Не играй явное, играй скрытое.
Майлз Дэвис

ОДИН

Предместья Сиднея, Австралия, шесть месяцев тому назад.
На пороге дома Мерлина спал человек.
Мерлин стиснул покрепче пакет с имбирно-ореховым печеньем и прочими плюшками, а потом присел на корточки, чтобы рассмотреть спящего получше. Колени протестующе хрустнули, им хватило пробежки до магазина в холодный поздний час. Парень действительно хотел домой, в тепло, к любимому роялю. А этот мужчина лежал на пути.
Кажется, он был одних лет с Мерлином, и его волосы вспыхивали золотом в моргающем свете лампы. На незнакомце был полуразвязанный галстук - ужасная штука, которой в жизни Мерлина не было места. Ещё на нём была накрахмаленная белая рубашка, поверх которой - мягкий и тёплый шерстяной джемпер. Верхние пуговицы рубашки расстегнулись, открывая участок кожи.
Человек полулежал на бетонных ступеньках. Он скрючился так, что подбородок упирался в грудь, и спящий слегка кивал в такт дыханию. Несмотря на слабый запах спиртного, которое, видимо, и привело незнакомца в плачевное состояние, Мерлин подумал, что этот мужчина - третья из самых прекрасных вещей на свете (первой был его рояль, а второй - Лист, за которого Мерлин с удовольствием бы вышел замуж, не будь тот давно умершим дамским угодником). И парень не собирался оставить красавца здесь.
Мерлин осторожно потыкал мужчину одним пальцем в перчатке. Собственно говоря, просто пальцем, поскольку чёрная шерсть его заношенных перчаток протёрлась практически до дыр. Щека человека оказалась прохладной на ощупь, несмотря на тёплую куртку, которую он носил. Мерлин потыкал ещё. Никакой реакции.
Рассерженный парень повесил сумку на ручку двери и попытался сдвинуть незнакомца, подхватив его под руки, так что ноги волочились по ступеням. Ботинки спящего ритмично постукивали, когда Мерлин тащил свой груз, надеясь, что на том останется не слишком много синяков, на площадку первого этажа, к лифту. К счастью, лифт сегодня работал, а не то бы Идеального Красавца ждало куда более грустное пробуждение.
- Знаешь, ты такой тяжёлый, - сказал Мерлин бесчувственному телу. Он стукнул по кнопке вызова кулаком и побежал за сумкой. Звонок сообщил о прибытии лифта, дверь в крохотное пространство с металлическим скрежетом приоткрылась, и Мерлин попытался затащить мужчину внутрь, поставив конфеты и печенье тому на грудь. Разместить ноги (длинные!) на узком пространстве, прежде чем их прикусит металлической дверью, оказалось почти непосильной задачей. Но Мерлин справился с ловкостью человека, привыкшего спасать чашки от падающей крышки рояля.
Мерлин нажал кнопку верхнего этажа, прислонился к стенке лифта со вздохом, и путешествие в небо началось. Зелёные электронные часы над дверью сказали парню, что уже почти полночь. Когда мигающие цифры наконец остановились на двенадцати, двери открылись, Мерлин подхватил гостя под мышки и выволок в узкий коридор.
На том конце, где жил Мерлин, было мало квартир, на площадку выходили всего две двери. Одна под номером 36, другая под номером 3. Цифра 7 давно отвалилась, и непутёвому жильцу постоянно было лень вернуть её на место. Вместо этого он на скорую руку подрисовал рядом с латунной тройкой немного кривую семёрку. Из-за двери раздалось несколько звонких трелей.
Мерлин улыбнулся сам себе, пока копался в кармане пальто, разыскивая ключи. Он сунул нужный в замочную скважину и некоторое время проворачивал ключ туда и сюда, пока наконец замок не щёлкнул. Дверь открылась. Мерлин втащил человека внутрь одной рукой, мешок со сладким всё ещё балансировал на груди спящего. Пинком захлопнув дверь позади себя, гостеприимный хозяин выволок неподъёмное тело на середину комнаты, где на полу валялся матрас, погребённый под целым ворохом спутанных простыней, одеял и мягких игрушек.
- Я сегодня добрый, - сказал Мерлин, немного задыхаясь после тяжёлой работы. - А ты просто красавец писаный.
Подобрав мешок с конфетами, парень поставил его на столик возле двери в ванную, чтобы не мешал. Он снял с гостя пальто и ботинки, потом укутал его парой одеял. Писаный Красавец не проснулся. Мерлин задумался, насколько тот пьян, не стоит ли позвонить 911 или сделать незнакомцу промывание желудка. Всё внутри похолодело: 911 надо было бы звонить сразу, ещё десять минут назад. Однако Эстетическое Наслаждение засопело во сне, и все мысли Мерлина разлетелись.
Несколько минут спустя парень сообразил, что просто пялится на спящего.
Позади него Моцарт издал сердитую трель. Мерлин обернулся, зевая и потягиваясь.
- Знаю, знаю, - сказал он попугайчику. - Ужасно глупо. Но разве я мог оставить его валяться на улице?
Птица чирикнула. Рядом с Моцартом проснулся от шума Вольфганг, по-птичьи зевнул с тоненьким писком и мстительно клюнул Моцарта. Оба загалдели.
- Что ты творишь, - отчитал хулигана Мерлин. - Теперь он никогда не заткнётся!
Моцарт сердито встопорщил перья, и парень вздохнул. У птиц был такой же безобразный режим сна и бодрствования, как у хозяина, с его полночными бдениями, поздними подъёмами и бессистемной игрой на рояле. Набрав из-под крана в ванной стакан воды, Мерлин методично отмерил себе ежедневную порцию витаминов. Бутылочки с непроизносимыми надписями строго смотрели на него с полки шкафчика. Следовало принять лекарства ещё утром. Но Мерлин постоянно всё забывал. Он поморщился от вкуса, поставил пустой стакан на раковину и закрыл за собой скрипучую дверь ванной. Потом надорвал пакет с мармеладными мишками и прихватил его к роялю. Мерлин смахнул с крутящегося табурета груду фантиков и уселся с блаженным вздохом, любуясь на клавиатуру и открытый пакет сладостей. Глянув на Идеального Красавца, пускающего слюни в Мерлинову подушку, парень стянул перчатки и опустил пальцы на клавиатуру.
