Франсуа Грожан - французский лингвист, много лет изучающий билингвизм, работавший во Франции, в США и в Швейцарии. Он сам билингв, но многочисленные книги и статьи писал всю свою карьеру по-английски. Недавно французское издательство предложило ему написать книгу о билингвизме для французского читателя. В блоге Psychology Today он интересно пишет о том, что столкнулся с проблемами стиля и содержания, которых не ожидал. Например, он понял, что по-французски ему нужно писать предложения подлиннее, с более сложной структурой, со сложноподчиненными частями. Не то чтобы по-английски таких не бывает, но по-французски намного больше, пространней, извилистей.
Еще - более формальный тон изложения. В популярной книге для англоязычного читателя он легко мог приводить примеры из своей жизни, своего опыта билингвизма. В популярной книге по-французски он с удивлением обнаружил, что у него не поднимается рука так написать, это выглядит "несерьезно". По-английски он иллюстрировал какие-то свои тезисы на примере своих соседей, механика в гараже, обычных людей вокруг, которые знают больше одного языка. По-французски это кажется странным, неуместным, и вместо этого он подает примеры знаменитых людей: Наполеона, Марии Кюри, Сэмюэля Беккета.
Мне показалось особенно интересным в этих примерах то, что все они, если присмотреться, говорят не о языке как таковом, а о языковой культуре, литературной культуре. Грожан не жалуется, скажем, что во французском не было каких-то слов, к которым он привык в английском, или каких-то грамматических оборотов. И даже синтаксис - "длинные предложения" - ведь по-французски можно написать и короткими предложениями, это не будет неграмотно, просто так не делают, это не соответствует общепринятому стилю. А про то, какие примеры можно давать, и говорить нечего - при чем тут язык? И вместе с тем границу провести невозможно, язык расплавляется в культуре, культура исторгает из себя затвердевающий язык. Если бы дело было только в данном конкретном обществе, тогда, может, в Канаде писали бы книги по-французски с короткими предложениями, совсем по-другому, "по-английски"? Собственно, наверняка какие-то различия в прозаическом стиле между французскими и канадскими-франкоязычными авторами наверняка существуют, но вряд ли они так же велики, как различие в стиле между французским и английским.
читать дальшеМне все это показалось очень знакомым еще и по собственному опыту. Иногда я пишу какую-то запись или заметку по-русски, а потом перевожу на английский для какого-то форума или рассылки, в которых участвую. Иногда наоборот, вначале по-английски, потом по-русски. Каждый раз этот процесс самоперевода меня тяготит и отнимает много времени - иногда больше, чем заняло бы написать с нуля, по-моему. И я заметил, что дело не столько в отдельных словах и фразах, которые естественно пишутся на одном языке, а потом на другом не понимаешь, как это просто сказать. Такое бывает, да, и тоже раздражает, но не настолько (тем более что я настолько "заражен" английским языком и литературой, что нередко уже просто по-русски пишу с дурными кальками, без переводов). Больше раздражает такое вот странное ощущение, что на структурном уровне все как-то не так, все неловко. Что если бы я это сразу писал по-английски, то в другом порядке расставил бы аргументы, другие примеры привел, с другой интонацией возразил бы на такую-то мысль. Но поскольку оно уже написано по-русски, то как бы навязано, и трудно абстрагироваться от этого и переписать совсем по-другому, да и времени-сил на такое обычно нет.
У меня нет конкретных замечаний о том, что в моем опыте совсем разное по-русски и по-английски, на этом "структурном" уровне - ну вот как Грожан пишет о примерах, о формальном тоне итд. Есть некоторые смутные мысли, но не возьмусь пока что их сформулировать более четко. Попробую подумать еще об этом и понаблюдать над собой. Если у вас есть опыт и мысли о такого рода разнице стилей между разными языками, расскажите о ваших впечатлениях и выводах, это интересно.
Во французском языке нет слова, подобного русскому сутки, и для обозначения такого отрезка времени используется слово jour, словосочетание jour et nuit либо более точное указание vingt-quatre heures. Так же двое или трое суток будут обозначаться — 48 heures или 72 heures. Выбор данного средства выражения во французском языке — необходимость и относится к фактам языка, а не речи. Но вот во французском языке существует слово semaine, и все же для обозначения недели в речи очень часто употребляют выражение huit jours, двух недель — 15 jours. Это уже — факт речи, а не языка, поскольку он связан не с тем, что имеется в языке, а с тем, что оказывается предпочтительным в данном случае. Теоретически ничто не может помешать французу сказать une semaine, deux semaines, все же он часто обозначает неделю через единицу меньшего порядка—день. Такое же соотношение наблюдаем мы и дальше. Месяц нередко по-французски обозначается словами 30 jours, квартал (то есть четверть года) — trimestre (то есть три месяца), полугодие — semestre или six mois, год — 12 mois (чаще, чем в русском языке), год и три месяца — 15 mois, полтора года — 18 mois и т. п. В обоих языках возможны оба способа обозначения, но француженка скажет: « Cet enfant a quinze mois » (а не: « un an et trois mois »), в то время как русская скажет: «Моему ребенку год и три месяца» (а не «пятнадцать месяцев»). Можно сформулировать такое правило: во французской речи при обозначении отрезка времени имеется тенденция употреблять наименования меньших единиц, тогда как в русской речи используются наименования более крупных единиц.
