это своеобразное начало работы над спектаклем заставило ее определить приоритеты соотношений музыки, либретто и оформления в процессе создания спектакля. Для художницы движение (хореография) было связано с музыкой, а  оформление  – с либретто, то есть с содержанием.

Не дождавшись более внятных указаний, Гончарова с Ларионовым составили перечень сцен «Литургии» (написанные ими либретто хранятся в отделе рукописей ГТГ). Cредневековая литургийная драма разделялась на две: Рождественскую и Пасхальную. В  первую входил круг сюжетов, связанных с рождением Христа, во вторую – с Воскресением. Гончарова соединила две эти традиции. Как художник, она взяла за основу живописный источник – фрески, мозаики, иконы. Действие спектакля перенесено в храм с традиционным для русских церквей иконостасом. Отдельные картины-эпизоды из жизни Христа в либретто – Благовещение, въезд в Иерусалим, распятие, – по сути, представляли собой сюжеты икон праздничного чина иконостаса. Занавес был сделан в виде басмы («занавес – Басма», читаем в заметках Гончаровой). Надо сказать, что она очень деликатно воплотила эпизоды Евангелия. Так, согласно либретто, в сцене распятия из-за декораций и занавеса видны лишь головы Христа и ангелов.



Гончарова начала работу над оформлением. Ее альбомы заполнены зарисовками и перерисовками с икон и фресок, ее карандаш бесконечно «ищет» адекватного изобразительного решения. Рисунки к «Литургии» едва ли не самые лучшие гончаровские работы этого периода. В них варьируется масса источников – от византийских, изощренных, с тонкими летящими фигурами, до более близких русским иконам. Постепенно в рисунках нарастает динамика – сказывается присутствие на репетициях.

 При внимательном рассмотрении этих графических эскизов становится очевидным, что художница соединяет стилистику разных эпох: если сами фигуры, их лики заставляют вспомнить о византийских иконах, то орнаменты, возникающие на их одеждах, заимствованы из образцов русской живописи и прикладного искусства XVI–XVII веков. (...)



В эскизе декорации воплощен тот же принцип разновременности: техника коллажа отсылает к византийским мозаикам; декоративный иконостас напоминает русские резные образцы XVI–XVII веков, в том числе и иконостас ярославской церкви Иоанна Предтечи; очень близки ее росписям изображения города на боковых кулисах; круглые же колонны – явная отсылка к Успенскому собору Московского Кремля.

Гончарова стремится не стилизовать, а передать характерные черты и особенности средневекового искусства – его монументальность, условность, иконографичность.

Возможно, некоторые идеи конструктивного костюма рождаются из визуальных впечатлений. Так, декоративные, расположенные под разными углами орнаментальные вставки напоминают драгоценную отделку платья Константина Великого и Юстиниана на мозаике из Софии Константинопольской.



В своих поисках художница обращается к проблеме материалов для изготовления костюмов.
Вместо легких, традиционных для балета тканей она применяет жесткие конструкции, которые должны лишить фигуры танцовщиков привычного объема.

Парадокс состоял в том, что в попытках передать плоскостность фигур, Гончарова приходит к идее трехмерного костюма-конструкции.

Единственный раз, сама того не желая, она активно вмешивается в хореографию спектакля и в конечном счете определяет ее.

Тяжелые костюмы с прорезями ограничивали движения, оставляя возможность лишь менять положения рук и ног.
Их конструкция предполагала единственное направление движения артистов – вдоль рампы.



Костюмы превращали актеров в подобие кукол-марионеток, рядом с которыми должны были появляться выносные фигуры большего масштаба, изображающие Христа и Богоматерь.

В окончательных эскизах Гончарова для воплощения новых идей обращается и к новым принципам исполнения – технике коллажа. Золото – неотъемлемая часть древнерусской живописи – передается полосами и кусочками фольги, которая присутствует и на эскизе декорации, и на костюмах персонажей. Таким образом, фигуры ангелов, апостолов, святых сливались с интерьером, они как бы сходили с его стен, воплощая некое  мистическое видение.



Можно только представить, какой эффект производило бы такое оформление в ярком свете театральных софитов.