Моцарт выдал что-то неприличное по-англопопугайски.
Мерлин заиграл.
*
Артур проснулся от кошмара, в котором его похитили и заставляли слушать Бетховена, покромсав того на кусочки и перемешав ключевые моменты. Потом отец гонялся за Артуром по сцене с фруктовым ножом, так как это оказался катастрофический вчерашний концерт.
...
Артур рывком сел, резко открыв глаза. Взгляд, брошенный вокруг, заставил его задуматься, проснулся ли он на самом деле или переехал в следующий кошмар. Весьма неприбранный кошмар.
Пендрагон не представлял, где находится.
Первым делом он не увидел пола. Были нагромождения вещей, занимавшие каждый сантиметр поверхности, с узкими тропинками, пролегавшими ко входной двери и тому, что, как предполагал Артур, было ванной. Огромные, пушистые, разноцветные зверюшки были выстроены вдоль одной из стен. Мужчина потёр глаза, пытаясь их сфокусировать. Где он находится? Артур только припомнил, как он надрался прошлой ночью, настолько, что смыл всякую память о девушке, к которой, очевидно, забрёл домой. Бегло оглядев себя, Пендрагон понял, что одежда всё ещё была на нём, а обувь аккуратно стояла в изножье ... гнезда, в котором он лежал, а куртка сложена в головах. Он повернулся на другой бок и лицом к лицу столкнулся с белым единорогом.
Артур едва не отскочил.
Голова трещала.
- Какого хрена...
Пендрагон отбросил простыню (та была пёстрой, с медвежатами в разноцветных квадратах). Он вскочил с упругого матраса, на ходу натягивая куртку. Может, удастся скрыться раньше, чем появится девушка, это избавит обоих от неловкой ситуации. Или ещё чего-нибудь. Попытавшись сунуть ноги в ботинки, Артур споткнулся обо что-то на полу, не удержался и тяжело приземлился на собственный зад.
И выругался.
Громко.
Кто-то поддержал Артура, тот поднял голову и увидел птичью клетку, подвешенную перед окном. Две ярко окрашенных птицы, одна голубая, другая жёлтая, сидели внутри. Голубая топорщила перья на груди и маниакально раскачивалась на качелях. Артур вытаращился. Вот как. Эта девушка не только живёт в берлоге, она ещё держит бешеных птиц. В количествах.
- ...заткнись, Моцци, - раздался сонный голос, и Пендрагон развернулся.
Сначала он не понял, кто говорит. Взгляд скользнул по куче белья, перевалившейся через край корзины, пакету с едой на углу стола, маленькой крепости из книг у стены. И вдруг словно завеса упала с глаз, что-то лохматое и темноволосое поднялось над краем... ни хрена себе, над краем рояля! И это определённо была не девушка. Голубые глаза обалдело моргали над скулами, достаточно острыми, чтобы резать стекло, и первое, что вырвалось у Артура, было:
- Твои уши!
Великолепные Уши протёр глаза и зевнул так широко, что Артур смог прекрасно рассмотреть его глотку.
- И тебе доброго утра, - сказал новый знакомый, покачиваясь на стуле. Длинные красные линии на его лице доказывали, что он спал на клавиатуре. И Артур начал потихоньку выделять из хаоса линии рояля, заваленного всякой дрянью, мягкими игрушками и фантиками. Полупустой пакет леденцов до сих пор валялся на крышке.
На заднем фоне болтали попугайчики. Артур медленно двинулся к дверям.
Великолепные Уши одарил Артура улыбкой, которая застала того врасплох. Она была широкой, искренней, несколько идиотской и подтверждала первое впечатление Артура о сумасшедшем отшельнике. Молодом сумасшедшем отшельнике. Молодом сумасшедшем отшельнике, который, видимо, играл на рояле, и в чьей постели Артур спал.
Отлично.
- Дать что-нибудь от головы? - спросил Великолепные Уши, когда гость неуклюже пробирался по комнате. - У меня есть аспирин, он вам поможет, я думаю. Вы здорово перебрали вчера вечером. Ну, со всеми иногда случается... Вы часом не наркоман?
К тому времени, как он закончил говорить, Артур уже сбежал.
*
- ...и тогда он просто сбежал, - закончил Мерлин, пряча лицо в ладонях. Уилл ободряюще хлопнул его по плечу.
- Ну, - сказал лучший друг Мерлина. - Ты выглядишь таким приставучим спросонья. Может он мальца напугался.
- Спасибо, - сухо поблагодарил Эмрис.
- Ты же не собираешься тосковать, а? - спросил Уилл, прищурив глаза. Видя, какой Мерлин несчастный, он снова их открыл.
- Нет, - покачал головой Мерлин, - я не тоскую.
- А мне кажется, это не так, - сказал Уилл и ткнул в недоделанного плюшевого Артура, которого держал в руках Мерлина. Приятель проигнорировал его и вернулся к шитью.
*
Дарлинг Пойнт, Австралия, настоящее время.
Вечернее солнце лилось в студию сквозь окна на потолке, горячее и золотое. Сама студия была светлой и просторной, с белыми стенами, с лаковым паркетным полом. В одном углу стоял отполированный чёрный рояль, рядом пюпитр. Полки по стенам были забиты музыкальными компакт-дисками и пластинками. Со спинки кресла свисала куртка, на углу стола стоял стеклянный кувшин с апельсиновым соком. Пахло канифолью и деревом.
Изображение белокурой женщины, играющей на пианино, молодой и улыбающейся, стояло на стеклянной полке. Это была единственная фотография в комнате.
