начата работа над романом "Держи на Запад!"

Глава 1. Осень 1865 года

Когда из салуна вышли двое и неспешно направились в сторону речки, я на них сперва особого внимания не обратил – мало ли, может, проветриться захотелось. В салуне небось душновато. Но вот когда один из них, проходя мимо нашего дома, мазнул по мне деланно безразличным взглядом, я насторожился; сразу почему-то вспомнилось, что револьвер и карабин сейчас не со мной, а в комнате.
Впрочем, я тоже вида не подал и даже позу не сменил, сидел как сидел в кресле на веранде, закинув ноги на табурет, под одной рукой на полу чайник и кружка, под другой – стопка журналов «Сайентифик американ». Такой вот послеполуденный отдых фавна.
Улица наша, Пото-авеню, пока невелика; на ней всего несколько домов и пешие прохожие бывают редко. Те, кто собирался в дальнюю дорогу до Техаса или Нью-Мексико, проходили и проезжали обычно сразу после рассвета, а те, кто собирался да пока не собрался, гуляли обычно от луга, где накапливались фургоны, до салуна и обратно. Жителям же Форт-Смита наши выселки были мало интересны и появлялись они здесь исключительно по делам, а для прогулок и пикников у них был берег реки Арканзас и остров прямо напротив пристаней.
читать дальшеПарни догуляли до конца улицы, туда, где дорога переходила в брод через речку Пото, полюбовались на наведенную рядом паромную переправу, а сами то и дело посматривали назад, на наш дом и подходы к нему. И вот с чего бы это такой к нам интерес? Грабить у нас особо и нечего, мы не банк, а личные счеты сводить – с кем? Я им вроде не интересен, смотрели они на меня как на мебель, а больше никого в доме не было. Был еще Джейк, но он как раз сейчас наверняка точил лясы с салунщиком. Зачем далеко ходить, могли бы разобраться с ним прямо в салуне. Значит, и Джейк им не нужен? Кроме того, в штатном расписании нашего отделения «Вестерн-Континентал» числились еще Норман Ирвинг и Фокс Льюис, но они сейчас были где-то в районе Форт-Гибсона.
Оценив подступы к нашему дому с запада, парни неспешно пошли по улице обратно. У салуна даже шаг не замедлили, пошли дальше, но поодаль остановились, развернулись друг к другу лицом и вроде как увлеклись разговором, а сами в мою сторону так и поглядывают: оценивают, значит, подступы еще и с востока. Ну-ну…
Рассмотрев все, что их интересовало, парни не торопясь направились в город, а я, расслабившись, потянулся за чайником: сейчас нападать не будут, можно отдыхать дальше.
Городок наш Форт-Смит – второй по величине в Арканзасе после Литл-Рока, из чего, глянув с моей веранды, вы сразу можете заключить, что крупными городами земля арканзасская не славится. Прямо перед моими глазами, почти строго на севере за пустырем, где наш сосед Макферсон собирался развести фруктовый сад, виднелось городское кладбище, а за кладбищем – невысокие стены форта, над которыми торчал флагшток с звездно-полосатым флагом. Справа от него по берегу реки Арканзас растянулся сам городок, распланированный на безупречно-геометрические кварталы. Как они впоследствии, при расширении города, собираются вписывать в эту ровную сетку нашу кривоватую Пото-авеню – я даже не представляю, но как-то собираются же, иначе бы не обзывали отрезок дороги до границы штата так помпезно.
Большой кусок земли по северной стороне Пото-авеню от самой речки Пото облюбовал для себя Джейми Макферсон. Он собирался поставить там дом, магазин, да еще и садик завести с яблонями и персиками, но пока только начинал строиться. Чисто теоретически наша контора могла распоряжаться таким же куском земли по южной стороне Пото-авеню, но нам столько земли было не нужно, мы большое хозяйство заводить не собирались. В планах была постройка сарая для хранения всякого рода телеграфного оборудования, это событие нам обещали не раньше, чем через месяц.
Наш участок и участок Макферсона от всей прочей Пото-авеню отделяла перекинутая над улицей растяжка. Растяжка за лето порядком выгорела на солнце, но с моего места отлично читалась: «Вы вступаете в штат Арканзас», а ниже надпись буквами поменьше, ради которой растяжка и городилась: «Промочить горло можно здесь» и стрелка налево. С обратной стороны на растяжке, как я помню, значилось: «Вы покидаете штат Арканзас» и «Не упустите последний шанс промочить горло», и снова стрелка в сторону салуна «Первый и последний шанс».
Именно поэтому около моего кресла стоит чайник, хотя вся улица в курсе, что не чай я там пью. Правда, желающих домотаться, почему мой чай так обильно пенится, когда я его наливаю в кружку, на нашей улице нет, но факт остается фактом: я нарушаю закон, распивая на Индейской территории спиртные напитки. Потому что да, вы правильно поняли: наш дом и хозяйство Макферсона формально никакого отношения ни к штату Арканзасу, ни к городу Форт-Смиту, ни к Пото-авеню не имеют. Мы сами по себе.
Над моей головой над входом в дом висит вывеска, извещающая о том, что здесь располагается офис «Вестерн-Континентал», известной по всему Западу телеграфной компании. Да, на Индейской территории теперь тоже есть телеграф! Длина телеграфной линии Индейских территорий чуть больше десяти метров – от столба на углу нашего участка (того самого, на котором закреплен один конец растяжки) до телеграфного аппарата, установленного в доме. Кроме того, мы отвечаем еще и за линию, проведенную от телеграфного пункта города Форт-Смита до этого столба, но это тоже не бог весть какое расстояние.
Первой нашей трассой по Индейским территориям должен был стать маршрут от Форт-Смита до Техаса по почтовой дороге. Длина этой трассы невелика – каких-то 190 с небольшим миль, это расстояние до войны почтовая карета преодолевала за тридцать шесть часов. Мы сделали проект трассы еще в июне, но наши эскизы и расчеты, а заодно и все приготовленные к работе провода, изоляторы и прочее оборудование уже который месяц пылятся без дела. Сначала вожди чокто, которые всеми руками были «за», попросили малость повременить, пока индейцы вернутся по домам с войны; работу по обустройству телеграфа вожди собирались включить в работы по благоустройству дорог, на которых согласно принятому до Гражданской войны каждый мужчина (за исключением фермеров, учителей и школьников) должен был отработать несколько дней в году. «Вестерн Континентал» предложила: пусть воины спокойно сидят по домам и празднуют возвращение в семейном кругу, а мы просто наймем в Форт-Смите негров, которых тут хватает, и сделаем все сами. Нам, если честно, такой вариант был более выгоден, чем вариант с индейцами, потому что орава негров, во-первых, лучше управляется, во-вторых, лучше работает, а в-третьих, не будет чехарды с рабочими, которые приходят поработать на три дня, а будет нормальная рабочая обстановка. За два месяца с неграми управимся, а с индейцами не меньше полугода промаемся.