При этом хореографическое действо, где, согласно либретто, актеры-танцовщики сами меняли декорации («расставляли деревья в Гефсиманском саду, открывали дверки Царских врат», несло на себе наивный оттенок тех средневековых мистерий, которые совершались в интерьерах соборов.

Работа над спектаклем продолжалась в течение нескольких лет, но он так и не был реализован.

Наверное, даже для Дягилева это было слишком: спектакль без музыки, без либретто, а благодаря оформлению Гончаровой – и без движения.



Осуществить постановку балета не удалось и по причине начавшейся Первой мировой войны.

Это весьма расстроило Мясина: «Я ощутил горькое разочарование. Для меня „Литургия“ была … первой реализацией темы, которая пустила глубокие корни в моём подсознании, ещё когда я был ребёнком. Я имел своё балетное видение сцен из жизни Христа; красота и смирение его в страданиях терзали моё воображение долгие годы и повлияли на мои наиболее знаменитые творения следующих лет».

Хотя «Литургия» осталась неосуществленной, однако на протяжении своей жизни Мясин неоднократно возвращался к христианским темам: в тридцатых годах он создал балет о жизни святого Франциска Ассизского — «Nobilissima Visione» («Достославное видение», а в 1952 году поставил «Laudes Evangelii», за ними последовал балет «Воскресение и жизнь» на аранжировку музыки Монтеверди и Габриели, а в 1957 году был поставлен балет «Евангелисты» на старинную музыку.




Дягилев, несмотря на расставание с Мясиным, тоже продолжал помнить об евангельской тематике, и в 1928 году он заказал Сергею Прокофьеву написать музыку к балету на евангельскую притчу о блудном сыне. Премьера балета «Блудный сын» состоялась 21 мая 1929 года на сцене театра Сары Бернар и оказалась последней постановкой Дягилева, вскоре скончавшегося.

Впоследствии, в конце 1930-х – начале 1940-х годов,  Ларионов пытался предложить поставить балет в Англии, но и эта попытка оказалась неудачной.

***

То, что балет оказался не поставленным, конечно, расстроило Гончарову, котоаря вложила в него столько сил.
Десять лет спустя она вернулась к этой теме, опубликовав свои рисунки. Причем в уникальной технике.

Когда у нее появилась возможность изготовить „профессиональные“ трафаретные формы из металлической фольги (цинка), художница воспроизвела композиции в технике "пошуар".
Большинство репродукций тут у меня - именно полиграфия.

Оригинальные первоначальные "коллажи" с фольгой -- это исходники из собрания ГТГ, которые были представлены на выставке в Третьяковке.
Если фольга блестит, то это вот оригиналы.


Тираж папки составлял ограниченное количество экземпляров. Они были выполнены с авторским автографом латиницей, причем почти все листы имеют разные размеры, а количество рисунков приводится как 14-16 штук.

В издание не вошли все рисунки, выполненные для балета, отбор, судя по всему, проходил по принципу стилистического единообразия с выбором наиболее "кубистических" вещей.

Папка была напечатана в Лозанне, видимо, в 1926 году, хотя на обложке стояло "1915". Тираж не понятен -- то ли 35, то ли 50, то ли 100 штук.

Вот этот рисунок атрибутируется, авторство неточно.


А вот еще полиграфия.



Откуда вот этот волхв, эрудиты знают


Иуда




Смотрите, какая разница в стилистике.

Мне больше всего нравятся ангелы.
Херувим

Серафим

И еще раз оригинал


(c)

Быков - к 70-летию Стивена Кинга
...Так вот, что касается кинговской высокой пародии — мы об этом еще будем говорить. У него есть, конечно, элемент пародии на готику. И «Salem’s Lot» потому, я думаю, так и нравится ему, что это не столько адаптация к готике, сколько доведение ее до абсурда, такое колоссальное преувеличение, гротеск в некотором смысле, конечно, а не просто растворение готики в современности — в отличие от «Revival», который как раз трогательно-серьезен, ну, потому что это книга старого Кинга, понимаете, Кинга, который уже вплотную прикасается к старости, к очень пограничному состоянию.

Время Кинга, конечно, далеко еще не прошло. И конечно, только сейчас начинают осознаваться многие его приемы. Элементы прямой пародии присутствую в «Мизери». Во всяком случае тот роман, который пишет главный герой, он отчасти пародиен, а отчасти, кстати говоря, очень убедителен. Там замечательная сцена, когда героиня облеплена пчелами. Знаете, это высокий класс.