Артур перевернул страницу на пюпитре, в отчаянии закусив нижнюю губу. Он взял смычок и скрипку в одну руку, а другой принялся отстукивать сложный ритм на краю подставки. Пендрагон смотрел на вызывающую фразу в начале страницы, шестнадцатые и обертона которой дразнили его мельтешением хвостиков и грубыми голосами. Это звучало ужасно, Артуру хотелось что-нибудь разбить.
Оставалось меньше месяца до концерта, а он всё ещё бился с этим. В ушах звучали слова критики, раздразнившие музыканта: «без души», «сухо» и «техническое совершенство не компенсирует расправы над Брамсом». Это заставляло всё внутри Артура сжиматься от негодования и боли, однако не настолько сильно, как выражение отцовского лица.
Раздался звонок.
Положив скрипку в открытый футляр и ослабив смычок, Артур направился к двери.
- Всё готовишься, я смотрю, - сказала Моргана в знак приветствия, проносясь мимо хозяина в его студию. Потом сняла солнечные очки в белой оправе, сунула их в карман и огляделась. Её взгляд задержался на торчащем посреди комнаты пюпитре и нотах, раскиданных вокруг по полу (Артур швырнул партитуру в гневе).
- Ты опоздала, - веско произнёс Артур, когда девушка бросила сумочку на крышку рояля и потянулась за апельсиновым соком. Льдинки весело звякнули в стакане, поймали солнце, и зайчики метнулись по полу.
- Ещё скажи «приходите завтра», - парировала Моргана.- Похоже, ты всё мучаешь проклятый фа-мажор, - она снова наполнила стакан соком и поставила его на рояль, что всегда бесило Артура.
- Разольёшь, - буркнул Пендрагон мрачно. - И круги на крышке останутся. С этим отрывком всё замечательно. Ничего плохого с ним. Я просто его... оттачиваю.
Моргана хмыкнула, подняла крышку клавиатуры и быстро пробежалась вверх-вниз. Ноты отскакивали от стен, сверкающие, как лёд в кувшине. Артур сцепил и расцепил пальцы, вновь достал скрипку и подошёл к роялю.
- Ты знаешь, что Утер уже хотел бы прослушать это, - сказала Моргана, доиграв до соответствующего листа. Скрипач пожал плечами, не желая показывать, что вздрагивает при одной мысли.
- Ну, он никогда не верит в то, что я делаю. Не одобряет мой способ.
- Нет, - усмехнулась девушка. - У тебя нет своего способа жизни. Тебе надо расслабиться, или ты никогда не одолеешь эту часть, независимо от того, сколько раз вызовешь меня на репетицию.
Артур возмущённо вытаращился на неё.
- Я делаю, что дол...
- Ты каждый раз играешь, словно воюешь. Ты ни разу не смог улыбнуться во время игры, не то сам бы остановился в шоке. Это не сражение, знаешь ли. Ты ни разу не пытался порвать струны.
Моргана сыграла несколько нисходящих басовых секвенций, напоминающих «Призрак Оперы», чтобы подчеркнуть свои слова. Пендрагон поморщился и вытер ладони белым платком, лежавшим на рояле. Он сегодня репетировал с семи утра, и на пальцах левой руки уже залегли глубокие борозды. Расправив плечи, Артур устроил скрипку под подбородком и быстро подстроил её ловкими, едва заметными движениями. Моргана перелистнула партитуру назад, разыскивая нужное место, и загладила сгиб унизанной украшениями рукой. Артур недоумевал, как можно играть на рояле и в то же время носить столько колец.
Он поднял дону бровь, одновременно спрашивая и предлагая начать.
*
Двумя часами позже.
- Я ни разу больше этого не сделаю.
- Мы должны быть уверены, что...
- Артур, - отрезала Моргана, заталкивая ноты в сумку. - Я твой аккомпаниатор. А не раб. И отказываюсь потакать твоей анальной фиксации. И не задирай свою бровь на меня!
Артур опустил бровь. Он посмотрел на раскрытую партитуру, стоявшую на пюпитре, и вновь повернулся к девушке.
- Ре. Давай начнём отрывок от ре на странице двадцать семь.
- МЫ ПОВТОРИЛИЕГО ШЕСТЬ РАЗ! - рявкнула Моргана, резко вставая. При взгляде на лицо Артура её собственное выражение смягчилось.
- Смотри, ты хорош, - сказала она. - Стань лучшим.
- В общем-то, в этом весь смысл, - Пендрагон улыбнулся саркастически. Однако опустил скрипку и принялся тщательно вытирать гриф белой тканью, чтобы пот не повредил струны. Полуоткрытая канифоль лежала рядом со скрипкой, лучась янтарём в закатном свете. Артур вернул её в отведённое гнездо, потом сложил ткань ровным квадратом, уголок к уголку.
- Давай начистоту, - добавила Моргана, допивая остатки сока. Лёд к этому времени весь растаял. - Тебе стоит прекратить репетицию, пока ты не свалился, - Артур почувствовал на себе её критический взгляд. - Ты обедал?
Скрипач раздражённо отмахнулся.
- Конечно.
Добрая Моргана всегда несколько расстраивала его. Когда она становилась мила с братом, это означало либо что Артур так прекрасен (маловероятно), либо так ужасен, что у неё не хватает сил об этом сказать. И он подумал, что, с учётом обстоятельств, скорее верно последнее.
Словно прочитав мысли, Моргана хлопнула Артура по груди тыльной стороной кисти.
- Если ты так думаешь, прекрати немедленно.
Артур провёл рукой по лицу, чувствуя, как ноет поясница от долгого стояния.
- Меня просто раздражает... сама знаешь... - вздохнул он, - всё это.
- «Всё это» касается Баха, или следующего блистательного концерта, который должен ублажить критиков и твоего отца? Потому что, уверяю тебя, последнее не произойдёт, как бы хорош ты ни был.
Артур фыркнул и ответил ей вымученной улыбкой.
- Точно.
- Давай, давай, - сказала Моргана, перебросив прядь волос через плечо. Потом глянула на часы. - А теперь ты меня задерживаешь. Если я просрочу стоянку, ты платишь.