Подобные «правила речи» в совокупности образуют своеобразную «грамматику речи» и отражают тот самый «дух языка», о котором мы говорили выше. В них обобщаются языковые привычки и нормы, принятые в данном языковом коллективе.
-- В.Г.Гак, "Сопоставительная лексикология (на материале французского и русского языков)"
Я хочу объяснить вам, как устроена японская письменность, но не совсем обычным объяснением. Обычное объяснение я читал несколько раз, и все равно оставалось неясным, как это все работает. А потом в одной книге прочитал то же самое по сути, но с другой точки зрения, и все стало ясно. Не факт, что знающие люди согласятся с тем, что это мое объяснение лучше, или что оно вообще существенно отличается от обычного. И не вполне понятно вообще, с какого хрена человек, не знающий японский язык и не умеющий на нем читать, берется объяснять, как устроена письменность. Но тем не менее, я попробую.
Стандартное объяснение того, как устроена японская письменность и почему она считается одной из самых сложных в мире, вы можете прочитать в википедии или в одной из множества популярных статей на эту тему. Вкратце это выглядит так. Одновременно используются сразу три разные системы - две слоговые азбуки (т.е. каждый символ передает целый слог, а не один звук) под названием хирагана и катакана, по 46 символов в каждой, и кандзи - набор из огромного числа иероглифов. Образованный японец, свободно читающий художественную литературу на современном языке, знает около 3000 кандзи. Катакана используется для записи слов иностранного происхождения (кроме китайских), в частности, огромного числа заимствований из английского. Хирагана используется для служебных слов, всяких частиц, например, а также для суффиксов и окончаний слов, в которых основы записаны с помощью кандзи. Ну а кандзи используются для всего остального, т.е. для того, что мы по-русски называем корнем слова - иногда это все слово целиком, иногда к нему еще добавляется окончание хираганой. Скажем, если бы по-русски была похожая система, то слова открыл/открыли/открываю/откройте итд. мы бы писали так: сначала иероглиф, который обозначает глагол "открыть", а после него фонетически окончание. Как-нибудь так: 開ыл, 開ыли, 開ываю, 開ойте. В основе необязательно стоит один иероглиф: может быть два, три или даже четыре.
читать дальшеЕсли бы этим все ограничилось, то было бы просто (не выучить - все равно надо знать 3000 иероглифов - а понять, как устроено). Но есть еще тот факт, что у каждого кандзи (иероглифа) обычно есть несколько разных произношений, известных как "чтения". Основные из них называются онное чтение и кунное чтение, где онное - это более или менее то, как данный иероглиф произносился в китайском языке в том веке, когда его заимствовали; а кунное основано на произношении исконно японских слов. Скажем, иероглиф 山 (гора) можно прочитать по онному чтению "сан" (так произносили этот иероглиф в Китае в то время, тысячу-полторы лет назад, когда его заимствовали японцы), а можно по кунному чтению "яма" - это исконно японское слово, не пришедшее из Китая. Часто бывает больше одного онного чтения и больше одного кунного. При этом когда иероглиф сочетается с другими иероглифами в составных словах, он может произноситься по-разному в разных словах, и нет общего правила. Чаще в составных словах используется онное чтение, но далеко не всегда (да и и онных может быть больше одного). Например, эта самая гора 山: слово "горная тропа" 山路 произносится "санро" и использует онное чтение "сан", а слово "горный народ, горец" 山人 произносится "ямабито" и использует кунное чтение "яма".
Что мне оставалось непонятным в этом объяснении. Во-первых, как собственно читать по-японски, т.е. видя какие-то иероглифы в тексте, как их произносить? Есть какие-то общие правила, но к каждому из них тонна исключений. Неужели действительно надо зубрить все комбинации, которые используются на практике, чтобы знать, что 山路 это "санро", а 山人 "ямабито"? Во-вторых, этот процесс возникновения "чтений" казался очень странным. Казалось бы, если решили взять из Китая письменность, чтобы иметь возможность записать то же слово "яма", и взяли для этого 山, то при чем тут его произношение по-китайски, зачем его тоже брать и учитывать, а не просто решить, что вот 山 это "яма" и все? У кого в здравом уме возникнет соблазн специально создавать такую неоднозначность, и как это технически происходило?
Теперь то же самое, но в альтернативном объяснении.
