пески Петербурга заносят нас...
Петербург

Здесь снов не ваял Сансовино,

Не разводил садов Ле-Нотр.

Все, волей мощной и единой,

Предначертал Великий Петр.



Остановив в болотной топи

Коня неистового скок,

Он повернул лицом к Европе

Русь, что смотрела на Восток;



Сковал седым гранитом реки,

Возвысил золоченый шпиль,

Чтоб в ясной мгле, как призрак некий,

Гласил он будущую быль.



Вдали — поля, поля России,

Усталый труд, глухая лень,

Всё те же нивы вековые

Всё тех же скудных деревень;



Вдали, как редкие цветенья,

Шумят несмело города,

В краях тоски и униженья,

Былого рабства и стыда.



Но Петроград огнями залит,

В нем пышный роскоши расцвет,

В нем мысль неутомимо жалит,

В нем тайной опьянен поэт,



В нем властен твой холодный гений,

Наш Кесарь-Август, наш Ликург!

И отзвуком твоих стремлений

Живет доныне Петербург!


00:47

Олди

"Мой сахар - твой сахар, мутсера..."
Кому нужна твоя свирель

В промозглом ноябре?

Вослед свободе и игре -

Мечты о конуре.

И ты согласен умереть,

Но перестать стареть.

Примерзли губы к тростнику -

Звучанье? Пытка?!

И эхо шепчет старику:

“Отбрось копыта...”



Пан?

Пропал?!

Ночь слепа.

Изо рта -

Сизый пар.

Ветер волосы трепал,

Успокаивал.



Пусты осенние леса,

Бесполдны небеа,

Ты не собака, ты не псарь,

Ты – битая лиса.

Метелка дикого овса

В курчавых волосах.

Ледком подернулась тоска -

Вода в колодце.

Набухла жилка у виска,

Коснись – прольется.



Пан?

Пропал?!

Ночь слепа...



Кому нужна твоя свирель,

Когда умолк апрель,

Когда последний лист сгорел

На гибельном костре?!

И ты согласен умереть,

Но только бы скорей.

Идет нелепая зима

В хрустальном платье.

У божества – своя тюрьма,

Свое проклятье...


мера всякого дня не итог, а судьба




Эта любовь

Такая неистовая,

Такая хрупкая,

И такая нежная...

Эта любовь

Такая хорошая

И безбрежная,

Как небосвод голубой

И такая плохая,

Словно погода,

Когда погода бывает плохой...

Эта любовь,

Такая верная,

Радостная и прекрасная...

Эта любовь

Такая несчастная,

Словно ребенок, заблудившийся в глуши,

И такая спокойная,

Словно мужчина, которого ничто не страшит...

Эта любовь,

Внушавшая страх,

И заставлявшая вдруг говорить

И томиться в печали.

Любовь безответная,

Потому что мы сами молчали...

Любовь оскорбленная, попранная и позабытая,

Потому что мы сами ее оскорбляли,

топтали ее, забывали...

Любовь вся как есть.

И в конце и в начале,

Вечно живая,

Вечно новая,

Озаренная солнцем

Лицом обращенная к вечной надежде.

Она твоя,

Она моя,

И того, кто еще не родился,

И того, кто был прежде,

Она, как трава достоверна,

Трепещет как птица,

Пылает, как жаркое лето,

И с тобою мы можем уйти

И вернуться,

Уснуть и проснуться,

Забыть, постареть

И не видеть ни солнца, ни света...

Можем снова уснуть,

И о смерти мечтать,

И проснуться опять,

И смеяться опять,

Остается любовь!

Как ослица, упряма она,

Горяча, как желанье,

Жестока, как память,

Глупа, как раскаянье,

Холодна, словно мрамор,

Прекрасна, как утро,

Нежна и прекрасна,

И кажется хрупкой и зыбкой

И снами она говорит,

Не говоря ничего,

И в глаза наши смотрит с улыбкой

И, охваченный трепетом,

Я ее слушаю,

Я ей кричу,

О тебе ей кричу,

О себе

Умоляю ее.

За тебя, за себя, и за тех, кто любил,

И за тех, кто еще не любил,

И за всех остальных,

Я кричу ей:

Останься!

