Shine On!
(ну попробуйте мне сказать, что ЭТО НЕ стихи 8Р..)



Отвори мне дверь,

Позови меня сесть у огня,

Разреши мне немного побыть в этот вечер с тобой.

Никогда, поверь,

Не искал за пределом себя,

Но сегодня мне нужно, чтоб рядом был кто-то другой.



Я пришел молчать о помощи,

Я всего лишь беглец, я не выдержал Света Пути,

но

Ты не можешь знать, что значит - быть помнящим,

Дай мне забвенье, позволь мне войти.

Слышишь, я хочу успеть

В эту полночь защиты от холода внешних миров

Отделить и отдалить хотя б на время смерть

От того, что неведомо мне и зовется Любовь.



Дай мне ладонь, скажи мне, что я здесь -

Прикоснись, скажи мне, что я есть



Ближе,

Обвей мои плечи рукой

И держи меня крепче, так надо - не дай мне уйти.

Ночь все тише,

Я прошу, подари мне покой,

Помоги мне закрыть эту страшную пропасть в груди!



Я молю как о Причастии -

Удержи мою плоть от распада, восставь мою кровь,

Будь мне спасением, все в твоей власти,

Так влей в эти мертвые руки живую любовь!



Слышишь, дай мне быть,

Отними мое сердце у тех, кто приходит из снов,

Я хочу, но без тебя, поверь, мне просто нечем жить,

Лишь один поцелуй над ключицей - и я полон вновь.



Я прошу, позволь себе посметь,

Подмени собою мою смерть.



Звезды, звезды вокруг и внутри,

И Нефрит есть Священник, и Яшма - есть Истинный Храм



Робкие тени, предвестники близкой зари,

В призрачном танце скользят по сплетенным телам.



Словно в тигле Воскресения,

Прошлое плавится, меркнет и стынет золой.

Ангел над нами - мы скрыты под сенью крыл.

Lel Chimurim - Ночь Защиты плывет над землей!..


рождая орган для шестого чувства
Love is a word that is constantly heard,

Hate is a word that is not.

Love, I am told, is more precious than gold.

Love, I have read, is hot.

But hate is the verb that to me is superb,

And Love but a drug on the mart.

Any kiddie in school can love like a fool,

But Hating, my boy, is an Art.


безвыходных ситуаций не бывает


Вот и лето кончается... Светит луна.

Ухмыльнется с небес Волопас.

Я приветствую нас, о идущие на...!

От души я приветствую нас!

Через горы и долы, леса и моря -

мы бредем через совесть и страх.

Все сложилось не так. Все сложилось не зря.

Мы умрем у себя на руках.

Новый год будет годом змеи и козла.

Новый Бог будет падок на лесть.

Патриарх неожиданно примет ислам.

Вот бедлам! Что мы делаем здесь?!

Просто ловим и нюхаем липкий момент.

Просто птичку сжимаем в горсти.

Так допей же до дна, докури же свой «Kent».

Не тушуйся. Прощай и прости!

Там, где мы, не бывает совсем уж темно.

Выручай нас, здоровый цинизм!

Эта боль, этот кайф, даже это говно -

именуется с гордостью - "жизнь".

Так шагни и раскрой запасной парашют,

и, покуда не дрогнет рука,

мы всё будем вычерчивать вечный маршрут -

рейс транзитный "Земля-облака"!


безвыходных ситуаций не бывает
Хочешь верь, хочешь вой - мне опять не до сна,

Мне опять собирать, сохранять имена,

Удержаться за воздух в растворе окна,

Не оставить ни шанса былому.



Мне терпеть, не надеясь дожить до седин,

Неподъёмное эхо - один на один,

Но держаться. И рвать полотенца гардин,

Издержавшись - латать переломы.



Чтобы только успеть, и хоть краем груди,

Но закрыть остающихся дома.


безвыходных ситуаций не бывает
Боже, храни Пеппилотту.

