Скрываясь за смехом, себя же жалею. как хочется крикнуть – прощай навсегда, разорвать эти нити никчемные рукою, чтоб умчали меня далеко поезда. читать дальшеУкрывшись улыбкой веселой, пройдусь между старых домов. Небо нависло тучею серой, и кажется нет ничего, окромя облаков. Среди узеньких улиц и низеньких арок Прячутся солнца лучи. И солнце само спрятано в зАмок. Господи, голос внутри – замолчи. Сама ведь себе слово давала - не ждать, жить без надежд.
Здравствуйте, дорогие сообщники. Предлагаю вашему вниманию постапокалиптическую повесть о погибшем городе и его обитателях. Дабы не засорять сообщество большим объемом текста (7,3 а.л.), выкладываю только начало и ссылку на полный текст (кажется, правилами это не запрещено). Итак...
От города остался только арматурный костяк, который глодали постоянные ливни и сильный равнинный ветер. Но тут до сих пор находился важный транзитный пункт, а значит, до сих пор жили люди. Каждый месяц к воздушному порту прибывали караваны дирижаблей Корпорации, перевозившие груз для северных колоний. Каждый месяц мертвый город оживал, выпуская из потайных щелей отчаянные банды, которые бросались на приступ хорошо обороняемой башни порта в надежде отбить груз Корпорации. Чтобы прожить еще один месяц.
Сколько себя помнила, она всегда собирала краски, хотя совершенно не умела рисовать. Попытки изобразить хоть что-нибудь сложнее банального солнышка обычно заканчивались раскрошенными в пыль мелками или раздавленными тюбиками цветной пасты. Найти краски в этом богом забытом месте было трудно, но девушка взяла за привычку обшаривать заброшенные районы города в свободное время. Свободного времени хватало, и обычно она успевала осмотреть все развалины на несколько миль вокруг своего очередного жилища. Иногда попадались интересные дома.
Город вымер после аварии на станции для очистки воздуха. Разом погибла треть населения, которая обслуживала сложную систему пылесборников и фильтров. Без обслуживания один за другим разрушились заслоны от пыли, открывая город свирепым ветрам пустыни. Люди бежали отсюда. В то время Корпорация еще пыталась хоть как-то сохранить свое имущество, посылая тяжелые транспортные модули с бригадами ремонтников на станцию, но оборудование быстро выходило из строя, забитое вездесущей пылью, и транспортные модули падали. На город, на пустоши, отделявшие его от станции, на воздушные порты. Люди погибали.
Она выбрала себе дом в некогда престижном квартале. Люди старались поселиться подальше от вышки с ее постоянным грохотом и химическими выбросами, а этот дом находился на самой окраине. Предыдущие жильцы успели уйти одними из первых. Забрали все. Девушке казалось, что если бы они успели, то соскребли бы даже краску со стен, и увезли ее в больших пластиковых банках. Богатые ублюдки. Но дом был просторным, и канализация чудом уцелела, а удаленность дома от башни делала его безопасным местом - банды пытались окопаться как можно ближе к ней и постоянно дрались за самые удобные точки. И ветру в конце концов удалось сделать то, что не успели хозяева - постоянные сквозняки и пыль стерли остатки краски со стен, обнажив бетон. Когда она нашла это место, в окнах не было ни одного стекла. Даже осколков не было - голые оконные рамы и кучи песка на полу. И совершенно необъяснимым образом сохранившаяся канализация. Из крана текла вода. У богатых ублюдков была собственная скважина - по местным меркам неслыханная роскошь. Большинство из оставшихся в городе даже не слыхивали о том, что периодически необходимо мыться. Девушка забила окна фанерой, замазала щели термопластом, притащила сюда свой спальник и краски. Переезд прошел удачно.
Несколько раз над городом пролетали шустрые кары инспекторов, по несколько часов зависая над развалинами станции и над погибшими модулями. А потом все прекратилось. Вообще все. Город лишился обеспечения Корпорации, решившей, что игра не стоит свеч. Те, кто не успел уйти, остались без ресурсов и продовольствия. А через восемнадцать месяцев закончились неприкосновенные запасы городских хранилищ, и люди начали убивать друг друга за банку белкового порошка. Не осталось ничего. Город разрушался. Его добивал ветер, пыль и постоянные стычки объединявшихся в банды и озверевших от голода людей. Оружия всегда было больше, чем пищи.
