Ощущение, что Кожевников знал его историю, когда писал "Щит и меч"


Оригинал взят у в Пепел жёг его сердце…

Его часто называли на русский лад – Игорь Харитонович. Но его настоящее имя – Ибрагим Хатямович. Он был родом из мордовского села Сургади.

Как он изучил немецкий язык? У него был дядя – Алексей Николаевич Агишев, который жил в городе Энгельсе, до войны – столице Автономной республики немцев Поволжья. Он уговорил родителей отдать ему Ибрагима на воспитание. Ибрагим окончил немецкую школу. Языковая практика была в городе на каждом шагу. Ибрагим увлекался классической немецкой литературой. Его дядя Алексей Николаевич тоже изучал немецкий. Но, как он считал, с практической целью. Он верил, что со знанием языка сможет помочь германским рабочим освободиться от Гитлера. Однако судьба распорядится по-другому...

Алексей Агишев уйдет добровольцем на фронт и погибнет под Тулой от немецкой пули. А его племянник, надев немецкий мундир, станет разведчиком и на всю жизнь получит страшные душевные ожоги, своими глазами увидев преступления гестаповцев.

читать дальше
Окончив в Энгельсе школу, Ибрагим Аганин в 1940 году поступил в Московское высшее техническое училище имени Баумана. Учился всего год. В 1941 году ушел на фронт. Сначала воевал на Украине, и ему часто приходилось допрашивать пленных. Аганин был тяжело ранен в бою. После госпиталя его направили на курсы переводчиков. «С нами занимались преподаватели МГУ, Института иностранных языков, а также высшие офицеры спецслужб. Мы изучали устав германской армии, ее структуру, знаки отличия.
Педагоги старались раскрыть нам психологию немецких солдат. Мы переводили десятки немецких документов и солдатские письма.

Потом, оказавшись в немецком тылу, я с благодарностью вспоминал своих педагогов. Сначала я думал, что эти знания помогут мне лучше вести допросы военнопленных. Но оказалось, что мне придется самому вживаться в роль немецкого офицера», - рассказывал он мне при встрече, когда я его, как военный корреспондент, разыскала и три дня записывала его воспоминания.

Лейтенанта Аганина командировали в 258-ю дивизию, которая воевала под Сталинградом. «Когда мне приходилось допрашивать пленных немцев, то я нередко удивлялся тому, каким сильным убеждением они обладали. Приведу пример. Я задавал вопросы пленному немецкому офицеру: требовал назвать фамилию, из какой он дивизии… А он заявил, что позаботится о сохранении наших жизней, если с ним будут хорошо обращаться. Так он был уверен в победе».

Аганин командовал взводом разведки. «Как я узнал впоследствии, в высших инстанциях придумали план моего «перевоплощения» в немецкого офицера. Меня привезли в расположение штаба Юго-Западного фронта. И я был потрясен, узнав о задании, которое мне предстояло выполнить. Мне сообщили, что в плен попал немецкий лейтенант Отто Вебер, который возвращался из Германии из отпуска. Его часть была окружена и разбита. Он не знал об этом. Блуждал по степи, попал в плен. Мне предстояло с его документами отправиться в немецкий тыл. Сначала меня поместили в лагерь для военнопленных, где я находился рядом с Отто Вебером. Он рассказал о своей семье, родственниках, друзьях. Вместе с матерью Вебер уехал в Германию из Прибалтики. Как и я, он тоже говорил по-немецки с легким русским акцентом. Ему, как и мне, было 20 лет. Он тоже командовал подразделением разведки.

Теперь судьба Отто Вебера должна была стать моей. Я ловил и запоминал каждое его слово. И еще он рассказал, что под Сталинградом командует полком его родной дядя. Не знал он только, что этот полк также был разгромлен, а его дядя убит».

Подготовка к перевоплощению Аганина в немецкого офицера Отто Вебера было достаточно короткой: не мог же тот, по легенде, слишком долго блуждать по степи.
В документах, которые вручили Аганину, были сделаны другие отметки о пребывании Вебера в Германии. В его рюкзаке лежали шерстяные носки домашней вязки. В экипировке Аганина все было подлинное, немецкое.