Но эти индейцы… индейцы все поняли совсем не так. То есть, вожди, вероятно, поняли все правильно, но вот простой народ решил, что не иначе как белые собираются всех освобожденных негров Юга переселить на Индейские территории - и, кстати, среди белых такие разговоры были: а действительно, чего это всякие черномазые будут пейзаж портить? Пусть выметаются: хотят, в Африку, а хотят – на Запад. Сделаем им там территорию вроде Индейской, и пусть себе живут отдельно от белых. Понятно, что индейцам такая перспектива не нравилась. Их и без того начали уплотнять, переселяя на Индейскую территорию тех индейцев, что ранее переселились в Канзас и Техас, да еще, в перспективе, и диких индейцев с западных земель тоже предполагалось переселять сюда же.
Однако «Вестерн Континентал» никого переселять не собиралась.
Тем не менее, на Индейских территориях умы пришли в смятение и началась заварушка. Довольно серьезная, надо сказать, потому что доходило до нападений на форты.
Только начало утихать, и в «Вестерн Континентал», что поделать, согласились на рабочих-индейцев, как новая напасть; в газетах об этом прознали и задали резонный вопрос: как может уважающая себя телеграфная компания пользоваться рабским трудом? За что воевали, спрашивается?
Дело в том, что формально Индейские территории к США не относятся, и освобождение всех рабов на Юге было не про них писано: все эти чокто, чикасо и чероки продолжают владеть своими неграми, как и до войны. И если по индейским законам индеец, владеющий хотя бы двумя рабами, на дорожные работы должен был приводить одного, то тут возникает вопрос об использовании рабского труда. И, одновременно, у негровладеющих индейцев возникает встречный вопрос: привести негра я обязан, а работать ему запрещено? Это что же, я буду вкалывать, а раб на пригорочке курить? Тут тоже умы пришли в смятение, но слава богу, хоть на форты не нападали.
Тогда в «Вестерн Континентал» придумали компромисс: нанимаем в Арканзасе ирландцев. Они, конечно, мало чем от негров отличаются, но по крайней мере вроде как белые и не рабы. Вожди чокто над этим вариантом глубоко задумались. Вариант всем был хорош, если б не широко известная склонность ирландцев к выпивке. Ох, развернется контрабанда самогона… Но, кажется, ничего лучше не придумать.
Пока длилась эта тягомотина с трассой Форт-Смит – Техас, начальство решило, что нечего нам без дела сидеть и ждать у моря погоды, а потому неплохо бы поработать. Меня и Джейка оставили на хозяйстве, с тем, чтобы, как только вопрос с рабочими утрясется, сразу и приступать к прокладке линии, а Норман прихватил с собой Фокса и отправился готовить проект трассы к Форт-Гибсону. Вот они уже скоро вернутся, а я все еще посиживаю и жду, когда наконец чокто согласятся с предложением об ирландцах. Хорошо еще, Норман навыписывал технических журналов за три последних года, есть что почитать и есть о чем размыслить.
Отделение «Вестерн Континентал» на Индейской территории, как я говорил, невелико, всего четыре человека.
Наш начальник – инженер Норман Ирвинг. Он в войну был лейтенантом в Корпусе Связи Союза: обеспечивал бесперебойную телеграфную связь в войсках северян, но куда чаще проникал к линиям южан, чтобы перехватить их переговоры. По его виду и не подумаешь, что он такой отчаянный разведчик: почти постоянно кажется, что он не очень уверен в себе. Однако когда надо - действовать решительно он умеет.
Наш младший монтер Фокс Льюис, напротив, воевал за Юг. Сам-то он уверяет, что был не более чем конным курьером, но вот я, посмотрев, как он стреляет, почему-то не очень ему верю: с такими-то талантами – и просто с депешами на лошадке кататься? Но выглядит Фокс совершенным молокососом, так что поверить в его слова можно с легкостью.
Другой монтер, Джейк Шерман, происходит из приличной филадельфийской квакерской семьи, пацифист, трезвенник и все такое. В войне участие принимал в качестве санитара, несколько месяцев провел в плену у южан в лагере Кахаба. Только когда пообщаешься с ним подольше, обнаруживаешь, что и квакер из Джейка хреновый, и пацифист своеобразный… правда, чтобы он пил что-то крепче пива – я не замечал.
Четвертый работник нашего отделения – это я, но обо мне вообще разговор особый, и лучше я расскажу о себе как-нибудь в другой раз.
А еще есть Дуглас Маклауд, который в «Вестерн Континентал» не работает, но постоянно у нас последнее время околачивается, если, конечно, не занят делами. Норман уверяет, что Маклауд – индейский агент, но наглядевшись на индейских агентов во время переговоров насчет рабочих, я в это тоже почему-то слабо верю. Хотя по-индейски он разговаривает бойко, этого отрицать нельзя. Но здешние агенты не сочиняют статей для английских журналов и бульварных книжек тоже на досуге не пишут.
Вот прямо сейчас он идет от города: выглядит так, будто только что выпрыгнул из журнала мод, шляпа, галстук, запонки – все безукоризненно, и только на башмаки осела рыжая пыль; что поделать, асфальт в Арканзасе еще долго укладывать не будут.
Я помахал ему издали рукой, подождал, пока он взойдет на веранду, и спросил:
- Ты около кузни с двумя парнями разминулся. Они тебе не знакомы?
Дуглас качнул головой: нет. Он сходил в дом за стулом и стаканом, налил «чая» и сел, далеко вытянув ноги.
- А что, они меня спрашивали? – поинтересовался он, сделав первый глоток пива.
- Не спрашивали. Но прогуливались здесь по улице для того, чтобы внимательнее рассмотреть наш дом. Вот я и думаю: по чью они душу?
- Если и по мою, то в лицо они меня не знают, - ответил Дуглас. – Глянули, как на незнакомого.
- Что-нибудь можешь сказать?
- Деревенщина из Кентукки. Скорее всего, воевали за Союз. Оружие… - он на секунду помедлил, оценивая, - … готовы стрелять в любую секунду.
- В городе, на глазах у армейских? – усомнился я.
- Не на глазах, - поразмыслив, ответил Дуглас. – Но где-нибудь в укромном закоулке – пожалуй.
- Бандиты, - подвел я итог.
- Похоже на то, - согласился Дуглас.
- Денег тут у нас заметных нет, - сказал я скорее вопросительно, чем утверждающе.
- Деньги есть в салуне, - проговорил Дуглас.
- Но смотрели они не на салун, а на наш дом.
- Возможно, им нужен именно дом, - сказал Дуглас. – Но пока никак не пойму для чего. А вот если им нужны люди, в этом доме проживающие… - он посмотрел на меня изучающе, как будто подозревал в чем-то.
- Вряд ли я, - открестился я от подозрений. – На меня они тоже без интереса смотрели.
- Джейк? Мистер Ирвинг? Фокс?
- Джейка они могли видеть в салуне, скорее всего.
Дуглас посмотрел на салун, потом отставил стакан в сторону. Пару минут спустя он вернулся из салуна с Джейком. При Джейке был галонный бидон с очередной порцией «чая». Он поставил бидон на пол около нас, а сам тоже вынес стул и кружку.
