Новый год, говорите? Ну надо же. Как-то подкрался незаметно. Я и не заметил. Впрочем, я не люблю праздники настолько, чтобы их ожидать. Это празднование я начал ненавидеть дня три назад, а оно еще не началось: приготовления, подарки, необходимость быть с теми, с кем не хочется, а с теми, с кем хочется – невозможность. Да и ладно о грустном, прорвемся, как водится.
Итоги года, говорите? Хм. Дайте-ка подумать. Наверное, два важнейших события произошли именно в уходящем году: лисичк и диплом, диплом и лисичк.
Высшее образование завершено, книжица на руках, проку от нее, конечно, нет пока, но факт остается фактом, пять лет за плечами, куча авторитета и самомнения наличествует. Я, наверное, даже горжусь собой, потому что специальность я получил интересную, ту, что желал, ту, что нравится мне самому. Многие не прошли со мной все пять лет, отбор был не самым строгим, но с таким успехом, как я – да-да, я не скромник – закончили не все мои однокурсники. Поэтому я задираю нос повыше и верю в то, что этот диплом – настоящее достижение.
Лисичк. Встретился случайно, но мы верим, что это судьба. Принес долгожданный покой, счастье и постоянную улыбку. Любовь случается. И на этом все слова кончаются. Как всегда. Как в момент наших первых разговоров. И тишина. Потому что все слова уже привычно произносятся вслух, потому что слова с успехом заменяются дыханием. Главное и самое замечательное событие года – это случайное знакомство, которое, мы верим, стало нашей судьбой.
Что еще? Две повести, хочется верить, не самых плохих, множество миниатюр и стихов. Все они – лисичку и тем, кто провел со мной эту осень, всем тем, кто стал моей новой семьей: Риш-сан, демоня-я-яка, Злая Дева, все-все-все, кому небезразличен я, мое творчество и мое будущее, все-все-все, кто стал за последние месяцы очень близкими людьми.
Еще? Конкурсы. Удачные и не очень. Чаще всего не очень, но если бы было очень, то было бы неинтересно. Аферы. Вкуснейшие. Увлекательные. Общение. Множество новых прочитанных книг и историй, которые я читал – что здорово – одним из первых. Волнения. Воплощенные мечты. Истерики, да-да, случалось. Много всего.
Если бы я ставил плюсики-минусики, следуя заветам блогокритиков, то этот год получил бы «+», с одной только пометочкой – чтобы залог, пронесенный из девятого в десятый, добавил таких плюсиков еще тысячу шестьсот и один.
Пока главное занятие моих последних месяцев бродит где-то в поисках буженины и прочих вкусностей на новогодний стол, попробую набросать несколько слов, чтобы хоть как-то разбавить так любимое мною в последнее время цитирование, да и рискнуть, всё же, собрать предпраздничные - и не только - мысли в относительно ровную кучку.
Зеленый чай с жасмином. Перемена погоды убивает во мне любовь к кофе – перепады давления приемлют только чай. Бог его знает, почему, если в чае кофеина больше, чем в пресловутом кофе, но от него плохо мне никогда не бывает. Факт. Радует. Потому не отказываю себе в подобном способе согреваться. Согреваюсь еще чтением стихов и вкусных дневников. Стихи читаются вслух, дневники штудируются с выписыванием заголовков. Мамдорохая, сколько я книг не то, что не читал, даже в руках не держал! Я расстроен - и воодушевлен. Объявить, что ли, этот год годом книжного червя? Кажется, в китайском календаре такого года не предусмотрено, но что мне до китайцев, было бы желание!
Пока все носятся, покупая подарки, я старательно и тщательно продумываю свой. Ведь знаю, что бы ни продумывал, все равно получится наизнанку, и главное – сесть и начать писать, но стойкая – и, признаться, дурацкая – привычка откладывать все напоследок снова срабатывает во мне очень четко. Обещаю не медлить и сотворить подарок уже сегодня. Интересно, я сам в это верю? Думать над ответом некогда, так как завтра официальный День афериста, предпраздничное тридцатое и вообще завтра это завтра, а на послезавтра отложить ну никак не получится. Вперед, кисонька, грызть непогрызанное.