читать дальшеПри этом в чем элементы кинговской пародии? Кинг пародирует не столько готику, сколько массовую культуру. Он вынужденно работает на поле массовой культуры, и поэтому самый ненавистный ему персонаж — это ее неразборчивый туповатый потребитель, который везде ищет победы добра, поэтому у Кинга добро почти никогда не побеждает. Он так ненавидит этого массового читателя, в отличие от своего постоянного читателя, что сцена, когда вот эту сумасшедшую медсестру писатель убивает именно пишущей машинкой — это великий символический акт. И кстати, то, что сознание массового человека распадается, оно метафорически выражено тем, что все больше букв исчезает из клавиатуры этой машинки, все более невнятным становится текст, как мышление этой безумной медсестры. Кинг пародирует масскульт, играя на его поле. И это одно из великих его достижений, конечно.

(...)

Стивен Кинг — один из величайших прозаиков нашего времени. Не сомневаюсь в этом абсолютно. Он создал жанр современного прозаического триллера. Он вернул миру готику. Но готическое мироощущение Кинга — древнее, как сама готика, — оно не так-то просто. Готический роман — это не роман о страшном, и даже не о ночном мире. Готический роман диктуется главным ощущением, которое так остро подчеркнуто в «Revival»: жизнь человека — это короткое световое пятно в океане тьмы, маленькое световое пятно; жизнь человека окружена со всех сторон смертью; и человечность со всех сторон окружена злом. Это такое несколько, сказал бы я… ну, это не просто древнее, это гностическое представление о мире, согласно которому есть божество, создавшее мир, это божество не доброе и не злое; и есть наш Бог, который противостоит этой страшной материи, материи неодухотворенной, Бог, который распоряжается человеком, владеет человеком и его заставляет делать нравственный выбор. Человек — единственное орудие Бога среди тотально враждебного мира.

Лики этого зла могут быть различные. Оно может проступить во взбесившейся машине, во взбесившемся псе, как в «Куджо», неожиданно оно поселяется в самых близких людях. Это зло существует помимо человека и вне его и наполняет, раздувает его, как в «Desperation», помните, вот в этом городе, когда оно вселялось то в жуткого полицейского, то… Ну, в мертвых оно вселяется. Когда из человека исчезает душа, в него вселяется без причины вот это зло, которое раздувает его, делает его огромным.

Я должен вам сказать, что «Desperation» — одна из немногих книг, которую я читал, совершенно не отрываясь. Так сложилось, что я 2003 году пересекал всю Америку на «Грейхаунде», и «Desperation» была моей вернейшей спутницей, эта книга. Я просто всю дорогу ее читал в этом автобусе, проезжая мимо таких городков, о которых она как раз и написана. Надо вам сказать, это было потрясающее впечатление. И вообще Кинг — мастер пластики. У него вот этот заброшенный кинотеатр написан так, что не оторвешься.

Конечно, у Кинга много всего. И он действительно заслужил этот анекдот: «У Кинга творческий кризис — вот уже две недели ничего нового». Да, он пишет многовато. Но причины тут две. Слушайте, а что еще делать? Вообще, когда писателя упрекают в многописании… Это было со Стивенсоном, это сейчас с Кингом. Грех себя ставить в этот ряд, но про себя я постоянно читаю: «Вот насколько лучше бы писал Быков, если бы он писал меньше». Клянусь вам — нет! Это все исходит от комплексов малопишущих людей, таких тугодумов, которые действительно, что называется, морщат попу, прежде чем родить крошечный текст. Многописание само по себе отнюдь не признак гениальности, но это признак сосредоточенности на одном деле. А что еще делать-то, как не писать? Понимаете, необязательно же писать все время на одном хорошем уровне. Но писатель настоящий, конечно, всегда невротик, и он компенсирует свой невроз писанием. А во-вторых, вокруг нас же, понимаете, все-таки то, с чем надо бороться.