Для того, чтобы понять устройство японской письменности, нужно вспомнить о том, что письменность - все-таки вторичная структура по отношению к самому языку. Язык - слова в нем, их произношение, их морфология, то, как они соединяются в предложения - это главная, первичная система общения, а письменность - некий набор символов, который помогает знающему язык человеку воссоздать речь в уме или вслух. В японской письменности, как и практически во всех системах письменности, буквы слоговых азбук или иероглифы используются для того, чтобы передать конкретные слова языка. Это, кстати, очень распостраненное заблуждение про китайский и японский языки, что иероглифы в них каким-то образом напрямую передают "идеи", "понятия" - это совершенно неверно. Они всегда соответствуют словам, а не "идеям", а уже слова несут в себе тот или иной смысл. Язык - первичен, система письменности - вторична.
(Для того, чтобы сохранять это в уме, полезно вспоминать время от времени, что в той же Японии, как и во всем мире, до недавнего времени подавляющее большинство населения не умело читать и писать. В 5-м, 12-м или 17-м веках большинство японцев вполне могли пользоваться своим родным языком, не умея писать; значит, описание языка и его слов в терминах "иероглифов" не может быть верным, не может быть первичным.)
Что происходит с кандзи и их "чтениями", если мы посмотрим на все это с точки зрения собственно языка, а не письменности? Выходит, что "яма" и "сан" - это не два "чтения" одного иероглифа 山 со значением "гора", вовсе нет. "яма" и "сан" - это два разных слова. Это слова-синонимы, оба означают "гора", только одно из них - исконно японское, а другое было заимствовано из китайского. Из китайского языка японцы заимствовали не иероглифы, а слова, огромное множество самых разных слов, включая то же "сан". Это происходило потому, что в течение многих веков престижным языком в Японии, которым владели все влиятельные люди, был китайский, на нем умели писать и читать все образованные люди без исключения. Подобно тому, как английский впитал в себя огромный пласт слов из французской норманнской речи, подобно тому, как в русский язык в 19-м веке приходили слова из французского, в японский язык вливались слова из китайского. Точнее, не только слова, а вообще говоря морфемы, единицы смысла, строительные блоки, из которых, благодаря структуре японского языка, легко было делать составные слова. Скажем, то же "сан", хоть и означает "гора" так же, как и "яма", не функционирует в качестве отдельного слова, зато легко входит в составные, типа "санро" - "горная тропа". "яма" тоже входит в составные, как мы видели на примере "ямабито" - "горный народ" - а почему бы и нет? Но вообще говоря, заимствованные китайские слова-морфемы чаще входят в составные, чем родные японские. Я думаю, это потому, что китайские морфемы почти всегда односложные (так устроен китайский язык), а японские чаще длиннее; из коротких блоков легче построить составное слово. Ну вот как в русском языке: есть село и деревня, составное слово "сельскохозяйственный", а не "деревенскохозяйственный".
Пока что я вообще не говорил о письменности, только о языке. Японский крестьянин в 10-м веке, не знающий письменности, отлично знал и понимал и пользовался такими словами, как "яма", "сан" (не отдельным словом, но частью составных), "ямабито", "санро". Но что происходит теперь, если мы хотим их записать? Поначалу долгое время японский язык вообще не записывали, письменным языком был китайский (опять же знакомая картина по другим языкам). Потом постепенно появилось желание и необходимость записывать японские предложения на японском языке. При этом слова типа "сан", пришедшие из китайского, записать было легко - все умеющие писать люди знали китайский, знали, что японское слово "сан" происходит из китайского "сан", которое пишется вот так: 山. Поэтому логично этим же иероглифом писать японское "сан". Но что делать с исконно японскими словами типа "яма"? Можно писать их слоговой азбукой, хираганой, которая тем временем появилась; но у нее нет того престижа, который есть у иероглифов. Можно придумывать для них новые иероглифы - и в отдельных случаях так поступали - но это процесс сложный, требующий распостранения этой новой информации. И тогда возникла такая традиция: что исконно японское слово "яма" можно записать иероглифом, который обозначает его синоним китайского происхождения "сан". И само по себе, и внутри составных слов. И так с любым словом японского происхождения (кроме кратких служебных слов, которые можно писать хираганой). Любое такое слово или морфему можно записать уже известным грамотному человеку иероглифом, который обозначает какой-то синоним или близкое по смыслу слово из китайских заимствований.
Это объяснение, которое начинает со слов и заканчивает иероглифами, делает понятным то, что я никак не мог понять в стандартном объяснении, которое начинает с иероглифов и заканчивает "чтениями". Становится понятным, как вся эта странная ситуация могла возникнуть. Потому что если рассматривать весь этот процесс, начиная с иероглифов, у которых оказываются разные "чтения", непонятно, как обойтись без центрального контроля над процессом, который несвойственен ни одному живому языку. То есть в уме возникает сама собой довольно нелепая картинка: представьте какого-то японского чиновника, скажем в 8-м веке, который сидит себе, листает китайский словарь и думает: каких еще иероглифов нам в японском языке не хватает? Ага, вот 山, это полезная штука. Как у нас китайцы его произносят? Кажется, "сан"? Ага, значит это будет нашим онным чтением. А какое бы японское, кунное чтение подобрать? Ну например "яма" подходит. Достает толстый гроссбух, находит последнюю незаполненную страницу, добавляет новую строку: 山... сан... яма... так, теперь позвать писца, размножить в тысяче экземпляров и послать всем грамотным людям в стране...