Пендрагон закатил глаза и проводил девушку до двери студии. Город снаружи теперь представлял скопление огней, красная полоса едва подчёркивала горизонт. Она походила на край моргающего глаза, словно веко поднялось, прежде чем накрыть дома. Артур зажёг светильники в галерее, мягкий свет залил потолок.

- Чмоки, - бросила Моргана, нацепляя солнечные очки и выскальзывая за дверь.
*
Мерлин сморщился от отвращения, запах сотен бутилированных кошмаров ударил в лицо, стоило лишь открыть стеклянную дверь. Он ненавидел аптеки, наверно, потому что полжизни в них провёл.
Колокольчик звякнул над головой, когда парень вошёл в зал. Кондиционированный воздух заставил Мерлина дрожать, пока он пробирался между металлических стеллажей к прилавку. При виде посетителя девушка за прилавком слегка оживилась и немного прямее села на стуле. Прежде, чем пришедший открыл рот, она с улыбкой выложила на столешницу готовый пакет.
- Привет, Гвен, - сказал Мерлин, пытаясь вытащить рецепт, застрявший между двух десятидолларовых бумажек. Он бывал здесь постоянно с тех пор, как переехал в Сидней для занятий музыкой. Таблетки загремели в маленьких баночках.
Гвен пробежала глазами листок.
- Атровент? - спросила она, положив деньги в кассу, и пропала за шкафчиком.
- Да, - кивнул посетитель, - весь разошёлся.
Девушка снова появилась и протянула Мерлину бело-зелёную коробочку, со взглядом, полным симпатии, который всегда заставал того врасплох. Это была одна из причин, по которой парень предпочитал не рассказывать людям, считая, что не выдержит жалости и участия. Он вытащил ингалятор из упаковки, попытался поддеть пластиковую крышечку ногтем. Там было написано: «оторвать здесь». Мерлин так и сделал.
- Ну, как жизнь, голодный художник? - улыбнулась Гвен, крутя в пальцах ручку.
Мерлин издал короткий смешок, пристраивая ингалятор в сумке, в привычном кармане на молнии. Вдруг его осенило, Мерлин порылся в карманах и извлёк почти опустевший пакет мармеладных мишек.
- Я жестоко голодаю, - улыбнулся юноша, высыпая пригоршню ярко расцвеченных конфет в ладонь девушки. Она взглянула на приятеля с сомнением, но приняла мишек. То, что Мерлин поделился запасами своих конфет с Гвен, было знаком глубочайшего доверия и дружбы. Угощение конфетами являлось священнодействием, предназначавшимся только для ближайших друзей (по мнению самого Мерлина).
- Жизнь на сахаре не в счёт, - заметила Гвен, пытаясь выглядеть строго. Однако не смогла сдержать улыбку.
- Сахар - очень важная часть человеческого питания, - заявил Мерлин глубокомысленно. - И...
- ...и тебе не нужно ничего больше, - продолжила девушка, тряхнув гривой курчавых волос. - Вспомни, кто изучает медицину, а кто учится производить шум, Мерлин.
Тот откусил голову красного медведя и возвратил уже пустой пакет в карман.
- Это значит, что ты купишь мне обед? - поинтересовался он с надеждой.
- Нет, - сказала Гвен.
Повисла пауза.
- Ну и ладно!
*
Когда Мерлин появился около корпуса изящных искусств, было только десять утра. Несколько студентов слонялись по зелёным газонам, в наушниках, уткнув носы в ноты. Юноша несколько минут моргал, выйдя из тени корпуса С, и немного дольше соображал, где ему следовало быть в это обычное время обычного дня. Мерлин направился в сторону репетиционных залов, располагавшихся на втором этаже. Если предположение, что сегодня понедельник, верно, Уилл репетирует в кабинете В26. А если Уилл репетирует в В26, у Мерлина ещё целый час до встречи с Гаюсом. Что, к сожалению, означает, что кое-кто проведёт лишний час в ожидании обеда.
Когда незадачливый студент неторопливо поднимался по ступеням, его чуть не снёс кто-то, лихо мчавшийся вниз со скрипкой на вытянутой руке. Нотные листы разлетелись во все стороны, а смычок стукнул Мерлина по носу.
- Ой!
- Прости, прости, я сейчас...
- Ланс? - удивился Мерлин, потирая переносицу, парня, сгребавшего ноты в кучу. Они были помечены от руки. Мерлин наклонился подобрать несколько отлетевших страниц и заметил пятна от стёртого карандаша между линеек.
- Что горит? - спросил Мерлин, водружая листы на кучу нот.
Ланс порывисто отвёл пятернёй волосы назад и поглядел затравленно, что было необычно для человека, который всегда выглядел спокойным, как буддийский монах, независимо то того, что вокруг происходило. Честно говоря, три месяца назад Ланс практически спас Мерлину жизнь. Он достал ингалятор и бутылку воды из сумки Мерлина, когда тот валялся без сознания на полу. Грудь перехватило после погони за идиотами, сорвавшими с него айпод. В тот момент Мерлин едва мог вдохнуть, не говоря уж о молнии на сумке. К тому же, Ланс вернул айпод, чем ещё больше укрепил их дружбу. А ещё он был смуглый, высокий, ладный, натянутый, как скрипичный смычок. Мерлин вздохнул.
- Прослушивание у Монмута, - пояснил скрипач.
- Господи, - сказал Мерлин. - Удачи, приятель. Боюсь, она тебе понадобится. Ни пуха.
- К чёрту! - Ланселот одарил его нервной улыбкой, повернулся и бросился вниз по лестнице. Он был почти на нижней площадке, когда Мерлин кое-что вдруг вспомнил.
- А разве твоё прослушивание не в пятницу? - окликнул он приятеля.
Ланс не сбавил скорости, его слова долетели из-за угла:
- Сегодня и есть пятница, Мерлин!
Мерлин оторопело смотрел на пустое место, где только что был Ланс, а потом поднял взгляд к настенным часам.