В середине февраля 1943 года Аганина привезли к степной речке, за которой, как сообщили разведчики, находились немецкие части. После окружения вражеских войск под Сталинградом, в степи на многих участках не было сплошной линии обороны. Переходя замершую речку, Аганин провалился в полынью. На берегу выливал воду из сапог. Укрылся в стогу сена. Утром вдалеке увидел грунтовую дорогу, по которой проходили редкие машины. Направился в ту сторону. Подняв руку, остановил грузовую машину. «Куда следуешь?» «В Амвросиевку!» «Отлично! Мне туда же!»

Отправляя Аганина за линию фронта, никто не мог знать в какую воинскую часть он попадет. Однако, подпольщики сообщали, что офицеров и солдат из разрозненных частей направляют в Донецк. Здесь формируется «армия реванша», которая будет мстить за Сталинград. Разведчику Аганину надо было попытаться попасть в Донецк. В этом городе была еще надежда устроить для него «почтовый ящик». Здесь проживала его родная тетя. По замыслу разведотдела, Аганин передаст через нее зашифрованную записку, которую заберут донецкие подпольщики. Это была непростая схема…

Приехав в Амвросиевку, Вебер-Аганин отправился в комендатуру. Он подал коменданту документы и высказал просьбу личного характера: «Под Сталинградом командует полком его родной дядя. Он хотел бы передать ему привет от родных». И тут комендант оживился. Оказалось, он знаком с этим полковником. «Я служил под его командованием. Он мне жизнь спас. Рад видеть его племянника». Между тем Аганин чувствовал, что простудился. Его знобило. Комендант заметил его состояние. «Ты болен? Тебя отвезут в госпиталь».

Аганин-Вебер оказался среди раненых и больных. Больше отмалчивался, сказав, что контужен. Между тем он не терял времени даром. В госпитале наблюдал за манерой общения, запоминал анекдоты и шутки, названия спортивных команд, песни, которые здесь порой затягивали.

«Документы у меня были подлинные. Они не могли вызвать подозрений. Я боялся ошибиться в мелочах, на бытовом уровне. Было бы странно не знать, скажем, песню, популярную в Германии», - вспоминал Аганин.

Его выписали из госпиталя. И он снова едет к военному коменданту. Тот говорит: «Мужайся, Отто! Я навел справки. Твой дядя погиб. Я вижу, как ты опечален». В память о своем погибшем друге комендант обещает позаботиться об Отто Вебере. «Ты еще слишком слаб, чтобы возвращаться в окопы». Он звонит кому-то по телефону. В разговоре речь шла о полевом гестапо. Аганин слышит о том, что в гестапо нужны переводчики.

Вебер-Аганин едет в Донецк. Здесь он узнает, что его назначают переводчиком в подразделение полевого гестапо, которое значится как ГФП-721. Полевое гестапо – это был особый карательный орган, созданный в системе абвера.
Сотрудники полевого гестапо следовали за наступающими войсками вермахта и предназначались для борьбы с подпольщиками и партизанами. Недаром их называли «цепные псы». ГФП-721 действовал на большом расстоянии – от Таганрога до Донецка. А это означало, что разведчик Аганин сможет собирать сведения на большой территории.

«В первый же день начальник ГФП Майснер провел меня через пыточное помещение, - рассказывал Ибрагим Аганин. – На столе лежал израненный человек, которого били по окровавленной спине резиновыми палками. Избитое лицо превратилось в маску. На мгновение я увидел глаза, помутившиеся от боли. И вдруг мне показалось, что это мой старший брат Миша. Мне стало страшно. Неужели он увидел меня среди своих мучителей? Всю жизнь это воспоминание не давало мне покоя. После войны я узнал: мой брат Миша, командир танка, пропал без вести под Донецком»…

Попав в чужую среду, Аганин, несмотря на свою молодость и неопытность, проявил недюжинную изворотливость и хитрость, чтобы пробиться на канцелярскую работу. Так он мог не только спасти свою жизнь, но и уклониться от участия в акциях, как называли здесь операции против партизан и подпольщиков.