А если смотреть на этот процесс, начиная со слов, то все понятно. Не нужен никакой чиновник. Если всем грамотным людям известно правило про то, что можно использовать иероглиф китайского по происхождению синонима, то все знают автоматически, что 山 может быть и "сан" и "яма" в зависимости от контекста. Не нужно центрального контроля над процессом - просто обычное для языка заимствование иностранных слов, таких, как "сан".
Второй вопрос, однаком, все еще требует объяснения. Почему такое правило - что можно записывать "яма" так же, как "сан" - могло возникнуть, если оно приводит к такой неоднозначности? Ведь в результате этого правила совершенно непонятно, как читать иероглифы в японском тексте, какие чтения выбирать? Как с этой проблемой справляться?
И тут приходиться признать следующий важный факт: в любом языке система письма предназначена в первую очередь (а также во вторую, третью и так далее) для людей, которые уже знают сам язык и слова в нем. Все системы письменности "заточены" под то, чтобы людям, знающим язык, удобно было читать и писать на нем. Удобство для человека, еще не знающего язык - это вообще не фактор, ну или в сотую очередь.
Когда мы видим в японском тексте иероглифы 山路, мы не знаем, как их читать: "санро" или "ямаро" (или еще куча способов может быть, ведь у второго иероглифа 路 тоже есть свои чтения...). А что происходит, когда японец или хорошо знающий язык иностранец видит эти иероглифы? У него не возникает сомнений, потому что он знает, что есть такое слово "санро", а слова "ямаро" нет. Он мгновенно узнает все слово, а не перебирает в уме возможные варианты. Если он видит один только иероглиф 山, то тоже проблем нет, потому что он знает, что только "яма" употребляется в качестве отдельного слова, "сан" не употребляется. Он знает язык и его слова, поэтому то, что нам кажется неоднозначным, не вызывает у него затруднений. Значит ли это, что он никогда вообще не сталкивается с затруднениями? Нет, не значит. Есть редкие слова или технические слова, которые нужно посмотреть в словаре, и без этого он их правильно не произнесет. Но и во многих других языках с редкими и техническими словами то же самое происходит, и их написание необязательно дает нам возможность правильно произнести (в английском с этим тяжелее, в русском языке легче, но даже и по-русски мы часто ошибаемся в ударениях в редких или технических словах, которые знаем только на письме).
(другой интересный источник неоднозначности - мужские имена. В Японии, когда родители выбирают имя для мальчика, и то, как его записать, они могут выбрать какие угодно иероглифы с подходящими "чтениями", и часто выбирают из эстетических соображений, например. В результате вы можете работать или даже дружить годами с человеком, имя которого, скажем, 勝, и так и не знать, его зовут "Кацу" или "Масару" - два разных прочтения этого иероглифа со смыслом "победа". Адресовать ему письмо? Не проблема. Упомянуть его полное имя-фамилию в статье? Не проблема. Произнести имя вслух? Проблема. Но поскольку в обычном общении имена и не употребляются, и даже близкие друзья называют друг друга по фамилии, то проблема не очень серьезная. А в официальных анкетах, бланках итп. кроме иероглифов записывают имена хираганой.)
Можно подобрать аналогию такой "неоднозначности" в другом языке - например, в английском. Аналогия не точная, потому что все-таки японская письменность действительно сложнее английской, но тем не менее. Буквы 'ch' в английском могут произноситься как "ч" (check), как "к" (chemistry), и даже как "ш", хоть и очень редко (chevron). Буква g перед e/i может произноситься как "г" (get) и как "дж" (generate). Представляют ли эти обстоятельства трудность для чтения английского текста? Для знающих язык - вообще говоря нет, для незнающих - несомненно. Можно представить себе, что ch и g - это такие два "иероглифа", у которых есть разные "чтения". Мы даже можем придумать примерные закономерности того, когда какое чтение используется: например, у "иероглифа" ch чтение "к" встречается главным образом в заимствованных из древнегреческого словах. Но такие закономерности неизбежно будут приблизительными и не давать точных указаний, когда как читать. Человек, который хорошо знает английский, не задумывается о том, как прочитать get: "гет" или "джет", generate: "генерейт" или "дженерейт". Он просто узнает слово. Конечно, нельзя сказать, что совсем нет недостатков того, что у этих букв есть разные "чтения". Детям труднее изучать письмо. Если слово редкое или техническое, носитель языка может прочитать его неправильно. Есть феномен "книжных слов", известных людям только из книг и произносящихся неправильно, как и по-русски. Но все это вместе не такая уж большая проблема. Главную свою функцию - позволить людям, знающим язык, быстро и уверенно читать и писать на нем - выполняют и английская система письма, и русская. И японская.
Периодически эта история всплывает, потом опять забывается. Хотя (я специально смотрел!) таких случаев в истории всего 5.