Она не сильна ни в быту, ни в науках, ни в вере в себя,

и учить ее жизни — настолько же действенно,

как и читать сопромат голубям,

ее радости считанны, ночи длинны,

а победы не больше, чем птичий глоток,

и наверное, вряд ли когда-нибудь выйдет

какой-нибудь зримый и явственный толк

из рассеянной рыже-седеющей девочки

в синем коротком пальто

и дешевой косынке —

немного не в тон...



Пеппилотта — не вкладчик в историю,

все, что ей надобно — кофе, коньяк, пахлава,

остальное — слова, и от съеденных сладостей

ей остаются все те же слова,

ароматы засушенных роз меж страницами Маркеса,

простыни в крупный горох

на двуспальной кровати,

где только во сне собираешь тепло из оставленных крох...

Восемнадцать ее беспокойных любовников

вили гнездо у нее на груди,

но никто не сказал "Пеппилотта, останься",

а мог бы — один...



Так храни ее, господи —

лучше, чем тех, кому много дано и ничто не дано.

Пеппилотта все знает о снах и секундах,

о том, как становится кровью вино,

как любовь превращается в скуку,

как все расстаются, в однажды отмеренный срок,

как с утра разлучает иных неразлучных

и тащит по важному делу метро...

Если день уготовит нам пищу,

какой не осилим и тоже проснемся — никем,

Пеппилотта оплачет обоих

и сделает запись

в своем дневнике.


рождая орган для шестого чувства
В три десять на Юму -

Таинственный поезд,

Там в окнах мелькают

Летящие тени

В кромешной ночной пустоте -



Застреленных вместе,

Повешенных порознь,

Не знавших при жизни,

Не знавших посмертно,

Не знавших законов и стен.



В три десять на Юму

Отправится поезд,

И тени усопших,

И тени убитых,

И тени плюют на закон.



В три десять на Юму,

Пка нам не поздно

Забыть все, что было,

Забыть, что мы - быдло,

Забыться и прыгнуть в вагон.



Почетным конвоем

Несутся ковбои,

Кого убивали,

Шутя убивали,

И кто, не стыдясь, убивал.



Прислушайся, парень! -

Услышишь гитару,

Глухую гитару,

Ночную гитару,

Гитару и песни слова.



Мотивчик нестоек,

Он глохнет в тумане,

Но струны гитары,

Упрямой гитары,

Но струны звенят и звенят,



Что деньги - пустое,

Что друг не обманет,

А пуля шерива,

А пуля шерифа,

А пуля быстрее коня.



Садись в этот поезд,

Садись без билета,

Садись наудачу,

Без долгих прощааний,

Садись и судьбу попроси:



"Пусть дикая помесь

Январского лета

Сожжет и остудит,

Даст путь и стоянку,

Убьет и потом воскресит!"



В три десять на Юму...


Переходи на сторону зла. У нас есть печеньки!
Это - ряд наблюдений. В углу - тепло.

Взгляд оставляет на вещи след.

Вода представляет собой стекло.

Человек страшней, чем его скелет.



Зимний вечер с вином в нигде.

Веранда под натиском ивняка.

Тело покоится на локте,

как морена вне ледника.



Через тыщу лет из-за штор моллюск

извлекут с проступившем сквозь бахрому

оттиском "доброй ночи" уст,

не имевших сказать кому.



1975-1976



[слушать, 145Kb]

Shine On!
Коснуться плеча,

коснуться волны,

коснуться луча,

коснуться стены.



Поверхность души

под ласкою рук.

Касание струн

и вечность вокруг.



в море еще несколько любимых мною его вещей...



читать дальше


Переходи на сторону зла. У нас есть печеньки!
Вы помните ли то, что видели мы летом?

Мой ангел, помните ли вы

Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,

Среди рыжеющей травы?



Полуистлевшая, она, раскинув ноги,

Подобно девке площадной,

Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,

Зловонный выделяя гной.



И солнце эту гниль палило с небосвода,

Чтобы останки сжечь дотла,

Чтоб слитое в одном великая Природа

Разъединенным приняла.



И в небо щерились уже куски скелета,

Большим подобные цветам.