И Кинг борется. С чем борется? Пожалуй, более всего — с персонажами, типа Грега Стилсона, вот с этим воплощенным массовым злом, с фашизмом, с повторятелями правильных истин. У него есть такая замечательная героиня в "Тумане", которая там все время повторяет библейские проклятия. Кинг, вообще говоря, к религии относится очень настороженно. У него очень мало искренне верующих героев, если не считать мальчика из «Desperation». В остальном для него верующие — это чаще всего озлобленные сектанты, которые настаивают на своей правде и всех стараются ей подчинить. Но это не единственная тема Кинга. Есть у него тема более серьезная и более тонкая, и она в очень немногих его вещах явлена, но явлена тем не менее.

Вот рассказ «Morality», который переведен у нас как «Моральные правила» или «Нравственные правила». Это рассказ о том, где героиня… Я не буду спойлерить. В общем, священник, за которым она ухаживает, ставит ей одно чрезвычайно странное условие, условие глубоко аморальное. Странно мы здесь с Кингом совпали, потому что у меня в «Квартале» есть такое же задание. И интересно, что мы это написали одновременно. Привет, конечно. Я лишний раз себя пытаюсь вписать в контекст великих.

Он ставит ей такое условие и за это обещает большие деньги. И вот она выполняет это условие — и с этого момента практика насилия начинает проникать в ее жизнь, реализуясь, кстати, прежде всего в сексе. Кинг когда-то сказал: «В сексе нет ничего особенно страшного». Но на самом деле есть, потому что, ну, как замечательно сказал когда-то Андрей Шемякин, это «субститут обладания», подмена обладания — начинаешь думать, что у тебя есть права на другого человека. Так же и здесь. Видите, в этом рассказе насилие начинает проникать в секс и сначала приносит им массу удовольствия оргиастического такого, оргастического, я бы даже сказал, а потом приводит к полному разрыву отношений, гибели и катастрофе. Вот эта соблазнительность зла, соблазнительность насилия, его физиологическая притягательность — это одна из главных кинговских тем.

Я не буду сводить его творчество только к moralite. Меня больше всего поражает то, как он умеет создавать атмосферу. Лучший триллер, лучший рассказ ужасов, когда-либо и кем-либо написанный, даже с учетом Эдгара По и Гоголя, — это, конечно, «Крауч-Энд». Почему? Потому что вот здесь постепенная подмена одного мира другим, вот этот пограничный район в Лондоне, где постепенно попадаешь в другое измерение… Как это сделано, слушайте! Когда сначала мы видим этого кота с изуродованной мордой, потом — странные надписи на магазинах. А потом появляется девочка с двумя косичками и с крысиными красными глазками и мальчик с культяпкой. Вот то, как они разговаривают, вот их диалог: «Эта американка потерялась». — «Заблудилась». — «Попала во владения Звездного Дудочника». И после этого лопаются рельсы и мир становится невероятно другим! Как это сделано, слушайте! Особенно этот болезненно красный закат, этот автобус, который привозит ее и тут же убегает как бы. Могущий рассказ! Он так здорово сделан! Мы, не сговариваясь с Чертановым, с Машкой Кузнецовой, любим этот рассказ больше всего, потому что он атмосфернее всего, что у Кинга есть.

И конечно, «Плот». Изумительный рассказ, где, помните, вот это зловещее черное пятно на воде, которое поглощает людей на этом плоту. Тут тоже есть своя глубокая мораль о рискованной молодости, которая заигрывается, о молодости, которая ходит со смертью в обнимку. Но это, конечно, прежде всего замечательное видение.

Была такая точка зрения, что Кинг больше всего пишет об опасности, увлечении и чрезмерности. Скажем, как героя «Сияния», писателя, полюбило именно увлечение историей родного края. Это интересная точка зрения. И в «Needful Things» это есть, в «Необходимых вещах». Действительно, Кинг очень любит писать о том, как невинное увлечение легко перерастает в манию. Но гораздо чаще пишет он о том, как человека спасает его приверженность к простейшим вещам: его уважение к матери, его нежное отношение к любви, попытка увидеть в любви именно не похоть, не обладание, а солидарность.