21 августа 1963 года из Таллина в Москву обычным рейсом вылетел самолёт Ту-124 с 60 пассажирами на борту. Разумеется, никто не подозревал, что этому рейсу суждено войти в историю мировой авиации.
Уже через несколько минут после взлёта стало ясно, что посадка самолёта под очень большим вопросом: в полувыпущенном состоянии заклинило стойку шасси. Экипаж получил команду попробовать исправить поломку своими силами. Ага, прям сразу. лётчики смогли пробить дырку в фюзеляже (!!!) и пытались шестом (!) на лету (!) выпихнуть-таки шасси. Не-а, никак. Тем временем над Эстонией ухудшилась погода и самолёту приказали лететь в Ленинград, где было ясно и безоблачно.
Над северной столицей пришло время обсуждления вариантов посадки: с полностью убранным шасси ил нет, на бетон или на грунт, в гражданском или военном аэропорту. Самолёт тем временем вырабатывал керосин, делаю круги вокруг Ленинграда - инструкция предусматривала запас топлива при посадке не более 300 кг.
Внезапно заглох один из двигателей. Командир экипажа виктор Мостовой принял решение не рисковать и прямиком лететь в аэропорт Пулково (тогда ещё полёты над городами были разрешены и таковое решение было получено) и там садиться с лишней парой тонн керосина на борту. Это только потом выяснилось, что датчик топлива врал, показывая на 2,5 тонны больше, чем на самом деле...
Над центром Ленинграда встал второй двигатель и самолёт начал стремительно падать с высоты 400-500 метров. Падал он в абсолютной тишине, бесшумно, и поэтому особенно страшно. Мостовой потом рассказывал: "Вижу, передо мной церковь. А купол - выше меня. Впереди - Исаакиевский собор.. Думал всё, конец. И тут заметил сбоку свободное пространство, туда и ушёл..." Свободное пространство оказалось Невой ( а церковь - Пантелеймоновский храм на улице Пестеля).
читать дальшеПрактически "облизав" Литейный мост, Мостовой начал планировать на реку. Гуляющие по красивейшим набережным города наблюдали необычное зрелище: на бреющем полёте, в абсолютной тишине откуда-то появился турбореактивный лайнер помчался как глиссер по Неве, вздымая фонтаны и гигантские веера брызг.
И тут пришло время третьего стресса. Впереди, прямо по курсу приводняющегося самолёта, плыл буксир с большим плотом брёвен. Давно известно, что в кризисный момент человек может сделать самое невероятное. Пилот на разрыве мышц потянул штурвал на себя и 40-тонный самолёт, сшибая мачту буксира, его перепрыгнул. Напоследок впереди был ещё один мост, бетонный (Финляндский железнодорожный). И инерции, к счастью, не хватило. Самолёт остановился в 20-30 метрах от него.
Всё. Полуживые от пережитого пассажиры увидели в иллюминаторах невские волны и ощутили лёгкую качку.
Только джо конца истории ещё неблизко. Капитан буксира, потрясённый несостоявшимся столкновением с самолётом на воде (!), кинулся на помощь. Отцепил плот и на полном ходу подлетел к самолёту. Только буксир - не трамвай, на месте не останавливается. При развороте он разбал окно штурманской кабины. Самолёт начал тонуть. Вместе с этим вразбитое окошко экипажу кинули трос и за него потащили самолёт к берегу. И пассажиры вышли на берег, даже не замочив ног. Через 15 минут самолёт затонул.
дальше всё было очень пёстро. Самолёт, понятно, подняли, утащили, перевезли и он много лет использовался в Тамбовскую область для обучения авиаспециалистов. Разбором полёта занялись все, кому не лень: Аэрофлот, министерство гражданской авиации, КГБ, партийные органы... Кого-то же за происшедшее надо наказать, а кого-то наградить!
Проверяющие не нашли ничего героического в действиях лётчиков: мол, всё делали по обстановке, "в состоянии растерянности" (ага, а кто бы не растерялся, когда самолёт падает на центр Ленинграда!). Может, наказать лётчиков? Не, Аэрофлот и сам авиаконструктор Туполев вступились. Наградить? Хм, интересное предложение... Свидетелй происшествия сотни, пассажиры спасены... Но самолёт-то утонул! Соломоново решение было по-советски своеобразным: представление к орденам похерили, экипаж направили на переучёбу, командиру ускорили очередь на жильё и дали двухкомнатную квартиру в Москве (вообще-то экипаж принадлежал Быковскому отряду, лётчики жили в Москве и Подмосковье).
Но и это ещё не всё. Свидетелями экстраординарного случая были несколько фотографов и даже один кинооператор. снимавший для технических целей мост через Неву. Происшедшее было снято на фото- и киноплёнку. Примчавшееся на место ЧП начальство отреагировало быстро и оперативно: у свидетелей изымали аппаратуру, изымали и засвечивали плёнки. В архивах остались только последствия события - самолёт, лежащий на воде на берегу Невы (их несложно найти в интернете).