Парней, которые заходили недавно в салун, Джейк увидел мельком и внимания сначала не обратил: они расспросов не вели, помалкивали. Джейк и подумал было, что это ребята пришли перехватить рюмку-другую с луга, где формировался очередной караван через Индейскую территорию. Правда, ему не понравилось, что они, пока свою порцию пили, через окно на наш дом пялились, поэтому, когда они из салуна вышли, тоже через окно за ними понаблюдал, и их маневры вокруг нашего дома ему показались подозрительными. Тогда он подозвал мальчишку, сына салунщика, и попросил проследить, где эти парни живут, и осторожно разузнать, кто такие. Мальчишка унесся через пустырь и кладбище к кузне вдогонку за парнями.
- Проследить – это ты хорошо додумался, - сказал Дуглас. – Ну что ж, подождем разведчика.
Следующие полчаса мы тихо-мирно пили пиво, изредка переговариваясь разве что о погоде. Дуглас полистал было журнал, но его гуманитарному уму наука и техника были неинтересны, поэтому журнал он отложил.
- В Кентукки у нас мистер Ирвинг воевал, а Фокс оттуда родом, - проговорил он задумчиво.
- Ты тоже в Кентукки родился, - отозвался Джейк. – И что? Может быть, Кентукки вовсе и ни причем, а причем то, что у Фокса какие-нибудь враги в Арканзасе завелись, или у мистера Ирвинга в Теннесси.
- Думаю, эти парни – братья или близкие родственники, - продолжал размышлять Дуглас.
- Вроде не похожи, - усомнился Джейк.
- Голоса похожи, - объяснил Дуглас. – Когда шли мимо меня и разговаривали, можно было перепутать, кто о чем говорит.
- О чем хоть говорили? – спросил я.
- В той столовой, где обедали вчера, плохо кормят и надо бы поискать другую.
- Да, негусто.
Мы помолчали.
- Почта едет, - сказал Дуглас, глядя в начало улицы.
В самом деле, там появился всадник – молодой индеец на пегой лошади. И индейца, и лошадь мы хорошо знали, ибо последнюю пару месяцев они проезжали у нас перед домом раза два в неделю, а порой и чаще, причем иногда у нашего дома останавливались. После войны еще не наладилось почтовое сообщение, регулярные рейсы Сент-Луис – Форт-Смит – Техас планировали начать не раньше зимы, а пока почта шла в Техас окольными путями и оказиями. Однако на Индейскую территорию тоже какая-то корреспонденция шла, поэтому ту часть писем, что предназначалась для земель чокто и чикасо, раз в неделю забирал на форт-смитской почте парень из Скаливилля. Если в тот момент на почте оказывались письма для нас или Макферсона, парень захватывал и их, потому что формально наш с Макферсонами огрызок Пото-Авеню именовался поселок «Риверсайд, Индейская Территория». Правда, обычно забирали нашу почту мы сами, потому что чаще бывали в городе.
- Добрый день, - сказал нам индеец по-английски, притормозив около нас.
- Халито, - сказали мы.
Джейк встал и забрал у парня конверт.
- Посидишь с нами? – приветливо предложил он.
Парень глянул на чайник и на бидон и отказался. Впрочем, он обычно перехватывал глоток-другой виски где-то в городе, пока поджидал почтовую карету из Сент-Луиса.
Потом индеец пересек улицу и поздоровался с вышедшей из дома миссис Макферсон – уже не первой молодости худощавой метиской. Миссис Макферсон передала ему конверт и тряпочную сумку, набитую битком, и «почтовый индеец» отбыл за порядком обмелевшую речку Пото.
Джейк, посмотрев на имя на большом конверте, вручил письмо мне. Это был ответ из Патентной комиссии.
- Ну что, - сказал я Джейку. – Можем продавать вентилятор.
Летом, в жуткую жару, я задумался: почему это я нигде не вижу вентиляторов? Нет, в какой-нибудь разоренной войной арканзасской глуши оно вроде бы и понятно, но вентиляторов не было и в сравнительно благополучном Новом Орлеане. Что, неужели еще не изобрели? Порасспросил Нормана и Джейка. Норман что-то такое вроде видел, но не был в том уверен, а когда я нарисовал, что имею в виду, сказал, что видел совсем не такое. Тогда я сел и нарисовал эскиз, а потом с помощью Джейка сделал вертушку: ничего особенного, три лопасти из листового железа и деревянный подшипник. Посидели, покрутили, пришли к выводу, что да – ветерок будет, и задумались о приводе. Конечно, проще всего присобачить к вертушке электромоторчик, а провода воткнуть в розетку. И я, возможно, этот самый моторчик собрал бы и присобачил, да вот только электророзеток в Форт-Смите нету. И как я понимаю, не только в Форт-Смите. Электрический ток сейчас можно найти только в телеграфных проводах, и сколько там того тока? А городить целый генератор ради запитки одного вентилятора… э, ребята, давайте-ка поищем более простой путь. В конце концов, на электричестве свет клином не сошелся.
Прикинули так и этак, и в результате подвешенный на потолке вентилятор у нас раскручивала медленно опускающаяся гиря. Конструкция получилась довольно громоздкой на мой взгляд, но Джейк восхитился и начал прикидывать, почем наш вентилятор лучше продавать, если, конечно, мы изобрели его именно для продажи, а не просто для того, чтобы на него любоваться. Разумеется, мы сами даже мелкосерийное производство вентиляторов не осилили бы, но в Форт-Смите есть мастера и мастерские, и мы могли бы продать патент на изобретение кому-то из этих мастеров. Вот прямо с этого момента, когда у меня в руках оказался конверт из Патентной комиссии, можно было потенциальных покупателей на презентацию новейшего образца бытовой техники и приглашать.
- Завтра и займусь, - кивнул Джейк, - если, разумеется, ничего такого особенного не случится. – Он смотрел в сторону пустыря: - Вон Шейн уже возвращается.
В самом деле, малолетний сын салунщика уже вприпрыжку пересекал пустырь, направляясь к нам. Парней он не упустил, проследил до самого дома, где они остановились, и порасспросил знакомых. Фамилия приезжих Такманы, они не братья, а кузены, прибыли вчера вроде бы со стороны Литл-Рока и расспрашивали в городе о команде телеграфистов, в мае этого года прибывшей в Форт-Смит. То есть о нас.
Джейк наградил разведчика монеткой, а я прошел в комнату, которая у нас считалась операционным залом, и вызвал форт-смитского телеграфиста, чтобы задать ему вопрос: а не заглядывали ли в их контору двое парней, которые интересуются нашей командой? И узнал: да, заглядывали. Ни о ком конкретно не спрашивали, но фамилиями нашими поинтересовались. А узнав фамилии, спросили, где нас можно найти. Без конкретного упоминания кого-либо по имени.
- Понятно, - проговорил Дуглас. – Значит, их интересует не дом.
Пока я сидел на ключе, в комнату подтянулись Дуглас с Джейком и прислушивались к тому, что я проговаривал вслух
- Вот что за пакостные люди! – в сердцах сказал Джейк. – Нет бы, как приличным людям зайти, спросить, кто им нужен… так нет же! А мы тут головы ломай!
- Ну так бандиты же, - сказал я, вставая. – Чего ты от них хочешь? А когда наши ребята вернутся?
- Уже на этой неделе могут, - ответил Дуглас.
- Да как бы вообще не сегодня, - добавил Джейк.

