Если посетить несколько старинных замков или дворцов, то нельзя не заметить, что все они отапливались в свое время при помощи каминов. Но почему именно он? Например, можно было бы использовать для тех же целей старые добрые печи, которые хорошо известны человечеству с незапамятных времен.

Однако на практике все далеко не так гладко, как может показаться.

( Читать запись полностью » 

Я так понимаю, такое интересно у нас очень немногим. Тем, кто хотя бы примерно знает всю эту историю и имена великих шерлокианцев. Я вроде по мере сил пытаюсь обо всем этом рассказывать, но готова понять, что это может быть не слишком интересно. От себя предварительно скажу лишь, что, наверное, споры, то бишь дебаты на эту тему, возможно, не имеют смысла. Хотя понятно, что для людей, принимающих все это близко к сердцу, это дело чести. Но просто все случилось так, как случилось. И по мне так, возможно, не случайно Нокс привнес сюда церковные и христианские нотки. И , возможно, он был легкомысленен, но свою роль он сыграл - привлек внимание Робертса - это, как декабристы, которые разбудили Герцена)) И , наверное, не так уж важно, кто был тем первым краеугольным камнем. Это так в общих словах для тех, кто не захочет продираться через ниже следующие диспуты. А в конце, может, еще напишу свои отрывочные впечатления и мысли. ВСТУПИТЕЛЬНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ мистера ЛЕЛЛЕНБЕРГА Что ж, я не эксперт по расстройствам ложных воспоминаний, но должен отметить, что никто из нас не помнит, как Рональд Нокс основал шерлокианскую науку. Нас не было ни в 1911 году, ни в начале 30-х, когда появились исследования и были основаны BSI и Общество Шерлока Холмса. То, что, как вам кажется, вы помните, — это то, что вам рассказывали другие, и, скорее всего, их тогда тоже там не было. Мы пришли к выводу, что “Мастер” и “Священные писания” - это религиозные аффекты, заимствованные из речи Нокса. Это был, как вы говорите, довольно ребячливый доклад, с его месье Пиф-Пуф и геррами Бильгеманнами. Когда же это стало восприниматься как источник нашей науки? Эдгар У. Смит заметил в 1958 году, что смерть Нокса “оплакивали все, кто считает его создателем шерлокианской критики”. Таким образом, представление о том, что Нокс был генезисом, возникло пятьдесят лет назад — хотя Смит, как мы увидим, считал иначе. На самом деле, тогда мало кто читал статью Нокса. Доктор Свеум, упоминая, где она появлялась на протяжении десятилетий, умолчал о том факте, что она не появлялась нигде, где поклонники Холмса могли прочитать ее до 1928 года в Англии и 1930 года в Америке, когда она была включена в «Сатирические эссе» Нокса. И после этого, всего несколько раз с нечастыми интервалами, последний раз 26 лет назад, и никогда в "Baker Street Journal" или "Sherlock Holmes Journal". Но миф гласит, что Морли услышал выступление Нокса в Оксфорде и распространил это Евангелие в Америке. Я сам вырос в этой вере. Но когда я начал изучать историю BSI, прочитав десятки эссе и сотни писем наших отцов-основателей, до меня постепенно дошло, что они говорили не о Рональде Ноксе. Они говорили о ком-то другом. читать дальше Нокс был не первым, кто заглянул в Канон. Другие сделали это десятилетием ранее: Артур Бартлетт Морис в "Букмэне" в Америке и Фрэнк Сиджвик в "Кембридж Ревью" в Англии, в январе 1902 года, когда "Собака Баскервилей" выходила в журналах.»Зарождающийся Шерлок Холмс» Смита начинается их работой, а не работой Нокса. Статья Нокса, по сути, является лишь седьмой в хронологическом порядке содержания этой антологии. (И туда не вошло эссе Эндрю Лэнга 1904 года.) И все же нам нет нужды утверждать, что они в не меньшей степени, чем Нокс, сформировали нашу науку. Это сделал кто-то другой, и в 1934 году об этом думали исследователи и основатели BSI и Общества Шерлока Холмса. И меньше всего из всех них Кристофер Морли нуждался в примере Нокса. Морли устраивал экзамены по Канону своим братьям Феликсу и Фрэнку задолго до 1911 года и основал на рубеже веков в Балтиморе клуб Шерлока Холмса вместе с другими молодыми людьми. У «евангелиста» Морли с самого начала были все задатки лидера культа, и Ноксу не нужно было вдохновлять его. Что касается того, что Морли привез статью Нокса в Америку, мы даже не знаем, слышал ли он ее в 1911 году. Не существует ни дневников, ни записных книжек, ни писем, указывающих на то, что что-то такое было. В единственном случае, когда он упомянул, что этот доклад был произнесен в Оксфорде, когда он был там, в 1944 году в своей книге"Шерлок Холмс и доктор Уотсон", Морли на самом деле не сказал, что слышал этот доклад. Но давайте предположим, что Морли слышал его — ибо это подтверждает мою точку зрения, что он не привез это в Америку и не распространял Евангелие. К тому времени, когда Морли прибыл в Оксфорд в 1910 году в возрасте 20 лет, открыв для себя девушек, выпивку и амбиции, его юношеский энтузиазм к Шерлоку Холмсу угас — и, по его собственному признанию, он все еще дремал, когда он вернулся домой в 1913 году, чтобы начать свою карьеру писателя. Только в 1926 году, писал Морли в "Субботнем литературном обозрении" того же года, его энтузиазм был возрожден. Не Ноксом, а неназванным печатником, с которым он познакомился в Нью-Йорке; и возродила его импровизированная викторина, в которую Морли часто играл мальчиком с братьями и приятелями. “Мы приступили, — писал он, - к составлению анкетного опроса о знаменитых происшествиях из жизни Шерлока Холмса” - “восхитительных подробностях”, которые Морли превозносил в “Памяти Шерлока Холмса”, в предисловии к первому «Полному собранию рассказов о Шерлоке Холмсе» 1930 года, в котором Морли ни разу не упоминает Нокса. Это была игра, которую Морли перенес в свой обеденный клуб, где идея создания BSI вынашивалась (или, возможно, мариновалась) в его любимом манхэттенском баре, (незаконно торгующем спиртными напитками). Незаменимая книга Роберта К. Левитта “Происхождение культа 221B”, повествование о нашем происхождении из первых рук, рассказывает о том, как конкурсные