Первый пилот, Виктор Мостовой, стал "широко известен в узких кругах" авиаторов. Переучиться у него не получилось, и он почти на 20 лет стал сменным начальником в аэропорту Внуково. В конце 1980-х его хватил инфаркт, бывшего пилота списали и он со всей семьёй эмигрировал в Израиль, где умер в 1997-м в нужде и безвестности.
14 секунд от отказа двигателей до полной остановки самолёта. 60 жизней плюс экипаж. Центр Ленинграда. Решения принимаются под стать компьютеру - с мгновенным просчётом вариантов. Двухкомнатная квартира вне очереди, конечно, это очень неплохо...
"Солонка" - Saliera (1540–1543 гг.) флорентийского гения Бенвенуто Челлини (1500–1572), единственная дошедшая до нас его ювелирная работа. Она сделана из чистого золота, частично покрыта эмалью. Челлини учился мастерству у великого Микеланджело и стал одним из самых ярких представителей маньеризма. И вот в мае 2003 года её похищают! А дело было так...
Во время реставрационных работ специалист по сигнализации заметил её слабую защиту. Как-то возвращаясь под утро домой крепко поддавшим, он увидел установленные около музея леса, по которым влез на второй этаж и спокойно похитил солонку. Сигнализация оказалась исправной, она сработала, но охрана посчитала сигнал ложным.
Совершив крупнейшее в истории Австрии хищение произведения искусства, этот дуралей понятия не имел ЧТО он похитил по пьяному делу. "Сальера" Челлини - шедевр шедевров ювелирного искусства: ценители искусства считают "Сальеру" аналогом "Мона Лизы" в скульптуре. О том, во сколько оценивается "Сальера", похититель узнал утром из новостей, и началась эпопея с получением выкупа и возвращением "Сальеры", что длилось без малого три года, до 21 января 2006 года.
читать дальшеВскоре после кражи похититель-любитель предлагает вернуть свой «трофей» за изрядное вознаграждение. Однако по горячим следам договориться не удалось, и связь с ним была утеряна. В октябре 2005 года он вновь отправляет полиции письмо с требованием выкупа в 10 млн евро. Стороны договорились о передаче, но наш "герой" опять затаился, наверное, испугался. А вскоре он проколося и ещё как! По номеру его мобильного телефона специалисты вычислили место продажи аппарата, а камера видеонаблюдения магазина, как оказалось, зафиксировала его фото, которое на следующий день было опубликовано во всех крупнейших газетах страны и показано по ТВ! Так что доморощенному похитителю произведений искусства ничего не оставалось делать, как самому сдаться полиции и показать место в лесу, где он закопал "Сальери". Может, за это ему всё же малость денежек отстегнули или в тюрьму не упекли, кто знает? - о его судьбе Инет молчит.
Источник сведений отсюда: www.ogoniok.com/4931/31/ . Здесь же о работе самой закрытой организации при ФБР - АСТ, о произведениях искусства, которые ею разыскиваются.
Манеры, 1720 год Адам Петри Священнику обладавший досугом, поскольку у него долго не было прихода, Адам Петри составил сборник правил поведения для юношества. Сам он применительно к благопристойному поведению полагал у что «искусство исправляет дурное и помогает довести до совершенства благое, и без него человек непременно бы опустился». Петри относился к манерам весьма серьезно и полагал, как следует из приводимого ниже отрывка, что они могут спасти жизнь — или погубить.
Если некто ночует в поле, не следует к нему приближаться, разве что он ваш знакомый, иначе вас могут заподозрить в том, что вы рылись в его карманах. Если вы проходите мимо того, кто справляет нужду, следует отвернуться и сделать вид, будто вы ничего не заметили. А если удастся пройти иной дорогой, это будет лучше всего. Если вам предстоит поездка в экипаже, пропустите вперед более знатных, а когда войдете, займите наихудшее место… Если вы собираетесь путешествовать верхом, пусть сначала сядут в седло те, кто знатнее, а те, кто менее знатен, должны спешиваться первыми, чтобы оказать при необходимости помощь. В пути держитесь чуть позади тех, кто знатнее; если же вы окажетесь ровней по положению, тогда поезжайте слева, а если в компании трое, тогда позвольте тому, кто более знатен или уважаем, ехать справа. Если предстоит пересекать реку и может возникнуть опасность, поезжайте первым, а после держитесь позади, чтобы не запачкать более знатного. Подобает не слишком засиживаться с дамами и уходить вскоре после того, как путешествие завершилось — или когда они собираются в путь. Непозволительно, чтобы они ехали чересчур долго и чтобы оставались в одиночестве; и если по пути не встретится никаких домов, тогда следует подыскать место, где они могли бы отдалиться от остальных, ощутив зов природы; прибавлю еще, что о таком говорить вслух не следует, чтобы дамы не краснели. Необходимо использовать такие