Завтра нужно выбраться на улицу, вряд ли еще в этом году удастся насладиться всей прелестью погоды города П., посему нужно попробовать, только вот ни один книжный магазин в городе не открывается раньше одиннадцати утра. Вывод? Все читатели ужасно долго спят. Я вот – такой. Но суть не в моем сне, и даже не во сне читателей, а во сне масика, до пробуждения которого оченна хотелось бы вернуться домой. Очевидно, с подобным режимом работы книжных лавок мне это не грозит. Подумаю после того, как доберусь до кровати. Всё равно с утра мне будет жутко лениво выбираться в -20 и снег, я предпочту поспать или покурить спокойно, но планы перед сном построить я люблю. Не осуществятся, как и ежевечернее обещание плотного завтрака, ну и ладно, иногда меня всё же пробивает на подвиги.
Что-то я еще хотел такое написать, что, разумеется, забыл и не вспомню до 2010, что, впрочем, никого не расстроит так, как меня – невозможность купить все те подарки, что я хотел бы подарить дорогим-любимым, чит. «дорогому-любимому». А я? Я хочу на Новый год сказку, новый шарф и новую книгу, нет, две, а три – в самый раз. Жадный, да, зато какой милый! Вообще-то не о том, а о том, что мне надоело думать о том, чего я хочу, поэтому, дай Бог, выпишу из себя и забуду. Держать всякий хлам в голове вредно, он мешает разворачивать глобальные планы.
Здравствуйте, Ваше Величество Снежная Королева! Вас беспокоит Герда. Может быть, даже помните: Как-то лютой зимой мы с Каем сидели в комнате, А Вы умыкнули «братца». Я же – за ним на север… Впрочем, история давняя. Я не о том хотела С Вами потолковать. Есть у меня к Вам просьба: Вы же волшебница? Сжальтесь – сердце мне заморозьте. Сил больше нет терпеть. В каждой пурге-метели Чудится Кая лик. А телефонный зуммер Изводит меня надеждой на то, что возможна встреча. Но Кай… как бы Вам сказать… давно собрал слово «вечность» - Уж больше десятка лет как умер.
Снежная Королева – Герде
Приветствую, милая Герда. Помню – не склеротичка. Печально твоё известие. Что ж не писала раньше? Просьбу твою исполнить не тяжело, но дальше Что ты делать-то будешь? Думаешь, сердце птичкой Оттрепыхалось – и баста? Как бы не так! Наивность Твоя не знает границ. Лёд – не хрусталь. Растает, Коль холодность не хранить. Или готова стать ты Кем-то вроде меня – гордой и строгой дивы, Которая не рыдает лишь потому, что в курсе: Плачущих добивают, слабые не в почёте? Или ты полагаешь, что с этой жизнью счёты У королев сводить – не во вкусе? Думаешь, я не пытаюсь напялить почти на всякого Образ чУдного мальчика, которого мы делили? Думаешь, мне не больно? Ледяные – вне водевилей? А впрочем, всё, умолкаю. Не «якаю».
Герда – Снежной Королеве
«Якайте», леди, «якайте». Я Вас готова выслушать. Разнимся мы, выясняется, лишь склонностью к откровенности. Думаю, в равной степени, нам тяжело свой крест нести, Хоть я не привыкла властвовать, Вы – служить.
Снежная Королева – Герде
Понимаешь ли, Герда, деточка, мне сказал по секрету сказочник, Что потери на этом не кончатся. (Чёрт дери инфантильного гения!) Он из нас варганит Русалочку, Обречённую быть неоцЕненной Обладателем маски каевой. Станем пеною Очень скоро, сестра по глупости. Мы с тобой – единое целое. Ты – не гордая, я – не смелая, Но, Хоть никто её не заметит, Обе будем прекрасны в смерти: Пена – белая.
Будем вместе, милый, вместе, Знают все, что мы родные, А лукавые насмешки, Как бубенчик отдаленный, И обидеть нас не могут, И не могут огорчить. Где венчались мы - не помним, Но сверкала эта церковь Тем неистовым сияньем, Что лишь ангелы умеют В белых крыльях приносить.
А теперь пора такая, Страшный год и страшный город. Как же можно разлучиться Мне с тобой, тебе со мной?
Пля, моя доброта меня погубит. Погубит и спляшет на моих костях ча-ча-ча.
Вот нафига я согласился на эту кошку в праздники?! Почему, когда родственники заводят зверюг, они не думают о том, что эти монстры будут делать в праздники?! Конечно, нафига об этом думать, когда Кот присмотрит, если что - Кот ведь и в Африке Кот. Добрый, ёпт!