экзамены по Канону на тех ланчах в конце 20-х и начале 30-х годов привели к появлению BSI. В 1930 году в Америке вышел “Обзор литературы”, но это была игра не в стиле Морли, и он пошел своим путем. Именно Дороти Сэйерс сказала, что “правило игры состоит в том, что в нее нужно играть так же серьезно, как в крикетный матч на стадионе Лордс; малейший налет экстравагантности или бурлеска портит всю атмосферу”. И Морли играл по тому же правилу: никаких Бильгеманов или Пуфф-Пуфов. Несколько факторов побудили Морли в конце 1933 года основать BSI. Сухой закон закончился, и американцам больше не приходилось тайком выпивать в маленьких подсобных помещениях. Еще одним событием того октября стала "Частная жизнь Шерлока Холмса" Винсента Старретта — восторженная дань уважения, где едва был упомянут Нокс. И этот решающий фактор стал еще одним событием, что Старретт и Морли прекрасно осознавали, и то же произошло и в английском Обществе: монография 1931 года привлекла внимание поклонников Холмса, чего не сделала статья Нокса. Давайте исследуем это. В 1932 году вышла книга Т. С. Блейкни "Шерлок Холмс: факт или вымысел?", в которой говорилось: “Определенный объем критических работ уже вырос, и на протяжении всей этой работы будет очевидно, в какой степени мы им обязаны”. Что Блейкни отметил о Ноксе, так это его ограничения: его статья была основана только на части Канона. Вместо этого источником и вдохновителем канонической науки стал С.С. Робертс из Кембриджа. Блейкни заявил: “Робертс добился для Уотсона того, чего он и другие ученые достигли в отношении Босуэлла”. Робертс заслужил эту похвалу благодаря двум критическим работам, влияния на которые Нокс не оказал, за исключением опровержимой ошибки, которую Робертс разоблачил в брошюре 1929 года под названием "Заметка о проблеме Уотсона". Чтобы дать его контекст, Эдгар Смит в предисловии к изданию 1955 года антологии Х.У. Белла “Исследования Бейкер-стрит” написал: "Это правда, что еще в 1912 году молодой священник по имени Рональд Нокс опубликовал статью в оксфордской "Синей книге", в которой было предпринято предварительное исследование некоторой эзотерики в саге" - слова, мало подтверждающие идею, что Нокс был первоисточником нашей науки. Смит продолжил: “Если мы можем судить по небрежному тону многого из того, что [он] написал (включая вопиющее искажение самого известного отрывка из Канона), его эссе было вдохновлено не столько глубоким любопытством к жизни Мастера и его временам, сколько желанием подшутить ради самого себя над [немецкой библейской] Высшей Критикой, получив европейское признание”. Смит объяснил, что статья Нокса, опубликованная в «Сатирических эссе», “вызвала возражение в 1929 году со стороны С.С. Робертса в «Заметке о проблеме Уотсона», и можно сказать, что этим действием был заложен фундамент для того, что должно было последовать”. Важность этого наблюдения такого исследователя, соавтора и издателя холмсианских работ, как Эдгар У. Смит, трудно переоценить. Робертс, сказал Смит, является фундаментом холмсианской науки. Он сказал так из-за биографической трактовки Уотсона, которую Робертсу было поручено написать в 1930 году. Его работа "Доктор Уотсон", опубликованная издательством "Фабер энд Фабер" в начале 1931 года, оказала огромное влияние на его почитателей по обе стороны океана. Она не только привела в восторг, но и показала, что можно сделать, побуждая других к дальнейшим усилиям — не в последнюю очередь Кристофера Морли. Книга быстро оказалась в руках Морли, и он щедро похвалил ее в "Субботнем обозрении" от 7 марта 1931 года. Мы не знаем ни одного более раннего примера, в котором Морли упоминал бы Нокса. В 1932 году в книге Белла "Шерлок Холмс и доктор Уотсон: хронология их приключений" Робертс также занял первое место среди исследователей Канона, при этом Нокс упоминается всего один раз. — В «Частной жизни» Старретта подробно обсуждался трактат Робертса, при этом Нокс едва упоминался. — А основатели BSI уделяли Ноксу еще меньше внимания. Элмер Дэвис, рецензируя "Частную жизнь " Старретта в декабре 1933 года, говорил о Робертсе едва ли не больше, чем о книге Старретта, ни разу не упомянув Нокса. Морли для своего сборника эссе "Внутренний доход" 1933 года добавил к тексту статьи "В память о Шерлоке Холмсе" 1930 года пространное обсуждение "Доктора Уотсона" Робертса; Нокс вновь не был упомянут. А поскольку начало BSI было положено в 1934 году, Нокса, возможно, и не существовало, если судить по тому, что Морли написал в том году. “Был ли Шерлок Холмс американцем?” и “Тайна доктора Уотсона”- жемчужина хронологического толкования, основанная на "Докторе Уотсоне" Робертса без какого-либо упоминания Нокса. Элмер Дэвис также учился в Оксфорде в 1911 году, и в его Конституции говорится об “изучении Священных писаний”. Но Дэвис был приверженцем Шерлока Холмса задолго до этого, и в любом случае термин “Священные писания” не встречается в статье Нокса. Там было мало религиозной терминологии, которая высмеивала немецкую ученость, а не религиозные обряды. Левитт назвал изучение Священных писаний “чистым дэвисизмом”. Только в 1941 году в неопубликованных мемуарах о зарождении BSI Морли упомянул об этом: “Поскольку Нерегулярные отряды называют работы [Дойла] "Священными писаниями", может быть, его можно именовать ‘Священный писатель”, — но в знак уважения к своему старому приятелю Элмеру, которого сразу после этого приветствовал по имени. Ни в мемуарах 1941 года о зарождении BSI, ни в том их виде, когда Морли переписал их в 1946 году для «Baker Street Journal», нет ни намека на Нокса. А вдохновением для BSI Морли назвал "Прощальное турне" Уильяма Джиллетта в 1928-32 годах, "Доктор Уотсона" Робертса, "Частную жизнь " Старретта и восторженный отзыв Дэвиса о Старретте в «Субботнем обозрении». Давайте теперь посмотрим на английское Общество Шерлока Холмса. О его основании в 1934 году подробно сообщил Р. Ивар Ганн, который учился в Оксфорде в то же время, что и Морли. Он назвал имена всех присутствующих, и Нокса там не было. В тот вечер были прочитаны сообщения от отсутствующих друзей - от Блейкни, Старретта, Морли и Десмонда Маккарти, но не от Нокса. Присутствующие обсуждали стимул, лежащий в основе их нового клуба: упоминаний о Ноксе не было и в связи с BSI, чье недавнее основание обсуждалось. Но: «В качестве дружеского приветствия перед каждым членом Общества был положен экземпляр великолепного исследования доктора Уотсона, написанного мистером Робертсом» . И присутствовал ли при этом С.