Девушка нашла способ по несколько месяцев не принимать участия в набегах на башню. Это было просто - в заброшенных жилищах всегда можно было найти то, что люди с радостью меняли на консервы и одежду. Иногда книги, иногда камни и металлы, иногда лекарства. Слишком поспешно убегали хозяева, слишком верили в то, что еще можно спастись. Иногда она находила даже домашние хранилища продовольствия. Иногда тех, кто не успел спастись. Сразу после падения заслонов люди часто не просыпались. Они задыхались во сне, пыль забивала им легкие. Чаще всего это были дети. На окраине города нередко можно было найти иссохшие мумии. В таких домах она вела себя особенно тихо. Пусть спят. Иногда ей казалось, что она разучилась говорить. Людей, по крайней мере, живых, было сложно найти - они прятались, самостоятельно обустраивая свою жизнь. Корпорация до сих пор периодически присылала в город большие отряды зачистки, надеясь прекратить нападения на караваны. Обычно эти отряды просто растворялись в путанице улиц, а потом на ежевоскресных торгах кто-то щеголял новым жилетом или стволом. И город снова замолкал. Она не была на торгах почти три недели - последней закупки хватило надолго. В этот раз девушка собралась в длительный вояж по среднему уровню восточной окраины. Когда-то там был торговый район, а значит, можно было найти что-нибудь интересное. Восточная окраина была одной из самых высотных частей города, некоторые торговые центры даже имели собственные вышки для транспортных дирижаблей. Город простирался в высоту практически на километр - драгоценная площадь, охраняемая от пыли и ветра, застраивалась полностью. Но когда город лишился этой защиты, верхние ярусы оказались совершенно беззащитными. Часто они обрушивались, погребая под обломками людей и торговые помещения. А в небо злобно щерились арматурные остовы некогда красивых зданий. Девушка не любила высоту, хотя поднималась туда несколько раз. Слишком много ветра.
Через два с половиной года, после долгого перерыва, появились первые дирижабли. Они везли оборудование и техников. И солдат. Дирижабли оказались устойчивыми к равнинным ветрам, но ветшали в пути, и их требовалось обслуживать. А город находился на полдороги от северных колоний. Пока техники отстраивали и оборудовали основную транспортную вышку, солдаты безжалостно расстреливали тех, кто пытался прорваться к дирижаблям.. Дирижабли, нагруженные драгоценным продовольствием, отправились дальше. В отчаянии люди объединились, попытавшись взять вышку штурмом, но она, оборудованная автоматическими пулеметами, силовыми щитами, аппаратами, уничтожавшими любое оружие с устаревшей маркировкой, оставалась неприступной. В той безумной атаке погибли очень многие, почти половина тех, кто сумел пережить эти два с половиной года. Тем не менее кто-то сумел сбить один из дирижаблей. Из его груза уцелело немногое, но и этого хватило, чтобы выживать дальше. А через месяц появился следующий караван.
Девушка уложила в сумку несколько банок консервов и зажигалку. Закрепила в рукаве стальную трубку. Детская игрушка - вкладываешь в трубку резиновый шарик и завариваешь отверстия с обеих сторон. Она нарисовала на ней то, что, по ее мнению, было языками пламени, и каллиграфическим почерком написала "пламенеющий меч". Когда-то ей попала под руку интересная книжица, и с тех пор всегда хотелось подраться такой штукой. Наверное, это интересно.
Оружие в городе быстро исчерпало свои возможности. Заканчивались заряды, забивало пылью механизмы. В городе жили инженеры, а не солдаты, они не умели ухаживать за оружием так, чтобы оно долго оставалось в рабочем состоянии. Обрезком трубы или куском арматуры убивать было не намного сложнее, да и надежностью такие поделки выгодно отличались от устаревших пистолетов. Они не взрывались, попадая в поле сигнала с башни, не отрывали кисти неумехам и в них не заканчивались патроны. Люди учились драться тем, что попадалось под руку. И так прошло тридцать лет.
Она ушла на восток. И, возможно, кто-то видел, куда она идет.