Режин Перну, Мари-Вероник Клэн
Жанна д'Арк

Имя Жанны д'Арк

"На родине меня называли Жаннеттой, но, когда я приехала во Францию, меня стали называть Жанной", – ответила Жанна на первом заседании обвинительного процесса, когда ее попросили назвать фамилию и имя.

При жизни Жанну никогда не называли Жанной д'Арк. В XV веке было принято добавлять к имени название местности, поселка или упоминание о происхождении; иногда к имени добавляли прозвище. Мать Жанны Изабеллу называли в текстах Изабеллой Роме, это прозвище она получила благодаря якобы совершенному ею паломничеству в Рим. Жанна сказала также, что у нее на родине дочери носят фамилию матери. Но она называла себя "Жанна Дева". Она гордилась этим именем и видела в нем символ своего призвания.

В письме к англичанам, продиктованном 22 марта 1429 года в Пуатье, она так обращается к регенту и его помощникам: "Воздайте Деве, посланной сюда Богом… и твердо верьте, что Царь Небесный придаст Деве силы". 5 мая 1429 года в письме-предупреждении англичанам писарь выводит под ее диктовку: "Царь небесный предупреждает вас и передает через меня, Жанну Деву". В обращениях к жителям Турне 22 июня 1429 года, к жителям Труа 4 июля того же года, к Филиппу Доброму, герцогу Бургундскому, 17 июля 1429 года она по-прежнему называет себя "Жанна Дева".

читать дальшеЖители Реймса (письмо от августа 1429 года) и граф д'Арманьяк (письмо от 22 августа) называют ее также этим именем. Три письма, дошедшие до наших дней, подписаны ею собственноручно "Жанна". Для людей из партии арманьяков, для горожан Орлеана, для ее соратников она Жанна Дева. Враги, например Жан, герцог Бедфорд, говорят о ней: "называемая Девой". Для герцога Бургундского она "та, которую называют Девой", для ее злейшего врага Кошона – "Жанна, прозываемая Девой", наконец, для Парижского университета: "mulier quae Johannam se nominebat".

Хронисты, сторонники арманьяков или бургундцев, также не знают "Жанны д'Арк", будь то Жан Шартье или Вильям Кэкстон, или же автор "Дневника осады Орлеана", Антонио Морозини или Жорж Шателлен. Для поэтов Кристины Пизанской или Франсуа Вийона она "Дева", "Жанна, добрая лотарингка", "Французская Дева" или "Божья Дева".

Историк находит имя Жанна д'Арк в материалах процесса по отмене приговора. В 1445 году папа Каликст III в рескрипте называет ее братьев: "Пьер и Жан Дарк и их сестра quondam Johanna Darc"; архиепископ Реймский также упоминает семью Дарк: "Изабелла Дарк, Пьер и Жан Дарк, мать и братья покойной Жанны Дарк, обычно называемой Девой (…Isabelle Darc, Pierre et Jean Darc, mere et freres defunctae quondam Jeannае Darc, vulgariter dictae la Pucelle)". В то же время в прошении семьи читаем: "Изабелла Дарк, мать покойной Жанны, обычно называемой Девой ("Ysabellis Darc, mater quondam Johannae vulgariter dictae la Pucelle")". Выражение "Орлеанская Дева" появляется в XVI веке… Первая большая биография Жанны, написанная Эдмоном Рише, увидела свет в 1630 году под заглавием "История Жанны, Орлеанской Девы".