«Мое назначение переводчиком не было чем-то особенным, - говорил Аганин. – Со мной рядом находился переводчик, сын полицейского, который знал немецкий язык в объеме средней школы. Так что со своим знанием немецкого и русского языков я был нужен начальству. Старался, как мог. Мне приносили кипы бумаг. Среди них было много приказов, обращенных к местному населению. Со всей педантичностью я переводил каждую строчку. У меня был хороший почерк. Мысленно я благодарил своих педагогов. Когда сотрудники, взяв оружие, собирались на операцию, а я сидел за конторкой, меня откровенно называли трусом. Надо мной подшучивали. Появилась даже кличка: «Отто – бумажная мышь».

В Донецке и окрестностях Аганин видел расположение воинских частей, аэродромов, складов. Но как передать эти сведения в разведотдел за линию фронта? Рации у него не было и быть не могло.

И тогда он решил попытаться передать шифрованную записку через дом своей тети. «Однажды большой компанией мы пошли в кино, - рассказывал Аганин. – Я сказал, что у меня разболелась голова и ушел из зала. Петляя по улицам, отправился к своей тете. Сначала она меня не узнала. «Миша! Это ты?» - приняла за старшего брата. Ничего не объясняя, отдал ей записку, в которой было обычное поздравление с днем рождения. Просил передать записку человеку, который назовет имя моей матери. Моя тетя что-то поняла и заплакала: «Нас повесят!» Мне стыдно вспомнить, как резко я говорил с ней. Но все-таки она согласилась взять записку. (Потом ее семья мне очень помогала). Я надеялся - разведотдел передаст адрес моей тети местным подпольщикам. У меня будет связь. И в самом деле, когда я снова пришел к своей тете, она отдала мне записку с такими же внешне ничего не значащими словами. Когда я расшифровал текст, то узнал, что мне передан адрес прачки по имени Лида. Я стал относить ей белье в стирку и внутрь закладывал свои зашифрованные сообщения.

Я не задавал прачке Лиде никаких вопросов. Не знаю – была ли у нее рация или она передавала мои шифровки подпольщикам. Одно могу сказать – эта связь действовала. После войны в архиве я нашел 14 своих сообщений из Донецка.

Гестапо проводило аресты участников подполья.

Это только в кино разведчик ходит неузнанный по явкам и предупреждает подпольщиков.

Аганин был в гестапо тогда мелкой сошкой. Он не знал о многих готовящихся операциях. И все-таки, как мог, помогал подпольщикам избежать ареста. «Если узнавал о готовящейся операции против подпольщиков, то относил записку прачке. Но иногда и времени у меня на это не было. Помню такой случай. Готовился арест группы подпольщиков. Один из них – киномеханик. Я привел киномеханика в полицию, занял свободную комнату и стал кричать на него: «Нам известно, что ты – бандит! И друзья твои – бандиты! Ты можешь спастись, если будешь работать на нас! Иди и подумай! Я будут ждать тебя через два дня». Парень уходил, и я надеялся – он предупредит группу.

«Рисковал ли я, запугивая киномеханика? Но ведь никто не знал моей фамилии. А то, что кричал и требовал – такое поведение офицера было привычным».

Я спрашивала Аганина – какими были гестаповцы в повседневной жизни, что больше всего поразило его в полевом гестапо. Ведь он вместе с ними жил, участвовал в вечеринках.

«Там были особенные мастера по части провокаций. В нашем подразделении служил переводчик из местных. Его одноклассники организовали подпольную группу. В гестапо разработали такую операцию: этот переводчик приходит к своим одноклассникам –просит у них прощения. Мол, пошел служить, чтобы получать продукты. В душе же остался патриотом, прошу принять в группу и предлагаю взорвать склад с боеприпасами на станции. И ему действительно поверили. Он уговорил ребят собраться в одном доме. Сказал, что подъедет на грузовой машине, отвезет группу к складу. В назначенный час к этому дому подъехали две крытых машины, из которых выскочили немецкие солдаты, окружили подпольщиков. Переводчик Виктор в рупор кричал ребятам, чтобы вышли из дома с поднятыми руками. В ответ подпольщики открыли огонь. Дом подожгли. Так все погибли».