Будь там, где ты есть,

И где ты раньше была,

Умоляю, останься,

Не двигайся, не уходи!

Мы, которые знали тебя,

О тебе позабыли,

Но ты не забудь нас!

Одна ты у нас есть на земле!

Так не дай нам холодными стать

С каждым днем удаляясь все дальше и дальше,

Знак подай,

Улыбнись нам,

Неважно откуда,

И позже

Средь зарослей памяти

В темном лесу ее

Вдруг проявись,

Протяни нам руку свою

И спаси нас.




Отпусти меня, чудо-трава!
Был я столько раз так больно ранен,

Добираясь до дому ползком,

Но не только злобой протаранен —

Можно ранить даже лепестком...



Ранил я и сам — совсем невольно —

Нежностью небрежной на ходу,

А кому-то после — было больно,

Словно, босиком ходить по льду.



Почему иду я по руинам

Самых моих близких, дорогих —

Я, так больно и легко ранимый,

И так просто ранящий других?...




Скажи мне ДА и я ослаблю степлер!
Обманите меня... но совсем, навсегда...

Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда...

Чтоб поверить обману свободно, без дум,

Чтоб за кем-то идти в темноте наобум...

И не знать, кто пришел, кто глаза завязал,

Кто ведет лабиринтом неведомых зал,

Чье дыханье порою горит на щеке,

Кто сжимает мне руку так крепко в руке...

А очнувшись, увидеть лишь ночь и туман...

Обманите и сами поверьте в обман.




расположение картин зависит от вкуса
Мы не умеем прощаться,

Все ходим плечом к плечу.

Уже начинает смеркаться,

Ты задумчив, а я молчу.



В церковь войдем, присядем,

Крестины, отпевание, брак...

Не взглянув друг на друга выйдем

Отчего все у нас не так?



Или сядем на снег примятый,

На кладбище легко вздохнем

И ты палкой чертишь палаты,

Где мы будем всегда вдвоем...

"Мой сахар - твой сахар, мутсера..."
Нам двоим посвященная,

очень краткая,

очень долгая,

не по-зимнему черная,

ночь туманная, волглая,

неспокойная, странная...

Может, все еще сбудется?

Мне - лукавить не стану

все глаза твои чудятся,

то молящие, жалкие,

то веселые, жаркие,

счастливые,

изумленные,

рыжевато-зеленые.

Переулки безлюдные,

непробудные улицы...

Мне - лукавить не буду -

все слова твои чудятся,

то несмелые, нежные,

то тревожные, грешные,

простые,

печальные

слова прощальные.

Эхо слышу я древнее,

что в полуночи будится,

слышу крови биение...

Может, все-таки сбудется?

Ну, а если не сбудется,

разве сгинет, забудется

тех мгновений течение,

душ заблудших свечение?


Вы меня легко узнаете-я буду в костюме зайца...
Угадаешь ты её не сразу,

Жуткую и тёмную заразу.

Ту,что люди нежно называют,

От которой люди умирают...

Первый признак-странное веселье,

Словно ты пила хмельное зелье,

А второй-печаль,

Печаль такая,что нельзя вздохнуть изнемогая,

Только третий,самый настоящий,

Если сердце замирает чаще

И дрожат в туманном взоре свечи,

Это значит вечер новой встречи...



Ночью ты предчувствием томима,

Над собой увидешь Серафима,

А лицо тебе его давно знакомо

И накинет душная истома на тебя атласный чёрный полог

Будет сон твой тяжек и недолог,

А на утро встанешь с новою загадкой,

Но уже не ясной и не сладкой,

И омоешь пыточною кровью то,

Что люди назвали ЛЮБОВЬЮ...









Приходи



Приходи на меня посмотреть,

Приходи.Я живая.Мне больно.

Этих рук никому не согреть.

Эти губы сказали:"Давольно!"



Каждый вечер подносят к окну.

Моё кресло.Я вижу дороги.

О,тебя ли,тебя ль упрекну за последнюю горечь тревоги.

Не боюсь на земле ничего,

В задыханьях тяжёлых бледнее,

Только ночи страшней от того,

Что глаза твои вижу во сне я....