слова: «Давайте дадим лошадям немного передохнуть» и тому подобные. Я слыхал об одной скромной даме, каковая, путешествуя с человеком невоспитанным, лишилась чувств и жизни… Не нюхайте то, что собираетесь есть или пить, и весьма грубо принюхиваться к тому, что ест или пьет другой… Если справятся, что вы предпочитаете, следует отвечать: «На ваш вкус». Если за столом присутствуют дамы, следует предложить им отведать от каждого блюда. Если дама в положении желает чего-либо, нужно потакать ее прихотям (конечно, не чрезмерно), ибо такова природа сего состояния… Не стучите ножом или вилкой. Весьма грубо чавкать за столом. Не ломайте хлеб на кусочки, равно как и фрукты и тому подобное, но аккуратно нарезайте. Нож держать в руке все время вовсе не обязательно. Непристойно набивать рот, ибо таковое поведение более пристало зверю, нежели человеку. Не подносите обе руки ко рту одновременно. Ничего не бросайте на пол, это невежливо и выдает мужлана… Не следует очищать яйцо от скорлупы пальцами, это надлежит делать ножом. Также можно очистить яйцо от скорлупы хлебом. Не облизывайте пальцы и не пачкайте салфетку. Если вам необходимо высморкаться или отереть пот с лица, заслонитесь салфеткой от компании и постарайтесь произвести как можно меньше шума. Используйте носовой платок. Высмаркиваться в салфетку или вытирать ею пот совершенно непристойно… Вытрите рот, прежде чем пить, а когда пьете, задержите дыхание, пока стакан не опустеет. Я видел, как некоторые крошат в напитки хлеб, что, несомненно, не подобает делать в компании, каковая будет пить из того же стакана. Недостойно в церкви вертеть головой и оглядываться. Это признак беспокойного ума. Также не следует принимать нескромных поз. Грубо смеяться, спать или перешептываться с кем-либо во время святого таинства или проповеди. Грубо приходить в церковь в яркой одежде. Скромный наряд наиболее подобает храму Божьему. Я говорю не о том, что люди должны одеваться согласно своему достоинству и положению, но о том, что не следует надевать платье с открытыми плечами или с вырезом или нечто, столь же непристойное. Невежливо искать недостатки в проповеди и насмехаться над священником. Это не есть признак благочестия или остроумия.
Полное солнечное затмение над облаками. Румынский астрофотограф Каталин Белдя приехал в Кению ради наблюдения солнечного затмения. К несчастью, в тот день непосредственно перед затмением погода испортилась: началась мощная песчаная буря, а вслед за ней - гроза. К счастью пилот экспедиции принял решение подняться над грозой на самолете. В результате затмение, полная фаза которого продолжалась всего 10 секунд, было запечатлено через открытую дверь небольшого аэроплана. из этой подборки trasyy.livejournal.com/1335487.html
Некогда владельцы шахт вывозили лошадьми повозки с углем из этих самых шахт, да вот беда... кормить их нужно, а с ростом спроса на перевозки угля выросли и цены на фураж... Но вот помогли изобретатели. Уже давно на шахтах воду откачивали паровыми насосами, а тут предложиди владельцам шахт проложиь железные рельсы и пустить по ним паровой котел на колесиках. А что, уголек свой. воды хоть залейся... халява... только сам паровозик да дорога денежек немалых стоят. Но в целом идея окупаемая...
Вот один из первых таких паровозиков "Пыхтящий билли" прорабоал на шахте эдак лет 50. Небось окупился по сравнению с лошадью раз 10 за это время.
Вот такой "красавец" с торчащими во все стороны дышлами-тягами.
читать дальшеНо лиха беда начало. Вот к примеру в 1906 году паровой автомобиль поставил рекорд скорости.
Стенли рокет. в 1906 году поставил рекорд 205,4 км/ч, побив предыдущий рекорд Генри Форда всего-то 147 км/ч. Тогда и самолеты так быстро не летали. Вот вы ездили с такой скоростью? А вот оно в 1906 году ездило. Правда потребляло кучу горючки (литров 100) и 70 литров воды на 100 км.
Или вот британский паровозик "Маллард".
Красава. Он не просто сам ехал, он состав тянул со скоростью... 202 км/ч. И это было в тридцаые годы прошлого века. Какие там "сапсаны"... давно ли вы ездили по железной дороге 200 км/ч? Ну или хотя бы 178 км/ч, как это делал советский рекордсмен, тоже довоенный еще
Это 2-3-2В. По колесной формуле - 2 пары бегунков (спереди), 3 пары ведущих, 2 пары поддерживающих колеса (сзади).
Ну и сейчас мы на станции видим паровозы-памяники в основном тянувшие товарные составы трудяжки серии Э
Либо пассажирские Су
Бывают и другие, но реже. Кстати. изобретатели (можно сказать генеральные конструкторы) российских паровозов были часто наши земляки. Паровозы серии С - Малаховский Бронислав Сигизмундович. Витебская губерния...Репрессирован еще в 1929 году... работал в шарашке еще тогда. Ну почти как Сухой самолеты Су. Родом из Глубокого.