Эта бешеная сиамка в моем доме?! Вискас и кошачий туалет? Твою ж мать! На что я подписался? До 8 января. О май Гакт!
И только, пля, попробуйте что-то съязвить насчет моего прозвища!
Очень созвучно моим размышлениям, попросту интересно и вообще познавательно.
Я до сих пор влюблен в эту женщину. Я влюбился в нее давно и безнадежно — с того дня, когда мне стало известно, что Туве Янссон — не безликое «оно» (к этому неопределенному полу мой безапелляционный детский разум огульно причислял всех иностранных писателей, чьи имена и фамилии не были наделены узнаваемыми для русского уха "первичными половыми признаками"), а женщина. Я мечтал о том, как "вырасту большой" и непременно женюсь на сказочнице со странным именем Туве, мы будем жить вместе и есть исключительно оладьи с малиновым вареньем, иногда — ходить в гости к муми-семейству (я ни секунды не сомневался, что мумитролли действительно проживают в Муми-доле, просто туда, скорее всего, довольно затруднительно попасть, потому что надо ЗНАТЬ ДОРОГУ, но уж Туве-то ЗНАЕТ ДОРОГУ), а по ночам… по ночам она будет шепотом рассказывать мне сказки: те, которые ей было лень записывать, и поэтому ни в каких книжках их нет. Да, именно так и представляешь себе счастье в восемь лет…
Много лет спустя я увидел автопортрет Туве Янссон в окружении ее странных маленьких героев. У этой худенькой женщины мальчишеское лицо так и не повзрослевшего Питера Пэна, непокорная копна кое-как подстриженных волос, почти незаметная улыбка и печальные, но строгие глаза усталого ангела. Я всегда откуда-то знал, что именно так она и выглядит…
читать дальшеСказки Туве Янссон, при всей своей внешней простоте, заковыристы и сюрпризоносны необычайно. Глубоки и философичны, пардон за неуместный пафос. Мировоззренческая система автора с трудом поддается формулировке, и с еще большим трудом — претворению в жизнь. Истории о муми-семействе немного напоминают китайские легенды о святых даосах — истории без морали, без поучений и «оргвыводов», только тихая констатация факта: "И так бывает", — счастливый вздох и доверчивый взгляд, устремленный в холодное небо.
Начать с того, что в сказках Туве Янссон напрочь отсутствует примитивная бинарная логика, столь характерная для детской (и, увы, не только детской) литературы. Проще говоря, среди ее героев нет отрицательных — ни одного. Вернее, ни одного из героев Янссон даже непримиримый детский разум не сочтет безнадежно отрицательным — разве что забавным. Хотя, если разобраться, многие из них ведут себя в высшей степени отвратительно: взять хотя бы того же Сниффа — вроде бы маленькая никчемная мерзость и ничего больше. Алчное, неумное, трусливое и в то же время чрезвычайно амбициозное создание. И если бы только Снифф! Занудный нытик и вечный коллекционер Хемуль, старый склочник Ондатр, зловредная малышка Мю и угрюмая, изнывающая от бесконечной жалости к себе Миса (последняя пара персонажей появляется в сказке "Опасное лето") — именно такие типы и портят нам жизнь, их девиз: "Ни дня без стакана крови ближнего своего" (если у вас есть возражения, значит, вы живете в общежитии для ангелов). Но — странное дело! — члены муми-семейства никого не осуждают, не раздражаются, не пытаются избавиться от них, как от напасти, а принимают — такими, какие есть. Они стратегически выстраивают свои отношения со Сниффом, Ондатром, Хемулем и прочими с учетом их многочисленных слабостей — таким образом, чтобы эти "несовершенные существа" чувствовали себя счастливыми. Чего греха таить: в каждом из нас притаился свой "внутренний Снифф" (а также "внутренний Ондатр", "внутренняя Миса" etc.), и мудрая маленькая финнка по имени Туве не только осознает этот печальный факт, но и дарит своим читателям действенные рецепты их укрощения. И главный (самый действенный и самый трудноосуществимый) из этих рецептов: принять себя таким, какой ты есть, смириться с собой и в самый черный свой день подмигнуть собственному отражению в зеркале — если не с любовью, то с искренней симпатией.