Прячешься, покоишься на дне моих оправданий, ожиданий - бесполезно. Ты все среди чужих, Если не между двоих. Ко мне ли... не к нему ли просишься?читать дальше Бесишься ревностью - правильно. Морально сползая болью кафельной и верностью, Снюсь - не знаю, Падалью обернулась Стерва, ничья - незачем. Лишь чаем захлебнулась, Пересчитывая не твоих девочек и не моих мальчиков, Иронично улыбнулась - Тебе не понять этих расчетов. Как и меня ты навряд ли удивишь звонком среди ночи. Ко мне ли...не к нему ли просишься? "...и катись, считая пролеты..."
По венам - сироп, по артериям - мёд. «Смотри: он смеётся. Стреляет глазами, Но ближе к себе никогда не зовёт». Он - мальчик из патоки, из шоколада, Ему напрягаться, вообще-то, не надо. «К нему, дорогая, все клеятся сами».
читать дальшеИ детка-сластёна, и дама-пчела Влюбляются. Мальчик - ни сном и ни духом. «Салют, дорогая. Ты снова пришла». «Где мальчик, который смеялся так сладко? Где мальчик-безе? Где малыш-шоколадка?» «Он... Кончился. Слишком понравился мухам».
читать дальшеНе забудь, уходя, пристрелить свою белую лошадь. Пусть не дрогнет рука, когда ты будешь жать на курок. Милосердие в сердце своём ты должна уничтожить Или спрятать в укромное место на длительный срок.
Не забудь, уходя, придушить свою серую кошку, Что доверчиво и беззаботно ласкалась к тебе. Ты давно уже жалость свою растеряла по крошкам. Так убей её, чтобы она не скучала! Убей!
Не забудь, уходя, отравить свою рыжую псину. Пусть не воет она от тоски, когда ты вдруг уйдешь. Вспомни, как ты любила чесать ей мохнатую спину. Ты же любишь её очень сильно, а значит убьешь!
Не забудь, уходя, сжечь свой дом из гранитного камня. И свой маленький сад уничтожь до последнего пня. И ещё одну вещь не забудь: я прошу - обещай мне, Что, когда ты решишь уходить, ты прикончишь меня.
А он уходит до рассвета, И светел взгляд, и в сердце жар. Его никто и не заметит, Никто не сможет задержать. Идет, закрыв бесшумно двери, В октябрьские холода... И он, конечно, свято верит, Что не вернется никогда. читать дальшеЕго судьба в пыли дорожной, Его ветра торопят в путь, И он, конечно же, не может Осесть надолго где-нибудь. Но только редкими ночами Тоска змеей вползает в грудь, И думается: вдруг случайно Удастся где-то отдохнуть? И чтобы ждали и любили, И чтобы дом, очаг, семья. И чтобы странствия забылись, И выплеснуть дорожный яд... И он, бессильный и бездомный, Мечтает получить тепло ...и стягивает в омут темный Тех, кому так не повезло Случиться рядом.
Она встает с зарею вместе, Едва лишь выскользнув из сна. Еще одна его невеста, Еще одна его жена. И взгляд лучистый поднимает На створ распахнутых ворот. И все, конечно, понимает. И верит: он еще придет.