Это особенно сильно, конечно, в «Воспламеняющей». «Firestarter» — вообще это великолепный роман. «Firestarter» — это такая, я бы сказал, наверное, самая нежная история кинговская, потому что девочка эта у него — явно такая новая версия спасительницы мира, которая могла его погубить, но пожалела. Помните, когда она смотрит на солнце, она чувствует, что она может потягаться и с ним (ну, как Илья Муромец, который думает, что будь к небу и земле приделаны кольца, он притянул бы их друг к другу), но у нее нет желания уничтожать мир, она передумала. Вот это, кстати говоря, очень странно корреспондируется с чудовищной девочкой из финала «Бессильных мира сего» Стругацких.

Кинг — невероятно изобретательный человек. Такие его рассказы, как «Текст-процессор», «Баллада о гибкой пуле», такие романы, как, скажем, тот же «Мизери», глубже подводят нас к пониманию писательского мастерства, чем вся остальная современная проза. Но главное — он веселый.

И вот Кинга — неутомимого борца с авторитаризмом, неутомимого защитника фантазирующих книжных детей, неутомимого поэта, мечтателя, романтика, гениального создателя страшных и в то же время радостных историй — я поздравляю от всей души. Этот человек принес в мир больше радости, чем все его современники. Ура, Стивен! Будьте здоровы! И еще 70 лет вам.

echo.msk.ru/programs/odin/2059138-echo/

"Смотрите, какая история - люди на западе открыли для себя технику советского перевода.
Есть такая корейская писательница Ган Кан (по-моему, так все-таки правильно, хотя не уверена). И вот была она себе и была, пока юная энтузиастка в области корейского языка, Дебора Смит, поучив язык полгода, не взяла и не перевела ее роман "Вегетарианка" на английский. Тут все швамбраны натурально вскричали, потому что книжка оказалась прямо-таки шедевром на разрыв селезенки, критики окропили роман кипяточком, после чего он не сходя с места взял международного Букера.

Но тут немножко выяснилось, что король был адаптированный и Дебора Смит не только наделала фактических ошибок в переводе, но и пришила условному Чехову ножки от Набокова, то есть, взбодрила стилистику словом и адъективом.

Автор статьи - почитайте, кстати, она очень здравая, без истерического битья головой переводчика об стену - задается поэтому очень важным вопросом. (Даже двумя вопросами.) Первый - считать ли перевод говном, если все читали и нахваливали, и еще неизвестно, выиграл бы он Букера, если б перевели, как есть? И второй - допустимо ли существование такого перевода как некоего отдельного художественного факта? (Допустимо.)

Мы, понятно, к такому привычные - я вот сразу вспомнила мое любимое место из книги Норы Галь "Слово живое и мертвое":
"Нельзя не оценить уже одно название главы о знакомстве Вэла с Холли: «The colt and the filly», буквально – Жеребенок и молодая кобылка, в переводе – Стригунок находит подружку".

(При этом нельзя же сказать, что советский перевод "Форсайтов" плох как книга, или там "Над пропастью во ржи"- ужас-ужас, просто это капельку другие "Форсайты" и децл другая рожь и т.д.)

Меня тут занимает скорее другое. Понятно, что в советские времена, можно было за какого-нибудь капиталистического писателя хоть новую книгу написать, никто бы не заметил, а если бы и заметил, то расквасил бы себе возмущенный нос о железный занавес. Но теперь-то, когда все тайное становится расшаренным, как вообще можно полностью переделать текст романа и думать, что этого никто не заметит, вот что мне очень интересно".
www.latimes.com/books/jacketcopy/la-ca-jc-korea...