«А однажды, открыв свой шкаф, я заметил: кто-то рылся в моих вещах. Я похолодел, - вспоминал Аганин. – Меня подозревают? Но на службе все шло, как обычно. Конечно, я очень переживал. Но потом увидел: подобные обыски были здесь обычным делом. Проверяли всех постоянно. Я никогда не хранил ничего секретного. Все держал в памяти. Найти у меня ничего не могли».

Но однажды опасность подошла совсем близко к Аганину.

Читая почту, он увидел, что пришел ответ из Берлина на запрос по поводу матери Отто Вебера. Аганин знал, что ее уже не было в живых. Но порядки были таковы, что будут искать и дальше всех родственников.Надо было уходить из Донецка.

Когда его отправляли за линию фронта, то была такая договоренность: в случае опасности он отправится к линии фронта и в качестве военнопленного попадет в окопы переднего края Красной армии.
Так Аганин и собирался поступить. Но через прачку Лиду ему пришел другой приказ: остаться на оккупированной немцами территории. Если в Донецке оставаться нельзя, постараться найти другие документы и продолжать вести разведку.

Аганину предстояла командировка в Киев. Он решил воспользоваться этим. На вокзале в Киеве познакомился с лейтенантом Рудольфом Клюгером. Вместе оформляли билеты. Оказались в одном купе. Аганин угощал своего попутчика. Тот рассказывал о себе – откуда родом, где воевал и прочее. В купе было очень жарко. Они сняли мундиры. Аганин предложил попутчику выйти в тамбур – проветриться. На войне, как на войне: Аганин ударил Клюгера ножом и сбросил его под колеса поезда. Вернувшись в купе надел мундир Клюгера, где в кармане были его документы. Клюгер успел рассказать Аганину, что едет из госпиталя в санаторий, расположенный в поселке Гаспра.

Аганин сошел с поезда на остановке Синельниково, отправился на базар. На виду у всего вагона бежал за поездом с яблоками в руках. Но от поезда отстал. Зашел в тенистый сквер, достал документы Клюгера, вклеил свою фотографию, подделал уголок печати. Оформил новый билет. Между тем его мундир с документами на имя Отто Вебера остался в купе ушедшего поезда. В Донецке было получено сообщение, что под колесами поезда погиб Отто Вебер, сотрудник ГФП-712. Лицо и тело офицера были обезображены.

Аганин с путевкой на имя Клюгера приезжает в санаторий. Он сразу решил – здесь надо ему найти покровителя. Ведь возвращаться в часть, где служил Клюгер, ему невозможно. Из отдыхающих выбрал полковника Курта Брюннера. Он командовал артиллерийской частью в Керчи. «Я стал его добровольным слугой, - говорил Аганин. – Выполнял любые его пожелания. Если он захотел пойти на охоту, я подыскивал место для пикника. Если полковник хотел встретиться с девушкой, я бежал на пляж, договаривался с кем-нибудь, искал квартиру для встречи. Посмотрели бы тогда на меня мои родные… Я сам себя не узнавал. Но мой план удался. Полковник привык к моим услугам.

Я говорил, что хотел бы служить под его началом. Он написал обращение в какие-то высшие инстанции и объявил мне, что из санатория я отправлюсь с ним в артиллерийский полк. Оказавшись там, я понял, что обзор для разведчика здесь слишком малый.

Я говорил полковнику, что хотел бы служить в подразделении абвера. У меня склонность к такого рода деятельности. К тому же владею русским языком. Полковник пошел мне навстречу. Так я оказался снова в полевом гестапо – ГФП-312, которое действовало в Крыму.

Я видел, что брали на работу переводчиками молодых людей из местных, которые проявили себя как провокаторы. Но их знания немецкого языка были в объеме школьного курса. Среди них я, конечно, отличался. Я снова старался отличиться в канцелярской работе, изображал из себя эдакого прилипалу к начальнику отделения Отто Каушу. Едва он появлялся, я услужливо подхватывал его портфель. Надо мной посмеивались. Такой была моя защитная маска».