Герои Туве Янссон легко и с удовольствием переживают не только забавные приключения, описанные в "Шляпе Волшебника", но и настоящие катастрофы. Они с радостью встречают наводнение ("Опасное лето") и не упускают случая воспользоваться им как поводом отправиться в путешествие, завести великое множество новых приятелей и вообще оттянуться на полную катушку; мудрая, как очередная инкарнация Будды, и суетливая, как всякая настоящая женщина, Муми-мама печет торт накануне конца света ("Комета прилетает") и организует транспортировку бесчисленного множества ненужных вещей в безопасное укрытие (мне пришлось здорово повзрослеть, чтобы оценить безжалостную иронию Туве Янссон). Маленькие существа из Муми-дола испытывают печаль, когда понимают, что комета сожжет землю, но они не трясутся от страха и не устраивают пафосных прощаний с жизнью, а деловито обставляют своим трогательным хламом уютную пещеру, где спокойно и с присущим им очаровательным гедонизмом проводят вечер, а потом мирно укладываются спать. Все суета сует. Ничто не имеет особого значения в Муми-доле — даже огненная комета… Вот такой вот «муми-дзен».
Невозможно писать о сказках Янссон и не упомянуть Снусмумрика, любимого героя "продвинутой молодежи" моего поколения (здорово подозреваю, что не только моего, но все же поостерегусь расписываться за других). Дочка скульптора, девочка из бедной, но бесконечно счастливой богемной семьи, Туве отлично знает (чувствует), что настоящему мужчине не нужно ничего, кроме шляпы, губной гармошки да курительной трубки. И товарищей, конечно.
Все мужчины пируют, и они между собой товарищи, которые никогда друг друга не предают. Товарищ может говорить тебе ужасные вещи, но назавтра все это забыто. Товарищ не прощает, он только забывает, а женщина — она все прощает, но не забывает никогда. Вот так-то! Поэтому женщинам пировать нельзя. Очень неприятно, если тебя прощают. Товарищ никогда не говорит ничего умного, что стоит повторять на следующий день. Он только знает, что теперь ничего такого важного нет.
Черт, она действительно все понимает. Абсолютно все. Каким, оказывается, мудрым я был в восемь лет, когда мечтал на ней жениться!
И еще немного правды о Снусмумриках. Всю свою жизнь Снусмумрик мечтал сорвать таблички, запрещавшие все, что ему нравилось, и теперь дрожал от нетерпения. Наконец-то! Он начал с таблички "Курить воспрещается!" Затем схватил табличку "Запрещается сидеть на траве!" Потом полетела в сторону табличка "Запрещается смеяться и свистеть!" А вслед за ней отправилась табличка "Запрещается прыгать!"
Такие дела. По большому счету, именно этим я сам всю жизнь и занимался: по мере своих скромных сил "срывал таблички". Курил, сидел на траве, смеялся и свистел. И прыгал. Ох, как же я прыгал! До сих пор прыгаю, собственно говоря. А чтобы прыгать было легче, старался не отягощать свои карманы всяким барахлом… разве что курительная трубка и губная гармошка куда же без них?!
Эта северная колдунья с лицом умного ребенка, скульпторская дочка, художница, несколько лет жизни которой прошли на почти необитаемом северном острове, — крупный специалист по снусмумрикоподобным. Она видит нас как на ладони и с удовольствием посмеивается над нами — ничуть не меньше, чем над Муми-мамой, которая пытается спасти новую ванную, занавески и примус накануне конца света (хотя и хатифнатту понятно: мудрое сердце сказочницы принадлежит нашему брату и никому другому). Возможно, Муми-дол (или Муми-дален) был заботливо сконструирован Туве в качестве такого специального полезного места, где Снусмумрику легко выжить. Заповедник, так сказать… Хмурая девочка, которая в детстве обожала придумывать страшные сказки для робких сверстников и сама содрогалась, оказавшись во власти собственных могущественных и мрачных фантазий (покончив со сказками, непременно почитайте главы из автобиографической повести "Дочь скульптора", вам предстоит здорово удивиться!), стала взрослой и поняла, что "змей, живущих в плюшевых коврах", в этом мире и без нее предостаточно. А "светлых узоров", по которым следует ходить, чтобы избежать опасностей, несколько меньше, чем хотелось бы. И тогда она придумала Муми-дол и удалилась туда чем не "Внутренняя Монголия"?!
Не имеет значения, зачитывались вы в детстве сказками Туве Янссон о муми-троллях или нет. Никогда не поздно попробовать. Милорад Павич не зря писал, что всякую книгу следует читать дважды: в первый раз, когда ты моложе автора, и снова — когда становишься старше.