К. Робертс? Как сказал бы губернатор Пэйлин, еще бы. К этому времени вы, возможно, уже вспомнили любопытный случай с собакой в ночное время. Выступление Нокса рассмешило оксфордских парней, вынужденных читать библейскую критику девятнадцатого века, но в нашей науке и движении Нокс - всего лишь святой последних дней: нет никаких свидетельств того, что Морли думал нем, когда в 1926 году возродился его интерес к Холмсиане, или когда он превратил свой ланч-клуб в Клуб Бейкер-стрит, ни когда он основал BSI. Только гораздо позже Нокс был привит к нашему движению задним числом, ему было отведено место, которого он не занимал в 1920-е и 30-е годы. Это был непростой поступок. Отправной точкой наших исследований является исследование Фрэнком Сиджвиком уотсоновской хронологии в 1902 году, а толчком к нашему движению послужило блестящее исследование биографии Уотсона С.К. Робертсом в 1931 году. Мы должны осознавать это и ценить их по достоинству. "Доктор Уотсон" Робертса не только мгновенно очаровал Блейкни и Белла, Старретта и Дэвиса и других, когда они его прочитали, но и Морли тоже—и раньше, чем кто-либо другой в Америке, раньше, чем даже большинство в Англии, потому что у Морли был “свой человек”: редактором "Фабер энд Фабер", который поручил Робертсу написать "Доктора Уотсона", был брат Кристофера Морли Фрэнк. * Позже в том же году (2010) мы узнали из рождественского ежегодника BSJ Николаса Утехина “От Пифф-Пуффа до Бэкнека: Рональд Нокс и 100 лет ”Обзора литературы о Шерлоке Холмсе", что Морли (и Элмер Дэвис) не слышали выступления Нокса в Оксфорде в 1911 году. ОПРОВЕРЖЕНИЕ ДОКТОРА СВЕУМА В “Baker Street Journal” за декабрь 1992 года опубликована статья Джона Лелленберга под названием "Логан Кленденинг: канонизация Нерегулярного святого", которая начинается так: «Мы, Нерегулярные отряды Бейкер-стрит, обладаем большим количеством религиозных параллелей в нашей структуре и знаниях. Например, "Шерлокиана" берет свое начало в пародии 1912 года на современную библейскую экзегезу Рональда А. (впоследствии монсеньора) Нокса; и, называя Шерлока Холмса Мастером, не нужно подписываться под богохульствами Сэмюэля Розенберга или его еретических приверженцев, чтобы признать, что мы имеем в виду не только выдающиеся достижения Холмса, но и также и тему смерти и воскрешения в Священных писаниях.» Бедный Джон, мне жаль слышать, что вы потеряли свою веру в Нокса и больше не верите в то, что Кристофер Морли принес это евангелие в Америку. Не того, кто основал BSI, а того, кому мы отдаем должное за основание Шерлокианской науки. Итак, вы предлагаете С.К. Робертса в качестве своего краеугольного камня, поддерживаемого Фрэнком Морли? С. К. Робертс в своей книге 1966 года "Приключение с авторами" пишет: «Только в 1928 году я был вовлечен в псевдосерьезность холмсианских исследований. В тот год редактор "Кембридж Ревью" предложил мне написать рецензию по двум прекрасным книгам: сборнику, изданному Джоном Мюрэем «Полное собрание рассказов о Шерлоке Холмсе» и «Сатирические эссе», сборник работ ученого и теолога Рональда Нокса. Я часто слышал о блестящей работе по «Литературе о Шерлоке Холмсе», с которой Нокс выступал в колледжах и был рад, что она вошла в его книгу. Это эссе, на самом деле, было зародышем... ...Когда я прочитал эссе Нокса и перечитал некоторые рассказы, мне пришло в голову, что я вполне мог бы продолжить его собственный стиль схоластической критики. В его галерею ученых (Заувош, Бакнеке, Пифф-Пуфф и др.) я добавил пару своих собственных (Кейбоша и Повремютта) и выразил некоторые сомнения в достоверности текстологических изысканий Нокса. Наконец, я настоятельно призвал серьезных исследователей посвятить свою энергию толкованию das Watsonischechronologieprobleme.» Далее Робертс говорит, что именно Десмонд Маккарти впервые напечатал свое эссе "Ранняя жизнь Уотсона" в журнале "Жизнь и письма". После того, как он написал о дальнейшей жизни Уотсона, эти два эссе были объединены для серии альманахов «Критерион», и там они были опубликованы совместно с Фрэнком Морли. В предисловии к сборнику "Холмс и Уотсон" 1952 года он отметил, что в долгу перед знаменитым эссе Р. А. Нокса. Робертс сообщает, что позже, прочитав биографию Во, он с грустью узнал, что Нокс “совершенно не сочувствовал возникшему позднее культу”. В книге Винсента Старретта “Частная жизнь Шерлока Холмса” переиздана “Заключительная исследовательская работа о жизни и творчестве Шерлока Холмса” Эдмунда Джорджа Валли Нокса, редактора журнала "Панч" и старшего брата Рональда Нокса. Старретт делает ссылку на «Сатирические эссе», опубликованные в Америке Э. П. Даттоном в 1928 году, с комментарием: “Важное критическое исследование, отлитое в сатирической форме”. Благодаря Карен Мердок и Джорджу Вандербургу у нас есть «Живой Шерлок: шерлокианские выдержки из колонки Винсента Старрета “Живые книги” в Chicago Tribune за 1942-1967 годы.» (В примечании к “Частной жизни” Старретта цитируется преподобный Нокс, но это взято из его эссе о Троллопе “Прогулка по Барсетширу”, а не из “Обзора литературы".) Из его колонки в 1957 году: ""Обзор литературы о Шерлоке Холмсе", написанный в 1911 году, были первым важным вкладом в холмсианскую науку, критикой-розыгрышем, которая сегодня является шерлокианской классикой“. И в разгар холодной войны в 1960 году: ”...