Скажи мне ДА и я ослаблю степлер!
Меня влекут полутона

Полувесна и полулето

Осина еле приодета

Сирени бледной- грош цена

Полупроснувшиеся лица

Пробившаяся не вполне

Улыбка… В тусклом полусне

Полувоскресшая столица-

В полжизни жизнь. В ее чертах

Полувесенних полулетних

Печать усилий предпоследних

Не так отчетливо… И страх

Полуразмыт голубезною

Слегка подкрашенный теплом,

Распахнет окна дом

Над городской полуземлею

Полунадеждою дышу

И забываюсь полудремой

Тебя, мой друг полузнакомый

Покуда в памяти ношу

12:59

Олди

"Мой сахар - твой сахар, мутсера..."
И листья рушатся на душу,

И пьян Цурен, и дом на слом,

И я спою, а ты не слушай -

Зачем нам слезы за столом?



Вино на скатерть, сверху - соли.

И ворох бреда и примет:

Нам есть покой, нам будет воля.

И будет осень. Смерти - нет...



От передышки к предышке,

Сквозь амальгаму - вглубь зеркал,

О смерти зная понаслышке,

Зато о боли - наповал.



В тепло, сквозь переливы меха -

На кровь, на сердце, на просвет.

Навалом золота и смеха,

И осень есть, а смерти нет.



Над лабиринтами и снами полет безудержной души,

И в ней поет и плещет пламя. Пиши сонет, Цурен, пиши,

Об отблесках тепла и рая. И помни на исходе лет,

Что даже если ты у края - есть просто осень.

Смерти нет


мера всякого дня не итог, а судьба




Мой гордый дух под звездным кровом,

Стерпя всю силу чар твоих,

Не устоит пред добрым словом,

Но ты не знаешь слов таких.



Они одни владеют мною,

Им внемлю больше, чем себе,

Едва заслышав их порою,

Я забываю о судьбе.



И верю я, что боль остынет,

Замрет в пучине вечных вод,

Волной грядущего нахлынет,

Мосты минувшего зальет.



И тяжкий вздох забытой грусти

Томить не станет больше грудь,

Сожмет порою, но отпустит,

Отпустит же когда-нибудь.



Пойду, как шел, слагая слоги,

Пускай кругом туман и мгла,

Но светлый луч в конце дороги

Коснется моего чела.



И люди там под солнцем новым

За все, что сделаю для них,

Меня помянут добрым словом.

А ты не знаешь слов таких.

14:40

Конец жизни печален, середина никуда не годится, а начало смешно. (с)
Это - текст песни девушки, котоаря поет под именем Мириам.

ПУСТАЯ ЛАДОНЬ

У всех бывают проблемы с подарком, особенно второпях.

Бывает, обшариваешь карманы, не видя ответа в руках.

Но ежели ты оттого не звонишь и обходишь мой дом стороной,

Знай: я от тебя ничего не хочу. Мне нужна лишь пустая ладонь.

Мне не нужно твоих богатств, даже если они и есть.

Мне не нужно того, что в тебе, ведь в том, что в тебе, - не ты весь.

А у дьявола целых четыре души, и одна для воскресных дней.

Но ты подари мне пустую ладонь, подари мне лишь то, что в ней.

Наши звери готовятся к схватке, но скулят, поджимая хвосты.

Мне не нужно своих выпускать на твоих, потому что твои - не ты.

Все, что ни есть у тебя, ты можешь хранить, запирая дом.

А мне нужно лишь твое ничего, протяни же мне с ним ладонь.

Ты не любишь впускать попрошаек и нищих, от них лишь одна беда:

Ведь злишься, когда не подал им, и злишься, когда подал.

И после гостей всегда проверяешь, цел ли в камине огонь.

Но я не прошу твоего тепла, я прошу лишь твою ладонь.

Я знаю примерно, насколько ты нищ, и охрана тебе ни к чему:

Я у тебя ничего не похищу, меня не сведут в тюрьму.

Но если ты сам захочешь быть щедрым, страже назначь выходной...

Ты видишь: нет корысти во мне. Подай мне пустую ладонь.

© Елена Ханпира

10.02.2001

(Поется, когда вам нечего подарить имениннику)

Лунатик двух темных лун (с)
Я Вас любил. Любовь ещё (возможно,

что просто боль) сверлит мои мозги.