(Квартира на окраине, вечер, двое на кухне пьют чай из массивных кружек и ведут неспешную беседу о жизни, обстановка минимализма, интерьер в красно-черных тонах, вся мебель стандартная и явно выбрана по каталогам. В комнате легкий беспорядок, на молодом человеке джинсы и футболка с ярким принтом, девушка в короткой юбке и рубашке строгого кроя). - Я написала очередную историю без финала. Даже без очевидного начала, как мне теперь кажется. - Ты пишешь истории? - Мне кажется, я их проживаю. При чем с такой скоростью, что не всегда успеваю понять, где начинается одна, и заканчивается другая. На первый взгляд, они даже не взаимосвязаны. Но религия, логика и философия подсказывают, что определенная связь все-таки существует. - Ты позвала меня поговорить об этом? Или просто поговорить? Мы не виделись целый год, и вдруг ты приглашаешь меня выпить кофе. Трудно поверить, что дело в кофе или дело в выпить. Ты хотела что-то спросить? - Я хотела поговорить. - Ты знаешь, есть теория, что когда между людьми существует гармония, им не нужно ничего обсуждать. Одна японка сказала мне, что любовь – это сидеть в кафе друг напротив друг друга и читать разные книги. - Мы целый год читали разные книги в разных кафе, наверное, это тоже что-нибудь значит. читать дальше- Ты ведь не спросишь, чем я занимался весь год? А я не спрошу, чем занималась ты, наверное, выбирала мебель для этой квартиры, клеила обои, избавлялась от лишних вещей. Здесь так уютно, ты очень старалась…избавлялась от лишних вещей и от лишних людей, телефонных номеров, личных контактов, знакомых фамилий листе ожидания. - Телефон записан в книге. - В той самой? - Да. - Забавно, что я снова пью чай и снова с тобой. Даже не знаю, как здесь правильно расставить акценты. Поставить ударение на слово «чай» или на слово «ты». Сейчас уже оба эти явления кажутся равнозначными. Я стал таким спокойным, таким безразличным. Почти как вода. Я говорю «стал спокойным?». Это должно читаться без слов, в моих жестах, и улыбке. Я улыбаюсь достаточно снисходительно и всепрощающе? - Ты снова философ. - Я всегда философ. - Я не буду спрашивать, чем ты занимался весь год. Все еще читаешь странные книги? - Я занимаюсь саморазвитием. Самопостижением, если хочешь. Стараюсь искать внутри себя. Например, записываю свои сны. Например, недавно мне пришла мысль о музыке. Если говорить точнее, я пришел к выводу, что музыка без каких-либо слов куда точнее передает чувства, чем песни. Нет лишней смысловой нагрузки, нет неверных движений мысли. Ты никуда не движешься, ты внутри потока, внутри водопада. - А я больше думаю о словах. Нет, мне не снятся слова, но я вижу тексты вокруг себя. Только тексты и конструкции, больше ничего. - А как насчет я? - Ты тоже текст. Возможно, даже рассказ, пока еще сложно понять форму. - Рассказ? Я читал парочку твоих рассказов, все странность. Да кстати, почему твои рассказы состоят из диалогов? У тебя есть теория на этот счет? подкрепляющая основательность смыслов, закладывающая фундамент? - А ты бы писал по-другому? - Я бы не писал ничего. Знаешь, что меня всегда очень удивляло? Вот почему люди в фильмах и книгах делают вещи, которые совершенно нереально повторить в жизни? Которые не будут выглядеть органично? Вот, к примеру, ванная с шампанским. Это ведь просто ванная с противным, липким вином, запах которого въедается в кожу. Или сон в обнимку. В кино красиво, а в жизни это очень неудобно и затекают руки. Ты думала об этом? - Я думала о том, что если бы это была книга, читатели с тобой бы поспорили. Наверняка нашлась бы парочка людей, которым удобно спать вместе. И несколько любителей шампанского и прочих неудобных штук. - Очень может быть, но все это больше похоже на минимуви. Если простишь мне такое бессовестное посягательство на твою высшую авторскую волю. - Если бы речь шла о фильме, я бы вставила здесь последний трек Massive Attack. Paradise circus. - Действительно? Совсем не в настроение. Очень, очень плохая музыка, я думал, ты придумаешь что-нибудь поинтереснее. Давай лучше загрузим последний трек лист с «Beats in Space». (девушка достает с полки ноутбук и подключает его к айподу, с сосредоточенным выражением лица изучает трек-лист, включает что-то невыразительное, выжидающе смотрит на парня). - Есть