17:16

A vida e bela, a vida e triste.
если ты хоть раз слышал как пахнет свобода то ты поймёшь

зачем я плачу. и знаешь. способность плакать её ведь не

пропьёшь не потратишь и даже не потеряешь. свобода,

она, мой мальчик, та ещё стерва. ты хочешь её. ты её целуешь.

ты лижешь ей спину. а она фригидна. она скотина. мне кто-то

даже сказал однажды она мол вообще не имеет рода.



вот я и плачу. казалось, я снял с неё платье. казалось,

она сама для меня разделась и обволокла собой тело

моё. она так меня хотела. а нет, мой мальчик. не стоит

иметь с ней дело. она замечательна в сексе. когда ты

попал к ней внутрь ты чувствуешь её запах. он чем-то

похож на вечность и очень сладок и ты без него не можешь



прожить секунды. мой мальчик, я будто попал

в воронку. ушёл под воду. и дно меня тянет.

пусть я мужчина, я жду от неё ребёнка. я

отдал ей всё, что нажил. я даже себя

ей отдал. мой мальчик, я плачу.

я весь в оковах. я так влюбился

в свою свободу.



ах если бы ты хоть раз слышал как пахнет свобода



Тут нашла: http://diary.ru/~Dessie/?comments&postid=29273546

... в темпе вальса ...
Холодом

зябким

накрою

сердце.

Ничто меня не сломает.

Тебе

от меня

никуда

не деться.

Поверь, такое бывает.

Не вытравишь,

выгонишь -

даже

не пробуй,

Забудь. Привыкай. Навечно.

Вращается

бешено

весь этот

глобус:

Все кончится, все быстротечно.

Есть ты, и

есть я, и

парочка

лишних.

Не думай, не стоит, правда.

Слова

свои

прошепчи

потише -

Это ведь магия. Ладно,

Черт

с тобою,

живи,

как задумал.

Я слаба, я слишком устала

Смотреть

в револьвера

тоски

дуло.

Мне любви бесконечно мало.

Мне бы

в нежности

твоей

захлебнуться,

Мне бы... Что это я? Плачу?

Ты посмел

за мной

вдруг

вернуться?

Верю: эта примета - к удаче.




"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
У богоматери

было очень усталое лицо.



- Мария, - сказал я, -

отдохните немного,

я подержу ребенка.



Она благодарно улыбнулась

и согласилась.



Младенец

и впрямь был нелегкий,

он обхватил мою шею ручонкой

и сидел спокойно.



Подбежала служительница музея

и закричала,

что я испортил икону.



Глупая женщина.


Отпусти меня, чудо-трава!
На земле во время оно,

Много тысяч лет назад,

Жили монстров легионы,

Как раскопки говорят.



Не чинились им вовеки

Ни преграды, ни препоны.

Но явились человеки

И ввели свои законы.



Не спросив чужого мненья

(Что для них вполне обычно),

Люди приняли решенье

Всем владеть единолично.



Расселились человеки

Как бессовестные воры-

Осушая наши реки,

Разрушая наши горы.



Вы, Адамовы отродья,

Вас тут не было доныне!

Наши древние угодья

Называете своими!



Стройте ваши поселенья -

Что нам, жалко, в самом деле?

Но ведь вы, прошу прощенья,

Совершенно ... обалдели!



Убиваете на месте

Всех, кто выглядит иначе.

И взываете о мести,

Если кто дает вам сдачи.



Кровь мила холодной стали,

Руки чешутся без драки.

Так ли сильно вам мешали

Гномы, тролли, вурдалаки?



Врете вы, не дрогнув бровью,

Что русалки вас щекочут.

А не лезьте к ним с любовью

Если девушки не хочут!



Кто ловил бы лепреконов,

Не храни малютки клады?

Кто бы вырезал драконов,

Будь они не так богаты?



Что копили, собирали -

Стало ваше по закону.

Вы мечами втолковали

Это каждому дракону.



И, пустой забавы ради

Вы на храмах ваших тупо

Разместили на фасаде

Молодых горгулий трупы!



Ну торгуйте! Право слово,

Но зачем идти войною?

Нет - вам хочется чужого!

Сей же час! Любой ценою!



Надавать бы вам по попке,

Но иссякла наша сила,

Когда вы палили в топке

Корни Древа Иггдразила.