Как же писалась фамилия ее отца и ее братьев? Известные историки Кишера, Симеон Люс, Эйроль, Шампьон пишут д'Арк. Вслед за ними Пьер Тиссе, изучив тексты обвинительного процесса, принимает написание д'Арк. Пьер Дюпарк, занимаясь переводом материалов процесса по отмене приговора, также употребляет это уже принятое написание.

Если же обратиться к оригинальным текстам, то там встречается самое разнообразное написание: Дарк или д'Арк, но также Дарс, Дей, Де, Даркс, Дар, Тарк, Тард или Дарт (Darc, d'Arc, Dars, Day, Dai, Darx, Dare, Tare, Tard, Dart). Следовательно, во времена Жанны не существовало твердо принятого написания. В XV веке никогда не ставили апостроф: Дальбрэ, Далансон или Долон писали в одно слово; лишь в современной орфографии раздельное написание указывает на происхождение из определенной местности или принадлежность к знати. Пишут герцог д'Алансон, герцог д'Арманьяк, но также Жан д'Олон, Жан д'Овернь, Гийом д'Этивэ, обозначая лишь место происхождения.

Что касается семьи Девы, исследования велись по двум направлениям. В зависимости от сделанных выводов Жанна становилась то простолюдинкой, то аристократкой.

В своем "Кратком трактате об имени и гербе, а также о рождении и родственниках Орлеанской Девы и ее братьях, написанном в октябре 1612-го и пересмотренном в 1628 году" Шарль дю Лис пишет в главе II: "На гербе родственников и других потомков упомянутого Жака Дарка был изображен лук, натянутый тремя стрелами". Таким образом, потомки семьи Жанны не ставят апостроф и пишут просто "Дарк". Шарль дю Лис, "человек просвещенный, просивший у Людовика XIII разрешения присоединить герб старшей ветви к своему, никогда не забывает в своем "Трактате" – предназначенном для обоснования его просьбы – отделить частицу от своего собственного имени Дю Лис: и если он ни разу не поставил апостроф в имени Дарк, значит, он не мог законно этого сделать".

Приписывая отцу Девы герб – "золотой лук на лазурной полосе", хотят доказать благородное происхождение семьи. Тогда следует задаться вопросом: почему Карл VII пожаловал дворянство семье, дав ей другой герб вместо ее собственного? Этот выразительный герб не существовал до пожалования дворянства и был придуман в более позднее время.

Отец Донкёр заключает: "Мы считаем, что, за неимением достаточных доказательств, у нас нет никаких оснований менять написание Дарк на д'Арк. Латинские тексты, в которых встречается это имя, тому подтверждение. Если бы фамилия указывала на место происхождения, то в латинском языке названию местности предшествовала бы частица де. Таким образом, Гийом Дэтутвиль писался бы по-латыни Estoutevilla, Гийом Дэтивэ писался бы de Estiveto, Жорж д'Амбуаз писался бы de Ambasia или Ambasianus, Жак д'Арк писался бы по-латыни de Агсо, как в 1343 году некто Пьер Дарк, каноник из Труа, писался Petrus de Агсо". Нигде мы не находим такого написания.

Иногда считают, что апостроф указывает на аристократическое происхождение. Сошлемся a contrario на вывод "Монитёр дю суар", сделанный в 1866 году по поводу полемики о написании фамилии отца Жанны д'Арк: "Из всего вышесказанного следует, что написание Дарк предпочтительнее любого другого, так как больше соответствует правилам этимологии и простонародному происхождению девушки, ставшей знаменитой благодаря своему мужеству и патриотизму!"

В заключение отметим любопытный факт: сохранившийся в Орлеане документ Minute francaise дает написание "Тарт", что соответствует грубому лотарингскому произношению.

<...>

VI. Язык Жанны д'Арк и ее современников

Вспомним, что на вопрос Сегена Сегена, одного из судей на процессе в Пуатье: "На каком языке говорит ваш голос?" – она ответила: "На языке, который лучше, чем ваш". Сеген Сеген уточняет, что сам он говорил на диалекте Лимузена с сильным акцентом.

Об особенностях языка Девы мы узнаем из показаний свидетелей на оправдательном процессе. Жан Паскерель, ее духовник, приводит ее обращение к Гласдейлу: "Glasidas, rends-ti, rends-ti au roi du ciel" (Гласидас, сдавайся! Сдавайся Небесному королю!) – "ti" вместо "toi". Из письма от 16 марта 1430 года к жителям Реймса явствует, что Жанна произносила "ch" (ш) вместо "j" (ж) или "у" (и). Так, клерк, не расслышав "joyeux" (веселый) написал "choyeux" (изнеженный); затем, памятуя об акценте Жанны, он зачеркнул слово и написал его правильно. Что касается употребляемых Жанной слов "en nom De" (au nom de Dieux – во имя Бога), о чем упоминали Эмон де Маси и Колетт, жена Милле, то это выражение типично для жителей Лотарингии; а Дюнуа говорит: "fille De", т. е."fille de Dieux" (дочь Божья).

Следовательно, Жанна говорила на французском языке, но с лотарингским акцентом (этот акцент сохранился и ныне). В Лотарингии к концу слова прибавляли "i" (и), а "е" (э) произносили "е" (е). Домреми – "пограничная марка" в долине верхнего Мёза. Независимо от того, входила ли она в состав Французского королевства или Империи, эта область оставалась французской – и по нравам, и по языку, а говор ее жителей, ее культура и искусство испытывали сильное влияние провинции Шампань.

10 современных религий на основе фильмов и литературных произведений

Религии, созданные на основе фильмов и литературных произведений.

Многие канонические религии существуют так долго, что вокруг них ведутся постоянные дискуссии относительно того, что в их истории является фактом, а что мифом. Но в последнее время появляются и новые вероучения, относительно вымышленного происхождения которых сомнений не возникает. Сегодня в обзоре «десятка» практикуемых религий, которые были созданы по мотивам современных художественных произведений.