ли что-нибудь более фатальное, чем разница в музыкальных вкусах? Я чувствую себя такой беспомощной. Правда, беспомощной. Даже не знаю, зачем я тебя звала. У тебя свое кино и своя музыка, и своя философия. - Я философ, а ты постмодернист, хотя это уже и не модно. Страшно подумать, какие хитросплетения сюжетов может дать такое нетривиальное сочетание. - Все будет как обычно. Много разговоров и никакого действия. - А ты считаешь, что действия в нашем мире уже утратили первоначальный смысл? - Возможно, люди должны что-то делать. Но жизнь сегодня - это вечный диалог. Или монолог. Большую часть времени мы просто разговариваем друг с другом, и все, что мы делаем, превращается в текст. - Все-все, что мы делаем? - Смотри. Утром я написала тебе в Скайп, после чего ты отправил мне несколько сообщений по смс, отложив часть разговора на вечер, и мы продолжили с того же самого места. Скайп-аська-смс-кухонный-треп. Какого цвета обои у меня в коридоре. - Я не заметил. - А шторы? - Я не помню. - А у тебя на работе? - Кажется, у нас жалюзи. - Ты уверен? - Во всех офисах жалюзи. Ну, почти. - А какого цвета была форма у официанток в кафе, из которого ты писал мне сегодня днем? - Я не помню. У них бесплатный wi-fi. И это сетевое заведение. Впрочем, какая разница? - Никакой. Обстоятельства и место действия уже не имеют никакого значения. Текст почти никогда не прерывается. Разговор продолжается даже тогда, когда ты спишь. По прихоти оператора, из-за разницы во времени, просто случайно - сообщения приходят позже, и я храню их в памяти телефона до тех пор, пока не найдусь, что ответить. В кафе или в Скайпе. - Для меня не так важен текст, как важна музыка, как я уже отмечал выше. Если ты не против, я бы разбавил чем-нибудь эту очевидную пустоту существования. Как делают все нормальные слабые люди. - У меня есть своя теория по поводу того, почему сейчас так важна музыка, но мне кажется, что сейчас, вот именно сейчас, это не лучшая тема для обсуждения. End Credits. - А ты знаешь. Сколько с тебя сдерут за нарушения авторских прав? Мировая судебная практика показывает, что … (Девушка захлопывает крышку ноутбука, встает со стула и подходит к молодому человеку и целует его. Продолжая целоваться, пара перемещается из кухни в коридор, затем в спальню, полуобнаженные герои целуются. В комнате становится совсем темно, затем свет понемногу возвращается и мы видим пару на кровати - девушка обнимает парня, в ушах у каждого по наушнику от айпода, в комнате тихо). Полночь, чуть растрепанная пара снова на кухне, в более расслабленных позах, девушка заваривает очередную порцию чая, разливает его по чашкам, молодой человек чуть театрально произносит первую фразу) - Я бы никогда не стал спать в наушниках, для этого есть колонки, в конце концов. - Ты не согласен с последней сценой? - Я?! Нет! Вот уж эти писатели! Вам лишь бы переврать реальность, переработать ее в мутную субстанцию и разлить по формам, чтобы потом порадовать друзей странными поделками в духе современного искусства. - Значит, будем считать, что ничего не было? - С 5 по 37 минуту было, а финал ты придумала нелепый. - С 5 по 37-ю? Ты себе льстишь. - Ладно, у меня же неважное чувство времени, я вода, а не песок, привык, что все приблизительно, привык, что все относительно. - Как ты думаешь, я могу немного позаимствовать твой стиль? Мне кажется, мы теперь куда более похожи. (Камера фокусируется на девушке, и мы видим, что у нее немного изменилась прическа и она уже одета в футболку, которая раньше была на ее собеседнике) - Я не уверен, что это отражает настоящее положение вещей. Возможно, ты не совсем права. - Возможно, я уже не совсем я. (музыка становится громче). - Мне кажется, мы неверно выбрали декорации. Квартира слишком мала. Знаешь, эти квартиры в Петербурге. Протяженные как лабиринты, забитые странной мебелью, антиквариатом, бутылками из-под дешевого вина. Темные, пыльные, коммунальные, от общего к частному, от деталей к единому целому. Квартиры-миры. А у тебя – забитая мебелью из Икеи, скучная, без собственного лица и собственной истории, в ней трудно мечтать, молчать и говорить тоже трудно. Здесь пыльно. (Парень щелкает пальцами, герои в тех же позах оказываются в другой квартире). - Я живу на Садовой, получается, не