А у меня американская журналистка, человек и невротик, ходит по мертвой Праге. Рывками. Видит сны не сны про гестапо и больше всего боится потерять волшебного помощника. Бога по переписке. Властелина воробьев и чаек.

С ума сойти. Когда-то я, Ласька, придумала себе обрывок сказки про повелителя воробьев. А теперь ее со мной сбывают Алекс и Мрриэль.

Незаконченный модуль. Потому что весь вечер мы что угодно, кроме начать. Хорошо, вкусно, сказки, немецкие имена и отечественные пьесы.

Алекс права. Очень много растерянности.

Магазин. Очередь к кассе.
Герр Г. с растрепанными светлыми волосами и скрытой в улыбке яростью небрежно держит в руке полную корзину: овощи, зелень, виноград, мандарины, конфеты, вино...
Позади стоит Рейчел в черном пальто. Строгая и внимательная. И прижимает к груди черный хлеб и молоко.
Вынос не то чтобы мозга. Сердца.

- - -

Мефиста кормила меня роллами. Эксперимент дал положительный результат: роллы вкусные!
Што со мной?!

Впрочем, я по-прежнему люблю хитросплетенные постмодернистские беседы с хорошим собеседником. И красивых людей. По ходу, я это все еще я. Просто в моей квенте регулярно меняют гастрономические пристрастия.

- - -

Меня любят.
Обо мне трогательно заботятся, вкусно кормят, разнообразно развлекают. Дарят всякое. Вот, африканские приправы, например. Или магнитик с ежиками.

А я, кажется, разучилась расслабляться. Если вообще умела. Уащщщ.

Яблоко. Яблоко Полозковой.
Кот Шредингера, чайник Рассела.

Минус один недописанный текст и плюс один недописанный текст.

Пишет  Редфайер:

Мой внутренний мир давно превратился во внешний.

урл-урл.

Жаль, я сегодня слишком поздно сообразила, как поверху дойти от Курской до Бауманской.

Зато касалась многого прекрасного и не испытывала напряжения.

осторожно, сомнительные откровения.Вот, например, к Джулии и Владу прискакала.
Говорили про всякое, меня поили мятым чаем, играли кусачим хорьком, пушистили котом, развлекали крипи-рассказами и окружающим дивным миром, разрешали трогать сычика за грудь сверху вниз, фотографировать Фенечку и таскать из жестянки карамельки. "Кавендиш", грушевые и ежевичные, очень милые. Уарррр. ))

Или потом Л.Л.
Увидел, что я притащила игрушечные суши из Ашана - и заказал настоящие. Огромные. Отличные. До фига.
Охренеть.
То есть я внезапно не только могу есть суши (в Ведьмодоме, когда Кьяра приезжала, я тоже могла), а мне это нравится. Прямо я испытываю вкусно.
Вот завтра с Мефистой еще проверю, конечно; а и не всякие тоже суши. Но!

Сколько пельменей человек может пережевывать одновременно?

Гештальт с мороженым Movenpick можно считать закрытым. Хотя я не откажусь позакрывать его еще и еще. ))

Отличная нарезка из "Матрицы" и "Иван Васильевича". Драматичный клип из "Гарри Поттера" и Утесова. Много нового про озвучку "Аватара".

Много личного.

Глубокого и не очень.

Открытый вопрос: а зачем я ехала в Москву?
Без однозначного ответа.
Без возможности быть нечестной с собой.
Все события делятся на "и за этим тоже" и "заодно и".

Настольные игры с Л.Л. - в категории "и за этим тоже".

Очень красивые три партии в дальдозу. И одна в сенет.
Плюс неимоверно травматичная игра, не помню название. С шариками, подлая. Из области шашек, реверси и го. Было больно, эхом детства, но закончилось быстро.

Время, когда легко даются признания.
Но ни мне, ни собеседнику они не нужны.

ИД Мещерякова годно переиздает Крапивина. Двух дорогих моему сердцу авторов Л.Л. называет отшепенцами.

У Л.Л. новый дом. Совершенно другой. Тот же. Но другой.
И в нем четыре кота.
Ощутимая пустота.
О которой я не умею говорить.
Умею только отводить глаза и покусывать губу.