Приятного путешествия во внутреннюю мумитроллию! Возвращаться, кстати, не обязательно.
"Власть литературы над читателем — это и есть власть несбывшегося. Власть вашего личного несбывшегося над вами — абсолютная, беспощадная и бесконечно желанная. Пока вы лежите на диване, скрючившись в позе зародыша, с книгой в руках, с вами случается то, чего с вами никогда не случалось — и не случится! — НА САМОМ ДЕЛЕ, но разница между "самым делом" и "не самым делом" не так уж велика для очарованного бумажного странника. Пока он там он ТАМ, все остальное не имеет значения.
Но трагедия читателя в том, что писатель — не маг. Он — просто человек, лукавый пройдоха, ярмарочный фокусник, иногда — замечательный фокусник, великий Гуддини, в крайнем случае — Оз, "великий и ужасный", но не более того. Чуда не будет. Вообще ничего не будет, никогда, потому что чудо должно быть Настоящим, а на Настоящее, с большой буквы, в жизни читателя почти не остается ни времени, ни сил — только на скучное обыденное настоящее, которое с большой буквы не пишется, скорее уж с самой маленькой из букв, оказавшихся в вашем распоряжении". (с)
Неделя под музыку Гакуто. Кажется, ничего иного я не слушал. Если не считать опенинги Блича, но это уже совсем особая история. А вся эта неделя была очень особенной, предновогодней, выходной, пронизанной духом игры и аферы. Ка-ак я это люблю. Ага, вы не знали? Адреналин всё же полезен для моего не совсем здорового юного организма.
Планы, планы, планы. Целая куча. И что я буду с этой кучей делать – ума не приложу. Посмотреть бы Moonchild и Amatsuki, что давно скачаны, но файлы так и не открыты. Геймана бы дочитать. Скачать еще те три книги, что дико хотеть и по рекомендации. Сходить бы в книжный за четвертой многотомной и почти образцовой. Дописать бы нечто под кодовым названием «Птичка перелетная». Разобраться бы с планами на новый год и продумать адское «Выпроводить Серегу на рождественские каникулы из квартиры». А еще новые главы сообщников. А еще планы статей и их непосредственное написание. А еще какие-то подарки дорогим и близким, чтобы окончательно понять, насколько они мне дороги. Хвала богам, половина родственников будет вне зоны моего доступа на праздники, а потом по тихой грусти можно будет аннулировать необходимость их поздравления за неимением времени. Гад я, конечно, но у меня времени нет.
Чем занят? А ничем. Просто отдыхаю без проявления каких-либо моральных обязательств. Отдыхаю до Рождества. Отдыхаю, конечно, условно. Ибо те самые планы. Главный – чтобы все вокруг улыбались. Наполеоновская идея, верно? Для этого, думается, имеет смысл стать Богом. Хотя кому нужен такой Бог, как я: лентяй, зануда, оптимист, совершенно не умеющий логически мыслить. Боги такими не бывают. Они суровые, продуманные и трудолюбивые, аки Яхве. Хотя если вспомнить греческо-римский пантеон… Лучше скандинавский. Я напоминаю себе Локки. Вот тот еще был зараза. А если совсем уж фантазировать, то Рин дико хорош. Тот, что из Игнатовой. Вот таким бы я и был богом, если бы был. Размечтался. Не иначе, как коктейль Молотова из таблеток, предназначенных для моих больных верхних дыхательных, каким-то образом влияет на мое воображение.
А вообще я поймал себя на мысли, что мастерски умею создавать видимость занятости. По сути, ничего умного не делаю, отдыхаю с любимым, слушаю музыку, читаю книги и изредка пополняю стихирь своими твАрениями. Захотелось сессии. Эх, ностальгия. Сейчас бы радостно вздыхал, посдавав все зачеты. Может, радостно бы принялся писать шпоры или собирать по курсу свои конспекты или переписывать пропущенные лекции. И читать, читать, читать умные книжки исторической тематики. Я никогда ничего подобного не делал за все пять лет учебы, но сейчас бы непременно этим занялся, если бы кто-нибудь перенес меня лет на пять в прошлое. А может, так и валял бы дурака до последнего экзамена, потом удивленно рассказывая всем, что я сдал сессию только благодарю высунутой зачетке в форточку и воплю «Халява приди!» Но это не главное. Главное перед экзаменом мысленно пообещать себе прочесть самую занудную книгу по курсу. Что-нибудь вроде «Если я сдам этот экзамен, то обязательно прочитаю все работы Фролова по истории Греции, честное пионерское!» Всегда так себе обещал, всегда сдавал, никогда не читал. Лирика-лирика.
