предчувствия и сны
Я снимаю платье, стираю грим –
Говорят, войны не будет.
Я так долго вдыхала этот дым,
Что другое помню смутно.
Сотри мои слезы, обними –
Это все уже не страшно.
Я могла бы взорвать этот мир,
Но меня взорвали раньше!..

И я выйду из тела
в белое – белый
потолок.
Но он ведь знает, что делает,
он знает, что делает –
мой бог.

Я рисую по стенам твой профиль –
Это сердце прятать негде.
Мы одной боли, одной крови
И, к тому же, в одной секте,
Тех, кто мог спасти этот мир,
Но нечаянно и тихо…
Сотри мои слезы, обними –
Я иду туда, где выход.

Живи, живи и делайся другим...
***
Он говорит:
- Сейчас есть пять вариантов развития событий:
Мы идём к тебе.
Мы едем ко мне.
Ты поднимаешься к себе одна.
Мы сидим в машине.
- А какой пятый?
- Бегаем вокруг машины.
Есть ещё шестой.
Ты расстёгиваешь своё жёлтое пальто,
И я катаю тебя на крыше машины вокруг дома.
Спрашиваю:
- А зачем пальто расстёгивать?

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Я же долбаный кинестетик, мне подавай
порельефнее кружку, а в кружке горячий чай;

мне бы только зарыться носом, уткнуться лбом,
и шептать – хоть чужой, но знаком же, знаком, знаком;

мне бы руку в мешок с крупою и там забыть;
я из тех, кто касанием лёгким здоров и сыт;

я из тех, кто, нащупав под свитером тонкий шрам,
сладко морщится; я вообще-то поклонник травм,

швов, царапин и лёгкой небритости; у меня
пальцы голодны, и настолько, что аж звенят,

их бы в бархат бы синий, в глину бы, в пластилин,
в мякоть персичную, в айвовую – хоть один;

их пустить в экспедицию, в пешую, в кругосвет,
вот они огребли веселий бы и побед,

вот вернулись они б истёртые, с ломотой,
но зато не кусала больше б их, но зато

не трепала бы хвост котовий, как чётки, не
топила б себя ни в ванной и ни в вине.

я же долбаный кинестетик, и вместо слов
пальцы душат запястья, молча, до синяков.

Пойдемте лучше смотреть жука.
Надо посуду вымыть, а тянет разбить.
Это отчаянье, Господи, а не лень.
Как это трудно, Господи, – век любить.
Каждое утро, Господи, каждый день.

Был сквозь окно замерзшее виден рай,
Тусклым моченым яблоком манила зима.
Как я тогда просила: “Господи, дай!”
- На, – отвечал, – только будешь нести сама.

Живи, живи и делайся другим...
Все тело с ночи лихорадило,
Температура - сорок два.
А наверху летали молнии
И шли впритирку жернова.

Я уменьшалась, как в подсвечнике.
Как дичь, приконченная влет.
И кто-то мой хребет разламывал,
Как дворники ломают лед.

Приехал лекарь в сером ватнике,
Когда порядком рассвело.
Откинул тряпки раскаленные,
И все увидели крыло.

А лекарь тихо вымыл перышки,
Росток покрепче завязал,
Спросил чего-нибудь горячего
И в утешение сказал:

- Как зуб, прорезалось крыло,
Торчит, молочное, из мякоти.
О господи, довольно плакати!
С крылом не так уж тяжело.

1964

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Постэсхатологическое.

Наше свято место отныне пусто. Чуть стоят столбы, висят провода.
С быстротой змеи при виде мангуста кто могли, разъехались кто куда.
По ночам на небе видна комета - на восточном крае, в самом низу.
И стоит такое тихое лето, что расслышишь каждую стрекозу.

Я живу один в деревянном доме, я держу корову, кота, коня.
Обо мне уже все позабыли, кроме тех, кто никогда не помнил меня.
Что осталось в лавках - беру бесплатно. Сею рожь и просо, давлю вино.
Я живу, и время течет обратно, потому что стоять ему не дано.

...


* * * (также известно как "Манифест трудоголика")

Жизнь не стоит того, чтоб жить, тем более умирать.
Нечем особенно дорожить, нечего выбирать.
Плохо кончит любой рожденный. Прочего не дано.
Победитель и побежденный проигрывают равно.

Непонятна мне Пастернакова дружба с его сестрой:
Здесь кончается одинаково все, несмотря на строй.
Месиво, крошево, тесто, печево, зелье, белье, сырье —
Пусть ее любят те, кому нечего делать, кроме нее.