Очень люблю котов Л.Л.;
и они находятся в категории "и за этим тоже".
Неземная совершенно, гибкая, как египетская гимнастка, аристократичная и чуткая Шаня. Глаза-планеты. Миры, в которые можно провалиться. Красноречивые движения.
Вальяжный, пушистый, муркающий Петроний.
Гришка, приходящий на зов. Гришка, с которым легко договориться.
Осторожная и любопытная Мышка.

Жить в чужих квартирах.
Любить чужих котов.
Что-то в этом есть.

И я не могу забыть про стихотворение, которое "В понедельник начинаю новую жизнь".

Шаня устраивается у меня на коленях.

И Нгвембе Ронга.
О!
Невероятно мощный. Ясный. Явленный. Сильный.

Я говорила Саше, кажется, в среду: иногда есть только выбор - плакать или плакать.
Так вот.

И злюсь на себя, что была резка в один там момент.

Сейчас вспоминаю и снова плачу.

На некоторых книгах надо писать: "осторожно, медленно убивает".

Сначала мне дали в руки гармонию. Потом алгебру. И в том, и в другом я была пристально.
Мне даже правда интересна алгебра. Я умею увидеть ее стройность, оценить изящество.
Но все-таки алгебра существует ради гармонии. А не наоборот. И я согласилась бы на гармонию без алгебры. А в просто алгебре, без гармонии, не вижу смысла.

Нгвембе Ронга телесен и личностен.
Предельно: это - касается - меня.

Как Малышу нужны были камни и листья, чтобы думать. Так, читая Нгвембе Ронга, мне хочется трогать себя. Свое лицо, руки. Сплетать пальцы, запускать их в волосы. Проводить ладонями по телу. Изменять положение в пространстве.

Это было лучше всего.
Да.
Сидеть. Читать. Изо всех сил удерживать себя в границах себя. Не поднимать глаза на Л.Л., но знать и ощущать, что он близко напротив. Через стол.

Стол, на который с приятным стуком будут падать палочки жребия во время игры в дальдозу и сенет.
Это уже второе лучшее.

И третье - глаза Шани.

И четвертое. Долго прощаться во внешнем коридоре.

А впрочем, я не знаю, что лучшее.

Так любят джаз, так любят вино. Так делают татуировки. Так занимаются сексом. Я так стреляю. И так же я читаю Нгвембе Ронга, и так же играю с Л.Л. в игры древнего мира. По крайней мере, в этот раз.

Сижу в "Паросе" у Сусанны Христофоровны, пью чай с чабрецом и ем харису. Мечтала об этом чертову уйму времени, если честно.

"Но оказалось, что он тверже в поступках, чем иные в словах".

"Остается лишь одно, пить вино да любоваться".

"It's a hard day's night".

Ехать на последнем, наверное, поезде метро. Вертеть в пальцах подаренную мне Йоновскую шняжку. Скань и зернь. Много спокойствия. Возможность писать ночные смс-ки и не разбудить при этом адресата. Бежать по неподвижному эскалатору в закрытом переходе метро. Хороший день позади. Очень хороший. Среди прочего: видеть Шуховскую башню вблизи и трогать лысого кота. Двух волосатых и одну прыгучую собаку трогать тоже. А монтажную пену не трогать никогда. Это важно.

Начала смотреть восхитительный и неимоверный графический роман. Не помню, как автора зовут. И название не помню. И прервалась слишком близко от начала, по не зависящим от меня обстоятельствам. Теперь ужасно хочу такой себе.
Ну, или хоть дочитать.

Москва рэндомно тасует незнакомые районы. Переставляет, в случайном порядке стыкует со знакомыми. Иногда повторяется.

Вместо мороженого случается ночная поездка в OBI.
Вместо сложного молчания сложные разговоры. Вместо несложного несложные.

Я, кажется, в Москве перешла на одноразовое питание. Зато оно горячее. Чаще всего это не моя заслуга.
Сегодня спонсор горячего ужина (а также годного кино, прочей культурной программы и мелких приятностей) Ст.