- Чёрт!
Нечего и говорить, Уилл не в двадцать шестом. И кто-то жутко опаздывает на...
- Простите! - крикнул Мерлин, врываясь в один из кабинетов. Он не задыхался, потому что давно усвоил урок насчёт бега: не делать этого ни в коем случае. Он только чувствовал лёгкое головокружение, хотя знакомая пульсация в висках обещала головную боль. У парня руки чесались взять новый ингалятор из сумки, однако это лишь усилило бы головную боль, и он оставил всё как есть. Человек, сидевший за роялем, издал неопределённый звук, брови у него задрались.
Мерлин бросил сумку под дверь.
- Что случилось на этот раз? - спросил маэстро, вставая.
- Я забыл, что сегодня пятница, - студент попытался извиниться с выражением, которое позволяло получить лишнее суши от Гвен. Гаюс поправил пюпитр, и Мерлин сглотнул.
- Если бы у тебя не было твоего таланта, мой мальчик, я бы не стал учить тебя так долго. Забыть, что сегодня пятница! - возмутился Гаюс, всё ещё угрожающе шевеля бровями. - Ну что с тобой поделать, садись.
Мерлин сел.
- Я бы хотел услышать это ещё раз, - профессор загладил страницы уртекста, чтобы они не закрывались. Ноты были так же свободны от карандашных пометок, девственно чисты, как в первый день, что Мерлин купил их. - Начни с адажио.
- А как же...
- Я сказал адажио, Мерлин.
Парень сделал глубокий вдох, почувствовал, как он волной докатывается до кончиков пальцев, и проглотил последнего мармеладного мишку, которого припрятал за щекой. Мерлин начал игру, взяв вторым пальцем си бемоль. Он обожал Моцарта, настолько, что назвал в честь композитора своих волнистых попугайчиков. Ему нравилось, что за нотами нет никакого подтекста, место каждой было ясным и точным, как у жемчужин в ожерелье. Они всегда напоминали Мерлину про чай, и блюдца, и полированные деревянные полы в квартире, которой он когда-нибудь обзаведётся. Каденции были нежными, морденты вежливыми, и юноша думал, что всё это совершенно очаровательно. Ощущение передали бы слова вроде «гостиная», сочетания вроде «солнечный свет», и, возможно, цветочные луга. Он был совсем не виноват, что увлёкся.
Голос Гаюса вырвал пианиста из игры. Руки опали. Всё погасло.
- Мерлин!
Мерлин открыл глаза.
- Что? - спросил он, фокусируя зрение.
Гаюс посмотрел на ученика неодобрительно, одна бровь задралась высоко, другая опустилась пугающе низко. Он постучал по краю нот Мерлина, и тот поглядел виновато.
- Ты не перевернул ни страницы. Ни единой.
- Я был так поглощён игрой, наверно, - предположил Мерлин.
- У тебя глаза были закрыты, - заметил маэстро. - А темп у тебя был просто ужасный. Ты вообще сюда хоть раз вчера заглядывал?
- Я репетировал! - запротестовал Мерлин.
- По нотам?
Парень опустил взгляд на руки.
- Мне не нужны ноты, - заявил он, надувшись. - Я не могу себя заставить смотреть в ноты. Глазам щекотно.
- Прежде, чем царствовать в своей запредельной импровизации, будешь учиться играть по нотам. Я достаточно ясно выразился?
- Это интерпретация, Гаюс! - взмолился Мерлин, роняя лоб на рояль с глухим стуком. - Я уже могу это сыграть, давайте пойдём дальше!
- Твоя мать прислала тебя ко мне учиться играть на фортепиано. А не играть в игрушки. Прекрати лениться.
- Я не ле...
- Моцарт в гробу перевернулся, - проскрипел Гаюс. - Учись владеть собой, мой мальчик.
Мерлин застонал. Его дыхание оставило туманное пятно на крышке рояля. Он нарисовал на конденсате несколько рассерженную рожицу, прежде чем вернуться к игре. Хвостики шестнадцатых походили на угрожающие руки, пока всё не расплылось.
- Моцарт тоже много что изменял, - пробормотал под нос Мерлин, возвращая пальцы на гладкие клавиши. Позади него профессор опустился на стул.
- Да, но, в отличие от Моцарта, ты ещё не умер, и у нас есть время над этим поработать.
Решительно уставившись в текст перед носом, Мерлин начал с того места, где остановился.
*
На середине второй фразы партиты Баха телефон Артура зазвонил. Он молча вибрировал на краю полированного столика. Судя по оранжевому цвету экрана, мобильник вибрировал уже некоторое время, просто музыкант не замечал. Раздражённый, он упрямо закончил фразу, прежде чем положил скрипку на крышку рояля с сердитым сопением.
Артур ненавидел отрываться. Он ненавидел все телефоны скопом, однако те (хотя бы его собственный) были необходимым злом.
Необходимое Зло завибрировало снова, злее, и Артур поднёс его к уху, открыв по дороге.
- Да?
- Это господин Пендрагон? - раздался незнакомый голос. Чудесно. На заднем плане Артур слышал стуки и болтовню. Он нахмурился.
- Кто это?
- Господин Пендрагон, вы указаны как контактное лицо в страховом полисе Морганы Ле Фей. Вам надо подъехать в больницу.
Артур порадовался, что уже не держит скрипку. Потому что в этот момент чуть не выронил телефон.
- Алло!
*
Мерлин всю жизнь мечтал стать воспитателем в детском саду.