так уж далеко от тебя. Мое детство прошло все в пределах центра, сначала школа, потом прогуливать школу, потом вечеринки, съемные квартиры, шумные тусовки, даже работа. - Ты живешь один? - Нет, с отцом. - Ты мужчина в квадрате, это редкая ценность мужского воспитания. Теперь я испытываю перед тобой трепет, мои руки чуть дрожат, видишь? (Улыбаясь, подносит ее руки к лицу, ладонями вверх) - Нет, не вижу. Такие странные вещи говоришь. - Играет классическая музыка. - Что? - В этой сцене играет классическая музыка, которая должна нам напомнить о твоем слишком правильном детстве. Так я строю свой текст. (играет классическая музыка) - Кто я такой, чтобы спорить с автором? Правда, в детстве я слушал совсем мало классической музыки, и в этом отношении твои ассоциации не могут считаться абсолютно верными. Но кто я такой, чтобы спорить с автором, я даже не нашел своего призвания в этой жизни, я человек, бредущий без цели, меняющий направление в зависимости от того, насколько ярок окружающий его свет. - Ты начинаешь становиться сложным. - Я? Значит, пора придумать алкоголь и помечтать Вивальди. Как тебе фраза «трек Вивальди»? Кинуть тебе на стену Вивальди? - Мечтаю План Б. - План Б так План Б. (музыка меняется). - Можно я все-таки задам дурацкий вопрос? - Тебе можно все, ты автор. - Почему ты вычеркнул последнюю сцену? - Ты сказала, что написала очередную историю без финала, значит, не может быть никакого финала. Тем более в будуарных тонах любовной сцены, это ведь мелко. Будет звучать музыка. Ты посмотришь в окно, в твоих глаза свернет отблеск металла, очередной намек на экзистенциальную пустоту, если актер сможет выговорить это слово. Но никто не будет тебя целовать, и никаких намеков на саму себя, ноль айподов и прадект плейсмента. Чистая боль. - Может быть, тогда закончим сейчас? Чай остыл, и почти утро, а мне еще ехать с Садовой на Ладожскую в первом пустом поезде метро. Это ведь достаточно символично? - Недостаточно. - Мне изменить стиль? Надеть другую рубашку? Начать говорить твоими словами? - Ты давно говоришь моими словами. (Музыка становится громче, поворот камеры на 180 градусов, парень и девушка пьют, разговаривают, смеются, наполняют бокалы, на них остается все меньше одежды, пока они не остаются в одном белье, наступает утро). Девушка заваривает чай, зажав в руке сигарету. Ей холодно. - Помнишь, ты говорила, что хочешь написать сценарий? - А если это и есть сценарий? - Значит, по законам жанра, на 20й минуте должно что-нибудь произойти. Что-нибудь необычное. Неожиданное? - Например? (Парень переводит взгляд на девушку и видит, что из блондинки она превратилась в смуглую брюнетку, она сильно накрашена и выглядит так, будто только что вернулась с вечеринки. Она выливает чай в раковину и наливает себе полный стакан виски) - Ты больше не автор? - Автор не должен появляться в тексте. Он должен быть где-то за кадром, как и режиссер. Хотя бывает, что режиссеры снимаются в собственных фильмах. Или просто мелькают. Да всякое бывает в жизни. Мы можем продолжить с того, с чего мы начали. За окном еще ночь, если хочешь. - Я не хочу продолжать. Мне пора проснуться и записать свой сон. Или тебе пора проснуться и записать мой сон, пока неясно. Ты не автор, но ты знаешь финал. Что будет в конце? - Герой проснется один. Хотя, вполне вероятно, он всегда был один.
Однажды бабка испекла квадратный колобок, Гастрономический шедевр никто вкусить не смог. Все потому, что зачерстветь успел квадрат слегка, Да и судьба совсем иной была у колобка.
А дальше?!!!Кусать пытались за бока – хрустел он на зубах, Он целлюлитом не желал провиснуть на боках, Кричал он: "Бабка испекла Малевича квадрат! Любуйтесь, люди, на меня – я редкий експонатЪ!"
-Я отнесу тебя в музей, Квадратик мой, с утра! И украшеньем галерей ты станешь там, ура! Я журналистов позову, чтоб сделали "пеяр". Большой получим гонорар и купим самовар!
В музее к бабке подошел директор – старый дед. Интеллигентный, при очках, и видно, что эстет. Поправив галстук и пенсне, откашлявшись слегка, Он осмотрел со всех сторон крутого Колобка.
-Давай мне, што ли, сто рублёв! Он – редкий екземпляр! Щас журналисты прибегуть и сделають пиар! Прославить хочете музэй? Задача не трудна: Пущай квадратным колобком гордится вся страна!