Были и паровые автомобили. В оличие от авто с ДВС им не надо было никакой коробки передач. ни автомата, ни механики... ехали они плавно, тихо, разогрев парогенератора у последних моделей - менее минуты. К топливу неприхотливы, экологически чистые, потому как горение осуществляется в наилучших условиях с наименьшим выделением СО... Стенли стимер
До 30-х годов Стенли выпускал разные модели шикарных паровых авто. В этом сегменте они могли конкурировать с астомобилями с ДВС, а вот массовые авто... Вот еще Добл Model E 1924 года, 160 км/ч, до 100 км/ч за 10 секунд
Шикарное авто. Ваше современное авто угонится за этим паровозом из двадцатых?
Даже паровые мотоциклы были. тут тоже видео приведу
Это чтоб звук движка послушать. Никакого дыр-дыр-дыр. Чих-пых и порядок.
А куда же делось все это пыхтящее великолепие? И почему исчезло так вдруг резко?
Вон там, на фотографиях паровозов. Видите за каждым паровозом такой специальный вагончик - тендер? Это топливный бак на колесиках. Прожорливые они, эти паровые машины. КПД процентов до 10. Жрут они топливо не в себя... дорого их очень эксплуатировать...
вот и победили их механизмы с ДВС, хоть и требовали более сложной трансмиссии. Всякие сцепления, коробки передач... все то, что теперь нам доставляет столько головной боли при эксплуатации.
Шинейд Фицгиббон Титаник lib.rus.ec/b/510846 Аннотация «Титаник», легендарный корабль, воплощенная мечта человечества, вызов, брошенный безбрежной и могучей стихии… Казалось, он – символ эпохи прогресса и процветания. И вот прекрасная мечта в одночасье оборачивается кошмаром. Цепь нелепых совпадений и случайностей приводит к мрачному финалу. С тех пор прошло больше ста лет, прогремели разрушительные войны и революции, мир изменился до неузнаваемости, а история легендарного лайнера все еще будоражит умы и волнует людские сердца. О «Титанике» написаны тома, ему посвящены знаменитые фильмы, но и по сей день события, разыгравшиеся в Атлантике в ту далекую страшную ночь, окутаны тайной…
Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья lib.rus.ec/b/510851 Аннотация В истории России дороги всегда были чем-то большим, нежели простая линия между двумя пунктами на карте. А потому и бездорожье — одна из двух главных бед нашей действительности — воспринималось и воспринимается особенно болезненно. («В России нет дорог — только направления», — острили по этому поводу иностранцы.) Вся наша история — это история бесконечных передвижений по громадным пространствам Евразии — порой вынужденных, порой добровольных, — и не столь важно, путешествуем ли мы по бездорожью жизни или по гладкому асфальту шоссе. «Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья» (а какая эпоха в России может быть названа иначе?) — это, по сути, книга о познании нами собственной страны и собственной истории — ибо иного способа познать страну, кроме как вдоволь поездить по ней, не существует. И не случайно книгу эту написал историк — один из лучших специалистов по истории средневековой Руси, автор многих книг, человек, вдоль и поперек исколесивший Россию. Две эпохи, выбранные им в рамках книги, — эпоха Николая I, когда зародился и расцвел жанр «дорожной» прозы, и наше время, — во многом схожи. Духовное «бездорожье», утрата ценностных ориентиров одинаково характерны и для второй четверти XIX века, и для наших дней. А потому и тогда, и сейчас, путешествуя — в кибитке ли, в тарантасе или за рулем собственного автомобиля, — мы пытаемся отыскать ту единственную дорогу, на которую когда-то звал русского человека Гоголь, заклинавший его «проехаться по России». А о том, как «ехалось» и ездится по вечным ухабам русских дорог, что сопровождало и сопровождает путешественника во все времена, без чего он не может обойтись, а что проклинал и проклинает по сей день, — и рассказывается в книге.
Вера, Любовь, Надежда. Витраж в храме святого Иоанна посёлка Llandenny (Уэльс, Великобритания)
Вера, Надежда и Любовь - это имена святых мучениц, живших во II веке н.э. в Риме. Однако Вера, Надежда, Любовь - это еще и христианские добродетели, которые упомянуты в Новом Завете (Первое послание к Коринфянам апостола Павла): "А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше". 30 сентября Православная Церковь чтит память святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, которые пострадали в Риме при императоре Адриане. Вере было 12 лет, Надежде — 10 и Любови — 9. В православном искусстве принято изображать Веру, Надежду и Любовь именно как святых мучениц, поэтому на иконах они представлены в виде маленьких девочек вместе с матерью Софией. В западном искусстве Веру, Надежду и Любовь принято изображать как взрослых женщин, символизирующих христианские добродетели. Вера часто изображается с крестом, Надежда - с якорем, а Любовь - в окружении детей. Когда Вера, Надежда и Любовь изображаются рядом, то Любовь всегда находится в центре.