"Постмодернизм стал продуктом обиды на неправильную историю и на Бога, покинувшего нас на произвол судьбы".

"Научная фантастика была ненадежным убежищем для впавшего в опалу Просвещения, в лучшем случае тонкой мифологической прокладкой в подсознании. Сегодня она истончилась до прозрачности. В мире, где разочарование стало общим местом, трудно оставаться очарованным - но, может быть, тем достойнее и почетнее".

(с) А. Цветков.

Мррриэль привез мне варенье из одуванчиков. Алекс хотела отметить день независимости Америки пиротехникой, а в итоге мы жгли свечи на заднем фасаде памятника Ленину. Аэрозоль взрывать не стали. Десколада научилась завязывать черенок коктейльной вишенки узлом прямо во рту (со второй вишенки). "Месть уток" зачетная. Искра в гневе прекрасна. Хорошо, что гнев не мне. Я теперь знаю, в чем суть гипотезы Сепира-Уорфа и при чем тут фаллический синий. А если не вдаваться в подробности, вчера был отличный вечер. И очень красивое небо над городом, и чудные световые спецэффекты на закате, и городской пруд пах морем.
(а потом я забыла поставить будильник и поэтому проспала на час дольше, чем было можно, хотя, конечно, часа на четыре меньше, чем хотелось бы)).

Цитата вечера: "бурдюк блаженства подтекал с угла" (или как-то так, Кристофер Мур).
Находка вечера: кактус (Алекс подобрала возле "Рубина" и приютила).

Коробок спичек стоит рубль, а из "Звездного" исчезло мое любимое швейцарское мороженое. Хотела порадовать себя с зарплаты, а ыыы.
Купила вместо этого чипсы со вкусом картошки с укропом, из новой акции "Lay's" про вкус России. Что могу сказать? Голосовать точно буду за другой вкус, каким бы он ни был.

Нашла в "Читай гэ" трилогию Бруштейн одной книгой и прочно залипла. Надо скачать. Нет, не куплю. Издание не нравится и дорогое. Лучше я рюкзак куплю новый для поездок в отпуск (и красивый).

На работе какой-то удивительный запах земляники и блевотины.

АПД. Блевотиной пахнет протухший камбоджийский кофе, плесневелый чай не пахнет ничем, земляника мне приглючилась.

Пишет  Асаэ:

В этом городе счастье по карточкам.
Нормы добры:
Взрослым сто грамм,
Детям - сто двадцать,
Растут, как-никак.

Оля приносит домой
Два кубика свежего счастья:
Себе и маме.
Счастье крошится.
Крошево липнет к рукам,
Засыпается в рукава.
Оля не подбирает.
Кубиков хватит до завтра,
Хотя бы до завтроутра -
Это если отдать их маме.
На Олю-то точно не хватит.
Нормы не знают:
Тем, кто растет,
Счастья мало,
Даже если оно растет во дворе,
Просто так и без карточек.

Оля смотрит на счастье,
Лежащее на столе.
Недолго.
Уходит на крышу
Смотреть на закат.
Счастья точно не хватит,
Но, может быть, хватит заката,
Цвета неба,
Оттенка и формы густых облаков,
Снежно-белых,
Как ложка сметаны на хлебе.
Ну а если не хватит,
У Оли еще остаются обои
С золотистой искрой,
Старый мишка с единственным глазом.

Главное - маме не говорить.
Соврать, что сегодня
Выдали чуточку больше.

урл-урл.

Бытовая филология такая же бытовая, как бытовая психология.

Тараканы в голове тоже любят кухни, за кухонные разговоры.

голосовать за разное хорошее, три раза в сутки.

Тадаммм! Новая волна опрессовок, горячей воды нет. В тетрадке, где мы расписываемся за ключ от работы, обнаружилась фамилия "Виновный". Еще оказалось, что у папиных часов (которые теперь мои) стрелки и деления в темноте светятся, а я раньше не замечала.

Легла спать в восемь вечера, проснулась в девять утра. Готова бы продолжать, поскольку дрыхнуть могу бесконечно. Однако работа.