читать дальшеДудеизм ("Большой Лебовски", режиссёры Джоэл Коен, Этан Коен)

Культовый фильм братьев Коэнов "Большой Лебовски" популярен уже не первый год, а его фанаты создали свою религию – дудеизм. Постулаты этой религии соответствуют мировоззрению главного героя фильма, а её последователи проповедует противодействие алчности и агрессии, утверждая, что нужно плыть по течению и относиться ко всему несерьезно. Последователи дудеизма утверждают, что подобная философия существует с древнейших времен. На данный момент по всему миру насчитывается 220 000 священников-дудеистов . Что примечательно, священники- дудеисты юридически имеют право проводить обряд венчания на свадьбах в Соединенных Штатах.

Джедаизм ("Звездные войны", режиссёр Джордж Лукас)

Несмотря на явную схожесть с франшизой "Звездные войны", Храм Джедаев приветствует посетителей своего сайта следующей фразой: "Мы не сообщество ролевиков Звездных войн, мы - настоящая церковь подлинной религии - Джедаизма". Поклонники этой религии, естественно, не похожи на персонажей Звездных войн, которые существуют в литературно-кинематографической Вселенной.

Джедай верит в силу человека и в святость человеческой личности. Приверженцы этой религии выступают против применения пыток и жестоких наказаний, включая смертную казнь. Они утверждают, что общество должно руководствоваться законами, основанными на разуме и сострадании, а не на страхе или вреде. Подобное общество не должно допускать дискриминации по сексуальной ориентации, по полу или этническому признаку.. Система верований джедаев описана в следующих трудах: "Три принципа", "Кодекс", "Кредо", "16 Учений" и "21 максимум".

Эльфийская религия или Сообщество иных (Властелин колец, Толкиен)

Любое упоминание о существование эльфов и драконов, особенно теперь, когда появился шестой фильм из серии "Властелин Колец", сразу вызывает ассоциации с персонажами, созданными Толкиеном. Появилась растущая субкультура, члены которой считают, что они не являются людьми, или, по крайней мере, не совсем людьми.

Это сообщество вдохновлено работами Толкиена, но его последователи не обязательно поклоняются божествам, присутствующие в мире, созданном Толкиеном. Просто их образ мышления очень похож на эльфов и других персонажей известного английского писателя. Многие "Иные", как они сами себя называют, верят, что они являются перевоплощенными душами эльфов, драконов и других существ, придуманных Толкиеном. Они утверждают, что часто ощущают "Тоску" - ощущение, что они не от мира сего и должны быть где-нибудь в другом месте. Присуще поклонникам эльфийской религии и "Пробуждение" – состояние, в котором они вспоминает о своей прошлой жизни в качестве эльфа.

Церковь всех миров (роман "Чужак в чужой стране", Роберт Хайнлайн)

Церковь Всех Миров - основанная 1961 года на научно-фантастическом романе "Чужак в чужой стране" Роберта Хайнлайна нео-языческая церковь. Её создатели - группой фанатов, которые были романом Хайнлайна и вымышленной религией, о которой он писал. Церковь, основанная в США, нашла своих последователей даже на другом конце Земли — в Австралии, где члены общин несколько раз в год собираются на священные обряды «подключения к общему сознанию».

Маги Хаоса (Мифы о Ктулху, Говард Лавкрафт)

Лавкрафт создал серию фантастических повестей, известных как "Мифы Ктулху". Несмотря на то, что его работы не были особенно популярны при его жизни, они оказали влияние фантастов всего мира. К тому же в своих фантастических романах Лавкрафт смог настолько популяризировать идею Магии Хаоса, что его поклонники возвели эту идею в статус религии.

Сообщество вампиров

В фантастической литературе очень много упоминаний о вампирах. Возник это жанр после выхода в 1748 книги Хайнриха Августа Оссенфельдера "Der Vampir". Позже в подобном жанре появилось бесчисленное множество книг и фильмов. И хотя большинство людей разделяют мнение о том, что вампиры — вымышленные персонажи, есть также на удивление многочисленное сообщество, которое считает себя вампирами и относится к этому очень серьезно. Некоторые из них даже утверждают, что только в районе Хьюстона проживает более 1000 вампиров, но они боятся в этом признаться из-за того, что их начнут преследовать.

Теософское Общество ("Занони" Эдвард Бульвер-Литтон)

Мистический роман "Занони" о розенкрейцерах британского писателя Эдварда Бульвер-Литтона стал предметом научных споров и основой для создания Теософского общества в Америке. Например, Елена Блаватская утверждала, что персонажи, созданные Бульвер-Литтоном, были основаны на реальных людях, которые обладали магической силой. Существует Теософское общество уже более 100 лет.

Церковь Летающего макаронного монстра (различные источники)

Церковь Летающего макаронного монстра или пастафариане - хорошо известная в народной культуре пародийная религия. Начало ее популярности восходит к тому времени, когда Бобби Хендерсон написал письмо в Канзасский школьный совет, потребовав ввести в школьный курс преподавание концепции "Разумного замысла" наряду с общепринятой теорией эволюции Дарвина. Вера в разумного создателя, похожего на макароны, конечно, была сатирой, но Церковь летающего макаронного монстра настаивает, что их религия имеет право на существование, как и любая другая.

Боконизм («Колыбель для кошки», Курт Воннегут)

Курт Воннегут известен своей блестящей, острой сатирой и способностью указать на социальные недостатки в забавной и увлекательной манере. В романе "Колыбель для кошки" Воннегут придумал религию, согласно постулатам которой, человечество делится на группы, выполняющие божью волю. Что интересно, боконизм не скрывает, что все его учения лживы. Тем не менее, в мире достаточно людей, которые являются последователями этой религии.

Фестивизм (постановка Seinfeld, эпизод "Забастовка")

18 декабря 1997 года в эфир вышел эпизод "Забастовка" популярного ситкома Festivism. Через некоторое время суд Калифорнии, в который обратились создатели нового религиозного течения, вынес решение, что фестивизм как религия имеет право на существование, а соответствии с принципами этой религии все заключенные имеют право на рацион с высоким содержанием белков.