Маленькие радости дня:
- клыкастые крылатые львы, охранники входа. Где-то недалеко от Павелецкого вокзала.
- парень в вагоне метро Китай-город - Шаболовская. Показывал карточные фокусы, завораживающе манипулировал с колодами. Улыбался моему вниманию. Очень красивые очень подвижные и уверенные пальцы.
- открытие: понастроить планов и определенность способствуют стабилизации настроения.

Через неделю буду дома.
А пока что надо успеть еще много к тому многому, что успела уже.

Возможно, я не там, где нужна и где мне совсем хорошо. Но я там, где мне интересно.

"Географ глобус пропил" очень крутой! И неимоверно впечатлил. Есть несколько лаж по мелочи, и многое иначе, чем книга, но прекрасно! За Градусова прощу все. Хабенский на своем месте. Сценаристу и оператору много уважения и любви. Все хорошо сделали. Умно, психологично, красиво и непопсово.
Смотреть на большом экране!

Большая печаль! У меня теперь нет телефона ВВЧ и, соответственно, возможности написать ему смску. ((

АПД. Совершенно отдельный момент.
Маша: "вечный взрыв".
Служкин: "просто вода".

Березовый сок, ожидания, подростковая невозможность смириться с тем, что золото конечно. Что из неба и совместности приходится возвращаться в как обычно.

Достоверно. Самая правдивая правда.

Сложно писать. Много говорили об этом с Ст. Несколько часов.

Ценно. Или бесценно, не пойму.

Мне было пятнадцать, когда я сказала: "я не смогу без тебя", и сама себе ответила: "сможешь", и смогла.

Вообще, конечно, много точек, в которых задевает. Но это самая-самая.
И про Таточку еще. Про опоздание в садик.
И про Градусова. Про выполненное обещание. Про разговор на равных.

Не бывает ответов без вопросов.

Служкин мой герой, конечно. При всех издержках. И в книге, и в фильме.

Это моя история. О любви, о поиске, о смятении и ученичестве.
О том, что человек, который ответ, часто сам не знает, что делать.

О том, что каждый, в конечном счете, отвечает за себя. Но, отвечая за себя, отвечает не только за себя.
И та же штука с выборами и решениями.

Очень много ловить, понимать, достраивать и думать.
Ни одной случайной детали.

Это так же больно и прекрасно - узнать себя здесь, как узнать нас в "Интимностях" Валлотона.
В "Непоправимом" и в "Красивой булавке".

Люблю любить выбор важных мне людей.

Алекс Генрих - и от этого страшно до дрожи.
Алекс Алекс - и это успокаивает и дает определенные гарантии.
Алекс Сириус - и это что-то смешное и почти родное.
Алекс - это потрясающая мимика и много глаз.
Арийский мужчина и французская женщина-сорванец, два в одном.

Мрриэль красивая, неизломанная и, кажется, счастливая. Плавная. Ровная.
Чудесно видеть ее такой.
И надо прямо разучаться говорить о ней в мужском роде.

Я завела на айпадике псевдопианино.

Очень хорошо вижу Рейчел и Гейдриха.
Здесь начинается пронзительно и вспоминаются те крупицы немецкого, которые во мне есть.
Еще от этого опасно. И думается про ролевые игры на грани фола и стокгольмский синдром.

Сидели в "Кофешопе" на Рождественке, там вкусно и эстетично. А до этого Мрриэль гуляла меня в плохо знакомые мне края. Цветной бульвар, Садовое кольцо, Каретный ряд. Сад Эрмитаж, увешанный вдоль по забору репродукциями о гусарах в Париже в 1814 году.
Отличный вечер.

- - -

Папины часы и джинсы. Футболка Реды. Кроссовки Насти.
Фетишизм изначальный: таскать на себе вещи дорогих моему сердцу людей. Вообще люблю носить чужое. А особенно чужое близких.
Мой следующий сотовый будет, как и мой самый первый - папин.

- - -

Когда я объясняю, где живу в Москве и как располагаюсь в пространстве по ночам, все время вылетает из головы название улицы. Не которая Николоямская, а которая другая, поперек, и переходит в мост и Верхнюю Радищевскую. Рождаются перлы. "На перекрестке Яузы и библиотеки", "на перекрестке Яузы и жизни", "в антиподе Дома на Котельнической".