Хочу видеть Десколаду и в бридж играть. Еще гранатового сока хочу.
Вечером иду в кино с Энж и Сэйджем. На "Назад в будущее", надо бы уже просветиться и посмотреть
(еще вот "Пена дней" скоро выйдет, так тоже надо, и тем более с Одри Тоту).
А завтра сбегаю с работы чуть раньше и иду под парусом, спасибо Сухеру. ))

"В доме моего детства никогда не выбрасывают старый хлеб.

В доме, где я никогда не был,
моя бабушка размачивает землю, перемешанную с углем, — сладка бадаевская вода.

В низком подвале дома, который будет разрушен за восемнадцать лет до моего рождения, девочка играет на скрипке.
Отбой тревоги заглушает аплодисменты.

Опустевшая голубятня стала мальчишеским штабом.
Голуби уже в другом небе, кошки тоже…

Мясо крысы похоже на кроличье.

На рисунке взрыв напоминает куст сирени.

Люди с ножами набрасываются на умирающую лошадь — остается лишь кровавый цветок на снегу.
Красные флажки вырастают там, где не разорвались бомба или снаряд.

Профессор консерватории бежит к зажигательной бомбе по жестяной крыше.
Шипение зажигалки не войдет в партитуру,
но останется фоном на старой пластинке.
Код черной двери на эту крышу все тот же: один девять четыре один.

Сытна старая горчица, и сладка бадаевская вода.

В полутьме двора моя бабушка спотыкается о труп девушки с вырезанной филейной частью.

Товарищ Жданов играет в теннис, чтобы сбросить вес.
Вес — не бомба: мячик бьется о стену и не взрывается.

Хлебная карточка — пропуск в жизнь, матрасы, полные сухарей, что легче облака, ждут грешников и праведников в послевоенном раю.

Женщина не спасла свою дочь: сосед, обезумев, убил и съел девочку.
Потом он плакал.
Душа девочки переселилась в щенка.
Возможно, это была единственная собака, пережившая блокаду.

«С чашей винною стоял я в светлый день в моем саду,
Пил я чашу слез кровавых, я в печали пил беду», —
переводчик Лебедев читает Навои,
слабый голос растекается по холодным залам Эрмитажа.
Лебедева принесли на руках друзья, его жизнь весит всего 125 грамм, но и те не удержать.

Прозрачная птица летит сквозь толстые стены дворца к серому небу.

В смольной столовке подают обед из трех блюд.

В студии Дома радио стучит молоток: приколачивают полку под микрофоном.
Теперь дикторы могут умереть стоя.

Хлеб — золото, водка — серебро,
горят книги в буржуйке: стихами Навои я согрею руки твои.

Пейте, дети, отвар из обоев: я клеила их на века, я клеила их с любовью.

Идет Ольга в Дом радио:
тюрьма справа,
голодная смерть — слева,
а навстречу — всенародная слава:
— Куда идешь, дева?
Нет у тебя уже ни детей, ни мужа,
впереди лишь тоска да ужас.

Полуторка по тонкому льду Ладоги везет весну. Дай бог ей не провалиться.

Но в Танином блокноте еще не все отмечены смерти.

Что ты там говоришь: «…Никто не забыт, ничто не забыто…»?

(с) Дмитрий Григорьев.

Флешмоб про "или-или", вопросы от  Рысь Рыжая.

1. Европа или Азия?
Однозначно Европа!
Я не такой махровый и замшелый европоцентрист, как Н.С., но тем не менее отчетливый он.
2. Философия или психология (как восприятие реальности)?
Ээээ. Литература же. )) Ну, ладно, условия флешмоба возбраняют вилять, применять оговорки и говорить "ни то, ни другое" или "оба", пусть будет психология.
3. Куклы или машинки?
Однозначно машинки. Инерционные маленькие. Или "Барханы". Или такие советские металлические, как у меня в детстве. Или модели, которые коллекционировал двоюродный брат и которые мне не разрешали трогать руками. Да вообще любые! Но инерционные лучше всего. ))
4. Жимолость или земляника?
Земляника. Она вкуснее и ее собирать интереснее (хотя жимолость зато похожа на торпеды и дирижабли).
5. Птица или рыба (если бы можно было превратиться)?
Гм. Хочется и так, и так. И вот тем более рыба - радикально другое пространство. Но выбираю все-таки птицу. Не знаю, почему. Как-то интуитивно.

Нерусский русский язык.