Точнее, учителем музыки: на старом заезженном пианино (коричневом), у которого басы немного не строят (дека треснула при перевозке), с потёртыми наклейками на поцарапанных клавишах («До» первой октавы!). Это было бы пианино, которое видало более одинокие времена, возможно, пылясь в гостиной вместо полки, или в детской какой-нибудь скучающей девочки с кукольными локонами, которая должна была соответствовать представлениям родителей. Но это было бы славное пианино, дружелюбное, открытое. Оно бы не сердилось, если Мерлин изменит Брамса кое-где, и не хмурилось бы, как Стейнвей, если музыкант слишком замедлит темп или пробежится вверх-вниз секвенциями через каждые полтона. Это было бы доброе пианино, которое не против отпечатков пальцев или пятен кофе, и петля подставки у него была бы сломана, так, что не поставишь ноты, что тоже, с точки зрения Мерлина, было бы замечательно. Он бы не учил четырёхлетних, как им следует петь, - тили-тили, трали-вали, - а пианино не расстраивалось бы, когда они не попадают в ноты, - парам-пам-пам, парам-пам-пам.
Уилл упрекал своего друга, что тот сам не знает, чего хочет. Это случалось часто, когда они выпивали и Мерлин начинал фантазировать, описывая в деталях дом, где будет жить, когда станет воспитателем. Деревянный, с высокими потолками, с большими окнами, с яблоней на заднем дворе. Учителя жаловались на то же самое. Один за другим они оплакивали полное отсутствие честолюбия.
- Ты пренебрегаешь дисциплиной, - говаривал Гаюс, вздыхая. - Твой талант будет сведён к нулю, если ты продолжишь в том же духе.
А дети не пожалуются на один или два лишних мордента.
Мерлин откусил от груши, наблюдая Уилла, подходящего с едой. Он прикончил собственную порцию суши десять минут назад, едва Гвен бросила её на стол и убежала разыскивать Ланса.
- Монмут, сволочь, любит поиздеваться, - сказал Уилл. - Наверняка он вытащил из задницы какое-нибудь правило и вкатил Лансу 2.0.
Три суши съедено. Уже семь. Уилл слишком глубоко макнул кусочек лосося в соевый соус, а Мерлин подумал, не пора ли провернуть трюк из серии «смотри, что там?». Он вдумчиво ел грушу, ногой выстукивая ритм на линолеуме кафетерия. Причёской Уилл сегодня напоминал дикобраза, его волосы при помощи геля превратились в хаотичные иглы, которые покачивались, когда парень ел. В них не было особого порядка - они просто торчали во все стороны. Мерлину не хватало духу сказать приятелю, что это делает его похожим не на чокнутого музыкального гения, а просто на чокнутого.
- Если кто и лишает нас стипендии, только этот чувак.
- Ланс великолепно играет Баха, - заявил Мерлин уверенно. - А Монмут фанат барокко. Я думаю, репертуар будет подобран правильно.
- Ба... боже, только не... - суши замерло в сантиметре ото рта. - ...говори мне про эту суку. Кто совмещает двойное вибрато с двойным ударом, а? Я чувствовал себя, как будто он засунул свой сраный хер в мою ёбаную жо...
- Уилл! - Мерлин прервал поток ненормативной лексики.
- Я говорю правду. Не хочу играть что-либо, написанное старым ханжой.
Мерлин закрыл лицо руками, расстроенный тем, как выражается Уилл, и как быстро он уничтожает суши.
- Я не могу поверить, что ты назвал Баха, прародителя всей современной музыки, ханжой.
Кафетерий занимал огромное квадратное помещение на третьем этаже. Одну стену заменяли окна от пола до потолка, в которые было видно чёрный ход и задний двор. Мерлину пришла в голову идея. Привстав на стуле, он прервал сетования друга и воскликнул:
- Охренеть! Этот контрабас идёт сам по себе?
Уилл вскочил со стула.
- Что за?
- Смотри-ка, он ходит! - добавил Мерлин, прежде чем плюхнуться на стул, стянуть и сунуть недоеденное суши Уилла в рот так быстро, как мог. Честно говоря, это Фрейя тащила свой инструмент, но она была так мала, а контрабас так велик, что со стороны казалось, будто он путешествует сам собой, как и заметил Мерлин. Однако куда интереснее оказалось то, что воришка облизывал пальцы от соевого соуса, когда Уилл обернулся.
- Ах ты срань! - заорал Уилл так, что половина кафетерия на него обернулась. - Ты спёр мою еду! Снова!
Мерлин ответил ему ангельской улыбкой.
- Ты всегда говорил, что мне надо больше есть.
- Но не из моей тарелки, - проворчал Уилл. Он поглядел пустую пластиковую посуду с отвращением, но вернулся на стул, смирившись. Мерлин чувствовал себя немного виноватым. Друг выудил из сумки побитый мобильник и откинул крышку, а Мерлин тем временем вернулся к недоеденной груше.
- Беги, или опоздаешь на занятия, - сказал Уилл, пнув его под столом.
- Если я приду вовремя, у профессора будет сердечный приступ.
Уилл посмотрел на Мерлина сквозь колючки волос.
- Отлично. Не беги. Расслабься. Меня совершенно не волнует... По крайней мере я спокойно мог бы съесть свой обед.
Мерлин покончил с остатками груши.
- Ты сегодня принимал витамины? - глухо спросил Уилл.
Его приятель с металлическим визгом отодвинул стул и ухватился за сумку. Оказалось, ремень зацепился за ножку. Он закатил глаза.
- Да, мамочка.
*
«Гран Эшель» был милым французским ресторанчиком, затерявшимся в Дарлинг Пойнт. Он обслуживал тех, кто мог позволить себе трёхзначный счёт и обожал, чтобы каждую перемену блюд сервировали на миллионе тарелок. Но что самое важное, здесь был великолепный Kawai Grand, который нуждался в пианисте.
- Я здесь! - крикнул Мерлин, скидывая свою почтальонскую сумку с плеча. Пройдя в заднюю дверь и пробравшись сквозь кухню, туманную, полную нежных запахов, он нацепил её на крючок в одной из подсобок. Парень собирался сразу пойти в зал и начать разогреваться, в конце концов, оставалось всего полчаса до открытия. Но, как обычно, Мерлин с надеждой сунул голову в дверь кухни.