Всё разлетелось к чёрту на куски.

Я застрелиться пробовал, но сложно

с оружием. И далее, виски:

в который вдарить? Портила не дрожь, но

задумчивость. Чёрт, всё не по-людски!

Я Вас любил так сильно, безнадёжно,

как дай Вам Бог другими - но не даст!

Он, будучи на многое горазд,

не сотворит - по Пармениду - дважды

сей жар в крови, ширококостный хруст,

чтоб пломбы в пасти плавились от жажды

коснуться - "бюст" зачеркиваю - уст!


Скажи мне ДА и я ослаблю степлер!
Я иду по золотому песку

Несу надежду, мечту, знать хочу

Что ждет меня там, впереди

За плечами годы, где мы, а где они.

Где города, люди, слова,

Как птица я взлетаю и лечу туда,

Где мечта и судьба сольются воедино

Все или ничего,для слабых середина.



Не надо пустых разговоров о счастье, не надо

Мы поплывем по волнам

И рая земного не надо, рубите канаты,

Мы поплывем по волнам.



Всякий раз, когда волною накрывает

Время останавливает бег, порой бывают

Подводные камни и снова на мели,

Но звезда горит в ночи,звезда горит вдали.



Жизнь продолжается, время идет.

Оно не ждет, не страшен на пути любой водоворот.

А мне бы только раз штурвал взять в руки,

Оставить позади все, что мешает мне идти.



Попробуйте тогда мне дать мечтать

О чем-то более ярком, чем звезда моя

Та, что выше всех, но светит лишь мне,

Я несу ее свет до сих пор в своем сердце.



Если вдруг штиль, то я возьму в руки весла,

Если вдруг шторм, то значит скоро солнце

последняя строка: скучаю по всем вам

Мое письмо уносит ветер по волнам.



Спят ветра, но мы разбудим их

Вот наши паруса, дуйте за десятерых,

Разбивая в пух и прах...

Чудеса, чудеса

не нужны тем, кто не верит в них

Мы машем им руками, мы почти на горизонте

Мысли о Боге, мечты о свободе.

Как ни случится, как ни получится,

Не страшен исход!

Все по воле случая!

Это же Жиллиман, что он, по-вашему, делает? Он строит империю. | Гюго. ФВЛЭ. | СПб.
-Отдать тебе любовь?

-Отдай...

-Она в грязи.

-Отдай в грязи.

-Я погадать хочу.

-Гадай.

-Ещё хочу спросить...

-Спроси.

-Допустим постучусь...

-Впущу.

-Допустим, позову.

-Приду.

-А если там беда?

-В беду.

-А если обману?

-Прощу.

-"Спой!" прикажу тебе!

-Спою.

-Запри для друга дверь!

-Запру.

-Скажу тебе: "Убей!"

-Убью.

-Скажу тебе: Умри!

-Умру.

-А если захлебнусь?

-Спасу.

-А если будет боль?

-Стерплю.

-А если вдруг стена?

-Снесу.

-А если узел?

-Разрублю.

-А если сто узлов?

-И сто.

-ЛЮБОВЬ тебе отдать?!

-Любовь.

-Hе будет этого!

-За что?!

-За то, что не люблю рабов!

Скажи мне ДА и я ослаблю степлер!
Он приехал. Захотелось на минуту заглянуть,

Все ли так, как уезжая, он оставил здесь когда-то.

Чтобы в этом убедиться, и крест-накрест зачеркнуть,

Чтобы больше не считать себя хоть в чем-то виноватым.



Зановесочки на окнах слишком бледные на вид.

Кто-то сирый и безродный в этом доме проживает.

У окошка в черном платье чья-то женщина стоит,

И другую (боже, где она теперь?), напоминает.



Папиросы будто вымокли, дымятся без огня.

Взять бы тачку, да с бутылкой завалиться в гости к другу.

Что ж ты, улица, не вспомнила бездомного меня,

Из под ног сорвался белый голубь и нырнул во вьюгу.



И повисли два аккорда между небом и землей.

Тот же голос хрипловатый, надрывающийся, нервный.