- - -

Если б я был султан, я б имел трех жен и тремя зпп был бы заражен.
Если б я был поэт, я б писал стишки про риторику, любовь, кровь и кишки.

- - -

А вообще: какая я молодчина, что скаталась на площадь трех вокзалов и пересадила маму и Полину с поезда на поезд. От меня была польза и радость. Впервые за несколько дней четкая уверенность, что я именно там, где нужна и где должна быть. И потому облегчение.
Или даже где-то похоже на "Долину совести", на узы. Привязанность к дому. А тут вроде бы потрогала, коснулась краем, и снова можно свободно дышать и не умирать от тоски. Какое-то время.

Мама и Полина наперебой рассказывают, как годно и продуктивно скатались в Питер. Фотографии показывают. Рада за них - не передать.

- - -

Я многое поняла про важность свидетельств существования. И про важность присутствия в той точке, где ты есть, целиком. Нерассеянно и без отвлечения на те же гаджеты, например. Я качественно побывала по другую сторону.

Но разучаться дольше, чем научаться.

- - -

Осторожно, веки закрываются. Следующая станция не раньше девяти утра.

Решительный и безотказный окунь.
(Все вопросы к Мрриэль; а мне тут, кстати, полегчало, кажется. Не в смысле простуды и физиологии, а в смысле ноября и душевного состояния).

Болею. Лечусь парацетамолом и сном. Познала подушку с гречкой внутри. Она шуршит. Под утро приснилось, что осада и голод, а тут подушка. И воды нет. И мы ходим с крупой во рту, как начинающие ораторы с камнями, а часть крупы перемалываем в муку. И придумываем, как можно испечь блины - в память о тех, которые ели когда-то на Сен Жермен в Париже. Неимоверная глупость, понимаю я во сне. Так не бывает. Логики нет. Мастера забыли смоделировать черный рынок.

Мой эрзац сотового телефона имеет будильник. Будильник говорит человеческим женским голосом: пора просыпаться! Время десять часов двадцать минут (например).
Но все мелодии настолько кошмарные, что пусть лучше меня будит настойчивая посторонняя тетка.

Синт вчера притащила меня в музей "Огни Москвы". Палаты XVII века в Армянском переулке. Очень мило все. Я узнала источник выражения "жив, курилка", и какими ТТХ ртутные лампы отличаются от натриевых, и как выглядела свеча Яблочкова, и всяких еще занятных исторических подробностей. Трогала кувшин для конопляного масла, прилагавшийся к фонарщику. Дивилась световым спецэффектам былых времен, совершенно очаровалась каретными фонарями и лампочкой со Сталиным внутри. Посмотрела немецкий мультик про электричество.
Лучшее, что можно делать во время экскурсии - это сидеть на ступеньках и вертеть головой.
Синт отличная. И музей правильное место пойти туда именно с ней.

На обратном пути нашли презервативную лавку.
И даже успели немного поговорить, но хочется больше.

Потом наловилась неимоверно прекрасная Махяк. Вместе мы были индеец Могучий Мозг. Пытались купить билеты через сайт РЖД, в процессе я сообразила, что карточка привязана к номеру телефона. А значит, пароль я не получу и ничего сделать не смогу. Ни Махячку не помочь, ни мне отступать некуда.
Сырный суп в "Му-му" и пельмешки с творогом, которые сочники и которые мы равно уважаем. Ночная Ордынка. И вообще дивно освещенное Замоскворечье. Загадочное, гулкое, влажное. Увешанное флейтами водосточных труб на выбор. Меня кормили вкуснопирогом в "Николае" и рассказывали про Воденникова и клей, а еще анекдоты. Я по-прежнему неплохо ориентируюсь без карты. Довольна. Знаю много о том, почему светские беседы невозможны на шумных улицах. Аня подарила мне мускатных орехов и научила ими пользоваться. Но это я писала.

Прозрачная солоноватая дождевая кровь.
Фантомная любовь.
Ежевечерняя риторика.