- Я здесь, - крикнул он ещё раз, на случай, если с первого раза его не расслышали. Мерлин шагнул в помещение. Кругом сияли нержавеющая сталь и отполированные поверхности. Пол был незапятнанно-белый, пар валил от больших цилиндрических кастрюль, вздыхающих о наслаждения. Парень оценивающе принюхался. Он сделал несколько осторожных шагов в сторону кастрюли, поглядывая на большой серебряный половник, висящий на крюке над ней.
Внезапно шеф-повар материализовалась прямо перед Мерлином, и он взвизгнул от неожиданности, чуть не упав назад на блюдо свежеприготовленного гужера.
- Даже не думай, - сказала Моргауза, погрозив огромным разделочным ножом.
- Я не хотел! - Мерлин замахал руками, едва не сбив кого-то, несшего мимо гору стаканов.
- Не двигаться! - приказала Моргауза, всё ещё державшая нож, и юноша замер посредине жеста.
Женщина, уперев руку в бок, принялась разглядывать Мерлина, и вздохнула, завидев поношенные джинсы и стоптанную обувь.
- Переоденься и вернись, - бросила она сухо, отворачиваясь. Парень просиял и бросился вон, в спешке врезавшись в косяк. Моргауза сказала «вернись», а в её маленьком царстве это означало, что Мерлину перепадёт что-то вкусненькое из приготовленного ею. Иногда и не одно кое-что, перед тем, как отправиться в зал, играть всю оставшуюся ночь. Предвкушение наполнило рот «голодного художника» слюной, он быстро вытащил из шкафчика дешёвый костюм и переоделся в рекордные сроки. Было за что так любить эту работу.
Мерлин влетел обратно в кухню.
- Я готов!
Один из молодых поваров, резавший зелёный лук, посмотрел на парня очень неодобрительно. Мерлин не обиделся, он сам бы наверняка разревелся, если бы кто-то ел, а его заставили резать лук в это время. То есть, из-за лука бы он в любом случае плакал, но это было бы не главным.
Моргауза поставила перед Мерлином тарелку.
Тот залюбовался. Это, кажется, было пирожное, верхушка присыпана сахарной пудрой, а вокруг основания - кольцо из засахаренного миндаля.
- Это что?
- Крокембуш, - пояснила Моргауза, выкладывая на блюде что-то сложное. - Без карамельной глазури. Не хотела, чтобы ты сломал зуб, да и вообще десерт готовится на завтра. Ешь.
Мерлин положил маленькое пирожное в рот. Он жевал медленно, чувствуя, как сахар плавится на языке.
- Обожаю! - воскликнул юноша. Выражение лица Моргаузы не изменилось, словно у кастрюли рядом. Однако Мерлин убедил себя, что уголки её рта немного дрогнули. Кажется.
- Удивительно, - сказала женщина. - Теперь ступай. Перед уходом тебя накормят.
- Хорошо, - сказал Мерлин счастливо, облизал последние крошки пирожного с губ и пошёл из кухни.
Сам ресторан был залит тёплым жёлтым светом люстры, а не пронзительно-белым, какой дают лампы дневного света. Потолок украшали фальшивые фрески, а тёмные деревянные панели на стенах создавали прекрасную акустику. Рояль, сияющий чёрным лаком, был слегка смещён от центра. Мерлин мог видеть отражение всех приборов в его изогнутом боку. Юноша отодвинул крутящийся стул, открыл клавиатуру, собрал закрывающую клавиши ткань. Потом поставил крышку в первое положение, так, чтобы ноты плыли, подобно аромату сахара от готовящейся пищи, дразнящие и сладкие. Мерлин подумал, что тренируется больше средних людей, для подъёма крышки рояля требуются сильные мышцы.
Поудобнее устроившись перед клавиатурой, которая была очаровательна и широко улыбалась ему, Мерлин быстро пробежался вверх и вниз, чтобы разогреть руки. Потом виновато улыбнулся и вытер манжетой липкий след, который перемазанные пирожным пальцы оставили на слоновой кости. Ай-яй-яй...
- Ну, что у нас сегодня, мммм? - спросил юноша у рояля, щекоча его высокими мордентами, звонкими, как детский смех. В прошлую смену Мерлин играл Шопена (исполняя Шопена в ресторане, вы никогда не ошибётесь), но в этот раз... может быть... Дебюсси? Дебюсси был прелестен, он весь состоял из ощущений и пастельных красок. Мерлин взял несколько аккордов, примериваясь, основные модуляции напоминали ему полотна Шагала, которые он однажды где-то видел...
С кухни донёсся сердитый грохот, приглушённый изоляцией стен. Ох, Моргауза не любила Дебюсси. Мерлин быстро завершил фрагмент великолепной каденцией, блистательной и вдвойне вежливой. Эта женщина могла и без еды оставить, если сыграть что-нибудь слишком французское (хотя это был французский ресторан), а потерянная еда была кое-чем, о чём Мерлину никогда бы не хотелось думать. В конце концов он перешёл к обычным ресторанным звукам, фоновой музыке, позволяя аккордам самостоятельно обрастать джазовыми завитушками, пока первые клиенты просачивались в зал.
/Вкалываю день и ночь
Это было определённо в первой тройке его карьерных мечтаний, думал Мерлин, импровизируя на тему Шопена, мелодии, которую слышал, но никогда не видел, играть на пианино для счастливых людей, поглощающих разные вкусности. Кажется, он был бы счастлив еженощно приходить и играть в «Лё Гран Эшель» всю оставшуюся жизнь, незаметный, как тапёр, наблюдая, как шестнадцатые падают во взбитые сливки или суп, словно дополнительные приправы. Это была тяжёлая работа, но Мерлин получал от неё удовольствие, и он мысленно пересмотрел список своих карьерных устремлений.
1. Воспитатель в детском саду
2. Пианист в «Гран Эшель»
3. Официальный дегустатор в «Гран Эшель»
Маэстро наверняка отругал бы его за отсутствие амбиций при таком раскладе, но парень искренне не понимал, зачем ему какие-то амбиции, если он и так счастлив, счастлив в музыке. Руководство ресторана никогда не говорило Мерлину прекратить, если он чуть усиливал рубато в Моцарте, словно повар, экспериментирующий с травами и солью. И если ему нравилось импровизировать, только потому, что морденты выходили такими искристыми и повисали на здешней хрустальной люстре. Мерлин обожал следить, как они всплывают к потолку, словно пузырьки в шампанском.