В общем и целом. Настроение самое что ни на есть дурашливое, лентяйско-сибаритское, книжное и влюбленное. А каким еще оно может быть в праздники?
P. S. Закрытым записям не пугаться. Там не что иное, как попытки составить план и подвести итоги.
[21:06:15] Лис: имя возрост будеш любить не бросиш аватарку с энди картинку с энди ты кто из винкс не бросиш картинку с попугаем(можно кошку) фото в реале (можно с винкс) заполняйте анкетту
[21:06:34] Лис: про картинку и фотку особенно
[21:06:57] Кот: не хватает в финале третьего "не бросиш"...)))
[21:07:22] Лис: фото с винкс в реале - !!!
[21:09:18] Кот: и можно кошку...)))
[21:09:38] Лис: тоже попугай))
[21:10:11] Кот: а какая разница, если не бросиш...)))
Мы ставим друг над другом какие-то извращенные эксперименты. Хочется спросить, когда, в какой момент времени мы с тобой настолько сошли с ума? Сначала мне хочется хохотать над нашими идеями, слушая и твой смех, потом я встречаю твой взгляд – всё, пропал, потерялся, взорвался. Весь день сегодня – пытка. Тобой. Совершенно сошедшим с ума. Салфетки. Десять утренних минут. Двадцать минут вечерних. Записи, закрытые в своей откровенности. Помешательство новой идеи. И я отдаюсь ей. Снова и снова. Безумцы. Что творим? Ты задумываешься об этом? Я нет. У меня пальцы дрожат. А остальное утрачивает смысл.
Где-то в городе П. идет снег. Холодно. Красная зимняя куртка. Кто-то обещал написать новую сказку. У кого-то весь день в голове вертятся отрывочные стишные строки. У кого? Кто? Где это? Истерично хихикаю и плюю на всё вокруг, вспоминая перекись водорода. Перекись – штука отличная. Сдается мне, что не стоит убирать ее далеко. Пригодится. Теперь уже мне.
У меня не осталось ни намека на мозг. Я сейчас так удивляюсь тому, что могу писать внятные предложения. Хотя вряд ли они настолько внятные, чтобы можно было считать их чем-то кроме отрывочной передачи ощущений сумасшедшего.
Ты бесподобный. Ты чокнутый. Ты совершенный. Ты псих. Ты – высшая степень всего в этом мире. Ты – высшая степень меня. Я сейчас, в самом деле, пойду кричать в раздражающий декабрьский снег, что я окончательно и бесповоротно двинулся на тебе. И сделаю это так, чтобы ты услышал, но только ты. Потому что мир развалился крошевом каких-то обрывочных картинок калейдоскопа. Размылось. Стерлось. И есть мы. Алой точкой на картине импрессиониста.
Интересно, а есть такая линейка, до неба, до созвездных сплетений, которая бы смогла измерить эту любовь? Ну не линейка, пусть весы. Из чего же они должны быть сделаны? Из титана? Или может, алмаза? Не нравятся весы? Что тогда? Тогда можно эквивалентом отсыпать золото, бриллианты, платину, глиняные пластинки, тонну буйволов, мешки риса – всё равно не хватит. Не хватит, чтобы обозначить, насколько я люблю тебя.
И мы все просим и просим прощения друг у друга. И не прощаем. Со стороны, наверное, выглядим ну чисто как два китайских болванчика, а мне фиолетово. Мы вообще японские болванчики, если исходить из аватароидентификации. Привет тебе, демоняка! Нас таких трое. Но вот болванчики только мы с лисом. Да. Кажется, меня сейчас понесет куда-то не туда, но меня искренне плющит с того, что получается с нашими аватарами, нашими эпатажными идеями, нашими вечерами и попытками быть взрослыми и важными писателями.
Суть? Суть в том, что если где-то пробежит кисонькин мозг, вы его ловите, маринуйте и храните до лучших времен, когда-нибудь его можно будет продать за большие деньги, как раритет, а пока кисонька безмозглый пойдет и все же покричит о том, что он безмерно любит своего лисичка.