Маленькая ведьма на прогулке



+1

Алена, спасибо за нее и отдельно за чудесный наряд.

Завтра экзамен, сегодня занималась с детьми десять часов.
Еще немного, и я кончусь как личность и начнусь как двуногий справочник по русскому языку и литературе.
Вам пишут в одиннадцать вечера с вопросами: "Ааааа, в каких произведениях русских классиков поднимается проблема суеверий?"

Жена брата рассказывает. Разговор за завтраком. Коллега, продолжая тему, говорит:
- А мы вчера смотрели матч. Играли Реал Мадрид - Бавария.
- Что, - удивлённо переспрашивает другая коллега, - прямо втроём играли?

"Данко повёл людей через лес и призывал победить тьму. Но слабые люди во время пути стали падать духом и умирать".
Вот так депрессия приводит к гибели.

но любишь русские песни и включаешь их друзьям на мобильном телефоне, может случиться казус.

Я запомнила только "дрочи, мой милый мальчик" и что-то про хуй и минет.

Все бы хорошо, но ребенку семь лет, а вокруг - другие дети. Мы потом в кафе ржали, конечно, как кони, но ведь действительно - не будешь же ты отслеживать, что слушает каждый ученик.

А песня такая омерзительная, что даже завораживает.

- А теперь, - сказала директор нашего центра на волонтерском празднике, - у нас есть викторина. Поскольку Центру двадцать один год, у нас двадцать один вопрос! Призы в кои-то веки денежные. Вот прекрасные ангольские, например, купюры с крокодилом, с большой любовью нарисованные нашими детьми...

- А что будет, если неправильно ответишь на вопрос? - спрашивает кто-то из задних рядов.
- Депортация, - раздается мрачный мужской голос.

О боже, кто ж его без намордника преподавать литературу выпустил?!
Столько ахинеи и передергиваний в одной статье.


Сексизм, лицемерие: что не так с преподаванием литературы в школе



молодой учитель литературы и ведущий курсов художественной критики Артем Новиченков рассказал, как на самом деле классика воспитывает современных детей и почему вопрос «Что хотел сказать автор» должен быть под запретом.



Артем Новиченков

Выпускник факультета журналистики МГУ имени М.В.Ломоносова (кафедра художественной критики и публицистики); учитель литературы в школе № 2009; преподаватель НИУ ВШЭ; методист в проекте «Учитель для России»; ведущий курсов художественной критики в Домжуре; лектор культурной платформы «Синхронизация». Писатель, драматург


О женском и мужском

Когда я спрашиваю подростков, каких поэтесс они знают, называют Ахматову, Барто, реже Цветаеву и Ахмадулину, бывает, Полозкову. В общем-то, все. Спрашиваю, отличается ли мужская поэзия от женской, и мне отвечают — да, потому что «женщины эмоциональнее», «мужчины точнее», «мужчины пишут кратко, а женщины длинно», и вообще «женщины пишут только про любовь», а у мужчин «серьезные стихи».

Я выписываю все это на доску, потому что это то, что мне и нужно, — пунктик, который формирует нацию и на который никто не обращает внимания. Тем более дети. Одиннадцать лет на уроках литературы они познают мир через призму мужского восприятия: читают о том, как мужчины живут и умирают, как мужчины любят и ненавидят, как мужчины страдают, размышляют, чувствуют и сопереживают. Как мужчины понимают мужчин и женщин. Как мужчины думают о том, что думают женщины, что чувствуют женщины. Долгое время внимание девочек и мальчиков направлено однобоко в сторону мужчин — детей готовят к патриархальным ценностям, к мужскому миру.

Я говорю, что сейчас буду читать им стихи, не называя автора, а им предстоит определить пол. Дети чаще ошибаются, а когда угадывают — радуются удаче. После каждого стихотворения разгорается спор. Разговор о поэтической идентичности переходит в разговор о различиях между мужчинами и женщинами. За аргументами школьников угадываются семейные ценности. Мальчикам нравится думать, что они отличаются. Девочки более гибкие. И я не знаю, что это: широта взглядов или конформизм. Так или иначе, выписанные предположения не проходят проверки. К концу урока доска напоминает список покупок с вычеркнутыми наименованиями. Со звонком я повторяю вопрос, отличается ли мужская поэзия от женской. Вывод они сделают сами.
читать дальше
Я знаю, что это капля в море, и знаю, что, скорее всего, большинство из них забудут этот урок. Однако это не повод не говорить об одной из главных, на мой взгляд, проблем в российской школе — воспитание сексизма и установка на патриархальное мышление.

Возможно, кому-то сейчас кажется, что я перегибаю. Мол, воспитывать патриархальные ценности через литературу — о таком и не думает учитель. Он просто дает материал, как было всегда. Учитель даже может и не знать слова-то такого — «сексизм». Да, конечно, учитель наверняка не думает об этом, потому что просто не сознает, чему литература может научить опосредованно.
Дети, которых вроде бы не учили тому, что Пушкин пишет только лаконично и только серьезно, а Цветаева только абстрактно и только о себе, утверждают именно это. Почему?