Тут подлетел корреспондент: "Бонжур, мадам! Шарман! О, ващь квадрат как будто сам Диор создал! Крестьян! Я биль би щастлив, мой мадам, купить у вас шЫдевр! Я заплачу вам, айн момент… мильён квадратных евр."
Всучив мадам квадратных евр, исчез корресподент, А с ним пропал и наш герой! Вот это прецедент… Теперь в Париже он стоит, на площади Де Рюсс, А что с ним сделали потом, я и сказать боюсь…
Его заделали в цемент, украсили доской, А на доске написан текст, примерно вот такой: «Здесь создан рюсский мавзолей Святого Колобка, Во славу ленинских идей, серпа и молотка!»
Мы не стремились создавать изысканный сюжет, И сочинять моралитэ - у нас и в мыслях нет, Но если бабка есть у вас, купите ей муки. И пусть печет вам каждый день французские рожки!
Наверное, хватит, к чертовой матери, Пытаться исправить ошибки других, Просить о любви, как нищий на паперти, Ответственность брать за себя и за них?
Смотри, у тебя же полно недостатков, Ты слишком серьезно взираешь на мир, Ответственна – да, а в душе – беспорядок: Обжегшись единожды, даже на флирт
читать дальшеТы не реагируешь – сразу же в омут! Великая страсть – так навек, без границ. И (тут же) не веришь, боишься - отнимут… Не слышишь, коленей не гнешь (сразу – ниц!)
Кричат: «Равнодушна…» Душу бы равную Не эту, что только кивни – и вся к ним. Не тянет, не давит, за пояс – и славно! На всех свысока и… «Не тесен ли нимб?»
Тебе б в свой дом, за колючую изгородь, И в клетчатый плед для обиженных плеч, Качать колыбель, раз в год – храм и исповедь… Скажи мне – я прав? Что же, после - не плачь.
Из года в год, обычно поздней осенью, У здания совдеповских времён В заштатном городишке «Вид на озеро» Встречались три вождя своих племён:
Профессор статен был и горд за титулы; Полковник резал правду, как ножом: Поэт, известный Западу как Little Big, Обхаживать любил соседских жён.
читать дальшеИ встретившись, все трое шли за выпивкой, И пили тут – где рос старинный клён, Где здание с совдеповскою выправкой… И спорили: кто в жизнь, за что влюблён?!
Профессор говорил: «Люблю за знания…»; Полковник отрезал: «Люблю за всё!»; Поэт твердил: «Люблю… Любовь – призвание! И пусть любовь по жизни нас несёт…»
Но годы шли… и как-то – поздней осенью – У здания совдеповских времён, Которое тогда уже забросили, Поэта встретил только старый клён.
Гречишным медом пахнет воск, блестит фольга от шоколадки, я с рифмами веду игру, и с музами - сраженье в прятки, Словами, точками, тире фехтуем, бьемся на странице, И мысли строятся в каре, и пролетают сквозь бойницы.
читать дальшеГде рыбий остов суеты обглодан мышью суесловья, Кривят брезгливо Музы рты и саркастично хмурят брови. Банальность явно не в чести, долой возвышенные штампы! Но где б метафор наскрести под светом неволшебной лампы?
Пусть время стрелки, как мечи, скрестит на пыльном бездорожье, Мы с музами стихи строчим и посвящаем их прохожим Гляжу, гляжу во все глаза, ни рифм, ни стрелок не жалея - а вдруг твоя шальная тень мелькнет в созвездье Водолея?
Все гуще снег, все тише шаг, застыну в ямбах, как химера, Двурогий с бубенцом колпак мне будет точно по размеру. Белеет лист, и свеж и чист – от ненаписанных историй, я – сумасшедший эгоист, у падших ангелов в фаворе…
Кому бы душу завещать в обмен на ямбы и хореи, Святым не кланяясь мощам, и не играя в лотереи? Не стану плакать над строкой, ища в бездарности причину, Не собирая в узелки у глаз излучины морщинок…
...А может быть, не надо слов? В них смысла – ноль, пустая ересь, коль можно пикою попасть в мишень прекрасную, не целясь? Из теплых ниток шарф связать, петлею легкой лечь на шею, Поймать, согреть, припасть, сомлеть и чувствовать, что хорошею,
даря тепло… На этом алтаре не нужно слов. Их место – в букваре. Слова – ничтожны, и в любом порядке Цена им – как фольге..от шоколадки.