это Рональд Нокс положил начало культу Холмса своим "Обзором литературы о Шерлоке Холмсе" (1911) — если только русские не смогут доказать, что сделали это раньше.” Братья Нокс, во многом, как и Морли, рано проявили интерес к Шерлоку Холмсу и в 1905 году написали Дойлу свое письмо ”Знака четырех". Нокс также написал "Симпозиум по декалогу", раннюю пьесу с Шерлоком Холмсом и шестнадцатью известными персонажами из истории и литературы, а также новыми женщинами, биметаллистами, флагеллантами, баптистами седьмого дня и хорами добродетели и пороков. Я хочу, чтобы вы услышали собственные слова Нокса из вступительной части “Обзора литературы”: «Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны. Если и есть что-либо приятное в критике — так это отыскивать то, что совершенно не предназначено для наших поисков. Согласно именно этому методу мы рассматриваем как существенное то, что автор не желал считать существенным, и считаем важным то, что автор расценивал как мелкий эпизод. Особо приятно применить этот метод к Шерлоку Холмсу, потому что — в некотором смысле — это его собственный метод. «Я всегда придерживался мнения, что мелочи важнее всего», — говорит он. Эти слова могли бы быть девизом его работы в течение всей жизни. И дело обстоит именно так, не правда ли, как любим говорить мы, священнослужители, — по мелочам, явно незначительным вещам мы и судим о характере человека.» Рональд Нокс основал Шерлокианскую науку в 1911 году. Это явление однажды зародилось, вынашивалось, и в 1928 году было усилено его повторным появлением, которое дало стимул Кристоферу Морли и Элмеру Дэвису. Это также заново заразило тех, кто был преисполнен любви к Мастеру, таких как С.К. Робертс и Винсент Старретт. Даже Эдгар У. Смит в рубрике “Каталог Бейкер-стрит” называет “Обзор литературы” "первым эссе в порядке Высшей Критики". В намерения Нокса не входило создавать игру или культ. Но его методология - это то, что остается неизменным. Те, кто следовал за нами и так хорошо играл в эту игру, должны признать, что Нокс был ее непреднамеренным основателем. ОПРОВЕРЖЕНИЕ Г-НА ЛЕЛЛЕНБЕРГА Я благодарен доктору Свеуму за то, что он процитировал мою статью из "Baker Street Journal", но она была написана в 1992 году, когда мои исследования истории BSI были еще только в самом начале. Как я уже сказал в своем вступительном слове, я сам был воспитан в вере Нокса; только значительно позже я понял, как мало в этом смысла. Почти то же самое можно сказать и о цитате доктора Свеума из "Каталога Бейкер-стрит" Эдгара У. Смита. Она была написана в 1945 году. К тому времени, когда в 1958 году Смит написал предисловие к "Зарождающемуся Шерлоку Холмсу", он тоже выполнил свою домашнюю работу и думал уже иначе. И я тоже читал "Приключения с авторами" С. К. Робертса. Но в 1966 году он писал о событиях почти сорокалетней давности; теперь ему было семьдесят девять лет, и это был последний год его жизни. Точно так же, как Винсент Старретт в 1960 году неправильно указал дату публикации «Сатирических эссе» в США, указав 1928 год, когда на самом деле был 1930-й. Но мы не должны придавать слишком большого значения их промахам. Вместо этого мы должны полагаться на то, что они и другие написали о статье Нокса примерно в то время, когда она появилась, — в той мере, в какой они вообще писали о ней, чего, как мы видели, было очень мало. Я понимаю, что некоторые шерлокианцы глубоко верят в миф о Ноксе, даже в многочисленные источники поступлений для BSI в течение следующих двух лет. Наш Уиггинс недавно вновь подтвердил свою веру в своего рода циркулярном письме к Нерегулярным отрядам, хотя, как ни странно, мне на почту оно не пришло. Но некий Нерегулярный переслал его мне, и в нем я увидел цитаты тех же двух авторитетов в отношении мифа о Ноксе. В этом письме говорилось: «Один из великих холмсианцев, сэр Сидни Робертс, в 1952 году написал такое посвящение Ноксу: “Именно знаменитое эссе монсеньора Нокса впервые поманило меня на Бейкер-стрит”.» Дань уважения? Если вы прочтете, что Робертс написал о статье Нокса в «Заметке о проблеме Уотсона» в 1929 году, то на самом деле вы обнаружите научное презрение, смешанное с раздражением главы издательства «Cambridge University Press», столкнувшегося с чем-то, что не соответствует его профессиональным стандартам, как, например, когда Робертс написал: “Вызывает некоторое удивление, что эта статья, впервые написанная в 1911 году, теперь публикуется без изменений и без ссылок, хотя бы в виде примечаний, на более поздние исследования”. Вместо того, чтобы отдать дань уважения, Робертс обратил всеобщее внимание на статью Нокса, опубликовав опровержение ее аргументов, что он смог сделать за меньшее количество страниц, чем потребовалось Ноксу, и ему было предложен написать нечто более объемное, что соответствовало бы Канону: его монографию "Доктор Уотсон", опубликованную в 1931 году и получившую всеобщее признание. И в то время, когда в канонической науке внезапно произошло так много изменений, люди не считали, что Нокс был ее основателем. Например, редакционная статья “Кембриджского Обозрения”, озаглавленная "Призыв к более либеральному духу в критике Канона Шерлока Холмса", в номере от 11 ноября 1932 года начиналась следующими словами: « Вопрос о Каноне Шерлока Холмса вновь стоит перед общественностью, и будет уместно сделать несколько замечаний по нему в этих колонках, там, где Фрэнк Сиджвик впервые выступил с Высшей Критикой саги о Холмсе в 1902 году. Мы не погрешим против правды, если скажем, что статья, опубликованная тогда Сиджвиком, определила всю тенденцию развития этой отрасли знаний. В основном он был озабочен тем, чтобы указать на расхождения — и очень серьезные — в датах “Собаки Баскервилей”; и с тех пор критики добросовестно следуя его методу, сосредоточили свое внимание на вопросах хронологии, текста, деталях литературной техники. Это правда, что теперь им удалось сделать то, что сам Сиджвик вряд ли предполагал, — они направили эту текстологическую критику на решение трудных вопросов Канона Холмса; но это не столько новшество, сколько естественное продолжение работы Сиджвика.» Далее в этом циркулярном письме BSI говорилось: «Винсент Старретт писал в своей колонке “Живые книги” в марте 1945 года: “Когда Рональд Нокс в 1912 году положил начало холмсианской Высшей Критике, он сделал это с ноткой серьезного озорства, которая до сих пор задает тон всем исследователям литературы о Шерлоке Холмсе”. Журналист Старретт знал свою аудиторию. Его колонка в «Чикаго трибюн» была написана не для нас, а для масс, “великой ненаблюдательной публики, которая с трудом может отличить ткача по зубам или наборщика по большому пальцу левой руки”. Ему лучше было знать, что писать там. Статья Нокса не задала тон всем последующим исследователям Канона, и уж точно не самому Старретту, чья "Частная жизнь Шерлока Холмса" 1933 года ни в малейшей степени не перекликалась со стилем Нокса, вот почему мы читаем ее до сих пор, когда уже не утруждаем себя чтением Нокса. В начале 1930-х годов Старретт, как мы уже видели, уделял Ноксу очень мало внимания, зато большое внимание уделял С.