В нашем обществе, где мифологическое и символическое по сей день имеют большое значение, за понятиями «мужское» и «женское» закреплен ряд ассоциаций:
«Мужское»

сила

рациональность

дух

активность

Логос

культура

свет
«Женское»

слабость

эмоциональность

материя

пассивность

хаос

природа

тьма

Кроме того, мужское соотносится с общечеловеческим, а женское — со второстепенным. Такую иерархию на протяжении веков поддерживала христианская церковь, основываясь на двух ветхозаветных мифах: о происхождении Евы из Адамового ребра и, естественно, о грехопадении.

Эту идеологию русская литература пронесла сквозь века. Писатели первой половины XIX века (произведения которых изучаются в школе особенно пристально) культивировали идеалы мужчин. Женские образы делились на два типа — легкомысленная дурочка (бедная Лиза) и верная жена (Татьяна Ларина) — и по сути лишь воплощали модели поведения, которые предполагает патриархальный уклад. История жизни женского персонажа и размышления автора на этот счет, как правило, отсутствовали. Ни в «Герое нашего времени», ни в «Мертвых душах», ни в «Обыкновенной истории» их нет.

Литература воздействует на подсознание человека как 25 кадр, только вместо скрытой рекламы читателю предлагается идеология патриархата

Этот процесс превращения женщины из самостоятельного субъекта в объект описания американские исследователи Барбара Хельдт и Джо Эндрю назвали термином underdesсription («подчинение письмом»). Так что, если хотите, литература воздействует на подсознание человека как 25-й кадр, только вместо скрытой рекламы читателю предлагается идеология патриархата.

Если заглянуть в список авторов, обязательных к прочтению и предлагаемых на выбор для сдачи ЕГЭ по литературе, увидим, что школьная программа на 98% (64 из 67) состоит из авторов-мужчин. Упоминаемые там же Ахматова, Цветаева и Ахмадулина обычно изучаются только в 11-м классе и чаще всего бегло. Так женщина практически не попадает в оптику школьной литературы.
Чему на самом деле учат в школе



Русская литература — самая сложная европейская литература, потому что в свое время она выступала в роли философии, публицистики, политического высказывания и даже морального мерила. И эти тексты предлагаются к прочтению подросткам. В том же возрасте их европейские и американские сверстники читают развлекательную и понятную литературу.

Какой учитель может объяснить суть лирического отступления о птице-тройке в «Мертвых душах», которую всем задает учить наизусть? Какой учитель может помочь понять школьнику психологизм Печорина или чувства Онегина? Редкий.

И это вторая, как мне кажется, важная проблема, касающаяся преподавания литературы в школе и имеющая скверные последствия — невозможность честного и искреннего диалога. Потому-то литература в школе на самом деле литературоведение, при этом разговор «о чем написан текст» подменяется разговором о том, «как он сделан». Ну и еще этот претенциозный вопрос «Что хотел сказать автор?», варварски искажающий и упрощающий саму идею искусства. Потому что мы не можем знать, что хотел сказать автор тогда, двести лет назад. А может быть, он сказал вовсе не то, что хотел или замышлял? Достоевский изначально задумывал написать роман «Пьяненькие», а в итоге написал «Преступление и наказание».

Кроме того, русские писатели были безжалостно честны. Это читатели английской и французской литературы привыкли к хеппи-эндам. Вот навскидку, много ли вы можете назвать русских произведений XIX века со счастливым концом? Чацкий терпит фиаско, Евгений и Татьяна несчастны, Печорин мучим самим собой, Базаров мертв, Катерина мертва, Каренина мертва. А герои Некрасова, Щедрина, Достоевского? «Война и мир» вот, казалось бы, кончается счастливо. Но если сравнить прекрасную летящую Наташу в начале романа с раздобревшей женщиной, держащей в руке грязную пеленку, могут как минимум возникнуть вопросы.

Русская литература — литература депрессивная, потому что честная. Но как говорить с детьми о такой литературе, в которой от произведения к произведению терпят фиаско идеи гуманизма, справедливости и бога? Герои пассивные поголовно не находят смысла в жизни, а борющиеся оказываются в дураках.

Но на уроках мы будто читаем другие книги: не депрессивные и жестокие, а жизнеутверждающие, высоконравственные. В устах учителя и на страницах учебников литература сводится к горстке словосочетаний: «фамусовское общество», «лишний человек», «мысль семейная» — и терминов: «лирический герой», «композиция», «кульминационный момент» и другие.

Вот и вся литература. С такой литературой можно воспитывать любые ценности под заказ. Как и было в Советском Союзе.

А что происходит в голове школьника? В учебнике написано, учителем проговорено — осталось лишь дословно перенести в сочинение, даже если думаю не так. Садись — пять. Простая манипуляция: учитель доволен, ученик удовлетворен. Сдать и забыть.
Почему дети не должны любить читать

Что мне нравится в детях, так это их наглое умение задавать вопросы, ответы на которые всем кажутся очевидными. Они спрашивают: «А зачем вообще читать книги?»