...

Живи, живи и делайся другим...
***

Месяц, гуляка ночной,
Вышел гулять в поднебесье.
Тихой ночною порой
С шустрою звездной толпой
Любо ему куралесить.
Месяц, гуляка ночной...

С пачками свечек сквозь тьму
Выбежав, как для проверки,
Сделали книксен ему
Звездочки-пансионерки.
Месяц же, ленью томим,
Вместо обычной работы,
Стал вдруг рассказывать им
Анекдоты!

Если темной летней ночью
Вы увидите воочью,
Как с полночной выси дальней,
Впавши в обморок повальный,
Тихо падают без счета
Звездочки различные,
Это значит, анекдоты
Были неприличные!

1913

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Подарила мне мама однажды нож, с черным лезвием маленький воронок. Мать не знала, что я – наркоман и бомж, говорила – учись хорошо, сынок.
Брат мой старший лицом был похож на смерть; обещал взять на дело когда-нибудь. Он на звезды меня научил смотреть, и сказал, как из золота делать ртуть; научил различать он, где бред, где брод, где знак свыше, где просто дорожный знак.
А сестра говорила, что я урод, но уверен, она не считала так.
Трасса в небо идет, горизонт высок, вдоль дороги лежат черепа коров. Ветер здесь горяч, раскалён песок, и машина едва не скатилась в ров. Тормошу водителя – брат, не спать, до границы доехать – полдня всего. За рулем – мой младший, он пьян опять, и разбавлены спиртом глаза его.
Обернувшись, он мне говорит – «держись, не сдыхай, братишка!» А в окнах — тьма. Подарила мне мама однажды жизнь, но забыла в нагрузку додать ума. И в простреленном легком клокочет страх, заливает кровавая пена рот. Но со лба вытирает мне пот сестра. Говорит: «Если сдохнешь – убью, урод».

©, 6.08.09

Если у Вас нет паранойи, то это еще не значит, что за Вами не следят! (с)
Я жить не могу настоящим,
Я люблю беспокойные сны,
Под солнечным блеском палящим
И под влажным мерцаньем луны.

Я жить не хочу настоящим,
Я внимаю намекам струны,
Цветам и деревьям шумящим
И легендам приморской волны.

Желаньем томясь несказанным,
Я в неясном грядущем живу,
Вздыхаю в рассвете туманном
И с вечернею тучкой плыву.

И часто в восторге нежданном
Поцелуем тревожу листву.
Я в бегстве живу неустанном,
В ненасытной тревоге живу.

22:01

Дорогие мои,

напоминаю, что у данного сообщества есть правила оформления постов (в эпиграфе и в профиле),
и эти правила обязательно соблюдать.

В теме поста необходимо указывать автора и название, либо первую строку стихотворения.

Если вы не знаете автора, воспользуйтесь поисковыми системами. Яндекс всегда меня выручал, когда я искала непроставленных вами авторов.

Мысли, чувства и идеи, на которые вас вдохновило стихотворение, убирайте в комментарии.
Картинки – туда же.

Курсив, Caps Lock, жирный, увеличенный или цветной шрифт допустимы, если так было у автора.

Переделать перепост в правильно оформленный пост - это дело одной минуты, а смотрится гораздо лучше.


За неоднократное пренебрежение правилами воспоследуют санкции. :)
С уважением, модератор.

люблю малкавианок
Я люблю путешествовать строго на запад,
Заполночные споры и пражские крыши.
Я играю на нервах, как маленький Заппа,
И пишу на манжетах, как некогда Ницше.

Я ношу только черный и то - наизнанку.
Не имею привычек и места под солнцем.
Но цитирую "Фауста", как наркоманка,
И зову тебя только по имени: Моцарт.

Я не знаю латыни, не рвусь на иконы,
Никогда не бывала привязана к дому.
Я всегда под прицелом, всегда вне закона.
И не плачу от боли, когда по живому.

Как ни странно, я искренне верю в приметы.
И пока ты со мной одним воздухом дышишь,
Улыбаюсь тебе, как седая Джульетта,
И курю сигареты без фильтра, как Ницше.

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
мне сказали
что ты меня все еще любишь
что ты звонишь
когда меня нету дома
читаешь мои любимые книги
чтобы быть внутренне ближе
ходишь за мной по пятам
в офисе и магазине
к знакомым

говорят, тебя даже видели рядом со мной
весной
на гриле
далеко за городом
и даже на конференции по недвижимости в париже

и это
несмотря на то
что мы друг с другом практически не говорили
и по известным причинам
я в ближайшем будущем тебя, как мне кажется, не увижу

хочешь узнать почему?