Что поражало его в этих людях, среди которых он вынужден был находить, так это их ненасытность. «Обычно за столом любили хвастаться – кто сколько посылок отправил домой. Что это значило? Такое даже трудно представить!

Немецкий солдат или офицер имели право зайти в любой дом и забрать все, что понравилось. Рылись в чуланах, сундуках. Брали пальто, платья, игрушки. Использовали автобусы, чтобы увезти награбленное. Были наготове специальные почтовые ящики для таких посылок.

Вес одной составлял 10 килограммов. Казалось, в домах уже брать нечего. Но забирали даже подсолнечные семечки, называя их с презрением «русским шоколадом».

Аганин мучительно ищет выход к своим. Никто не знает - где он. И как передать ценные сведения, которые он собрал в Крыму? Он идет на рискованный шаг. В канцелярии ему попался донос на румынского офицера Иону Кожухару (у него была другая фамилия). Этот офицер в кругу друзей высказал пораженческие настроения, сказал, что не верит в победу Германии. Этой историей решил воспользоваться Аганин. Он нашел Кожухару и сказал, что ему грозит военный трибунал. Аганин говорил Кожухару, что хочет его спасти, и у офицера остался единственный шанс – сдаться в плен русским. «Его жизни ничего не будет угрожать, если он выполнит одно поручение, - вспоминал Аганин. – В его одежду мы зашьем записку, которую я, якобы, получил от арестованного во время допроса. В записке было написано о гибели подпольной группы, назывались фамилии расстрелянных. На самом деле с помощью шифра я сообщал своим руководителям, что жив, нахожусь в Феодосии, прошу прислать связного, чтобы записка попала тем, кому она предназначалась, я назвал пароль, который будто бы тоже узнал от арестованного. Со временем я убедился, что Кожухару в точности исполнил мое поручение.

Примерно через месяц в Феодосии ко мне на улице подошла миловидная девушка. Она вдруг, будто в порыве чувств, поцеловала меня, на ухо шепнула пароль и место нашей встречи в кафе. Так мой изматывающий риск снова обретал смысл. Позднее я узнал, что девушка связана с партизанским отрядом, в котором есть рация».

Он передавал ей схемы аэродромов, построенных укреплений, расположения немецких войск. Надеялся, что эти сведения помогут спасти солдатские жизни, когда начнется освобождение Крыма.

Здесь Аганину пришлось узнать об операциях, которые осуществляло полевое гестапо. В одном из крымских городов появился, якобы, моряк Черноморского флота. Это был рослый, красивый парень. На танцах, в кино знакомился с молодыми людьми. Заметил, что среди них выделяется девушка, назовем ее Клара. Она – явный лидер. «Моряк» ухаживает за ней. Провожает, проникает в ее дом. Девушка увлечена этим «моряком». Он говорит, что хотел бы снова воевать, отомстить за друзей. Как было не поверить ему? У него – такие честные глаза. По рекомендации Клары его приняли в подпольную группу. Ему удалось узнать адреса подпольщиков. В одну ночь их арестовали. Клара не могла поверить, что «моряк» оказался предателем. На очной ставке она спросила его: «Скажи мне – тебя запугали?» Он рассмеялся ей в лицо. Клара была в отчаяньи. Из-за ее доверчивости погибла подпольная группа. Всех повезли на расстрел. Среди карателей был и мнимый «моряк».

В марте 1944 года сотрудники ГФП, в котором находился Аганин стали покидать Крым. Он вместе с ними отправился в дорогу. Проехали Кишинев. И тут на узкой дороге образовалась пробка. Аганин вышел из машины и, к своему ужасу, увидел на обочине немецких офицеров, которых знал по Донецку. Они подошли к нему: «Нам сообщили, что Отто Вебер погиб на железной дороге, а вы, оказывается, живы?» Аганин стал утверждать, что никогда не был в Донецке, его принимают за другого. Демонстративно выходил из машины, прогуливался вдоль трассы. Он видел – офицеры из Донецка наблюдают за ним. И тут началась бомбежка – налетели советские самолеты. Все из машин бросились в лес. «Я тоже петлял между деревьями, отдаляясь от дороги, - говорил Аганин. – Сказал себе – вот и наступил момент, когда мне надо уйти от немцев, перейти к своим. Я знал расположение переднего края. С поднятыми руками – я же в немецкой форме, - оказался в окопах среди своих солдат. Получил тумака, пока шел по траншее. Командиру подразделения настойчиво повторял: мне нужно связаться с офицерами контрразведки, у меня важные сообщения».