От смрада на лугу, в душистом зное лета,

Едва не стало дурно вам.



Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи

Над мерзкой грудою вились,

И черви ползали и копошились в брюхе,

Как черная густая слизь.



Все это двигалось, вздымалось и блестело,

Как будто, вдруг оживлено,

Росло и множилось чудовищное тело,

Дыханья смутного полно.



И этот мир струил таинственные звуки,

Как ветер, как бегущий вал,

Как будто сеятель, подъемля плавно руки,

Над нивой зерна развевал.



То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,

Как первый очерк, как пятно,

Где взор художника провидит стан богини,

Готовый лечь на полотно.



Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,

Косила сука злой зрачок,

И выжидала миг, чтоб отхватить от кости

И лакомый сожрать кусок.



Но вспомните: и вы, заразу источая,

Вы трупом ляжете гнилым,

Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,

Вы, лучезарный серафим.



И вас, красавица, и вас коснется тленье,

И вы сгниете до костей,

Одетая в цветы под скорбные моленья,

Добыча гробовых гостей.



Скажите же червям, когда начнут, целуя,

Вас пожирать во тьме сырой,

Что тленной красоты - навеки сберегу я

И форму, и бессмертный строй.

воображаемый друг Фэй В.
Тук-тук. Привет. Я не мешаю?

Какой-то сумасшедший день.

Прости, я завтра улетаю.

Что? Выйти в форум? Слушай, лень…

Давай уж тут, потреплем вечер,

Ведь завтра новый день опять.

Да, две назначенные встречи.

А в час пятнадцать улетать.

Что нового? Что муж? Как дети?

Что на работе? Ах, опять…

Прости, я почту не заметил,

Чёрт, завтра рано улетать…

Лечу в Америку, надолго.

Недели три, а может пять…

Работа…Что за чувство долга?

Эх, уже скоро улетать…

Надеюсь, что меня дождёшься.

Там этот, с форума, остряк

Сказал, что с мужем разведёшься

И с ним сойдёшься, вот… чудак.

Смотри… я тоже не умею…

Кино смотрел… да как сказать?

Французский? Что ты – не владею…

Как неохота улетать…

Послушай… чёрт, всё виртуально –

Тут глаз не видно…Что? Не сплю.

Постой. Минуточку. Нормально.

Всё. Точка. Я Тебя ЛЮБЛЮ!




в комментах еще один: тема та же, автор другой.

воображаемый друг Фэй В.
* * *

Стоя на остановке,

Наблюдая за нежными,

осыпающимися цветами вишни,

нечаянно вспоминаешь,

что уже осень,

и цветы становятся жухлыми листьями.

Можно надеть розовые очки.

Печальные аллеи споют песню,

играя на дрожащих венах

истерзанной руки.

На улице бродяги-собаки

воют на луну,

и им все равно, что для тебя - ясный полдень,

это ведь ты так захотел.

Желанию суждено исполниться

ценой крови тополей,

выпущенной отчаявшимся

найти свое пристанище топором.

В хороводе земерзших, покрытых снегом голубых елей

видится та же осень,

с улетающими на юг кошками,

и елям нет никакого дела,

что кошки не умеют летать.

Желтый цветок раскрывает озябшие лучи,

ежащиеся в постоянном напряжении

от черных человеческих мыслей.

Мятая трава начинает прятаться в норы...



Он снова шагнул за порог,

оставив нам отчаянные жесты

непонимания

и плач цветущей вишни

над желтой осенью неба.



Стоя на остановке,

промокая под бисером дождя,

сняв розовые очки,

ты веришь,

что будет лучше...


рождая орган для шестого чувства
I WHO am dead a thousand years,

And wrote this sweet archaic song,

Send you my words for messengers

The way I shall not pass along.



I care not if you bridge the seas,

Or ride secure the cruel sky,

Or build consummate palaces

Of metal or of masonry.



But have you wine and music still,

And statues and a bright-eyed love,

And foolish thoughts of good and ill,

And prayers to them who sit above?