И он чуть не упал со стула, слишком сильно отклонившись назад.
Юноша думал обо всех фразах, желающих вырваться с нераскрытых страниц. Он думал о нотах, исчёрканных от руки, с обтрёпанными углами, которые весь день тихо напевали в его сумке рядом с ключами и пустыми обёртками. Увлечённый мечтами, Мерлин играл всё невнятнее, фразы сливались друг с другом, перетекая, словно тягучий золотой сироп, и пианист почти в голос рассмеялся, представив, что бы Моцарт сказал на это.
*
Артур едва не сбил семь пешеходов, двух велосипедистов и собаку по дороге в больницу. Когда он доехал, выяснилось, что на больничной парковке нет свободных мест. Громко кляня весь свет, Пендрагон припарковался, взвизгнув резиной, взлетел по каменным ступенькам больницы и ворвался в ярко освещённый холл.
- Моргана Ле Фей, - выдохнул Артур перед регистраторшей, которая только взглянула на его лицо и молниеносно забарабанила по клавишам, уткнувшись в экран компьютера.
- Третий этаж, комната двадцать шесть, нале... постойте!
Артур уже пересёк холл, и нетерпеливо ткнул пальцем кнопку лифта «вверх». Он чувствовал себя разбитым, мысли путались, в животе скребло, он толкнул дверь, едва заметив надпись на стекле - «Амбулатория»...
- ... вы думаете, я не смогу играть ближайшие три месяца?! - орала на доктора Моргана.
Артур издал глубокий вздох. Уфф. Моргана была жива. И достаточно цела, чтобы передвигаться самостоятельно. Медсестра, занятая пациенткой, заметив вошедшего, начала:
- Простите, вам нельзя...
- Она моя сестра, - сказал Артур, не глядя на неё, и шагнул в комнату. Моргана полулежала на узкой больничной кушетке, она выглядела ужасно с уродливым синяком на лбу и рукой в белой лангетке. Лицо девушки было белым, как мел, кроме двух ярких пятен на скулах, вызванных гневом на бедного доктора, и она продолжала бушевать.
- Это офигеть как дерьмово...
- Моргана, - Артур взял её за здоровую руку и заставил взглянуть на себя. - Что за хрень случилась? Ты в порядке?
- Этот грёбаный таксист, Артур... - начала Моргана, но доктор её перебил.
- Госпожа Ле Фей сломала запястье.
Пендрагон поглядел на лангетку, потом опять на доктора. У него заледенели руки.
- Сломала?
- И в указательном пальце трещина. Придётся проходить в лангетке по крайней мере шесть недель.
- Мне нужно мнение другого специалиста.
- А когда повязку снимут, я рекомендую физиотерапию для восстановления мышц.
Моргана вырвала руку у брата.
- Ради всего святого...
- Как долго она не сможет пользоваться рукой?
Доктор уставился в свою планшетку с таким видом, словно хотел оказаться подальше отсюда. Артур подумал, что это последствия спора, Моргана обратила всю силу своей ярости на беднягу. Взгляд сестры был таким ледяным, что Пендрагон нашёл бы это смешным при других обстоятельствах.
- Три месяца.
- О Господи, - пробормотал Артур, во рту у него резко пересохло.
- У нас нет трёх месяцев, Артур! Выступление через три сраных недели!
Пендрагон повернулся к сестре, пытаясь задавить растущую внутри панику. Господи, ну почему это случилось именно сейчас!
- Я понимаю, Моргана...
- Я твой аккомпаниатор! То есть теперь бывший аккомпаниатор! Ты попал! Или у тебя разжижение мозга? - крикнула девушка, ткнув его в грудь.
- Вам необходим отдых, - начал доктор, но съёжился под взглядом Морганы.
- Артур, когда до тебя дойдёт, что я не могу иг...
- Я точно думал не о моём долбаном концерте, когда мне позвонили из больницы, ясно, Моргана? - заорал Артур, чувствуя, как его грудь сжимается и сердцу становится негде биться. Вздохнув с облегчением лишь пять минут назад, он теперь задыхался перед лицом новой катастрофы.
Настроение Морганы постепенно смягчилось.
- Артур, я просто...
- Я смогу найти себе другого аккомпаниатора. Всё будет хорошо, - это звучало не слишком убедительно, даже для него самого.
- Артур, я не представляю, кто выучит три концерта, два Баховских и один оригинальный, за оставшиеся четыре недели. О Боже. Я всё разрушила. Чёрт. Чёрт! Чёрт!!! - она драматично рухнула на подушки, разметав волосы.
Пендрагон закрыл лицо рукой и сделал несколько глубоких вдохов. Вдруг он сунул руку в карман куртки, где лежал мобильник.
Глаза Морганы сделались дикими, когда она заметила, как брат роется в телефонной книжке.
- О нет, блядь. Нет. Ты же не звонишь Утеру?
- Нет, я не звоню отцу, - солгал Артур, его палец замер над кнопкой вызова.
- Всё, что он сделает, отберёт у меня машину, а потом поимеет нас всех.
Артур вздохнул.
- Как ни ужасно то, что случилось, по твоему меткому выражению, меня он «имеет» регулярно. Отец знает много людей, занятых тем же, что и я, и ко времени концерта он, возможно, найдёт нам с тобой замену.
Моргана издала разочарованный вздох и с глухим стуком ударила по кровати кулаком. Доктор взволнованно перевёл взгляд с Артура на Моргану и обратно, после чего снова уткнулся в планшетку. С тяжёлым чувством в животе Пендрагон нажал кнопку отбоя, слыша, как с грохотом рушится мир.
*
В маленьком припортовом французском ресторане счастливый Мерлин превращал Моцарта в рагу.