С. Робертсу. “Кто мы такие, чтобы спорить с такими гигантами?” - заключает циркулярное письмо. Кто мы такие? Мы - шерлокианцы и Нерегулярный отряд, и должны придерживаться того, что Кристофер Морли назвал “железными фактами доктрины Бейкер-стрит”. Подобно Шерлоку Холмсу, мы ничего не принимаем на веру. Мы не формируем теории, опережая факты. Увидев на стене надпись «Rache», мы не приходим к выводу, что это злодеяние совершила мисс Рэйчел. Это для Лестрейда и Грегсона. Мы не догматики, мы независимые мыслители. Мы проводим расследование. Мы ищем и исследуем улики. Мы идем по следу. И след ведет нас не к Рональду Ноксу, а к С.К. Робертсу - и даже его коллеге, кембриджцу Фрэнку Сиджвику, который впервые обратился к уотсоновской хронологии в 1902 году. *** Ну, наверное, надо сказать, что отметила для себя работу вот этого Сиджвика. Интерено посмотреть, что он там написал по "Собаке", к тому же почти сразу после ее выхода в свет. Не говоря уже о "Докторе Уотсоне" Робертса - появилось стойкое ощущение, что это что-то легендарное, и сдается мне, что я скачала его себе еще в давние более свободные времена. Ну, и конечно, надо отметить, что немного подробнее про создание BSI было у меня вот здесь morsten.diary.ru/p220059022_strannye-lyudi-uots... Хотя в каком-то смысле эти диспуты позволили лучше прочувствовать атмосферу. К слову сказать, мне запомнилось эссе брата Нокса, которое я только пробежала глазами, потому как это было что-то великосветское и немного "из другой жизни". Холмс - второй сын сэра Стэйтлэя (как-то так) Холмса из Каршалтона в Сурее. Его друзьями юности были полковник Реджинальд Месгрейв и адмирал Виктор Тревор, не говоря уже о лорде Уотсоне из Стейнса) И я опять таки скажу, что как минимум, Нокс все же привел в движение это колесо. Не хочу показаться нескромной, но я читала Дойля и очень любила его книгу (она у меня была одна), но только "Собака" 1983 г. зажгла какую-то искру, которая потом разгорелась не на шутку) Это я к тому, что всегда бывает нужен какой-то спусковой крючок, который запустит маховик.

В начале 90-х годов XX века несколько американцев добровольно самоизолировались в специально построенном для эксперимента «Биосфера-2» городке с пятью ландшафтными системами: океаном с коралловым рифом, саванной, джунглями, пустыней и болотом. Герметичный купол укрывал это великолепие от ужасного мира и, казалось, что жизнь там будет настоящим раем.

Однако что-то пошло не так…

( Читать запись полностью » 

В первом квартале 2023 года в Москве родились мальчики и девочки, которых назвали очень необычными именами. Среди мальчиков – Лукас Рики и Модест, а среди девочек – Денница и Эврика. Об этом рассказала начальник управления ЗАГС города Москвы Светлана Уханева, информирует РИА «Новости».

Среди имен, которыми назвали мальчиков, такие необычные и редкие, как Лукас Рики, Марио, Модест, Оганнес, Тео, Эрвин, Фома, Юлиан. ont.by/news/modest-i-dennica-kakie-eshe-neobych...

среда, 10 мая 2023 в 09:50

Пишет Irina77:

Хотя завтрак в Британии обычно состоял из чая и тостов или булочек, даже он порой превращался в целую церемонию. В больших имениях, как, например, у мистера Дарси в Пемберли из романа "Гордость и предубеждение", кипятить чай на каминной решетке было немыслимо. Вместо этого для кипятка использовались богато украшенные серебряные чайники. Вода в них долго оставалась горячей благодаря раскалённому железному пруту, который нагревали над очагом в кухне, а затем вставляли в специальное отверстие в чайнике. Служанка приносила такой чайник к столу и ставила рядом с хозяйкой дома, которая заваривала чай сама в изящном фарфоровом или серебряном заварочном чайничке. читать дальшеБольшой популярностью пользовались специальные фарфоровые сервизы для завтраков, такие, какой был у Остинов. В "Чувстве и чувствительности" Фанни Дэшвуд жалуется на то, что фарфоровый сервиз для завтрака, который увозит с собой ее свекровь при переезде, «вдвое красивее того, что остается в доме». В "Нортенгерском аббатстве" Кэтрин Морланд потрясена роскошным завтраком в аббатстве и «изысканностью сервиза для завтраков». Серебряный чайник в стиле Георга IV Мастер: Бенджамин Смит II (Бирмингем 1764 - Лондон). Из изящных фарфоровых чашек пили как традиционный чай (в доме Остинов), так и более изысканные напитки. Богатый брат Джейн Эдвард предпочитал кофе, герой "Нортенгерского аббатства" генерал Тилни - горячий шоколад. Сам завтрак был неформальным - за ним можно было разговаривать, просматривать газеты и письма. Ким Уилсон «Чай с Джейн Остин» В доме Остинов читать дальшеЗавтрак в доме Остинов обычно подавался в девять часов, однако Джейн вставала гораздо раньше и успевала до завтрака переделать множество дел. Она играла на фортепиано или писала письма, сидя за своим маленьким деревянным бюро. Большинство своих писем Джейн писала до завтрака, о чем упоминала в них самих: «Я пишу тебе перед завтраком, а встала я между шестью и семью утра». Завтрак подавался в девять часов, как у пунктуального генерала Тилни из «Нортенгерского аббатства», или в десять, как у сэра Джона и леди Мидлтон из Бартон-парка в «Чувстве и чувствительности». В городских домах, подобных дома брата Джейн Генри и его супруги