How shall we conquer? Like a wind

That falls at eve our fancies blow,

And old Mжonides the blind

Said it three thousand years ago.



O friend unseen, unborn, unknown,

Student of our sweet English tongue,

Read out my words at night, alone:

I was a poet, I was young.



Since I can never see your face,

And never shake you by the hand,

I send my soul through time and space

To greet you. You will understand.


* * *

Волосы за висок

между пальцев бегут,

как волны, наискосок,

и не видно губ,

оставшихся на берегу,

лица, сомкнутых глаз,

замерших на бегу

против теченья. Раз-



розненный мир черт

нечем соединить.

Ночь напролет след,

путеводную нить

ищут язык, взор,

подобно борзой,

упираясь в простор,

рассеченный слезой.



Вверх по теченью, вниз -

я. Сомкнутых век

не раскрыв, обернись:

там, по теченью вверх,

что (не труди глаза)

там у твоей реки?

Не то же ли там, что за

устьем моей руки?



Мир пятерни. Срез

ночи. И мир ресниц.

Тот и другой без

обозримых границ.

И наши с тобой слова,

помыслы и дела

бесконечны, как два

ангельские крыла.


Переходи на сторону зла. У нас есть печеньки!
И все это ради одного стиха. ;)





Нынче ветрено и волны с перехлестом.

Скоро осень, все изменится в округе.

Смена красок этих трогательней, Постум,

чем наряда перемена у подруги.



Дева тешит до известного предела -

дальше локтя не пойдешь или колена.

Сколь же радостней прекрасное вне тела:

ни объятья невозможны, ни измена!



___



Посылаю тебе, Постум, эти книги.

Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?

Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?

Все интриги, вероятно, да обжорство.



Я сижу в своем саду, горит светильник.

Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.

Вместо слабых мира этого и сильных -

лишь согласное гуденье насекомых.



___



Здесь лежит купец из Азии. Толковым

был купцом он - деловит, но незаметен.

Умер быстро - лихорадка. По торговым

он делам сюда приплыл, а не за этим.



Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.

Он в сражениях империю прославил.

Сколько раз могли убить! а умер старцем.

Даже здесь не существует, Постум, правил.



___



Пусть и вправду, Постум, курица не птица,

но с куриными мозгами хватишь горя.

Если выпало в Империи родиться,

лучше жить в глухой провинции у моря.



И от Цезаря далёко, и от вьюги.

Лебезить не нужно, трусить, торопиться.

Говоришь, что все наместники - ворюги?

Но ворюга мне милей, чем кровопийца.



___



Этот ливень переждать с тобой, гетера,

я согласен, но давай-ка без торговли:

брать сестерций с покрывающего тела -

все равно что драхму требовать от кровли.



Протекаю, говоришь? Но где же лужа?

Чтобы лужу оставлял я -- не бывало.

Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,

он и будет протекать на покрывало.



___



Вот и прожили мы больше половины.

Как сказал мне старый раб перед таверной:

"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".

Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.



Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.

Разыщу большой кувшин, воды налью им...

Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?

Неужели до сих пор еще воюем?



___



Помнишь, Постум, у наместника сестрица?

Худощавая, но с полными ногами.

Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.

Жрица, Постум, и общается с богами.



Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.

Или сливами. Расскажешь мне известья.

Постелю тебе в саду под чистым небом

и скажу, как называются созвездья.



___



Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,

долг свой давний вычитанию заплатит.

Забери из-под подушки сбереженья,

там немного, но на похороны хватит.



Поезжай на вороной своей кобыле

в дом гетер под городскую нашу стену.

Дай им цену, за которую любили,

чтоб за ту же и оплакивали цену.



___



Зелень лавра, доходящая до дрожи.

Дверь распахнутая, пыльное оконце,

стул покинутый, оставленное ложе.

Ткань, впитавшая полуденное солнце.



Понт шумит за черной изгородью пиний.

Чье-то судно с ветром борется у мыса.

На рассохшейся скамейке -- Старший Плиний.

Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.



март 1972


Поехали!)