Через несколько дней за ним приехали офицеры госбезопасности. Он назвал пароль. Конечно, его допрашивали. Но потом он убедился – его история не затерялась среди других на той войне.

«Впервые я был среди своих. Мог сбросить ненавистный немецкий мундир. Меня отвели в дом, где я мог отдохнуть. Тишина и покой. Но тут со мной произошел нервный срыв. Картины жестоких расправ, которые я видел в гестапо, снова вставали передо мной. Я не мог спать. Ни в эту ночь, ни в последующие. Меня направили в госпиталь. Но еще долго ни врачи, ни лекарства, не могли вывести меня из этого состояния. Медики говорили: истощение нервной системы».

Несмотря на болезнь, он вернулся в МВТУ имени Баумана. Окончил вуз, учился в аспирантуре. Защитил кандидатскую диссертацию. Женился. У него подрастал сын. Когда я познакомилась с И.Х. Аганиным, он работал преподавателем во Всесоюзном заочном институте текстильной и легкой промышленности.

Но была в его мирной жизни еще одна сторона. «Пепел жег его сердце» – это о нем, Ибрагиме Аганине.

Как свидетель он выступал на многих процессах, где судили фашистских карателей и их пособников. Он рассказал мне такую историю. На одном из крупных процессов в Краснодаре Аганин снова давал подробные показания. В зале были родственники погибших. Вдруг раздались выкрики в адрес Аганина: «Кто ты такой? Откуда знаешь все подробности?» В зале поднялся шум. Председатель военного трибунала С.М. Синельник объявил перерыв. Позвонив в Москву, связался с компетентными органами. Он получил разрешение впервые назвать на суде имя разведчика. Зал встал, приветствуя Аганина.

В институте, где работал, он выступил как-то перед студентами, рассказал о том, как много подпольщиков ушли из жизни безвестными. Так появился отряд «Поиск». Вместе со студентами Аганин побывал в Донецке, Макеевке, Феодосии, Алуште, других городах, где действовали подпольщики. Отряд «Поиск» разыскивал тех, кто находился в камере с осужденными, кто видел, как их уводили на расстрел, помнил их последние слова. Поисковики находили надписи на стенах тюремных камер. Из разрозненных сведений удавалось узнавать о судьбах погибших, а порой очистить их имена от наветов. Аганину выпала тяжелая участь не только разыскивать родственников казненных, но и сообщать им, что случилось с их близкими.

Для Ибрагима Аганина война не окончилась в 1945 году. Несмотря на слабеющее здоровье, он продолжал выезжать в города, где судили карателей. Его часто называли главным свидетелем обвинения. Однажды и мне довелось присутствовать на таком судебном процессе.

…Аганин и умер, вернувшись с последнего для него судебного процесса. Умер, как солдат на посту, до конца исполнив свой долг.

Автор: Людмила Овчинникова

См.также:

Запрос из Центра, И смерть от инфаркта как награда

«Голос» Березняка

Злодеяния немцев в Киеве

Судьбе наперекор, судьба разведчика

Агент "Катульский": НКВДист на службе нацистской Германии

Свершилось!


Заочники. Решаем задачу. Один парень заявляет: "Вы нам не правильно говорите. Вчера мы писали "минус сорок восемь", а сегодня - просто "сорок восемь". Я ничего не понимаю. Начинаю разбираться. Окащывается, вчера мы решали задачу, где в числе прочих чисел было "-48", а сегодня решаем другую задачу такого же типа, где совершенно случайно встретилось "48". Он же решил, что 48 обязательная часть решения.

Команда данжей на играх