Источник: www.novate.ru/blogs/170115/29605/

www.interfax.ru/russia/565988

"К сожалению, международные наблюдатели, работающие в зоне конфликта, не справляются с таким объемом задач. Очевидно, что такая сложная ситуация требует дополнительных сил наблюдения. В данной связи прошу вас рассмотреть возможность создания широкой рабочей группы из депутатов Государственной думы для осуществления взвешенного и непредвзятого мониторинга ситуации на линии соприкосновения в Донбассе", - говорится в обращении члена фракции "Единая Россия" Виталия Милонова на имя председателя Госдумы Вячеслава Володина.

Законопроект, запрещающий анонимность в мессенджерах, одобрен профильным комитетом по информационной политике, информационным технологиям и связи.

Комитет рекомендовал законопроект к рассмотрению в первом чтении. Дата слушаний пока не назначена.

Авторы документа рассчитывают, что он вступит в силу 1 января 2018 года.

Законопроект, который запрещает мессенджерам регистрировать пользователей без установления личности, был внесен в Госдуму 24 мая. Идентифицировать пользователей мессенджеров авторы законопроекта предлагают по телефонному номеру «в рамках взаимодействия с сотовыми операторами».

Оригинал взят у в Утраченные сокровища: вместо собрания книг - "я возьму сам"

В.А. Есипова. История книги. 2011
некоторые фрагменты содержания

К основным фактам в этой области необходимо отнести зарождение современной рубрикации книги:
– появление инициала, выступающего за текст или вдвигающегося в глубь текста;
– рубрика. Написание красной краской одной или двух первых строк;
– появление заглавия и оглавления книги на первых листах кодекса уже в V–VII вв. При этом сохраняется колофон, т.е. выходные сведения помещаются в конце книги. Титульного листа еще не было, но существовала общепринятая форма
Для начала и конца книги: первыми словами были, как правило, «Incipit liber...», а последними – «Explicit liber...»;
Именно в Средние века произошло становление книги как сложной смысловой структуры, разделенной заставками, инициалами и другой рубрикацией, что позволяло управлять характером чтения и устанавливать смысловые паузы. Помимо однолинейного расположения текста в один или два столбца, появляются более сложные конструкции, например комментированные книги: при этом комментарий мог располагаться на полях, обрамляя основной текст.

Халиф Аль-Хаким II (961-977), правивший в Кордове, объединил существовавшие до него три дворцовых библиотеки. Фонд объединенной библиотеки составлял 400 тысяч томов. Объем каталога этого книжного собрания, содержавший заглавия книг и имена авторов, составлял 44 тетради по 90 листов каждая.
Аль-Хаким II имел агентов, которые вели библиографические поиски книг по всему миру, сообщая халифу обо всех новинках и редкостях. Пополнение фонда библиотеки в самой Кордове осуществлялось многочисленным штатом писцов, переплетчиков, иллюстраторов. Библиотека имела отделы, разделенные на секции. В штате библиотеки был библиотекарь-каталогизатор.
читать дальшеПодражая правителям, арабские аристократы составляли богатые частные библиотеки. Известна библиотека визира ибн Аббада, который был одержим любовью к книгам. Он собрал вокруг себя лучших представителей искусства слова, переписывался со знаменитыми писателями и учеными. Его библиотека насчитывала 117 тысяч книг. Каталог библиотеки составлял 10 томов. Будучи государственным деятелем и воином, ибн Аббад много путешествовал и повсюду в походах его сопровождала библиотека. Верблюды в книжном караване везли книги в алфавитном порядке, так что библиотекари – караванщики всегда могли быстро и легко отыскать нужную рукопись.
Библиофилия в Арабском халифате считалась проявлением хорошего тона не только среди аристократов. Были собиратели книг и среди людей простого сословия и небольшого достатка. Например, учитель ибн Хази обладал прекрасной, тщательно подобранной коллекцией, которая была широко известна. Сохранилось завещание арабского переводчика ибн Тиббона сыну: “Я собрал большую библиотеку. Держи ее в порядке. Приготовь списки книг каждого шкафа и поставь каждую книгу в надлежащий шкаф. Прикрывай книги красивыми занавесками, охраняй от воды с потолка, от мышей, от всякого вреда, ибо они – лучшее твое сокровище”.

В IX веке на смену “Домам мудрости”, в которых библиотечные функции сочетались с архивными, стали приходить “Дома науки” (“Дар аль-ильм”), в стенах которых чтение было тесно связано с обучением. В этот период в крупных городах Арабского халифата открываются высшие образовательные учебные заведения – медресе. Некоторые из них со временем стали университетами, где наряду с богословием преподавались точные и естественные науки, философия, медицина. Первым учреждением подобного типа стала библиотека Багдадского университета (993) – крупный научный и религиозный центр. Но, пожалуй, наибольшую известность получила библиотека “Дома науки” в Триполи. В литературе приводится поистине астрономическая цифра, характеризующая величину книжного фонда этой библиотеки – 3 миллиона томов! При этом только Корана было 50 тысяч экземпляров и 80 тысяч экземпляров комментариев к нему. Штат библиотеки состоял из 180 сотрудников. Удивительно, что такая крупная библиотека просуществовала всего 30 лет и погибла от пожара во время нашествия крестоносцев.
Отличительной чертой библиотек данного типа была учебно-педагогическая работа. Они впервые в истории библиотечного дела стали центрами распространения различных идей и учений. В Европе подобные библиотеки появились значительно позже.
В Арабском халифате существовали и так называемые “присоединенные библиотеки”: они создавались при каких-либо учреждениях – мечетях, мавзолеях, больницах. Известны библиотека при мечети Ан-Нури, библиотека Мустансирийя. Фонды присоединенных библиотек обычно были профилированными. Профиль зависел от специализации учреждения, к которому она была присоединена.
Присоединенные библиотеки – это прообраз специальных библиотек. Некоторые из них, развиваясь и расширяясь, постепенно приобретали самостоятельность. Часть из присоединенных библиотек, находившихся в столицах эмиратов, со временем превратилась в национальные специальные библиотеки.
Кроме типичных для всех средневековых государств библиотек (дворцовых, личных, учебных заведений и научных учреждений) в Арабском халифате получил распространение специфический тип библиотеки – вакфная библиотека. Вакф – это особая форма феодальной собственности, при которой библиотека не являлась частной собственностью государя или феодала, а находилась в “вечном пользовании” исламской общины. Главной особенностью вакфных библиотек была их общедоступность. Общественно-благотворительный характер вакфных библиотек требовал максимального обращения книг среди читателей, поэтому библиотечными фондами пользовались не только именитые граждане и ученые, а все желающие. Более того, во многих библиотеках постоянные читатели, особенно приезжие и небогатые, не только имели к своим услугам книги, но и обеспечивались письменными принадлежностями и бумагой, даже находили при содействии библиотечных служителей ночлег и материальную поддержку.