потому что на мокрой дороге в ригу
тебя разорвало, размазало, разбросало
и перемешались в единую массу волосы, мясо, кости
и какое-то даже сало
и отдельно лежала оскаленная голова

потому что я был на похоронах
как положено
покупал цветы

потому что
два года уже мертва

но

может быть, это все-таки правда

потому что какой-то странный
травянистый запах
бывает в ванной

ранним утром
я иногда захожу на кухню

там
внезапно
вымыты все тарелки
и накурено
и съедена вся халва.

люблю малкавианок
Зеницы, лики множатся, наречия, предметы,
энциклопедии, платформы, звездные миры.
Все гуще зарастают рощи,
с трудом ступает человек.

Нарцисс, ты хочешь верить, что всегда,
мудрейшим среди мудрых оставался.
Зачем смотреть вокруг, когда собой
милее любоваться, чем другими?

А ты вглядись - попристальней, поглубже -
в пристрастные озера глаз твоих:
всплывают лица, лозунги, предметы,
миры - включая звездные миры.

Фильм крутится, базарит Вавилон,
нас по рукам и по ногам связали.
А ты, Нарцисс (мы, я), ты обречен
искать себя закрытыми глазами.

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Смотрю на море жадными очами,
К земле прикованный, на берегу...
Стою над пропастью - над небесами -
И улететь к лазури не могу.

Не ведаю, восстать иль покориться,
Нет смелости ни умереть, на жить...
Мне близок Бог - но не могу молиться,
Хочу любви и не могу любить.

Я к солнцу, к солнцу руки простираю
И вижу полог бледных облаков...
Мне кажется, что истину я знаю -
И только для нее не знаю слов.

1893

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Ребёнок у дверей всё просит свет включить,
Преследуют его младенческие страхи.
Пусть этот белый маг - вольфрамовая нить -
Избавит от существ, таящихся во мраке.

Вселенная его, как комната, темна,
Он что-то говорит, но смысла не уловишь:
Нет логики в словах - лишь мистика одна,
Тот самый сон ума, рождающий чудовищ.

И как я ни трудись, но их не разгляжу -
Тех, кто играет с ним в таинственные прятки.
Я в комнатную мглу бестрепетно вхожу,
Вселенная моя в логическом порядке.

Теперь труднее стать участником игры
И без улыбки внять мистическим рассказам -
Куда роднее нам разумные миры.
Фантазия жива - но ею правит разум.

Я лампу засвечу и выйду на балкон.
Ребёнок за спиной затихнет, успокоясь.
А я взгляну во тьму, где блещет Орион,
И предварит стихи его трёхзвёздный пояс.

И движутся миры, и полночь на часах,
И вечность притекла в моё тысячелетье,
И надо ли жалеть о детских чудесах,
Когда в моих садах созвездья, как соцветья!

И можно цепенеть, глядеть во мрак миров
И считывать стихи - мистически, бессонно.
У них названья нет. Над ними вместо слов
Пылают три звезды, как пояс Ориона.

Страничка на Стихире

Veteran of a Thousand Psychic Wars
Пока руно волос твоих течет,
как золото в лучистой филиграни,
и не светлей хрусталь в изломе грани,
чем нежной шеи лебединый взлет,

пока соцветье губ твоих цветет
благоуханнее гвоздики ранней
и тщетно снежной лилии старанье
затмить чела чистейший снег и лед,

спеши изведать наслажденье в силе,
сокрытой в коже, в локоне, в устах,
пока букет твоих гвоздик и лилий

не только сам бесславно не зачах,
но годы и тебя не обратили
в золу и в землю, в пепел, дым и прах.