Если б мылись вы почаще

И следили за собою,

Сами вышли бы из чащи

К вам эльфийки за любовью.



Вы ж за время войн длинных

Эльфов вырезать сумели,

И эльфиек на руинах

Целым стадом поимели.



Мы на вас, как кнут на обод -

Не особенно похожи.

Только разве это повод

Вырезать по нашей коже?



Все пропали мы куда-то,

Нас не слышно и не видно.

Как-то все это, ребята,

Получилось несолидно!



Ничего вам не забудет,

Всё припомнит Мирозданье.

Только нас при том не будет,

Мы уже уйдем в преданья.



Нынче время вашей славы,

Мы же тихо удалимся.

Да, мы нелюди, вы правы.

Мы - не люди. Чем гордимся.




Сладок всякому друг сердечным советом своим! Пр.27:9
Никто ничего не отнял!

Мне сладостно, что мы врозь.

Целую Вас - через сотни

Разъединяющих верст.



Я знаю, наш дар - неравен,

Мой голос впервые - тих.

Что Вам, молодой Державин,

Мой невоспитанный стих!



На страшный полет крещу Вас:

Лети, молодой орел!

Ты солнце стерпел, не щурясь,-

Юный ли взгляд мой тяжел?



Нежней и бесповоротней

Никто не глядел Вам вслед...

Целую Вас - через сотни

Разъединяющих лет.



12 февраля 1916

... в темпе вальса ...
Погас камин, закончилось горение.

Одна зола.

Желания на грани преступления…

На грани зла…

Акутагава брошен за ненужностью,

С кровати вниз..

Я выписан квадратом из окружности

И так завис.

Нелепо-неуклюжие движения

То в тьму, то в свет..

Желания на грани наваждения,

А смысла нет…

Не пишет, не звонит, не откликается,

Второй сезон…

Быть может, мне в грехах моих покаяться?

А есть резон?

А есть ли смысл взывать, просить прощения,

Поймёшь ли ты

Желания на грани ощущения

И пустоты…

Погасли звёзды, вымерли созвездия

/Шабаш в аду?/

Когда же ты придёшь, моё Возмездие,

/Давай, я жду!/

Я жажду упоения сражением,

Ну, где же ты?

Желания до головокружения,

До дурноты…

Акселератор просится на максимум

В прыжок из тьмы,

Влекомы как амёбы хемотаксисом

Друг другом мы.

Летим разноимёнными зарядами

В одно ядро,

Безумно далеко, и всё же рядом мы

Всё так старо…

К чему мои порывы и дерзания

И векселя…

Желания на грани возгорания,

Аннигиля…….


я ранимый, не снимай с меня хитиновый покров
Это не счастье мама, только сплошное небо.

Видишь, дочка рисует карандашами слепо,

Видишь, она не знает, видишь, она не умеет…

Это радость такая, робкой улыбкой греет.



Это не жизнь мама, обыденная, как проза,

Жить в общей палате, без костылей и наркоза.

Веришь, я тоже нищий, как и они, снаружи,

Только немного чище, значит намного хуже.



Это не вера мама, это всего лишь – нагайка,

С металлическим шариком, боли стальная пайка.

Это уже не шрамы, просто такие пути,

На коже карт и балконов, сорвался, значит – лети.



Это не я мама, это игра такая,

Попробовать проскочить между колёс трамвая.

И знаешь – играл с нею, третьего не дано,

Если напротив света черное есть пятно.



Это не комната мама – барак, все мы оттуда,

Там, где колючая проволока и вертухаев груда.

Там, где провалы окопов и братских могил холмы,

Там, где никто не выжил, если живет взаймы.



Это ничто мама, точка в конце предложения,

Коли не написал своего продолжения.

КОли…КолИ иголка, сшивай края, не сшивай…

Знаешь, я понял мама, это, точно, не рай…



Это и не сумятица, если жизнь как миг,

Не успел оглянуться и улетел кулик.

И улетел… С дождями, ветром, за облака,

Черно-белый рисунок, на куске черепка…

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
У кысы полосатые бока.

Она мягка и капельку дика.

Но не за это я её люблю.

А просто так. Заместо мужика.



Ещё тут: http://magazines.russ.ru/znamia/2002/12/aref.html

@настроение: =)

13:15

Есенин

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
...Счастье,- говорил он,-

Есть ловкость ума и рук.