Он кружится над Арбатом, и над Яузой рекой,

Утешая, ты не первый, кто уехал, ты не первый.



Здесь тоска и нету денег, а на ужин ломтик хлеба.

Ну а летом только ивы над водою, только небо,

А на ужин пожелтевшая вчерашняя газета.



Но когда все это вспомнишь на другом конце планеты,

Сам себя не понимаешь, отчего печаль такая?

И летит московский голубь ослепительного цвета,

И крылом пустыню неба на три части разрезая...



Он приехал...

Группа "Белая гвардия"


мера всякого дня не итог, а судьба
***



...а боль не сразу

сначала суета,

сначала разум

найдет уловки,

станет ворожить,

раскинет, что необходимо жить

по средствам,

то бишь трезвой полумерой

стравив полунадежду с полуверой

террором пола вытравить любовь,



но разум попадет не в глаз, а в бровь,

поскольку пола вовсе не имеет

и лик судьбы впотьмах не лицезреет

а боль потом...



сначала сизый мрак,

в котором друг не друг

и враг не враг,

а только птиц назойливых порханье,

короткое предсмертное дыханье

в наркозе ядовитых сигарет,

начало сна... сначала просто бред,

а боль потом...



не боль, а пустота,

бездонная, слепая...

нет, не та,

что из пространства

исторгает прану,

а та, последняя,

что обжигает рану

улыбками,

вращением колес,

сиянием алмазных полуслез,

крестами,

гороскопами,

стихами,

отсутствием стекла

в оконной раме...

мера всякого дня не итог, а судьба




Поэт, печалью промышляя,

твердит прекрасному: прости!

Он говорит, что жизнь земная -

слова на поднятой в пути -

откуда вырванной? - странице

(не знаем и швыряем прочь),

или пролет мгновенный птицы

чрез светлый зал из ночи в ночь.



Зоил (пройдоха величавый,

корыстью занятый одной)

и литератор площадной

(тревожный арендатор славы)

меня страшатся потому,

что зол я, холоден и весел,

что не служу я никому,

что жизнь и честь мою я взвесил

на пушкинских весах, и честь

осмеливаюсь предпочесть.



1931, Берлин


Скажи мне ДА и я ослаблю степлер!
Я могу тебя очень ждать,

Долго-долго и верно-верно,

И ночами могу не спать

Год, и два, и всю жизнь, наверно!



Пусть листочки календаря

Облетят, как листва у сада,

Только знать бы, что все не зря,

Что тебе это вправду надо!



Я могу за тобой идти

По чащобам и перелазам,

По пескам, без дорог почти,

По горам, по любому пути,

Где и черт не бывал ни разу!



Все пройду, никого не коря,

Одолею любые тревоги,

Только знать бы, что все не зря,

Что потом не предашь в дороге.



Я могу для тебя отдать

Все, что есть у меня и будет.

Я могу за тебя принять

Горечь злейших на свете судеб.



Буду счастьем считать, даря

Целый мир тебе ежечасно.

Только знать бы, что все не зря,

Что люблю тебя не напрасно!

Скажи мне ДА и я ослаблю степлер!
ТРЕВОГИ



Любим друг друга мы или не любим?

Мы спорим, мы что-то друг в друге судим,

Вздорим, к чему-то порой цепляемся,

Нередко друг друга подмять стараемся.



То недоверчивость нас смущает,

То ревность как пламенем обжигает,

А то вдруг тревога вонзает жало,

Что счастье ушло, что любовь пропала!



И то нам кажется, и это кажется,

Сердца то смеются, то гневом мучатся,

А что окажется, что окажется?

И что же в конце-то концов получится?



Как быть нам? Что важно, а что не важно?

И вдруг я открыл: подожди, послушай!

Любое кипенье совсем не страшно,

Самое страшное - равнодушье.



Наверно, во всяческом словаре

Нет слова хуже, чем равнодушье.

У Равнодушья - душа лягушья,

Глаза же как проруби в январе.



А тем, кто страдает, ревнует, спорит

В чьем сердце звенит и бунтует кровь,

Страшиться того, что ушла любовь,

Ну честное слово, никак не стоит!



Пока мы смеемся, бушуем, судим,

Любить мы друг друга, ей-богу, будем!