Anastasia Zavozova

Одним из украшений нашей кафедры был (и, надеюсь, есть, дай ему боги здоровья) профессор Степан Андреевич Штольц, чистокровнейший баварец, внезапно на Фестивале 1957 года влюбившийся в Москву - вернее, чего уж там, в москвичку - с таким треском и энергией, что в 1960-м он уже вел на ломаном русском теорию машин и механизмов в нашем прославленном вузе. Нерастворимый немецкий акцент, вкупе с царственной осанкой и огненным взором, и поныне придает его лекциям особенный аристократический шарм.
Защита диплома. Комиссия. Две студентки на группу. По традиции - дамы вперед. Первая, синий чулочек в свитере и хвостике, отбомбилась предсказуемо без сучка и задоринки и, после перерыва, на сцене появилась вторая. Льняная грива на полметра ниже юбки, каблучищи, визаж - ну в общем, вы поняли. Создание, постреливая глазками, порхает у досок с указкой и достаточно толково излагает сопроводительную.
В тишине звонко раздается щелчок языком и возглас:
- Нефертити!
Польщенная красавица удваивает шарм и неспешно, виляя талией, движется по теме.
- Ах, Нефертити!!!
Мне показалось, дипломантка даже смутилась и заколебалась на секунду, не совершить ли книксен. Но длина юбки... В общем, заминки считай не было.
- Никитина!!! - вскочил наконец герр Штольц. - Я фас нижайше умоляю! Пошалуйста, не фертите бедрами! Фы радикально отвлекаете нас всех (орлиный взор поверх академических лысин) от того, зачем мы сдесь фсе собрались.
Отер свою сверкающую маковку белоснежным платком и чинно уселся на место. jaerraeth.livejournal.com/614434.html

Новости казмайдана
Около десяти лет назад Умаров — тогда еще журналист центральных СМИ на позициях редактора отделов политики и экономики — начал пробу пера в соцсетях с попыток реабилитации нацизма. Потом осмелел, заодно и обрастая весом в правящих кругах. Казахам, которые вместе с русскоязычными гражданами страны празднуют День Победы, Умаров как-то брезгливо бросил: «Когда все будут напиваться водкой и праздновать непонятный день победы, вы помяните молитвой наших несчастных дедов, не вернувшихся с чужой войны. Кого победили, что победили?».
Судя по откровениям в соцсетях, свой народ Умаров (как и, например, национал-сепаратисты в российском Татарстане) поделил на две категории. Первая — это «расово правильные» казахи-пантюркисты, к которым относит сам себя. Вторая — «расово неправильные» «чернорусы» или же «манкурты» — казахи, которые воспринимают русскую культуру как органическую часть культуры казахского народа, а русский язык считают родным. Эту категорию Умаров-Кумыран воспринимает даже не как казахов, а как этнически чуждый субэтнос, который должен или жить «расово правильно», или уезжать из Казахстана, чтобы «прислуживать своим хозяем русским» (цитата чиновника-русофоба).
К «манкуртам» Аскар Умаров, в частности, причисляет все старшее поколение казахов. «Они продукт колониальной системы и стараются сохранить свой мирок, удобный без будущего казахов как этноса», — писал о современных ему аксакалах и бабише журналист в 2012 году. В ту пору он успел проработать первым замом гендиректора близкого к правящей партии медиахолдинга «Нур-Медиа» и замдиректора дирекции информационно-аналитических программ телерадиокомпании «Казахстан». Как сообшают казахстанские блогеры, в декабре 2011 года, где во время массовых протестных выступлений нефтяников пострадало около 100 человек, Умаров радовался гибели людей, подчеркивая, что в Жанаозене живет много «манкуртов», и чем меньше этих «манкуртов», тем лучше. С местными русскими Умаров вообще не церемонится, называя их в духе запрещенного в РФ сайта «Кавказ-Центр» «русней». «С русскими проблемами языка и культуры в Россию, пожалуйста, — разоткровенничался несколько лет назад в соцсетях ведущий журналист — Не забывайте, что вы тут навязанная диаспора».
Накануне «евромайдана» на Украине Умаров-Кумыран успешно подвизался на поприще Международной организации тюркской культуры «Тюрксой». Он продвигал в Казахстане программу «Тюркская миссия информационной интеграции», в 2013 году стал вице-президентом АО «Тюркская академия». Наиболее отчетливо свое видение тюркского пути развития Казахстана тюрксоевец Умаров изложил в своем интервью еженедельнику «Свобода слова».
Вот, как он высказался о военном преступнике Энвер-паше — организаторе геноцида армян: «Одного из основателей турецкого националистического движения объявили „врагом народа“ только за то, что он стремился системно интегрировать армян в турецкую нацию». Умаров хочет, чтобы казахстанское многонациональное общество развивалось так, как желал воображаемый им «интегратор» Энвер-паша.

(с) eadaily.com/ru/news/2017/09/21/realii-eaes-pant...