Все неловкие души

За несчастных всегда известны.

Это ничего,

Что много мук

Приносят изломанные

И лживые жесты.



В грозы, в бури,

В житейскую стынь,

При тяжелых утратах

И когда тебе грустно,

Казаться улыбчивым и простым -

Самое высшее в мире искусство...

В Гамале все погибли, кроме двух сестёр Филиппа.

Во время тройной зачистки их не смогли найти.

Гамала относилась к городам крепостного типа,

куда очень трудно ворваться и откуда нельзя уйти.



С трёх сторон высокие стены, а с четвёртой - гребень обрыва,

висящий над чёрной прорвой, куда страшно даже смотреть.

Около пяти тысяч жителей, когда ещё были живы,

бросились в эту пропасть, предпочитая лёгкую смерть.



С ними были деньги и вещи - довольно странный обычай!

Спуститься туда сложно, подниматься еще трудней.

Но кое-кто из солдатиков всё же вернулся с добычей.

(И некоторые предметы сохранились до наших дней.)



Хронист, описавший все это, был горек, сух и спокоен.

Он пришел туда с победителями, в одних цепях, налегке.

До того, как попасть в плен, он был храбрый и стойкий воин,

и командовал обороной в небольшом городке.



Потом их загнали в пещеры и обложили туго,

и когда между смертью и рабством им пришлось выбирать,

они после долгих споров поклялись, что убьют друг друга.

Он остался последним. И он не стал умирать.



Он писал прекрасные книги. Он улыбался славе.

Его любили красавицы. У него удалась судьба.

Он и сегодня известен нам как Иосиф Флавий.

Флавий - это имя хозяина. А Иосиф - имя раба.



Мы обязаны памятью предателям и мародерам.

Мы обязаны сладостью горьким всходам земли.

Мы обязаны жизнью двум девочкам, тем, которым

удалось спрятаться так, что их не нашли.


"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
* * *

Умереть — тоже надо уметь,

на свидание к небесам

паруса выбирая тугие.

Хорошо, если сам,

хуже, если помогут другие.

Смерть приходит тиха,

бестелесна,

и себе на уме.

Грустных слов чепуха

неуместна,

как холодное платье — к зиме.



И о чем толковать?

Вечный спор

ни Христос не решил, ни Иуда...

Если т а м благодать,

что ж никто до сих пор

не вернулся с известьем оттуда?



Умереть — тоже надо уметь,

как прожить от признанья до сплетни,

и успеть предпоследний мазок положить,

сколотить табурет предпоследний,



чтобы к самому сроку,

как в пол — предпоследнюю чашу,

предпоследние слезы со щек...

А последнее — Богу,

последнее — это не наше,

последнее — это не в счет.



Умереть — тоже надо уметь,

как бы жизнь ни ломала

упрямо и часто...

Отпущенье грехов заиметь —

ах, как этого мало

для вечного счастья!



Сбитый с ног наповал,

отпущением ч т о он добудет?

Если б Бог отпущенье давал...

А дают-то ведь люди!



Что — грехи?

Остаются стихи,

продолжают бесчинства по свету,

не прося снисхожденья...

Да когда бы и вправду грехи,

а грехов-то ведь нету,

есть просто — движенье.



1966

Don't expect much


танцую джигу, смеясь, на осколках прошлого,

босыми ступнями мельчу все осколки в крошево,

немного больно, но не ногам, а гораздо выше –

ноет в груди, кто-то зовет побродить по крышам

и только так, чтоб непременно по самой кромке...

но я танцую и напеваю неверно-ломким

четыре буквы, всего четыре – чужое имя,

а под ногами - чужая память, где ты с другими...

а под ногами осколки судеб... шальная джига

меня уводит по краю боли, по краю крика...



(c)Щербанова Татьяна

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Ты же знаешь, мне нужно немного,

Не прошу ни дворцов, ни «Феррари»,

Не хочу короля нефтяного,

Ни к чему с главной ролью сценарий.



Ты же знаешь, на самом-то деле,

Только краешек неба в окошко,

Только радуги кончик в апреле,

Только нежности дай мне немножко.



Только голос твой в утренней дреме,

Только воздуха в грудь до упора,

Слезы радости, взлет на подъеме.

Шум шагов в том конце коридора.



Дай мне каплю росы на рассвете,

Дай мне запах фиалки под вечер,

Поцелуй на последнем куплете,

Сладкий вздох при нечаянной встрече.