Принципиальных ограничений на передачу в библиотеку и хранение тех или иных книг по идейным, религиозным, цензурным соображениям не существовало, поэтому в фондах была представлена самая разнообразная литература по всем областям знаний. Хотя библиотекари и вдохновлялись религиозным рвением, оно не ограничивало их любви к учености. Поэтому фонды вакфных библиотек содержали, кроме Корана и коранистической литературы, беллетристику, поэзию, книги по медицине, праву, астрономии, философии, математике, магии, алхимии. Литературу в вакфные библиотеки передавали по особой юридической процедуре, которая предусматривала обязательное составление списка передаваемых книг. Этот список служил одновременно юридическим документом и каталогом.
Фонды были, очевидно, организованы по предметному признаку, а в самых больших библиотеках расставлялись по отраслям знаний.
Режим работы вакфной библиотеки был различным: некоторые библиотеки работали ежедневно, другие – по 1 – 2 дня в неделю. Но для всех библиотек был установлен постоянный режим работы: обязательные дни и часы обслуживания читателей.
Библиотечными книгами пользовались не только на месте, но и на дому. Сохранилось любопытное свидетельство арабского ученого-энциклопедиста Якута аль-Хамави о том, что правила выдачи книг были настолько либеральны, что в одной мадридской библиотеке ему разрешили взять на дом одновременно 200 томов.

Персонал библиотек, даже самых крупных, был малочисленным – 3-6 человек. Обычно назначался попечитель (часто им был основатель вакфа), хранитель (библиотекарь), помощник библиотекаря и несколько слуг. В крупных библиотеках IX-XII веков управляющими были, как правило, широко образованные литераторы, ученые, с XIII века библиотеками заведуют почти исключительно ученые-богословы. Обязанности хранителя библиотеки, его помощника и слуг состояли в том, чтобы содержать книги в порядке и выдавать их читателям. Вопросы финансирования библиотеки, покупки и заказа новых книг, регистрации новых поступлений и ведения каталога, приема и увольнения служащих – все это было прерогативой распорядителя вакфа.

В XIII веке появилось первое пособие по устройству библиотеки – труд настоятеля Амьенской церкви Ришара де Фурневаля “Книгознание”. Фурневаль был всесторонне образованным человеком, поэтом и ученым, имел труды по алгебре, астрономии, астрологии и алхимии. В образной форме он представляет читателям библиотеку как сад, где имеются грядки (тематические комплексы литературы), расположенные в определенной последовательности. Растения на грядках – это отдельные рукописи. Таким образом, Фурневаль изложил собственную систему расстановки книг, и хотя с современных позиций она кажется нелогичной и очень запутанной, следует признать, что это была первая попытка решения сложного вопроса классификации библиотечных фондов.

Первоначально труды профессоров (учебники, комментарии) и студенческие конспекты размножались самими студентами или случайными людьми – бродячими монахами или писарями. При таком неумелом копировании в текстах было много ошибок, пропусков, которые при многократном переписывании накапливались и меняли смысл текста. Поэтому во многих университетах сложилась система издания и распространения книг. Были приняты специальные университетские уставы, регулировавшие подготовку, размножение и распространение рукописных книг, дело это было поручено особым чиновникам университета – так называемым стационариям.
Выдача литературы на дом была значительной. Согласно правилам был установлен определенный порядок выдачи книг для чтения вне библиотеки, “чтобы нельзя было подменить одну рукопись той же внешности на другую, но меньшей ценности”. Как и в монастырских библиотеках, особо ценные издания на дом не выдавались, содержались на пюпитрах и были прикованы к ним цепями.

Наиболее высокий уровень библиотечной организации был в библиотеке Парижского университета. Ее каталоги считают вершиной средневекового уровня каталогизации. Библиотека имела топографический каталог, который указывал место книги в фонде, и алфавитный указатель к каталогу, который облегчал поиск книги. Описание было подробным и включало, кроме заглавия книги, сведения о начальных словах текста, происхождении книги, шрифте, оформлении, цене. Фонд был расставлен в соответствии с античной классификацией наук (“семь свободных искусств”), а сама библиотека имела два отдела: большой и малый. Книгами из большой библиотеки можно было пользоваться лишь в читальне. Здесь хранились самые редкие издания по основным изучаемым в университете дисциплинам. В малой библиотеке хранились дубликаты и менее спрашиваемая литература, ее можно было брать для чтения на дом. Книги, выдаваемые за пределы библиотеки, записывались в особые журналы, но срок пользования ими не ограничивался. В результате значительная часть фонда (иногда до пятой ее части) находилась у читателей.
Должность библиотекаря была выборной. Он избирался советом университета сроком на один год. Как правило, обязанности библиотекаря совмещались с преподавательской работой.

------------------
Замена таких громоздких иерархических каталогов, в которых ничего не поймешь, пока не догадаешься, что же хотел сказать автор каталога, на систему поиска является деградацией: в беспорядочной куче книг предложено искать самому. Зато не на кого жаловаться: прежде можно было хулить библиографа, который сделал такую неудобную систему, а теперь - всего лишь сказать "я не сумел найти".

... Сон ли я видел? Нет, образ живой...
©А. Одоевский

Swedish garrisons in Poland, Spring 1656
In Spring of 1656 Swedish garrisons stayed in 31 Polish cities. They numbered about 34.000 men, while a field army was around 15.300 men (9.600 of foot, 5.000 of cavalry & 300 dragoons)
Swedish garrisons in Poland, Spring 1656



Source: Gennari C.A. Invasion, Insurgency & Interventions: Sweden's wars in Poland, Prussia & Denmark 1656-1658. 2010.

rusmilhist.blogspot.ru/2017/

тыгыдымский же конь!
читать дальше

"турбиния" на испытаниях в свежую погоду