Элизы, завтрак подавался позднее, чем в деревне. Обеды и балы начинались позже, поэтому те, кто их посещал, позже ложились и вставали. В «Гордости и Предубеждении» Лидия и Гардинеры «завтракали, как обычно», перед свадьбой Лидии. Самые большие модники садились завтракать в одиннадцать и даже двенадцать часов. В некоторых домах члены семьи и гости спускались к завтраку, когда им заблагорассудится, однако в большинстве семей было принято завтракать вместе, в одно и то же время. «Пробило десять, мне пора идти завтракать»,- пишет Джейн Кассандре из дома их брата Эдварда. Иногда за полчаса до завтрака подавали предупредительный звонок - после второго звонка семья и гости собирались за столом. Даже в самых богатых семьях к завтраку обычно подавались только напитки и выпечка с маслом. Кексы, хлеб, булочки, тосты - все они упоминаются в описаниях завтраков у Джейн Остин. Тем не менее иногда завтраки бывали и более обильными. В Мэнсфилд-парке» Фанни Прайс, помахав на прощание брату и Генри Крофорду, возвращается в столовую, чтобы убрать со стола тарелки: Уильяма, со «свиными костями и горчицей», и мистера Крофорда, с «яичной скорлупой». Ким Уилсон «Чай с Джейн Остин» Рождение чайного сервиза читать дальшеВоцарение на английской кухне чая повлекло за собой появление нового вида посуды. Так родился чайный сервиз. Чайные листья держали в специальной баночке с плотной крышкой вроде бонбоньерки; в XVIII веке герцогиня Лодердейл складывала в такие свои запасы чая и леденцов, храня их у себя в личном кабинете Хэм-хауса. Чай тогда пили в натуральном виде, ничего в него не добавляя. Для чая нужны, во-первых, чашки. Первоначально в этом качестве использовали сосуды без ручки из тонкого китайского фарфора, которые называли просто «мисками». Их вместе с чайными листьями привозили с Востока: на чайных клиперах ящики с фарфором служили балластом. В XVII веке мало кому удавалось приобрести две одинаковые чайные «миски»; представление о чайном сервизе сформировалось только в XVIII веке, когда в Британии было налажено собственное производство керамики. Во-вторых, потребовались чайники – для кипячения небольшого количества воды и для заваривания чая. Чаинки из чашки вылавливали дырявой ложкой с дырочками (так называемой ложкой для соринок). Со временем ее сменило чайное ситечко. Для чаепития дамы ставили у себя в гостиной особый столик. С появлением чая общество нашло себе новое развлечение. Чаепитие служило удобным поводом пригласить знакомых в гостиную и щегольнуть своей состоятельностью (продемонстрировав чайный сервиз) и хорошими манерами (показав свое знакомство с тонкостями чайной церемонии). Слуги лишь накрывали стол для чаепития, а по чашкам чай разливала хозяйка дома. George Dunlop Leslie Узор "Willow", используемый на керамической посуде, стал популярным в конце 18 века в Англии, когда в своей исходной форме он был популяризирован английскими художниками-керамистами, сочетая и адаптируя мотивы, вдохновленные модными расписанными вручную сине-белыми изделиями, импортируемыми из Китая Люси Уорсли «Английский дом. Интимная история» Кухня Джейн Остин читать дальшеСовременники Джейн Остин основательно подходили к вопросам, связанным с принятием пищи. Это касается даже скромных обедов в кругу семьи — что уж говорить о парадных приёмах! Миссис Беннет в «Гордости и предубеждении» не зря гордится, что её «приглашают обедать в двадцать четыре дома». Ведь это означает, что и она способна принять гостей на своей территории соответствующее количество раз. А это нетривиальная задача даже в доме простого деревенского сквайра, к которому требования заведомо не столь высоки, как к представителям знати. Даже скромная трапеза эпохи Регентства выглядит маленьким пиром в наших глазах. Главное, что создаёт этот эффект, — это принцип подачи блюд. Мода на подачу à la russe (то есть привычный нам вариант сервировки, когда блюда появляются на столе в логичном порядке, сменяя друг друга) придёт в Англию позже. Во времена Джейн Остин стол сервировали à la française, то есть на французский манер. Это значит, что блюда появлялись на столе сразу большими группами. Такая группа называлась переменой, и в рамках званого обеда их обыкновенно бывало две или три. Каждая перемена включала в себя от пяти до двадцати пяти блюд самых разных типов: на стол одновременно подавались супы, мясо, рыба и птица, дичь, овощи, соусы и соленья, всевозможные пудинги — сладкие и несладкие, пироги — тоже как закусочные, так и десертные, и собственно десерты. То есть едоки не разграничивали по времени первое-второе-третье, а ели всё вперемешку. Разумеется, необязательно было пробовать всё: богатый ассортимент предлагался для того, чтобы у гостей была возможности выбора и каждый получил что-нибудь по своему вкусу. После знакомства с блюдами первой перемены приходила пора с ними проститься. Гостям предлагался промежуточный десерт. Затем стол сервировали блюдами второй перемены, то есть подавали новый набор угощений самого разного рода. Когда гости насыщались и ими, сервировали стол под сладкое: фрукты, орехи, пирожные и мороженое. В «Эмме» главная героиня и Фрэнк Черчилл вынуждены прервать свой оживлённый диалог, чтобы соблюсти этикет застолья: «Затянувшаяся пауза между двумя переменами блюд призвала их разделить со всеми томительные минуты ожидания, сидя с таким же, как у других, сдержанным и чинным видом; но вот стол опять благополучно заставился кушаньями, каждый судок и соусник водворился точно на положенное ему место, и, когда к обществу, занятому едою, опять воротилась непринужденность...» Блюда в рамках одной перемены расставлялись на столе с соблюдением максимальной симметрии: в центре — что-нибудь наиболее внушительное, вокруг него всё остальное. При этом мясо, птица и т. п. обыкновенно подавались целиком, без порционной нарезки. Хозяин дома собственноручно разрезал основное мясное блюдо, а также следил за тем, чтобы всем гостям разлили суп. Остальные блюда можно было накладывать себе самостоятельно, если они стояли рядом, а за блюдами с другого конца стола — послать слугу. Элементы застольного этикета отчётливо вырисовываются перед нами, например, в «Мэнсфилд-парке». Мэри Крофорд беспокоится, что смена хозяина будет болезненно ощутима за столом: «Она не сомневалась, что обед пройдет прескучно. Не в пример брату, Эдмунд не найдет тем для беседы. Супом станут обносить при унылом молчании, вино пить без всяких улыбок и милого вздора, дичь резать без сопровождения хотя бы одного-единственного рассказа о том, как вкусна была оленья нога в прошлый раз, или занимательной истории «об одном моем друге».» отсюда