Методички на сей раз менять не стали

Спецвыпуск газеты "Еврозрада"
Глава МИД Венгрии заявил, что Киев может забыть о европейском будущем

Венгрия в Европейском Союзе заблокирует и наложит вето на любой шаг, который может привести к дальнейшему продвижению Украины в процессе европейской интеграции в рамках программы Восточного партнерства.

Об этом заявил во вторник министр иностранных дел Венгрии Петер Сийярто в связи с подписанием президентом Украины Петром Порошенко закона "Об образовании", ограничивающего изучение языка нацменьшинств.

Решение Порошенко Сийярто назвал "постыдным и позорным". В заявлении, опубликованном на сайте МИД Венгрии, глава ведомства отметил, что президент говорил о европейской Украине, декларировал стремление быть ближе к Европе, но решение о подписании закона является "далеким от Европы, ведь был сделан огромный шаг в обратном направлении".

Теперь Украина "с этого момента может практически забыть" о Европе, заключил глава МИД Венгрии. (С)

Соцпомощь россиянам будет уменьшаться по мере повышения МРОТ

МОСКВА, 26 сен — РИА Новости. Соцпомощь россиянам будет уменьшаться по мере повышения МРОТ, заявил министр труда и соцзащиты Максим Топилин в ходе обсуждения федерального бюджета в Госдуме.

Конечно же, соцпомощь будет уменьшаться, мы будем повышать МРОТ, и, если люди будут получать более высокую заработную плату… обращаясь в фонд социальной защиты, никто из них не будет претендовать на социальную помощь, что очень хорошо, потому что люди будут зарабатывать деньги самостоятельно, и мы ни в коем случае не должны говорить о том, чтобы мы сохраняли социальную помощь, когда мы повышаем заработные платы, здесь надо быть аккуратными, но два раза платить, мне кажется, не стоит», — заявил Топилин.

Президент РФ Владимир Путин поручил российскому правительству к 10 октября внести в Госдуму законопроект о повышении минимального размера оплаты труда (МРОТ) в два этапа, отмечается в документе, опубликованном ранее на сайте Кремля. Ранее правительство одобрило законопроект о повышении МРОТ до прожиточного минимума и поручило внести его в Госдуму. На сайте кабмина отмечалось, что принятие законопроекта позволит довести к 2019 году МРОТ до величины прожиточного минимума трудоспособного населения в целом по РФ и будет способствовать обеспечению повышения заработной платы около 4,5 миллиона работников, в том числе 1,6 миллиона работников бюджетной сферы.

О чем картинки?
Вот здесь: zina-korzina.livejournal.com/1188529.html эта картинка Мариуса ван Доккума приведена в качестве иллюстрации деградации поколения бездельников, привыкших получать деньги без труда, без обмена на работу - рантье и прочих блогеров)) Я согласна с Зиной, что халява развращает, но насчет картинки можно поспорить.



читать дальше
Если посмотреть внимательно, то мы видим берлогу очень счастливого холостяка, который с благостной мордой разогревает консервы. Которые, возможно, будет есть прямо из банки, потому что посуды немытой уже горка. Ну и фиг с ней. У компа ждет пиво. В центре - мотоцикл в стадии обихаживания. На веревке болтается "рабочая униформа". Есть уютное кресло, газеты, кошки, кактус на подоконнке и явное женское внимание. В шкафу - прежнее увлечение (клеил модели домиков), книги стоят в порядке. Ну да, мусор не вынесен, но успеется.

Ван Доккум вообще интересные картинки рисует. Вот, например, "Семья":



С первого взгляда - ужас. Если приглядеться - всем присутствующим чертовски хорошо. Ни одного напряженного лица, ни одного косого взгляда.

И так у него на всех картинках и иллюстрациях. Кинешь взгляд и подумаешь, что "оссподи, ну и убожество", а приглядишься - и понимаешь, что ван Доккум рисует счастливых людей.







Вообще, счастье - это когда чужое понимание того, как надо жить, остаётся с этими... понимающими, а ты живешь так, как уютно тебе:



Эта последняя картинка - вообще наша блогосфера, как она есть. Оторвавшиеся от земных реалий обличители, сплетники и поучители, живущие в атмосфере постоянного шторма, от которого сами и укрываются кривым зонтиком, осуждают тех кто даже и видеть-то их не видит.



Голосование многовариантое.