Мне б прижаться к тебе на минутку,

На секунду, на век, на мгновенье.

Чувства редко внимают рассудку.

Подари мне свое возвращенье.

8 мая 2004 г.Инта


"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Девичья гибкость, хрупкость, холодноломкость.

Женская плотность, твердость, но и упругость.

Тех и других низкая стойкость, прочность, надежность.

Их отпускная вязкость, сопротивленье разрыву.

Мужская текучесть, старение и усталость.

Обширный ассортимент, но скверный сортамент.

И никаких гарантий.



06.04.1994г., Москва.






... в темпе вальса ...
И кажется, выжить уже невозможно,

Вдохнуть не дает вставший в горле комок,

Сама по себе я несу осторожно

Из чувств нерастраченных смятый клубок.



А мне бы упасть с высоты и разбиться,

Лишиться рассудка от тягостных снов,

А мне бы на черное дно погрузиться,

Растаять, пропасть среди вечных снегов.



И кажется, выжить уже невозможно,

По-капельке жизнь вытекает из глаз,

Свой смятый клубок я несу осторожно

Ненужный тебе, бесполезный для нас…


"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.


Отсюда: http://izubr.livejournal.com/218085.html?mode=reply

... в темпе вальса ...
Сказочник болен и очень устал,

Гасит под утро оплывшие свечи.

Ветер за окнами ночью шептал:

"Смертен как люди, как люди не вечен"



Стынет восход на немытом стекле,

Алым на гранях пустого стакана

Ветер несет свою весть по земле:

"Гений уйдет, как всегда, слишком рано."



Щурится слепо на хмурый рассвет

Бледный творец зачарованных сказок,

Не ест и не спит, хоть сил уже нет

На поиски новых счастливых развязок.



Сказочник губит листок за листком,

Запутавшись в сети загадочных знаков,

А ветер за окнами всё о своём:

"Для смертных исход всегда одинаков"



Движется в небо последний паром,

Тоска воцарилась на тихом причале,

Колокол плачет еще не о нем,

Хоть громче обычного чайки кричали.



Близится сказки счастливый финал,

Полдень уже обращается в вечер.

Сказочник болен и очень устал,

Смертен как люди, как люди не вечен.


Шесть миллиардов меня
Сегодня таяло, сегодня

Я простояла у окна.

Взгляд отрезвленной, грудь свободней,

Опять умиротворена.



Не знаю, почему. Должно быть,

Устала попросту душа,

И как-то не хотелось трогать

Мятежного карандаша.



Так простояла я — в тумане—

Далекая добру и злу,

Тихонько пальцем барабаня

По чуть звенящему стеклу.



Душой не лучше и не хуже,

Чем первый встречный — этот вот,

Чем перламутровые лужи,

Где расплескался небосвод,



Чем пролетающая птица

И попросту бегущий пес,

И даже нищая певица

Меня не довела до слез.



Забвенья милое искусство

Душой усвоено уже.

Какое-то большое чувство

Сегодня таяло в душе.



24 октября 1914


"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Наши ссоры переходят в вечность,

Сны и мысли, видимо, не те...

Уходя, зажги на память свечку -

Я боюсь остаться в темноте.

В синем небе тает невесомо

Твой искристый смех и теплый взгляд...

Уходя, возьми ключи от дома -

Этот дом ни в чем не виноват.

Если даже ни во что не веришь,

Ничего не хочешь и не ждешь -

Уходя, оставь открытой дверь лишь,

Как надежду в то, что ты придешь.

Уходить занятье не простое...

Ах, мой драгоценный человек! -

Уходя, возьми меня с собою:

Сменим вместе город, время, век...



(с) http://www.skiminok.ru

Сладок всякому друг сердечным советом своим! Пр.27:9
Ты - музыка, но звукам музыкальным

Ты внемлешь с непонятною тоской.

Зачем же любишь то, что так печально,

Встречаешь муку радостью такой?

Где тайная причина этой муки?

Не потому ли грустью ты объят,

Что стройно согласованные звуки

Упреком одиночеству звучат?

Прислушайся, как дружественно струны

Вступают в строй и голос подают,-

Как будто мать, отец и отрок юный

В счастливом единении поют.

Нам говорит согласье струн в концерте,

Что одинокий путь подобен смерти.