URL записи

Если вы собрались в путешествие по английским дорогам, без лошади вам не обойтись. Нет, конечно, можно сказать, что вы очень любите ходить, да и физические нагрузки вам нравятся, — некоторые люди действительно исходили страну вдоль и поперек пешком, — но вскоре вы поймете, для чего на самом деле нужна лошадь. В первую очередь это связано не с расходом энергии, а со статусом и личной гигиеной. Джентльмены и леди не ходят по большим дорогам пешком: они едут либо верхом, либо в карете. Еще один вариант — паланкин, экипаж, закрепленный на двух длинных жердях. В городах их обычно носят слуги: некоторые женщины предпочитают отправляться за покупками в паланкине, а не в карете — в нем намного легче маневрировать на улицах. читать дальшеНо если вы соберетесь в далекое путешествие, для паланкина вам понадобится упряжь. Они, конечно, старомодны по сравнению с каретами, но некоторые аристократы все еще ими пользуются. В 1589 году сэр Фрэнсис Уиллоуби спрашивает графиню Шрусбери, может ли его жена взять у нее на время конный паланкин. В больших городах они даже доступны напрокат: в 1577 году лорд Норт заплатил 1 фунт 16 шиллингов 9 пенсов за конный паланкин, чтобы отвезти свою сестру в Лондон из Кертлинга, графство Кембриджшир, а в 1599 году Томас Дайер тяжело заболевает в Лондоне и платит 1 фунт 2 шиллинга за конный паланкин, который доставляет его домой, в Саттон-Кортеней, графство Беркшир. Лошади бывают разные. Palfrey — это хорошая верховая лошадь, на которой можно ездить на большие расстояния. Courser («рысак» высокий и быстрый, идеально подходит для охоты. Английские ломовые лошади славятся силой: Вильям Гаррисон говорит, что пять-шесть таких лошадей способны долго везти груз весом в три тысячи фунтов, а одна — четыреста фунтов. Вьючные лошади носят на спинах не седоков, а грузы. Гаррисон добавляет, что коней, разводимых для верховой езды, в Англии обычно кастрируют; мерины спокойнее жеребцов и подходят даже для женщин-всадниц. (Помните: женщины благородного происхождения, в том числе супруги уважающих себя йоменов, ездят в женском седле.) Еще он отмечает, что начался ввоз «чужеземных лошадей», в частности испанских хеннетов и неаполитанских рысаков. Томас Бландевилль перечисляет одиннадцать пород в «Четырех главных направлениях разведения лошадей» (1566): турецкую, берберскую, сардинскую/корсиканскую, неаполитанского рысака, испанского хеннета, венгерскую, алеманнскую (немецкую), ирландского хобби, фламандскую, фризскую и швейцарскую. У каждой породы есть свои отличительные качества. Турецкая лошадь не остановится ни перед чем и смело перепрыгнет через любое препятствие. Берберская может часами галопировать по ровной дороге. Фламандские лошади огромны и могут тащить большой вес, подобно современным английским тяжеловозам. Испанские хеннеты быстры, за что их ценят аристократы. «Ирландский хобби, — пишет Бландевилль, — достойная лошадь, с хорошей головой и правильными пропорциями тела, правда, многие из них худы и острозады. У них нежный рот, они ловки, легки, приятны и легко поддаются обучению; чаще всего они иноходцы, так что очень подходят под седло». Впрочем, любимец Бландевилля — неаполитанский рысак: Отличная лошадь, одновременно приятная на вид и сильная, а по доброте и храбрости не уступит любой другой… По моему мнению, их добрый нрав и послушность, привлекательный облик, сила, смелость, уверенная поступь, хорошее поведение под уздой, быстрый бег, уверенная рысь и мощный галоп… превосходят большинство других пород. Если хотите приобрести собственного скакуна, советую вам направиться прямиком к самому знаменитому заводчику страны, сэру Николасу Арнольду Либо поезжайте на лошадиную ярмарку — например в Рипоне, Стаурбридже и Смитфилде (Лондон). В елизаветинскую эпоху в лошадях больше всего ценят масть, форму ног, а также удобную скорость иноходи. С мастью все не так очевидно, как вы думаете: с ней связано множество суеверий. Бландевилль говорит, что белая передняя нога на дальней стороне — это хороший знак, как и белая задняя — на ближней стороне; но если окрас противоположный, это предвещает беду. Если белая шерсть слишком высоко на ноге — это тоже плохой знак. Разброс цен чрезвычайно велик: на ярмарке за верховую лошадь можно легко отдать больше трех фунтов (или еще больше, если животное очень хорошее), но неплохую лошадь постарше можно купить и дешевле. Поспрашивайте в деревнях: кто-то наверняка продает лошадь в частном порядке, как сейчас многие — подержанные автомобили. Средняя цена за подержанную лошадь — где-то между одним и двумя фунтами (цена во время правления Елизаветы медленно, но неуклонно росла). Впрочем, в 80-х годах вы запросто сможете найти старую лошадь за 5 шиллингов, а необъезженный годовалый жеребенок обойдется вам в 6 шиллингов 8 пенсов. Если не хотите покупать лошадь, можете взять ее напрокат. Это можно сделать в гостиницах — там с удовольствием сдают лошадей внаем, если доверяют клиентам. Или же можете нанять почтовую лошадь. В начале XVI века открыли три почтовых маршрута из Лондона. Первый — на север, в Бервик, на границу с Шотландией. Другой — в Дувр, через Дартфорд, Рочестер, Ситтингборн и Кентербери. Третий — в Плимут. Каждый из этих маршрутов представляет собой серию станций, расположенных примерно в 20 милях одна от другой; на любой из них вы можете нанять лошадь по стандартной таксе 3 пенса за милю (или 21/2, если у вас дело государственной важности), а потом заплатить