Вот он твой город, распахнутый, как пальто, Я согреваюсь в снежном его подоле. Город на части рвется, в куски, на доли, Небом без дна, прогулками по Подолу И ежедневной утренней суетой. читать дальше Вот он твой город, растрепанный, как коса, Где тишина бьет пульсом, звенит набатом. Город мне станет мужем, забытым братом. Утром вернемся в школу, завяжем банты И не сумеем главного рассказать.
Вот он твой город, протянутый как ладонь, Я заплетаю яркие нити улиц. Мы здесь не засыпали, но вдруг проснулись. Город с утра дрожащий, спешащий улей, Хмурый, слегка умытый речной водой.
Вот он твой город, и вот она рядом я, Ночью нам слишком радостно, утром - тесно. Я здесь схожу с ума и теряю вес, но Через полгода не отличишь от местной. Небо вздохнет и вытечет за края.
Сделай хоть что-нибудь. В этих кварталах Стало так грустно, но вроде светло. Все, что прошло, бесконечно достало. И не спасло, не спасло. читать дальше Лай в подворотне, слова горькой правды, Кофе на завтрак, корица на вкус, Словно какао. Про смерть твердят карты. Но не боюсь, не боюсь.
Тонкие пальцы, сладкие речи, Гордые взгляды, адреналин. Я не сломалась и мне стало легче, Мой господин.
Кровь по сосудам течет, замирая. Терпкая, красная, теплая, видишь? Я не со зла. Я все прощаю. Ты ненавидишь, ты ненавидишь.
Нет места желаниям в тихой обители, Но слышится голос, зовущий во тьме: - Вернуться домой, на звезду, не хотите ли? Я, если согласны, пробью Вам билет.
читать дальшеКогда-то давно (мне все чудится - осенью) Полвека назад, впрочем, время не в счет, Вы на далекой звезде меня бросили, А сами в земной устремились полет.
Манила тогда бесконечная нежность Земли с голубыми прожилками рек... Я Вас не пускал, предрекал неизбежность Паденья, в ответ слыша искренний смех.
О, Роза моя, Вас, конечно, не тронули Ни слезы мои, ни обрывки надежд. Я так и не смог жить без Вас в нашей комнате, Где запах цветочных духов и одежд.
Я так и не смог Вам простить этой шалости, Хоть каждую ночь, оседлав самолет, Летел к той планете и плакал от жалости При виде опавших на снег лепестков.
Мечта от полета-удара-падения Разбилась на сотни хрустальных огней... В Вас люди не верят, зовут привидением, Вы мерзнете в царстве холодных теней.
А в нашем саду распускаются лилии, Лужайки покрыты нежнейшей травой... Подайте мне руку!.. И милю за милею Мы ввысь полетим, возвращаясь домой.
Я не люблю забывать. Иногда нужно забыть, но этот процесс всегда проходит болезненно-медленно, через множество разных этапов и стадий. Все пытаются побыстрее, но это сложно. Ты перечеркиваешь дни, перешагиваешь дни, проходишь сквозь время, роняешь минуты, когда они падают в руки, теряешь часы. Часы, эти огромные часы, где-то парящие в воздухе, невозможная деталь пейзажа, постоянство памяти, чей-то печальный смех, отражение в стекле. Ты перечиркиваешь дни, перешагиваешь дни, делаешь что-то, чтобы отгородиться. Чтобы надстроить еще немного, пройти дальше, прожить дольше. Но эти фальшивые воспоминания никуда не годятся, они тонут, теряют краски, расплываются в море. А ты все наполняешь и наполняешь себя новыми смыслами, в надежде, что стихия когда-нибудь будет к тебе милосердна. И шторм пройдет. А пока, ветер подталкивает тебя в спину, отнимает надежду, поет печаль, не дает забыть, заставляет помнить.
И город – не город, и люди – не люди, И странные вещи случаются с нами: Однажды проснувшись в стеклянном сосуде, Ты сдашь, несомненно, свой первый экзамен.
Но город – не город, а люди – не люди, И время от скуки придумано нами: Однажды проснувшись в стеклянном сосуде, Ты вечность увидишь своими глазами.