Mira cómo se mece una vez y otra vez, virgen de flor y rama, en el aire de ayer. (с)
«Есть такая страна, Джон,
где
все играют на банджо
и не думают о еде.
Ты даже не представляешь, Джон, –
они питаются светом,
исходящим от собственных жён.
Свет со вкусом вина и хлеба,
свет, играющий на ветру.
Смотришь в небо,
перебираешь
полоски струн,
лёжа на тёплых коленях жены,
и никакие занятия больше тебе не нужны.
Тебе понравится, ты не такой пижон,
приезжай вместе с Йоко, Джон.
Аж сердце ёкает, когда думаю, что снова тебя увижу,
это даже лучше, чем ночью гулять по Парижу.
Если не хочешь банджо,
то захвати свой старый, как смерть, рояль.
Это такая страна, Джон,
там совсем не нужна мораль:
ты играешь – жена излучает свет;
и ни войны, ни религии – нет.
Это не страшно – подай мне знак,
я пришлю за тобой упряжку
и несколько звёздных собак.
Их потом не догонишь
ни на самолёте, ни на корабле.
Ты понимаешь, Джонни,
эта страна не совсем на Земле.
Да, что-то вроде Клондайка:
добираться только на лайках,
работать, не покладая рук,
только климат мягче и вместо золота – звук.
Здесь много отличных ребят
и настоящего рок-н-ролла.
Не знаю, как насчёт Пола,
а Джордж скоро будет здесь.
Бросай свой Лондон
и его туманную спесь!
Как выйдешь на улицу,
крикни: « Довольно!» –
возникнет
возничий по имени Марк.
Сначала будет немного больно,
потом беспросветный мрак;
а через секунду ты будешь дома, Джон.
Начни с тональности до мажор...

(с) Иван Полторацкий.

Veteran of a Thousand Psychic Wars
ЗАБЫТАЯ ЦЕРКОВЬ
(Баллада большой войны)

У меня был сын, и звали его Хуаном.
У меня был сын.
На страстной он ушел в катакомбы.
Я увидел его, непоседу, на лесенках панихиды -
и пастырю в сердце он выплеснул свой котелок.
Я стучался в могилы. Сынок мой! Сынок! Сыночек!
Я разгладил морщинку на зеркальце - и догадался,
что любовь моя стала рыбкой
далеко, где глохнут колеса.
У меня была милая.
У меня была мертвая рыбка под пеплом кадильниц.
У меня было целое море... Боже мой!
У меня было море!
Я хотел зазвонить с колокольни,
но черви точили плоды,
и горелые спички
глодали весеннее жито.
Видел я, как прозрачный журавль алкоголя
расклевывал черные лбы умиравших солдат,
и видел палатки,
где пускали по кругу стакан со слезами.
Первоцветы причастия! В них я тебя отыщу,
сердце мое, когда пастырь
поставит осла и вола у морозной чаши
пугать полуночных жаб.
У меня был сын, и мой сын был сильным,
но мертвецы сильнее и скоро сглодают небо.
Был бы сын мой медведем,
не боялся бы я кайманов,
не глядел бы, как море прикрутили к деревьям,
как насилуют гавань солдаты.
Был бы сын мой медведем!
От морозного мха я забьюсь под брезент.
Я же знаю - мне сунут мешок или галстук,
но на гребне молитвы я все-таки выверну руль -
и камни охватит безумье пингвинов и чаек,
чтоб каждый, кто спит или спьяну поет, закричал:
"У него же был сын!
Сын его, сын,
он только его был и больше ничей!
Это сын его был! Его сын!"

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Елене Шварц

Осенний ветер встанет – не отстанет!
А выбив стены в доме ноября,
Берет меня за улицу кустами,
Крапивных рук манжетами звеня.

Чугунный лифт наполненный по горло
Сейчас провалится в мои заобраза,
Из тесно – сквозь темно – в просторно
На мякоти тисков писать, глаза

Закрыв. Осенний ветер с треском,
Как черный зонт, наденет вдоль реки
Чехлы домов, простроченные леской,
На сумасшедшие свои стихи.

В огромной кофте в бешеных рисунках,
Заправленной за старый стадион,
Он поднимается с водонапорной рюмкой
В нарядно вечереющий бетон.

И так мычит, как рельсы над трамваем –
Хватая шеей лезвие сосны,
Он морщит дымный лоб и запивает
Смерть осени рождением зимы.

Публикация в "Топосе"

Живи, живи и делайся другим...
****

Я думала, что главное в погоне за судьбой –
Малярно–ювелирная работа над собой:
Над всеми недостатками,
Которые видны,
Над скверными задатками,
Которые даны –
Волшебными заплатками,
Железною стеной
Должны стоять достоинства,
Воспитанные мной.

Когда–то я так думала
По молодости лет.
Казалось, это главное,
А оказалось – нет.
Из всех доброжелателей никто не объяснил,
Что главное – чтоб кто–нибудь
Вот так тебя любил:
Со всеми недостатками,
Слезами и припадками,
Скандалами и сдвигами
И склонностью ко лжи –
Считая их глубинами, считая их загадками,
Неведомыми тайнами твоей большой души.