еще 6 пенсов «почтовому мальчику», чтобы он вернул ее. Закон требует от каждой почтовой станции постоянно, день и ночь, держать готовыми двух лошадей в полной сбруе и с двумя сумками, чтобы складывать почту. Если вы путешествуете, то можете «поехать с почтой» на другой лошади, а гонец потом вернет ее обратно. Некоторые города за свой счет держат даже больше лошадей (например, Лестер — четыре). В 1571 году главным почтмейстером назначают Томаса Рэндольфа, и он ненадолго открывает четвертый маршрут — до валлийского Бомариса, а затем, через пролив, в Ирландию, но его закрывают всего через пять месяцев работы и возобновляют лишь в 1598 году. При Елизавете почтой разрешается пользоваться кому угодно, но посылки от частных лиц доставляют только в качестве «сопровождения» государственных: отдельно их возить нельзя. Если хотите отправить посылку частным образом, передайте ее с возчиком, который регулярно ездит между городами, развозя грузы. Как далеко вы сможете заехать? Это зависит от нескольких факторов: времени года, погоды, цены на смену лошадей в далекой поездке и того, сколько вы сами способны провести в седле. На сухой дороге в середине лета, если у вас сильные бедра и ягодицы, вы сможете двигаться с минимальной почтовой скоростью — семь миль в час. Люди на собственных лошадях, которые очень торопятся в Лондон из Эксетера, могут проехать 170 миль за три дня. Возвращаясь с почтой в Дувр в октябре 1599 года, Томас Платтер смог сделать 45 миль от Грейвсенда за пять часов (девять миль в час), и он называет это «большой скоростью». Летом можно проскакать до 100 миль в день — если, конечно, ваши бедра выдержат напряжение. Зимой же, когда дороги грязны, световой день длится всего восемь часов, а лошадей поменять негде, вам очень повезет, если у вас получится делать хотя бы две-три мили в час — жалких 20 миль в день, да еще и под проливным дождем. Самый впечатляющий рекорд установил сэр Роберт Кэри, которого отправили в Шотландию к королю Якову VI с известием, что королева Елизавета умерла. Он выезжает между 9 и 10 утра 25 марта 1603 года и той же ночью добирается до Донкастера, проехав 162 мили за день. Назавтра он проехал еще 136 миль — до своего дома в Уиддрингтоне. На третий день он упал и сильно разбил голову, так что пришлось ехать медленнее, но тем не менее к ночи он успел проделать последние 99 миль до Эдинбурга. На все путешествие длиной в 397 миль ему понадобилось три дня, причем первые 347 из них он проехал за два дня и три часа. Ян Мортимер «Елизаветинская Англия» В эпоху Регентства читать дальшеНаличие лошади в эпоху Регентства было не только возможностью быстрого передвижения, но и символом достатка. Большинство владельцев искали лошадь с отличным здоровьем и исключительной красотой, чтобы демонстрировать своё состояние. Цены варьировались от 30 до 100 фунтов стерлингов в зависимости от возраста и породы. Также стоит помнить о расходах на корм и снаряжение, содержание в стойлах, визиты к ветеринару и кузнецу, а ещё об уплате ежегодного налога в размере 30 шиллингов за каждую лошадь. В романе "Чувство и чувствительность", когда Джон Уиллоуби предлагает подарить Марианне Дэшвуд лошадь, она сначала импульсивно соглашается, а затем вынуждена отказаться, когда Элинор напоминает ей о связанных с этим расходах. Лошадей также разводили и обучали для участия в скачках, являющимися очень популярным событием в Англии в эпоху Регентства. Это был спорт для богатых и влиятельных людей, и с тех пор сопутствующий азарт стал весьма распространённым. В Мэнсфилд-парке Том Бертрам, уже доставивший своей семье финансовые проблемы, снова возвращается в Лондон, чтобы принять участие в ставках на скачки. В то время как мужчины участвовали в состязаниях, респектабельным женщинам надлежало обучаться верховой езде для неторопливых прогулок и преодолению нужного расстояния. Умение ездить верхом было примечательным навыком, что также свидетельствовало о статусе. Дамам не советовалось ездить в одиночку, чтобы иметь дополнительную защиту при езде по сельской местности, ведь одинокие путники часто подвергались разбойному нападению. "Ах, кузен, как я вспомню, до чего меня пугала верховая езда, с каким страхом я слушала, когда говорили, что она пойдет мне на пользу (бывало, стоит дядюшке заговорить о лошадях, меня бросает в дрожь)… как подумаю, сколько же ты потратил усилий, чтобы урезонить меня, уговорить не бояться и убедить, что я вскоре полюблю ездить верхом, я чувствую, что ты всегда прав, и начинаю надеяться, что твои предсказанья, как всегда, окажутся верны." - "Мэнсфилд парк", пер. Р. Облонской. Участие животных в рассказах Джейн Остин показывают не только практическую сторону, но и эмоциональную связь. Тихая и сдержанная Фанни Прайс недооценена её родственниками, за исключением добросердечного кузена Эдмунда. В то время как леди Бертрам и её дочери наслаждались прогулками на своих элегантных лошадях по сельской местности, Фанни осталась дома. Эдмунд, пристыжённый и разъярённый небрежным отношением требует, чтобы у неё была своя собственная. По ходу истории сила и выносливость Фанни увеличиваются благодаря часам, которые она провела верхом на лошади. Самой лучшей и экономной альтернативой была покупка осла или пони. Хотя они и не производили должного впечатления, но были дешевле как в стоимости, так и в содержании. Живя в Чотон-коттедже на чуть менее 500 фунтов стерлингов в год, Джейн Остин, Кассандра и их матушка владели ослом и телегой. Обычный осёл стоил около 5 шиллингов, а самого дорогого можно было купить всего за 3 фунта. В основном главные недостатки были связаны с небольшими размерами, что делало его медлительным и неспособным тянуть большую повозку или везти более двух взрослых. "Вот бы у нас был ослик! Было бы чудесно, если бы все мы приехали верхом на осликах – Джейн, мисс Бейтс и я… а мой caro sposo шел бы рядом пешком. Нет, правда, стоит поговорить с ним о покупке ослика. Поскольку мы живем в деревне, я нахожу ослика своего рода необходимостью… " - "Эмма", пер. И.Мансурова. отсюда