И мы, взрослые, начинаем отвечать: ну как же, без книг ты будешь глупый неуч, книги воспитывают, меняют человека, развивают воображение и интеллект, книга может стать твоим другом, книга сделает тебя лучше, нравственнее и так далее. Короче говоря, начинаем строить воздушные замки, в которые, если честно, сами не до конца верим. Потому что если спросить себя: а когда я в последний раз читал художественную книгу? Да такую, которая сделала меня умнее, нравственнее, лучше? Нет, мы давно уже не читаем так, как рассказываем.

«Но это ведь ни о чем не говорит! — отвечают родители. — Просто мы повзрослели, а вот в детстве закладывается фундамент, и дети должны читать книги… мы в детстве читали».

А что если дети не обязаны читать книги?

Давайте честно себя спросим: почему мы садимся читать художественную книгу? Хотим стать нравственнее, умнее? В таком случае лучше прочесть журнал или посмотреть фильм Би-би-си. Все-таки мы читаем книги для удовольствия, для развлечения. И фактически относимся к книге так же, как к фильму или спектаклю. Мы хотим с помощью искусства вызвать в себе определенные эмоции, и если этого у нас не получается, значит, просто не тот роман, фильм, выставка.

Однако к детскому чтению у нас отношение особое. Взрослым кажется, что хорошая книга та, что говорит о высоком, нравственном. А комиксы, фантастика, фэнтези — несерьезная литература, на такой не воспитаешь настоящего человека. Вот русская классика — да. Все выросли на ней, это наш культурный код и вообще — без нее стыдно, без нее никуда, и пусть семикласснику хочется плакать от «Бориса Годунова», потому что скучно и ничего не понятно, но надо, Федя, надо.

А вот не надо. Ведь это всего лишь въевшийся в подкорку советский стереотип о том, что литература обязана быть прикладной и должна менять людей. Стереотип, который стал непреложной истиной с легкой руки товарища Сталина, определившего писателей в «инженеры человеческих душ». Такое неблагодарное бремя выпало и другим искусствам — кинематографу, живописи, театру, но только литература так и не смогла избавиться от него, и во многом потому, что была закреплена школьной программой. Так русская классика стала священным каноном, а любой, кто оспаривает это, посягает на святое.

Но пора бы уже избавиться от этого маниакального желания наделить хорошую литературу обязательной практической пользой и перестать пичкать детей текстами XIX века. Мы же не заставляем их смотреть советское кино. Почему литература привилегированна, а кинематограф нет? Будто в литературе спрятана еще какая-то ценность, о которой никто не может конкретно сказать, однако защищает ее. Так, может, нет этой сакральной особенной ценности литературы? Может, не будем делать из художественных текстов священные, а из писателей — пророков?

На самом деле русская литература от этого только страдает, становится дальше и непонятнее. И это в дополнение к тому, что восприятие осложнено исторической дистанцией. Школа учит нас читать романы Тургенева или Достоевского с целью получения пользы, а не удовольствия, хотя они-то писались именно для того, чтобы занять досуг.

Книги как люди. Мы предпочитаем общаться с интересными людьми и читать интересные книги. Только интересы у всех разные. И книги все выбирают разные. Книга не может нас ничему научить, она может лишь раскрыть то, что в нас уже имеется, быть катализатором. Книги отражают нас, как люди. А заставлять читать нежеланную книгу, как заставлять общаться с неприятным человеком. А для закрытого ребенка общение с незнакомыми людьми будет травмирующим.

Но ведь все книги — незнакомцы. Поэтому задача старших познакомить ребенка с книгой, сократить дистанцию, а не обязывать читать. Я убежден, что чтение — естественная потребность человека, как потребность в любви. Но как можно травмировать ребенка и развить в нем комплексы, мешающие счастливой жизни, так можно и воспитать в нем стойкое неприятие к литературе и навсегда отрезать от книг.

Источник: daily.afisha.ру

Недавно, когда мы гоняли чаи в Лесу (любимая наша кофейня на Парке культуры - Les, не в последнюю очередь из-за барист) коллега не без яда заметила: значительная часть волонтеров приходит, делает селфи на фоне детей, выкладывает у себя на странице с радостным "Отличные люди. Прекрасные дети. Будем работать!" - и больше никогда не приходит.

Соцсети дают безграничные возможности казаться, а не быть.

Что прекрасно в работе с детьми - это ощущение постоянного развития и изменения. Парадоксальный иногда взгляд на вещи под тем углом, мысль о котором даже в голову не придет. Лорд Генри говорил: "Я люблю мужчин с будущим и женщин с прошлым". Я вообще люблю людей с будущим.)) Это, правда, довольно часто от возраста не зависит. Но дети - они в этом плане особенные, да.

Ну и совершенно не к этому диалог.
Работали сегодня с К.
- Корова?
- Cow.
- Крокодил?
- Crocodile.
- Птица?
- Bird.
- Козёл?
- Я.
- !!!

Вернулась из Венеции и Флоренции.
Я сама себе напоминаю жбан с воспоминаниями о прекрасном.
У нас был четкий план, и мы его практически выполнили, но все равно успели так ничтожно мало.
Спасибо тем, кто был со мной в инстаграмме.)))

Я еще обязательно напишу про эту поездку, потому что она была НЕВЕРОЯТНАЯ.